Бродяга ночи и окраин

Бродяга ночи и окраин…
Под снегом, ветром и дождём
Бесплотной тенью бродит Каин
И Авель молится о нём.

Он, если б мог покой нарушить —
Из райской сладостной тиши
В пустую Каинову душу
Отсыпал часть своей души.

Бессмертья горсточку скупую
Во мглу сегодняшнего дня,
Чтоб я свечу зажёг простую
За всех, оставивших меня.

Поэзия — самая точная вещь на свете

Люди рационального склада ума порой пренебрежительно относятся к поэтам и тому, что можно назвать поэтическим видением мира, поэтическим опытом. Мол, поэзия — это нечто бесполезное и фантасмагоричное, несуществующее, не имеющее отношения к реальности.

И совершенно напрасно, поэзия — самая точная вещь на свете. В некотором смысле я точна ровно настолько, насколько поэтична, причём точность эта не является результатом многих знаний, кропотливых расчётов и сопоставлений. Поэтическая точность — здесь и сейчас, она всегда — откровение, вспышка полноты знания и целостности. Техническими приёмами лишь восполняется неполнота опыта и невнятность слышания.

«Что такое поэт? — вопрошает Блок. — Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он — сын гармонии, поэт. Что такое гармония? Гармония есть согласие мировых сил, порядок мировой жизни. Порядок — космос, в противоположность беспорядку — хаосу» (О назначении поэта).

Поэт пишет гармонию с натуры, он её не придумывает, не создаёт, комбинируя так или иначе слова, а просто записывает видимое, ощущаемое. Слова он подбирает по принципу соответствия воспринятому. И вовсе не рифмы — главная особенность поэзии, а глубина и полнота видения, точность и масштаб воспроизведения.

Осенняя зарисовка

Дождь пройдёт, сомневаться не стоит,
Если он вообще что-то значит.
Небо, словно сырые обои,
Скоро вниз упадёт, не иначе.

Что же это за  счастье такое
Наблюдать, как сливаются пятна?
Сверху серое, снизу цветное,
Вновь меняется город плакатный.

Голый бронзовый день на износе.
Опустевшая площадь вокзала.
Это осень, любовь моя, осень,
Мне её никогда не хватало…

Куст...

Куст на год приютил  платок, опал и выцвел,
одна земля, ни слов, ни строк,  полоска ситца…
И как об этом, как нам всем, — я все болею,
мне не озвучить  смертных тем,  я не умею;    
сад Гефсиманский не взрастет, мир не увидит
ни трав, ни камня, ни цветов, ни в море мидий,
тех, что слезой окроплены   Его кровавой,
взалкавшие ее (войны)  просить  не вправе.
Перемещение  стихий — крылам  волненье,
кричали и кричат: “Убий”  без мук смятенья;
язык мне будто не родной,  слезам – вольнее,
стенает мир…  О, Боже мой, молчу и  верю!

Зимнее

Изрезано филигранно
Оконное полотно.
Как будто бы раны, раны…
Да это ведь я — окно!

Художник — беспечный гений
Схватил, молчанье храня,
Минуты моих откровений
И втиснул в стекло меня.

Прозрачна кровь в моих венах.
Не сердце — льдинка в груди.
Вот я — грущу от измены,
А это — устал в пути.

Полуденный демон

Вот и кончились детские сказки.
Свищет дождь за спиною моей,
И срывает застывшие маски
Со знакомых когда-то людей.

Есть две вещи, как серые пятна:
Ни судьбу ни понять, ни страну.
Хоть на миг бы вернуться обратно,
Но я только себя обману.

И, зажмурив глаза поневоле,
Улыбаюсь и делаю вид,
Что не чувствую страха и боли,
Словно впрямь ничего не болит.

Социальное происхождение святости

В характерной для XX века густой духовной тьме многочисленные святые Русской Церкви сияют как звезды. К примеру, Матрона. О степени ее почитания и о силе ее помощи говорят очереди людей к ее мощам в Покровском. Родилась в крестьянской семье в Тульской губернии. Кроме нее в семье еще было трое детей. Тех, что выжили. А вообще мать рожала восемь раз. Четверо детей умерли в младенчестве.

Силуан Афонский. Через сердце и уста этого человека Дух Святой сказал короткие и бесценные слова на пользу и укрепление для всех рабов Божиих до скончания века: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Родился в семье крестьян в Тамбовской губернии. Заметим: тоже крестьян. Я, собственно, к тому и веду — к социальному происхождению самых известных святых нашей Церкви в недалеком прошлом.

В семье церковных причетников из села Сура Архангельской губернии родился Иоанн Кронштадтский. Семья этого самого известного православного священника была бедна, и для прокорма нужно было трудиться, крестьянствовать. В такой же скромной, только городской семье причетника родился подобный Иоанну Кронштадтскому московский старец-священник Алексий Мечёв. Шестым из восьми детей явился на свет в семье сельского причетника одного из сел Тамбовской губернии будущий всемирно известный старец Амвросий Оптинский.

«Горящие сердца» — разговор о человечности

В Одессе презентовали документальный фильм «Горящие сердца», снятый неравнодушными одесситками о погибших в Доме профсоюзов 2 мая 2014 года. 2 ноября исполнилось полтора года со дня трагедии.

Авторы фильма Екатерина Федоренко и Анна Синюкова стремились показать погибших, сгоревших в пламени нечеловеческой злобы, в их человечности: какими они были по отношению к близким, друзьям, как относились к чужой беде, о чём мечтали, к чему стремились.

Фильм помогает осмыслить человеческую метаморфозу, катастрофу, результатом которой стала трагедия, хотя и не задаётся сложными вопросами, а только показывает, рассказывает устами близких, друзей и родственников погибших о человечности зверски убитых людей.

2 мая от рук укропатриотов погибли обычные одесситы, украинцы, которые хотели жить в мирной Украине согласно своим убеждениям и верованиям. По-садистски убили не страшных злодеев-оккупантов или военных-захватчиков, не бандитов и террористов, а обычных мирных людей, отцов, братьев, мужей, жён, которые жили и хотели жить в родной Одессе. Погибшие как раз и были настоящими патриотами Одессы и Украины, а вовсе не изверги, назвавшиеся патриотами, незаконно присвоившие себе право убивать и разрушать реальную Украину во имя несуществующей, фейковой.

Как стало возможным, что добрых, совестливых, благородных одесситов, ценных для города специалистов — во всех смыслах порядочных людей сожгли, как «биомусор»? Их убивали весело, радостно, гордясь — мыслимо ли такое? А ведь случилось.

И кошмар всё длится — и в умах, и в сердцах украинцев, на боевых позициях в когда-то мирных городах и сёлах Донбасса.

Ты не плачь

— Ты не плачь!  Я сама  плачу следом!
Слёзы щиплют глаза словно дым,
Внуки кличут нас  «бабкою с дедом»,
А так хочется быть молодым.
Зелень глаз твоих словно озёра
Под колючею тенью ресниц,
Мне от этого влажного взора
Так и хочется — голову ниц
И уткнуться в родные  ладони,
И поплакать сейчас за двоих,
Кроме нас никогошеньки в доме,
Даже ветер за окнами  стих.
— Ты не плачь!  Это осени дело —
Наливать в сердце серую стынь,
Лишь бы сердце не закаменело,
Лишь бы рядом со мною был ты.
 

Осень еще

Дождь моросит
и за окнами серость.
Осени близок исход.
Ветер сквозит
средь лесов опустелость —
времени лет эпизод.

Воды текут,
как адажио, тихо.
Пульс их слабее уже.
Скоро  реку
безнадежно и лихо
льдами скует витражей.

Радость первого снега

Давно отзвучали прощальные птиц переклики,

Дождей, беспрерывных, казалось, пора отступила,

И солнце свои озорные не дарит уж блики,  –

Угрюмая осень-старушка плетётся насилу.

 

У каждого дерева виден темнеющий остов,

А  ели притихли в обычных зелёных нарядах.

 Лишь  скромно рябиной украшена серая осень…

Чему  же ты, девочка милая, звонко так рада?

Палач

Ему не хотелось ни сна, ни вина,
Он был, словно дверь без ключа.
И каждую полночь являлась она –
Его тишина палача.

Он вовсе не помнил количества тел,
Но помнились их голоса.
В осенние  тёмные окна глядел
И видел не звёзды – глаза.

Он долго сидел, наклонившись слегка,
И гладил свои ордена.
И даже сейчас не дрожала рука,
Им очень гордилась жена.
2015

Смелость от страха

Мне предписана тонкость
и точность,
и смелость от страха.

Я как-будто в загоне,
и всё же —
беспечная птаха.

Улететь не смогу,
хоть крылами
предчувствую плаху:

в мире страшных людей
я — взыскатель
потерянной драхмы*.

Бог для них смешной старичок...

Бог для них смешной старичок,
Над которым можно глумиться.
Показать ему язычок,
Забавляться и веселиться.

А когда вдруг грянет беда,
И встряхнет шутников всерьез,
— Где Ты, Господи? — скажут тогда,
Очень нужно такой вопрос

Задавать, когда делаешь зло,
И талант отдаешь ширпотребу.
Где, ты, Господи! Дата. Число.
Да в беде кровоточит небо.

Радуюсь

Ветер стучит потихоньку в окошко,
дремлют устало деревья в ночи.
Звезды рассыпаны в небе  горошком,
месяц, как пламень горящей свечи.
Тикают мерно часы, монотонно.
Слушаю звуки ночные впотьмах.
Мысли блуждают неспешно, бессонно.
Ночь отступает, светлеют дома.
Радуюсь утру, заре и молчанью,
радуюсь новому дню без прикрас.
Радуюсь ласке, добру и сиянью
милых, родных, таких любящих, глаз.

Страницы