Омилия

(О книге Владислава Крапивина «Тень каравеллы»)

«Тень каравеллы» — самая прекрасная из всех прочитанных мною книг Крапивина. Она — о детстве и обо всем, что с ним связано — о мальчишеских играх и мечтах, о дружбе и первой любви, о детских радостях и бедах, о  трусости и первых победах над собой. Впрочем, обо всем этом Владислав Крапивин пишет и в других книгах. Чем же так хороша именно эта, во многом автобиографическая повесть? Тем, что в ней, на мой взгляд, будто сфокусировались вместе мастерство и талант автора — человека удивительно тонко чувствующего и в совершенстве владеющего словом.

Неприхотливы здешние места –
И ты привык к дождям и глухомани.
И упадешь под тяжестью креста –
Не жизнь, а осень! Только снова встанешь.

Чего бы ни смотреть на мелкий дождь?
Смотреть себе без лишних восклицаний.
Надолго осень. Разве с ней умрешь?
С ней умирать невесело. И встанешь.

Мама ночью варит лечо,
Значит, завтракаем гречей.
Во дворе лежат дрова.
Мама пишет до утра.

Спит совсем немного мама,
У нее всегда дела.
Желтой осени реклама
Нас в дорогу позвала.

Да зачем мне Ваша любовь!

Никогда попрошайкою не был!

Никогда я не был жлобом

И делился лазоревым небом.

Во глухом бору медведь
Громко принялся реветь:
Он доел последний мёд
И теперь ревмя ревёт.

Что за важная особа
Свысока на всех глядит?
Не сказать, что он особо
Привлекателен на вид.

На спине горбы он носит.
Правда, говорят, вынослив.
Кораблём пустынь зовут.
Есть и пить почти не просит.

Догадались кто?..
Верблюд!

На этом старом кладбище давно уже никого не хоронят.  Только зеленеет летом трава, да сгибаются под напором ветра высокие акации и разросшиеся кусты сирени. Отчего же каждый день приходят сюда люди? Припав молитвенно к высокому кресту на одной из могил, шепчут свои просьбы, ставят свечи, кладут к подножию живые цветы. Оттого ли, что однажды, в 90-е годы, местные жители увидели поток света, идущий с этой могилы?  В первый раз подумали: горит что-то. Может, траву или сухостой кто-то поджег. Подойдя поближе, убедились, что ни костра, ни пожара не было. А через некоторое время зарево повторилось. И еще раз, и еще… Под вечер словно огнем озаряло окрестность, рассказывали очевидцы.  Таинственный свет исходил из того места, где был похоронен в 1960 году монах Александр (Шевчук).

Ей снилось, что её убивают.

 Двое.

Один высокий рыжеватый, с рябым лицом. Другой приземистый, черный. Из местных.

Они били её ногами и требовали денег. Но деньги им были не нужны. Как не нужна была им и её жизнь. Ветхая, уже еле державшаяся в иссохшемся старческом теле. И само это тело, увядшее и морщинистое их не интересовало.

Не сглотнуть пока, убогая, 
Вот убогой и скажи, 
Как же я, такая горбая, 
Не склонялась под ножи. 

Хорошилась, точна вольная, 
В убеленном болью сне, 
А столица нам престольная 
Собирала талый снег. 

Жгучий песок, подхваченный ветром, танцевал над пустыней. Вереница людей в защитных костюмах медленно шагала на Восток. Как говорили странники, в пяти дневных переходах  от старой обсерватории находился действующий источник энергии. Там можно было подключиться к сети и обновить воспоминания, которые многим уже надоели. С тех пор, как планета HD 40307c выбрала технологический путь развития, отношения между людьми сводились лишь к поиску данных и передаче информации. Общение превратилось в надоедливую процедуру, через которую никто не хотел проходить. Но общество столкнулось на своем пути к виртуальному счастью с одним непреодолимым препятствием – нехватка энергии. Города-миллионники начали затухать в 2078 году от эры первого кибериона.

Кристина сидит напротив. Целый час я могу её рассматривать.  

Сегодня солнечный день. Свет от окна падает на её лицо, и мне хорошо виден маленький белый пушок на щеках Кристины. Он мягкий и свежий, как только что пробившаяся травка на весенней земле. И такой же забавно-трогательный.

Кристина круглолика, смугла, с большими распахнутыми глазами. Глаза Кристина аккуратно подводит черным карандашом. Стрелкой вверх. Оттого эти глаза всегда удивляются. Темные, круглые, влажные как речная галька, которую только что достали из холодной воды, они немного близоруки, что делает взгляд Кристины расстерянно-беспомощным, если она не оденет очки.

Холодная осень.
Улетают журавли,
широко перечеркивая крепкими крыльями
ставшее неуютным пространство.
И, действительно, к чему оно,
если в нём уже нет тепла?

А мы остаемся:
наши крылья еще слишком слабы,
да и могут окрепнуть
только в холодном временнОм пространстве,
где всё, что греет, перечеркивается ежедневными крестами.

2013, 2016

Под дождём хорошо — мокро. От капель. Много капель падает на меня, как дар небес. И каждая летит с большой высоты, а потому норовит ударить посильнее — чтобы я почувствовал её удар, чтобы я заметил её.

Но я слышу только дождь. Он омывает пыль с моих листьев, он увлажняет землю для моих корней.

Я благодарю небо за дождь. А капли сердятся, они хотят, чтобы я благодарил капли. Наверное, потому что мои листочки всегда с ними болтают. Я порой и разобрать не могу: листочки это или капли шумят.

Со мной говорит дождь, мы с ним — на «ты», а капли на «ты» с моими листочками.

15.08.2013

----

«Ясень — это дерево, у которого редкие листья, много просвету» — от слова «ясный».
Словарь В. И. Даля

Когда молитв спасительная нить
Невидимо сердца соединяет,
Так хочется за всё благодарить,
Душа поёт, она ведь не слепая.

Добро не оставляют на потом,
Пути Господни неисповедимы.
А небо сверху падает дождём
Безоблачным, ночным, неуловимым.

Светит утро такое хорошее
Колокольчиком тонко звенит,
Словно тихое чувство, проросшее
Сквозь холодный сердечный гранит.

Только ты всё такой же. По-прежнему
Продолжаешь привычно скучать
По какому-то счастью нездешнему,
Чтоб на время забыться опять.