Вы здесь

Психология

Единственное, что я умею...

Единственное, что я умею - искать и находить истину. Почему умею? Потому что Она меня тоже ищет, и ещё потому что я знаю, что ничего не знаю. Это главное, чему я научилась в своей жизни.
А вот устраиваться в этой самой жизни я совершенно не умею. И не научусь никогда. Как-то так устроено: даётся либо одно, либо другое.  
Некоторым, правда, удаётся отчасти совмещать - но это не потому, что они умеют, а потому что им даётся и другое - само. Такова диалектика жизни...

* * *

Единственный способ знать истину - это её не знать, но всегда искать (жаждать, умирать без неё). Всегда - в смысле непрерывно. Истина тоже непрерывна.
Как только перестал искать истину или  решил, что сам что-то знаешь, тут же утрачиваешь её.

* * *

Кстати, это как раз суть различия между Западом и Россией: даётся либо то, либо другое. России дано другое. Было дано...

Мир требует, чтобы человек встал на животные рельсы игры в доминантность

Не от мира сего

Мир требует, чтобы человек встал на животные рельсы и стремился к доминантности. Доминантностью вечно озабочены звери. Но Христос предложил иной путь — подставь себя под удар, а не бей: не стремись доминировать.

Этот мир избивает всех, кто не дерётся за доминирование, люди этого мира втаптывают в грязь того, кого принимают за слабака — он не доминирует. Отказ от доминирования — это отказ от животного поведенческого модуля в пользу действительно человеческого.

Люди-звери знают только два статуса: либо ты, либо тебя, потому не чувствуя, что в некоем пространстве есть доминирующий, автоматически, на уровне рефлексов, себя назначают «царём». А если не могут сами доминировать, то стараются быть как можно ближе к тому, кто доминирует, стараются сделать себя приближенными

Играть в  доминирование скучно, даже дружба и любовь людей-зверей не выходят за рамки доминантности: либо ты, либо тебя. Это дружбы, построенные на подчинении одного и доминировании другого. Дружить по-настоящему, без игры в доминирование, способны очень немногие. Они-то и есть - не от мира сего.

Земля и небо. Об одном заблуждении

...Христианин подобен небесной нити, которой Господь прошивает земное существование людей, но для этого надо не брезговать погружаться в проблемы этого мира — латать его дыры небесной нитью. Если же нитки отдельно, а ткань мира отдельно, тогда нет смысла в этих нитях. Нитки не для того, чтобы лежать в шкатулке, нитки не существуют сами для себя, их надо пустить в дело — ими надо шить и сшивать то, что разошлось по шву или латать порванное злыднями мира сего. «Что отдал, то твоё» — это об этом, талант даётся не для того, чтобы его зарыть, а чтобы пустить в дело. Небесные, благодатные нити в любящих руках христианина — это лечение мира, без которого этот вечно болящий стоять не может и сразу падает в тартарары...

Извне или изнутри?

Все мы кривы, все нуждаемся в исправлении, но ещё больше каждый нуждается в понимании, в заботливом внимании и любви, в поддержке, а этого днём с огнём не сыскать. Умников поучающих — толпы, а друга, на которого можно опереться в трудную минуту, не найти. Друг — это я другой, с ним можно поглядеть и на меня с другого ракурса. Друг — это не тот, кто говорит приятности, не тот, кто льстит моему самолюбию, друг — это тот, кто видит то же, что и я, но с другой точки. Вместе с другом мы становимся вдвое объективнее, вдвое умнее, вдвое рассудительнее.

Как стать другом ближнему? Как помочь другому быть самим собой, а не навязывать ему себя? Как спасти, а не подтолкнуть в пропасть упавшего? Как стать орудием Бога в деле спасения?

По сути есть всего два варианта воздействия на другого: извне и изнутри. Извне — это наш обычный метод, человеческий, когда мы лупим друг друга по острым углам, которые нас царапают и/или ранят. Вполне приемлемый метод, если не впадать в крайности, правда, малоэффективный, т.к. отбитые в житейской драке наросты нередко нарастают на душах вновь — по внутренним причинам.

Однако внешний метод всё чаще становится банальным зверством — мы стремительно утрачиваем чувство меры, утрачивается уважение к человеку как таковому, тем более согрешающему. Свои грехи не ранят нам сердце, потому легко забываются, зато чужие — абсолютизируются. На наших глазах происходит расчеловечивание и последующее за ним обесовление, потому путь внешнего воздействия утрачивает свою созидательную силу в обществе.

Христианство для себя

Отношения Бога и человека, Христа и души человеческой мы привычно сравниваем с брачными. Но можно ли представить себе ситуацию, когда девушка подаёт в суд на юношу за то, что он в неё не влюбился, хотя это, по её мнению, единственно верное для него решение? Абсурд! Почему же нам не кажутся абсурдными всякого рода претензии к социуму, к окружающим людям, за нелюбовь к христианству? Не мы ли та «закваска», благодаря которой должно бы «вскиснуть» всё социальное «тесто»? Не с себя ли надо спрашивать? Любовь, которую дарит нам Христос, разве не должна быть отдана вовне — нуждающимся?

Это разновидность неофитства, когда ригоризм направлен не на себя и свои пороки, а на другого — так проще. И кажется, что можно дубиной закона так жахнуть по душам, что они уверуют. Или, если быть более честными перед собой, начнут уважать или хотя бы бояться.

Но смысл разве в этом? Разве Христу нужна любовь по принуждению? Или это мы, как привилегированный класс, ищем утверждения и подтверждения своего статуса — и только?

Слухи о вреде раннего развития несколько преувеличены

Существуют разные мнения насчёт раннего развития детей. С одной стороны, мода на него появилась уже давно, до сих пор с каждым годом растёт число всевозможных развивающих центров для малышей. С другой стороны, некоторые психологи считают, что это вредно. Попробуем разобраться…

Если называть развитием посещение «развивающих» кружков и центров, то вряд ли оно принесёт пользу ребёнку до трёх лет. Тем более если во время занятий в этих заведениях рядом с ребёнком нет мамы или папы, – тогда я тоже против такого «раннего развития». Потому что в этом случае малыш недополучает очень важного в таком нежном возрасте общения с родителями. Да и компетентность преподавателей в подобных центрах вызывает сомнения.

Приобщение к вечности

Таня жила под столом. Тяжёлая скатерть с бахромой служила завесой, разделяющей большой мир взрослых и её собственный, маленький — подстольный. Здесь скрывалось другое время, другое пространство, другие интересы и секреты. И, главное, здесь не было никого постороннего — всюду присутствовал лишь тот, кто внутри. 

Хотелось, чтобы уединение длилось вечно, потому Таня всякий раз с опаской глядела на кружащие вокруг её святилища ноги взрослых.

Увлёкшись игрой, она легко забывалась, и тогда потусторонний мир исчезал,  вполне существовало только само подстолье.

Взрослые — на кухне, говорят о чём-то своём. Значит, всё пространство комнаты свободно и готово принять Таню в игру. Мир может стать шире, хотя бы на пару шагов.

Выбравшись из-под стола, Таня спешит вперёд, куда несут ножки, и вскоре оказывается перед чуть приоткрытой дверью. Словно кто-то решил пригласить маленькую девочку в неведомый новый мир, где она ещё не бывала, о существовании которого не подозревала. Закрытая дверь была концом мира, приоткрытая оказалась началом другого.

О православном отношении к человеку

"Не может быть у священника никакой усталости от службы, никакого выгорания. А если кто-то устает и выгорает, Вы таких приглашайте к себе и давайте им в два раза больше обязанностей. Тогда всякое выгорание проходит, и снова появится энтузиазм, — только относитесь с любовью к духовенству, к верующим, объединяйте их вокруг себя". Эти слова - назидание епископам от Патриарха Кирилла.

Для меня, это самые печальные слова из произнесенных Предстоятелем Русской Церкви о которых я знаю. Произнесенные с такой высоты, они, несомненно, станут правилом и руководством к действию. А я боюсь, что для кого-то станут и оправданием деспотизма.

Очень и очень грустно. 

Сама реплика состоит из двух взаимоисключающих установок. Отрицание усталости и выгорания НИКАК, ни при каких условиях не может быть любовью!

Усталость и выгорание - это то, что от самого человека не зависит. И значит не может быть вменено человеку в вину. И тем более не может быть подвергнуто наказанию!

Время быть сократами

Нужна свобода от больного социального, которая возможна только в случае существования подлинного личностного общения во Христе. Человека нет вне общения. Значит, должна быть альтернатива социальности, искажающей дух — общение во Христе.

Про то, что мир во зле лежит, христианам говорить не надо. И всё же приведу пример времён начала 2000-х годов, который наглядно демонстрирует дух корпоративных устремлений, доминирующих в современном мире. Известный американский программист выпустил программу под собственной лицензией, в которую внёс требование: «Разрешается использовать (программу — С.К.) только во благо, но не во зло». Полагаете, ему удалось настоять на своём? Отчасти да, но одна известная корпорация всё же додавила разработчика до такой формулировки: «корпорации …., её клиентам, партнёрам и почитателям» разрешается «использовать … во зло». Юристы корпорации остались довольны такой формулировкой.

Думаю, мы всё же недооцениваем степень погружения мира во зло, и это вскоре может неслабо аукнуться. Что мы можем сделать? — спросит кто-то. Как что? Христианин — это присутствие в мире Христа, если только в своей жизни следует не корпоративным интересам, но воле Христа, и реализует её в земной жизни.

Жизнь – проповедь – жизнь

Где рождаются мысли? Человек, не знакомый со Священным Писанием, наверняка ответит так, как нас учили в школе: мысли появляются в голове. Или более научно: мысль есть продукт деятельности мозга. Однако библейские тексты открывают нам нечто иное. Христос говорит ученикам: «Извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы» (Мк.7,21). Богородица в Своей песне хвалит Бога за то, что Он «рассеял надменных помышлениями сердца их» (Лк.1,51). Апостол Петр советует волхву Симону: «Молись Богу: может быть, опустится тебе помысел сердца твоего» (Деян.8,22).

Писание сообщает нам важную идею – мысли рождаются из сердца. Сердце же в библейском понимании означает центр духовной жизни человека. Любая мысль, а, следовательно, и каждое слово имеют свое духовное качество; они рождены из сердца человека и несут отпечаток глубин его личности.

Чтобы победить русских, надо подменить Песню

Русские не сдаются, русские своих не бросают — красивые слова, во многом опороченные современными реалиями. Уже хотя бы потому, что в 1991-м сдались, продались за чечевичную похлёбку западных ценностей. Призрак нынешней Украины уже тогда замаячил над нашими головами, как новое знамя, только его немногие заметили. Нынешняя Украина началась в России, когда русским подменили исконную песню.

О, европейская колбаса! О, безвизовый режим! О, кружевные трусики! Всё это одна чуждая нам песня. Русская песнь — о Всечеловеке, о правде и истине, доступной всем. Как нелепы, как смешны страсти по Европе с её материальными достижениями (духовные свои сокровища Европа тоже растеряла), на фоне великого вопрошания о главном, едином на потребу.

О том, как мы создаём друг друга

На вопросы отвечает православный психолог Константин Владимирович Яцкевич

— Я бы начала с известного цветаевского афоризма «Любить — видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители. Не любить — видеть человека таким, каким его осуществили родители. Разлюбить — видеть вместо него: стол, стул». Мне он кажется проникновенным, гениально точным. Если взять крайние две точки: 1) видеть, каким задумал Бог, но не осуществили родители 2) видеть вместо человека неодушевлённый предмет: наверное, можно сказать, что наше отношение к ближнему колеблется как раз между ними?

Дорасти до Песни, или Истина не для того, чтобы ею бить

Если мы к чему-то тянемся, то важен не только сам предмет нашего влечения, но и намерение по его применению. Зачем мы стремимся быть совершенными? Зачем нам святость? Зачем нам истина? Бить или любить — истиной?

Расскажу-ка я для начала ехидную сказочку на тему.

* * *

В деревне ёжиков-неофитов каждый ёжик носит с собой палку на вырост: длинную-предлинную в сравнении с реальным ростом ёжика. Каждому новоприбывшему вручают её для того, чтобы ёжику легче было работать над собой, следить за своим ростом.

Ежи — народ колючий, это всем известно. Общение с ними всегда чревато мелким травматизмом. Но ежи-неофиты — народ особенный, если что не по ним, они ещё и палкой могут огреть. Так что в деревне ежей-неофитов туристам делать нечего. Но как в ней выжить самим ежам?

Небо ищет убитую птицу. О творчестве

Творчество — общее дело, творимое уединёнными.
(Цветаева/Анненский)

Это наверное прозвучит странно. Творчество, с одной стороны, — форма вопрошания, а с другой — ответ и форма послушания. Поэзия — всегда ответ Неба на вопрошание художника. Точный и единственно верный ответ. Именно этот художник задаёт именно этот вопрос единожды (в своей жизни и в вечности), и единожды получает на него ответ — потому это ответ для всех. Поэзия — вещь одноразовая, единичная, неповторяемая ни при каких обстоятельствах.

Не знающие цены поэтическому слову не могут и вполне понять его, не могут принять его весть, ибо для понимания требуется подвиг, схожий с подвигом поэта, т. е. мужество предстояния в бытии перед Бытием, готовность жертвовать собой ради этой Встречи, ради этой вести, смертельная нужда в ней.

Поэзия — не рифмоплётство, не правила стихосложения, а разговор с Бытием. Вопрошающий всегда немножко Иов: дерзающий, имеющий онтологические основания для своего дерзания, святой и грешный в одночасье, и, главное, свято верящий в добродетельность Творца — как Авраам. Интенсивность его вопрошания предельна, и только поэтому он добывает звезду, недоступную другим, не обожжённым жаждой.

Человек — птица ленивая

А птица ли? Или всё же, скорее, тот самый ёжик из анекдота: ёжик птица ленивая, пока не пнёшь его — не полетит? Злой анекдот, потому что у ёжика нет крыльев по определению. Но анекдот-то о людях, а если это про людей, то правда. Человек, словно курица — носит в себе потенциальную возможность полёта, но не летает.

Я как-то видела в сети фотографию взлетевшей перед носом тигра курицы. В момент смертельной опасности она всё-таки вспомнила о том, что она не только несушка, не только поставщица яиц, окорочков и крылышек для магазинов, но и птица, т. е. существо, рождённое с крыльями — для полёта.

С человеком можно поступить таким же образом, как поступают с курами: направить в сторону супермаркета, а не в сторону Неба. И тогда получится «биография насморков, потребления пищи, сварения, прочих естественных отправлений; считать биографию эту моей — всё равно, что считать биографией биографию этих вот брюк. Есть другая: она беспричинно вторгается снами в бессонницу бденья; когда погружаюсь я в сон, то сознанье витает за гранью рассудка, давая лишь знать о себе очень странными знаками: снами и сказкой» (А. Белый, «Записки чудака»).

Праотец Авраам и мы. Трудные вопросы

Не люди, Сам Господь назвал христианского Бога «Богом Авраама, Исаака и Иакова» (Мтф. 22:32). «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность» (Быт. 15:6). Авраам не просто верил в Бога, но всецело полагался на Него, доверял Ему, был безропотно послушен, даже услышав требование принести в жертву своего сына Исаака, ибо знал, что Бог благ.

Сюжет известен, ход событий тоже. Непонятным остаётся другое: почему собственно Авраам был уверен в том, что слышит именно Бога, а не, скажем, его противника? Если перенести действие в наши дни, то мы увидим, что некий отец соглашается зарезать своего сына. Страшно. Наш внешний взгляд не позволяет понять что-то главное, ускользающее: Авраам — загадка, он только кажется нам понятным. Может быть дело в том, что его история из времён Ветхого Завета, когда Бог не стал ещё внутренним, Богом в нас, а был только внешним фактом, потому что Христос ещё не воплотился, не стал одним из нас? Можем ли мы так же легко доверять своим переживаниям и ощущениям, как это делал Авраам?

На трудные вопросы отвечает Константин Владимирович Яцкевич, православный кризисный психолог, преподаватель нравственно-ориентированной христианской психологии в Школе катехизаторов Минской Епархии Белорусской Православной Церкви.

Ближний как причина

У всякого человека есть три причины бытия: Бог, другие и он сам. Наверное необходимо родиться на каждом из этих уровней, чтобы быть по-настоящему, т. е. вполне, а не отчасти. Первое начало — Бог, это сотворение Адама и Евы, сотворение человека как такового. Второе — это рождение от родителей и становление под воздействием социума в самом широком смысле этого слова. Третье — это пробуждение в себя, приход в осознанное бытие, когда я — это я, а не кто-то другой, когда я осуществляю свой выбор сам, а не под влиянием чего-то или кого-то (второе рождение).

Выходит, когда мы кого-то обвиняем некрасивым восклицанием «Вот я из-за тебя….» — это отчасти правда, ибо отчасти в нас всё «из-за…». Кстати, эпоха модерна, помимо всего прочего (а может даже в первую очередь) была занята именно социальным аспектом человека, постмодерн подступил непосредственно к личности. Это лишь оговорка, которая здесь не совсем уместна, но всё-таки необходима, потому что важно понимать когда и какие уроки мы проходили и должны были выучить.

Итак, ближний для меня — причина, а не средство. Но причина чего? Важнее всего понять, что в нём обязательно есть причина меня самого. Помимо всяких высоких слов о любви к другому, надо уяснить, что моя любовь к себе включает в себя и любовь к ближнему. Хочешь по-настоящему любить себя — люби другого. Что за реальность стоит за этими словами попробуем сейчас разобраться.

Понять своё время

Чтобы понять своё время, необходимо усилие, понимание того, что понять время — это задача, необходимость, ибо иначе и мышление, и движение будут неверными, ошибочными. Но кроме усилия, вероятно, нужно что-то ещё. Быть может, искренность, детскость, состояние незнания.

Когда люди убеждены в своей разумности и компетентности, в них ломается какой-то важный механизм познания, без которого познание неосуществимо.

Цветок познания

Я побаиваюсь агрессивно знающих людей, иногда подшучиваю над ними или над собой, чтобы отвлечь их от их знания. Познающий — это всегда жаждущий узнать, т.е. он не может знать по определению. Знающему познавать незачем.

К нам едет Постмодерн

Модное слово «Постмодерн» — страшное и глумливое, обещающее то ли свободу, то ли закабаление свободой. Необузданная свобода пугает. Да что греха таить, свобода вообще отпугивает любого добропорядочного гражданина, а свобода от всего тем паче. Нельзя быть свободным от всего — это немыслимо. Бред сумасшедшего, уравненный с речью профессора — это ли свобода? Но, с другой стороны, почему бы не проверить насколько человечен профессор, вдруг человек в нём совершенно выветрился? И что если далеко не каждый человек сумел пройти искушение профессионализмом и остаться человеком? Хороший человек — не профессия, да, но и хороший профессионал не обязательно достойный человек, ибо человек — не функция, а бытие. Уборщица баба Дуся, возможно, окажется человеком в большей степени, чем какой-нибудь дока Сан Саныч. Или, вернее, вообще никаких степеней в этом смысле не существует и думать иначе не только неэтично, но и в корне неверно.

Постмодерн отстаивает право каждого выбирать себя, даже того, кто этого делать не хочет или не умеет, или не собирается уметь, или не может. Он стремится освободить человека от всего внешнего, от всех подпорок, и освободит, если только не встретит на своём пути того, кто «сидит» внутри. Кто есть, а не кажется, кто реален, кто по-настоящему жив, а значит по-настоящему свободен. Свободному свобода нестрашна, как не боится ветра каменный дом — в отличие от соломенного, бумажного или даже картонного.

Ангелы есть

Православный христианин знает, что ангелы существуют, вот только не всякий готов видеть ангела в ближнем, не всякий готов на себя смотреть, как на посланника Божия в мире сём. А, между прочим, если не заботиться о всяких там -измах и терминах, а попросту, по-детски, взглянуть на человека как на творение Бога, то задача человека в том и состоит, чтобы самому быть ангелом и других делать ангелами.

Сколько крыльев у ангела? — спрашивает духовный отец у своего чада.

— Два крыла.

— А у Серафима?

— Шесть.

— А у человека сколько?

— Батюшка, не знаю.

— А у человека — сколько угодно. Сколько любви — столько и крыльев (из бесед с архим. Ипполитом (Халиным).

Любовь, а что она такое? Реки любят моря, моря любят реки — потому что находятся в общении. А болото никого не любит (только себя и своё), и болото никто по-настоящему любить не может (само же болото мешает). Разве только лягушки. Вода без движения застаивается, то же самое происходит с жизнью, с душой. Люди, хорошие только для себя и своих, похожи на болотца: не напиться из них, не омыться — только квакать общим хором со всеми жабами мира. Скука, а не любовь.

Страницы