Омилия

(Из цикла "Добродетели")

Себя отвергнись, следуй за Христом,
Возьми свой крест и уповай на Бога.
Тесны врата, к ним узкая дорога
Ведёт скитальца прямо в Отчий Дом.

Не счесть падений - вечная война.
Бредём с душой израненной по свету,
Но суть давно избитого сюжета,
Что этот свет  всего лишь злая тьма.

Доверься Богу -  Вечному Творцу.
Дела благие веру оживляют
И с покаяньем душу очищают -
Ведут сердца к Небесному Венцу.

(из цикла "Добродетели")

Надежда гордого смиряет,
Больному дарит свет во тьме.
Она сияньем озаряет,
Горит звездой в твоей судьбе.

На Бога в горе уповая
в годину бедствий и утрат,
Живёт душа - огнём сияет
Надежда словно бриллиант.

Надеждою живёт и верит
В скорбях и муках грешный раб.
Соблазны ядом вёрсты стелят,
Враги лютуют. Тих и слаб

Полночный крик души скитальца,
Но всё ж  - надеждою жива.
Злу вопреки, ведёт страдальца
Надежды яркая звезда!

Разрыдались дождём небеса.
Разрыдалась душа, подражая.
Я похож на уставшего пса,
Что искал твоей ласки, родная.

Объяснений не жди от меня,
И цветы я дарить не умею,
Лишь хочу, чтоб, молчанье храня,
Под зонтом мы прошлись по аллее.

Не лови мой измученный взгляд,
Пусть сомкнутся ладони покрепче,
Фонари беззаботно горят,
Продлевая промоченный вечер.

Не нужны нам сейчас словеса,
Мы больны притяженьем друг к другу…
Я похож на уставшего пса,
Что с хозяйкой гуляет по кругу.

                                     2008г.
 

Белый пух с тополей облетает.
Тёплый вечер невзрачен и тих.
И никто из прохожих не знает,
Что умеют деревья грустить.

Только ветер, как дворник прилежный,
Подметает прозрачной метлой
Тополиную странную нежность
По бульварам, шоссе, мостовой…

                                      2008г.

Как вы скучны — плетущие интриги!
Как вы туманно-злобно-холодны!
Вы, как лягушки на чужих веригах,
повисли
предвкушением вины.

Лягушки — прочь идите!
Я — в трамвае,
мы переедем ваш смертельный страх.

Я устояла на семи ветрах,
лягушки,  вам я — не внимаю.

Здравствуй, август мой любимый!
Здравствуй, месяц мой родной!
Через вёсны, через зимы
Ты ворвался в летний зной.

Вновь окутал сладкой негой,
Усмиряя лета жар.
Далеко ещё до снега –
Красок буйство и пожар.

Как всегда, ты щедр плодами,
Ты умерен и красив.
Всё дороже мне с годами –
Так же статен и учтив.

Август… буквы слух ласкают –
Мягкий слог и бархат в нём.
Ты пришёл – душа встречает
Всё, что в месяце твоём:

Гладиолусы и розы,
Дыни, персики и мёд.
Утихающие грозы,
Звёзд сорвавшихся полёт.

Вижу гроздья винограда,
И ликует вновь душа.
Это Господа награда
Без единого гроша.

Щедр Господь в конце сезона,
После зноя и жары.
Август-месяц – Божье лоно,
Пик Божественной поры.

Боже, Господи Всевышний!
Слёзы радости прими!
Стих об августе услышь мой,
Плод мой с дерева сними!

08.08.11

Мне равнодушье мира как огнем
Раскалывает сердце рифмой новой,
На перекрестке света – мы вдвоем
Стоим и плачем горько: я и слово.

О сколько слов растрачено зазря –
На пустоту безумных сплетен – споров,
Горит душа стыдом, а там – заря
Мир пеленает, проверяя норов.

Жизнь навстречу летит паутинкой,
Разрезая улыбки и смех,
Сквозь скупые по душам поминки,
Сквозь туманный сердец неуспех.

Паутинки сбивая нещадно,
Топчем жизни ударом сапог.
Раздавили, прошли... да, и ладно...
Не свою ведь... Свою бы не смог...

Нет, свою точно так же, неглядя,
Охладевшей и смелой рукой
В гости к той, что при полном параде
К нам приходит со старой крюкой,

Отправляем бездушно, безумно,
Лишь застыв от испуга на миг.
Паутинкою рвемся бесшумно,
Улетая в безмолвия крик.

Паутинок упавших погосты,
Что еще остается от нас?
Ветра шум в поминальные тосты
Превращая улыбкою глаз,

Смело топчем покой здесь лежащих,
Паутинкой играя своей,
Обжигаясь свечою горящей,
Превращаясь в иссохший ручей.

Жизнь навстречу летит паутинкой,
Тихо падая под ноги нам
Белоснежной игривой снежинкой,
Тихо вторя безмолвным тонам.
апрель 2012.

Я вдохну этот день внутрь со всеми его потрохами.
Околотки и дни опадут в глубине альвеол
И наполнятся мной — жаждой Бога, грехами, стихами.
Я вдохну этот день с волчьим воем и шорохом волн.

Я вдохну этот мир с дымом труб, с ароматом вишнёвым,
С ликованьем властей и печалью отточенных строф,
Со свинцом лагерей и бездонной мечтой астрономов.
Я вдохну аромат мать-и-мачех и розы ветров.

Я вдохну небеса, окрылённый надеждою снулой,
И, руками Любви, удержавшись от смерти на шаг...
Оттолкнулась душа, распахнулась вовсю и вспорхнула.
Я вдохну этот свет и вовек перестану дышать.

В старом чуланчике у Бабушки Сказки много разных вещей: изношенных, истрёпанных временем, выброшенных своими владельцами за ненадобностью. Но она их бережно хранит, потому что старые вещи помнят много красивых историй. А откуда же Сказке черпать вдохновение, если не из таких повестей жизни?

Бабушка Сказка подолгу перебирает вещи вместе с приходящими к ней гостями: поэтами, художниками, всякого рода творческими натурами — кудесниками... И каждая вещь в чуланчике раскрывается перед ними сказкой.

Как-то раз, поздним зимним вечером к Бабушке Сказке пришёл новый посетитель. Он представился Поэтом, и его сразу впустили. Вид его был мрачен, взор — затуманен, так что старая мудрая Сказка сразу поняла: Поэт болен. Заподозрить его в обмане было невозможно — не всякий человек мог отыскать её скромный домик.

Даже с раннего утра
И до поздней ночи
В нашем городе жара,
Что уже нет мочи.

Офис свой, признаюсь вам,
Я люблю без меры,
Установлены ведь там
Кондиционеры!

Дружно мы кричим: «Ура!
Скоро холодает!
Тридцать градусов тепла
Завтра, обещают!»

В сердечной выжимке – библейской выдержки вино.
Зачем-то выжила. На пальцах выжжено клеймо.
Мне было сказано: «Уйдёт ни с чем ленивый раб!»,
Но руки связаны, а за спиной – вселенский храп.

Просплю до полдника – мне рад мороженщик времён;
Подстриглась коротко – короче только тихий стон
Уставших вышедших из плена смертного греха.
Зачем-то выжили. Зачем-то вышита строка

Не гладью, крестиком. Так лёгок мой нательный крест!
Зачем же крестника прошу подняться до небес
И в душах вымести, и хлеба дать у царских врат?
Мне б к лету вывести из вен бурлящих виноград.

В старую нашу шкатулочку
Сердце по крохам сложу.
Я – рукодельница-дурочка –
Только изнанку вяжу.

Нет, чтобы белою пряжею
Судьбы навеки скрестить!
Дурочка будет и сажевый
Свитер с изнанки носить.

Видно, вязать я обязана
Кофты, что греют в метель.
Были бы силы завязывать
Узел до сброса петель.

Выбросьте эту шкатулочку –
Я без неё не грущу.
Жизнь свою (видите – дурочка!)
Всю на людей распущу.

Из цикла "Семь смертных грехов"

Расслабленность души, ума изнеможенье –
Уныние моё, что душу мне томишь?
На сердце тяжело до головокруженья,
Скажи, Господь, теперь поможешь ли, простишь?

Святой пророк Давид взывал в печали к Богу.
Он уповал всегда всем сердцем на Него.
Уныние тогда сходило понемногу,
И воскресала вновь потом душа его.

Он говорил душе: «Ну что ты унываешь?
На Бога уповай и не смущайся так».
О Господи, Господь! Один Ты только знаешь,
Зачем моей душе попущен этот мрак.

Кому-то премии дороже или гранты...
А я так сказочно богат, что сна лишён -
Сопят мои запечатлённые таланты:
Краса - новелла, сизый очерк и стишок.

На бок с боку. С боку на бок.
Не спала.
За морщин овраги Богу
Исполать.
По сусекам смерть косая
Треплет нить.
Первый в поле...
И второго хоронить

Довелось -
Прошлась, сурова и темна,
По груди её копытами
Война.
Третий с пятым далеко ли?
Далеко.
Затерялись -
Жду их сорок сороков.

Отлежала я шестого -
Тяжкий грех.
Мы тогда в бараке жили,
Как в норе.
Вот тогда и схоронили мы отца...
Что? Четвёртый?
Вроде где-то в погранцах.

Мне остались лишь морщины
На лице.
Прохудившаяся крыша.
Псова цепь.
Да капусты подгнивающей вилок.
Ты не думай -
Не горюю я, милок.

Это нынче век похмельный -
Стыд и прах -
Не хотят носить беремя
В животах.
По квартирам - не по вымерзи
Лачуг.
Знай рожай, да только время
Нехочух.

Заплеталась смерть, как в волосы
Тесьма.
Где ж ты, тучная Россия?
Где ты, мать?

Сидя, милая, застыла -
Как спала.
В синем шёлковом платочке.
У стола.

До хрипоты, до нервенного крика
Стихами мечется, беснуется душа...
И взор поэта, обращенный к лику...
Свою молитву тихо шепчет чуть дыша...

Он бьет стихом, рвет на себе рубаху...
Бросаясь смело на безбожников орду...
А где-то в келье тихий вздох монаха
Их сокрушил давно смиреньем не одну.

Поэт беснуясь с бесами воюет,
Да только им слова поэта не страшны.
В ответ кощунство да хулу малюют...
Но не выносят благодатной тишины.

Что ж, за слова всех ждет нас воздаянье.
А что плюют... они ж плевали и в Христа.
К хулителям придет богопознанье...
С обрывом жизни их последнего листа...

«Чужим здоровьем болен» –
Так люди говорят.
О том, кто недоволен,
Когда успешен брат.
Где зависть и сварливость –
Там неустройство, ложь.
А честность, справедливость
Там ставится ни в грош.
Печалишься о счастье
Знакомых и родных?
С собою нет согласья
От дум своих грешных.

Он сам себя изводит,
Сжигает изнутри,
А зависть рядом бродит,
Огнём в груди горит.
Прекрасный ангел света
Стал демоном из тьмы:
Он Богом был согретым
И видел Божьи сны.
Но ангел омрачился,
Он завистью сражён.
И разум помутился –
Стал падший ангел он.

Одежды боготканной
Лишился в тот же миг.
А славы долгожданной
Он так и не достиг.
Через его паденье
Вошла на землю смерть,
Чтоб Божие творенье
Пороками растлеть.
Теперь он предводитель
Зловещих, тёмных сил.
Зовёт в свою обитель
Всех, кто без Бога жил.

В эту гладь да глухую, мертвецкую тишь,
В этот заспанный, сумрачный шорох,
Я толкаю несносных стихов своих пыж
На Христом мне подаренный порох.

В кулаке зажимая ствола рукоять,
Попрошу отойти не причастных...
Шутки в сторону: я буду в души стрелять.
Как иначе до вас докричаться?

Динамитом ворвусь, всем разгулом стихий,
В анемичность печатных колонок.
Чтобы мир разбудить вылью пули-стихи,
А не стухшие тушки стишонок.