Омилия

Давно мы с тобой как чужие
На жизни разгульном пиру.
Мiр выставил руки скупые 
Преградой святому Добру.

Но есть от засилия злого
Прибежище недалеко:
Мы в храме Господнем – как дома,
И дышится сердцу легко.

1.08.2012 г. 

Когда в душе светло и чисто,
Когда в ней радость и покой,
Легко влюбиться в дождик мглистый
Осенней пасмурной порой.

Легко идти своей дорогой,
Минуя паутину луж,
Влюбляться в птичий окрик строгий
И потускневший, серый луг.

Легко дарить улыбки людям, 
Желать здоровья им – легко,
А тем, кто хмурится – на блюде
Дарить тумана молоко!

Надоело всё на свете:

Осень, город, дождь, друзья,

Наглый кот на табурете

И рекламный текст в куплете.

В общем, дальше так нельзя.

"Пусть будет мне по слову Твоему", -
уста Марии Богу прошептали.
И затаив дыханье, все вокруг
Рождественского Чуда ожидали.

Если спросить Интернет о поэте Гусарове, то он ответит примерно так: «ГУСАРОВ Михаил Иванович (1941–2012). Окончил Новочеркасское суворовское училище и Литературный институт имени А.М. Горького. Вместе с митрополитом Питиримом создавал Международный фонд славянской письменности и культуры. Лауреат литературных премий. Жил в Москве». Вот так – сухо, чётко, не в бровь...

Хочу познакомить читателей "Омилии" с этим выдающимся Русским поэтом и его стихами.

                     *  *  *

Крылья взметнувши, - в райский питомник,

чтоб разрасталась душа не во зле;

святости хватит на всех… Паломник-

всякий из нас  на  Его земле;

звон колокольный  на всех просторах,

помнят столетние  иглы тайги

конные, медные,  бранные споры,

цвет после брани  в водах реки;

травы такого цвета  не рОдят,

нет сил  у семени в диких  полях,

долго и медленно сердце отходит

в реках, несущих  багряный  страх;

первыми  птахи мотив их услышат,

нищий  вернется в разрушенный храм,

манна страданий - земная пища

станет поля исцелять от ран.

27.11.2017г.

Над синими глубинами,
Под кисточкой ветров
Рисуются белилами
Причуды облаков.
То растекутся веером,
То скрутятся в клубок,
Спеша от юга к северу,
Их гонит ветерок.

А с ними птицы вольные
Кружатся надо мной,
С высот земля раздольная
Им кажется седой.
Туманом над покосами
Присели облака,
И утренними росами
Окрасились луга.

Подкидыш Богу - вот судьба моя:
приходят боги - кормят понемногу
кто чем гораст. Своя не по боям,
я набиралась счастья внеземного.

Подкидышем расти большая честь -
я репьи орденами почитала,
а птичья песнь - моя благая весть -
звала к себе на поиск идеала.

Небесные друзья не предают -
они лучами кутают сугробы,
а если что-то бедным подают,
той милостыней можно жить до гроба.

Идут волхвы, звезда сияет.
Недалеко конец пути.
Царя найти они мечтают,
Владыку мира обрести.
Мир ждет, он затаил дыханье,
Хоть переполнен Вифлеем.
Пуста пещера в ожиданьи
И в яслех нет еще пелен.
Готовимся и мы ко встрече
Избавителя на века.
Он поведет нас к Жизни вечной
Спасет от смерти и греха.

В мельканье дней круговорота
все ускоряем шаг,
как будто подгоняет кто-то 
по жизни бедолаг.
Спешим, торопимся нелепо
и трудно нам понять,
как важно от земли на небо
глаза свои поднять. 
За небосвод проникнуть взглядом,
земное отложить,
вдруг осознать, что Вечность - рядом
и некуда спешить.

          Маме.

Жизни моей берегиня,

Благословенный родник.

Нету на свете любимей,

Чем твой задумчивый лик.

Я не о чем не жалею,

С нами подольше живи.

Мама, на сердце теплее

От негасимой любви.

КТО НЕ СКАЧЕТ

Ещё вчера кричавшие: «Осанна!»,
Сегодня перекрасились нежданно, 
Благоразумия уже не сохранить,
Когда в загуле и в угаре  пьяном,
Злой дух толпы, витая над майданом,
Рождает крик, взывающий: «Распни!»

И хмурый день становится кровавым.
Народ кричит и требует расправы
(Найдут виновных, ведь никто не свят)…
Зигуя небу жестом ультраправым,
Толпа, как зверь рычит: «Отдай Варавву!»,
И скачет…

                 Кто не скачет – тот распят!
 

Отзолотилась осень бабьим летом,
мелькает серых дней круговорот.
Уже, дождем и холодом одетый,
ноябрь воду прямо в окна льет.

Деревья в парке тихо засыпают,
дрожат от холода последние цветы,
дворы и скверы о весне мечтают,
роняют листья вдоль аллей кусты...

А в воздухе, прозрачном и холодном,
услышать можно вдруг дыхание зимы.
И утром - новым, звонким и морозным,
по снегу убежать от грусти и хандры.

В душе - весна,
В устах - "Христос воскресе!"
И легок путь,
И даль светлым-светла.
На срезе жизни 
И на сердца срезе
Как на ладони
Суть моя видна.
Забыв обиды,
Примирившись с миром,
Иду по жизни, 
Руки распахнув.
Обнять бы всех,
Сказать, как в Книге: "Мир вам!
И беспечален пусть 
Ваш к Богу путь."

Небо скучное отдыхает,
Небу точно не до меня.
Ностальгия – как боль зубная,
Словно ей не хватило дня.

Неспокойная эта память –
Бесконечный водоворот,
Сквозь который глядишь часами,
Забывая и день, и год.

Поиграешь с собой в молчанку,
И, устав от такой игры,
Одиночеством наизнанку
Укрываешься до поры.

До рассвета во тьме кромешной,
Где пытаешься  наизусть
Процитировать безуспешно
Музыкальную чью-то грусть.

И, сфальшивив на третьей ноте,
Пробормочешь ворчливо: «Нет,
Это надо же, как вы лжёте!
Боже мой. Суета сует».

Время чёрное, как котёнок,
Ночь облизывает в окне…
Слишком тонок он, слишком тонок
Запах прошлого в тишине.

Если сердце зажмут, 
как пальцы в дверном проёме —
закричит неуёмность утр,
что мир — огромен:
места хватит для всех.
Безумием страсти тёмен,
грех желает утех
средь тех, чей бог нескромен.
Беззаконные  плачут звери:
цветы и песни
не растут в их узкие двери —
бездушно тесные.

Театральная крыса забралась на стол, поздоровалась с шахматными фигурами и завела беседу с чайницей.
- Все они одинаковые, эти чайники; жаловалась та крысе.
Конечно, чайница была категорична в суждениях, но что делать, если всю жизнь тебе попадаются одни чайники, ну в лучшем случае – чайники со свистком.

Когда известного китайского философа Чжуан Цзы, который по нашим понятиям был безработным, звали на государственную службу, он отвечал посланникам так:
- «Видели вы когда-нибудь жертвенного быка? Наряжают его в расшитые ткани, откармливают сеном и бобами. А потом ведут в храм - на заклание. Он и рад бы тогда снова стать простым телёнком — да не тут-то было!»