Зря мы думаем, гордости внемля,
Что приблизили счастье своё:
Обуздали родимую Землю,
Утвердивши права на неё;
Что отныне дозволено стало
Всё на ней – и Заступника нет.
Губим, грабим богатства – всё мало
(И корысти не виден просвет).
Вот бы чудо: задумался каждый,
Пролагая свой жизненный путь,
Что Земля-то
нас может однажды –
Как пылинку с одежды – стряхнуть.
11.08.2012 г.
птичьих стай печальным криком
с городом простилось лето,
солнечным нежарким бликом,
влажно-ветренным рассветом,
яркой юбкой промелькнуло,
в небе радугой смеялось,
улыбнулось, подмигнуло
и за горизонт умчалось.
туманом прохладным по улицам осень прошла
прогнала из города ветром остатки тепла
прохожих одела и зонтики в руки дала
и жёлто-оранжевым парки и скверы зажгла
печально-торжественным вальсом дворами кружит
листом пожелтевшим вдоль улиц уныло летит
а город покоем как пледом пушистым укрыт
и каплями воздух как струнами арфа звенит
Откуда и зачем ты у меня –
Ни в шесть, ни в пять привычка просыпаться,
А в памятные те четыре-двадцать,
Когда в полях залязгала броня?
Едва вздохнёт непраздная жена,
Под сердцем нежа Родине солдата:
Глядится в календарь, где – даты, даты,
Оплаченные трудно и сполна…
Прикрыть глаза, побыть во власти сна…
Но ветер пахнет выжженой пшеницей.
Удушливая, жаркая волна:
Опять сорвалась с привязи война,
И мир, должно быть, больше не приснится.
Лучиком мелькнуло лето,
Капелькой дождя упало,
Соловьем пропело где-то,
Зеленью протрепетало,
Солнцем жарким улыбнулось,
Ливнем теплым погрустило
Лето.
Как же незаметно
Осень снова наступила!
одним прохладным августовским днем
дождем в окошко осень постучала
спросила: "что, все думаешь о нем?
мечтаешь вновь прожить его сначала?"
"не ясно мне, о чем ты говоришь,
не понимаю, про кого все это?"
"о том, с кем расставаясь, ты грустишь.
о нем - о теплом, жарком, знойном лете"
Рисуй себе судьбу,
а я неподалёку
историю слеплю
из глины. Ненароком
забуду главный слог
и промолчу о главном,
чтоб ты случиться смог
героем драмы равным.
Рисуешь нас двоих?
Отличная идея!
Я — на холстах твоих,
но говорить не смею.
1 августа 2018
Над окошком месяц, под окошком ветер, а в окошке дядя Вася. Не серебрист и не светел.
Силуэт в окне безлик и расплывчат, и он как бы сам себе идеолог и пропагандист сидячего, ничегонеделающего образа жизни.
В убогой, трёхоконной хате нежится немая пустота. Не звучит тальянка, не страдает голос, одинокий, и всё вокруг не родимое, прокисшее, инородное и по безработному подленькое.
Сидит дядя Вася не по статусу своему – нога за ногу, как директор пивоналивной базы после визита к прокурору и смотрит мутными глазами на пустую бутылку, отставленную им только что на подоконник по причине её быстрого опорожнения.
Моё окно, что лента новостей,
Где всё давно привычно и известно.
Распарившийся город ждёт дождей,
Как праздника иного в день воскресный.
Свихнувшийся июль забуксовал –
Тоска моя в космическом масштабе.
А я хочу, чтоб был девятый вал,
Небесные разверзнутые хляби.
Екатерина Петровна из настоящих церковных бабушек. Не тех, кто порог церкви впервые робко переступил в пожилом возрасте, а кто ходил на службы в атеистические советские годы, взрослел, старился с Богом в сердце. Таких древних экземпляров, практически, не осталось в наших церквях. Много-много лет назад Екатерина Петровна ушла на пенсию и попросилась на клирос. «Всю жизнь мечтала», – сказала регенту. На сегодняшний день она самая пожилая клирошанка в соборе. Пусть не та энергия, что переполняла в пятьдесят пять лет, зато голос не подводит. «Сколько Бог даст – буду петь», – твёрдо говорит. Недавно похоронила младшего и единственного своего брата.
” Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастья.” (Притчи 17:17）
«Некий святой Отец как-то сказал: «Если я попаду в рай, то удивлюсь трем вещам. Я не увижу в раю тех, кого думал там увидеть. Я увижу в раю тех, кого не ожидал увидеть там. И, наконец, я буду удивлен, если спасусь сам!»? – архимандрит Рафаил (Карелин)
– Все, Мариночка, я отвезла анализы, – услышала я по телефону спокойный голос Лены, – завтра будут готовы.
– Ох, спасибо тебе, родная! – горячо поблагодарила я, – а то, если через поликлинику, то десять дней готовится, а мне срочно надо!
И уточнила:
– Леночка, ты легко их нашла? А то тут говорят, что лаборатория на каких-то задворках…
На старом выцветшем деревянном столе лежал блокнот. Он совершенно неожиданно упал с верхней книжной полки. А возможно он сделал это осознанно и совершил побег с определенной целью. Теперь блокнот лежал на столе. Лежал интеллигентно, с достоинством. Обложка словно фрак, закрыта на все застежки, словно сигнал «Непосвященным доступа нет». И вдруг порывистый ураганный ветер фамильярно открыл окно, влетел в комнату и неловким движением обнажил блокнот. Словно парус, трепеща белыми листами, блокнот парил на ветру. Он то сворачивался, то снова разворачивался, словно человек, не знающий что предпринять от неожиданной обиды и сжимающий от отчаяния и бессилия голову.
Недалеко от стола стояла душа. Такая же прозрачная, как воздух. Такая же беспокойная как ветер.
Лето, Питер, Аэропорт.Здесь живёт моя любовь. Границы, обстоятельства, разные языки. И вроде бы нет никаких помех, а встречаемся украдкой, словно преступники. За это время любовь стала другой: выдержанной, спелой, нежной, без глупой необузданной страсти и жадного эгоизма.
Механические лестницы мягко спускают меня в зал аэропорта, словно я совершаю переход из одного мира в другой. Моя любовь как всегда безупречна.В идеально выглаженной белой рубашке, отражающей свет и с блеском стальных серых глаз.
Человек шел по набережной.Серый плащ, словно отражал неприветливое серое осеннее небо. В глазах бездна печали. Человек подошёл к каменному ограждению и посмотрел вдаль, будто надеясь увидеть свои мечты. Наверное он часто приходил сюда, чтобы их встретить. А они пообещали, не обозначив точной даты, и не пришли.Может обманули, может их кто-то украл, может разбились. Так стоял человек, глотая немые слезы, перемешанные с солёными брызгами моря. Соль разьелала лицо и душу.
Святой мученице Российской
Великой княгине Елизавете Федоровне
Она стояла. Ослепляло солнце
застывший мир.
Всё кончено! Любимый не вернется!
И мир так сир…
А сердце его липкое от крови
в ее руках.
И в муках корчатся израненные кони!
Повсюду крах!
Орет Каляев где-то в самой гуще.
Твердит народ:
«Работала полиция бы лучше,
тогда бы вот…»
А Чудов огласил всех перебором.
«Господь, спаси», -
крестились. Кто-то вымолвил со стоном:
«Лишаемся Руси».
В молчаньи - крик, в улыбке - боль,
ты плачешь - значит, ты живой.
Но если от любви так больно,
возможно, это - не любовь.
Собрав терпение в кулак,
забыв обиды, всё простив,
ты, даже сам не зная, как,
опять в душе любовь растил.
Прощай - и будешь ты прощён,
верь - чтобы верили тебе.
И расцветёт в душее цветком
любовь, столь важная в судьбе.
В царстве мёртвых особая тактика:
жизнь несмело снимает свой траур.
Бесполезна глупцам профилактика,
вечно могут проигрывать раунд.
Окружённые жвачками-мыслями,
потерялись здесь души заблудшие —
за беседами тела землистыми
соблюдают судьбу наихудшую.
Я врать учусь, конечно же во благо —
иначе больно многим дорогим.
Когда по-детски сердце моё наго,
оно не может угодить другим.
Враньём укутавшись, легко гуляю
по чьим-то равнодушным берегам —
так, кажется, следов не оставляю,
и потому врать завещаю вам.
31 июля 2018
Жил человек один.
Имел он логин и пароль.
Логином его было "Грин",
А паролем было «Ассоль».
Имел он в душе боль
Вышиною выше всех рей,
А в обществе он был «ноль» -
Но встретил Ассоль Грей!
Мой свет, уж ночь, а всё равно светло.
Луна как будто в отпуск отпросилась,
трава росой привычно оросилась,
и светит не Луна, а ты. В ночи
ужасно громки песни саранчи.
Мой свет! Уж ночь, а всё равно светло...
29/11/2017
