Омилия

Сколько уже написано статей о творчестве великих поэтов! Критики вновь и вновь открывают читателям Пушкина и Лермонтова, Маяковского и Есенина... Но наша литература состоит не только из творчества давным-давно признанных мастеров. Много, очень много хороших современных поэтов остаются без читательского внимания. Хочется, чтобы у любителей поэзии была возможность узнавать имена современников, которые делают настоящую литературу сегодня. В этом материале я представляю Воронежскую поэтессу Веру Часовских и её творчество.

Человек был худ и сед. Сжатые тонкой нитью губы глядели уголками вниз и придавали его лицу выражение то ли отчаяния, то ли злобы, то ли просто угрюмости. Глаза же смотрели прямо, и ровно, не бегая из стороны в сторону. Покоен и гладок казался и широкой лоб человека. Две контрастные части лица – невозмутимую и тревожную - разделяли густые усы, рыжие с проседью, которые венчались острой седой бородкой.

Как от матушки Волги

Путь не близкий – не долгий.

Ощетинены холки

Придорожных холмов

Там, где ветры – повесы

По полям да подлескам

С колоколен безкрестных

Шапки рвут с ходоков.

О, я всё слышу:
вы меня не слышите.
Так странно слышать
чью-то глухоту
как немоту - свою.
Вы что-то пишете
словами затеняя пустоту.
Чужие буквы и слова
заборчиком
сплелись случайно,
немоты боясь.
Молчание рядится
во встречание,
себя стыдясь.

              ***

Господь меня любит – я знаю,

А я-то взамен что даю?

Заповеди не исполняю,

Грехами Его предаю.

В мелодию света вплетая слова,
Тянусь к золотому лучу.
И музыку эту, услышав едва,
Надолго запомнить хочу.

Она, словно ветер, сама по себе,
С ума б от неё не сойти!
Я, кажется, снова поверил Судьбе, 
Да что там – влюбился почти.

Вот так вот проснёшься ни свет, ни заря
В баюкающей тишине,
Как милый чудак, что живёт не мудря,
В нездешней какой-то стране.

За это порой всё на свете отдашь.
И, будто бы времени нет,
Ты можешь сквозь ангельский зыбкий мираж,    
Смотреть, не мигая, на свет…
2017

В донье овражьего излома, на краю города стоял почерневший от старости и вросший в землю до подоконников дом. Третий год к ряду эта развалюха числилась в кадастрово-имущетвенном реестре за многодетной семьёй Иванковых. Получила она её бесплатно, в знак милосердия от муниципалитета Истратьевска.  Рядом, чуть выше, почти под склоном, у небольшого, наполовину облысевшего лесочка высился трёхэтажный кирпичный, нигде незарегистрированный особнячок местного производителя палёной водки, вдовца-двухлетка Сыроежкина.

Тебе в ладони складываю волю,
Своей страшусь, пусть царствует Твоя!
Ты знаешь лучше - сколько надо боли,
Чтоб в этой жизни было всё не зря.

Из рук Твоих хочу принять, как манну,
Спасительные скорби: клевету,
Изгоем жить или страдать за правду,
Но твёрдо знать, что я к Тебе иду.

Дай сил с терпеньем пережить ненастья,
И не предать, и не упасть с высот,
Любить, как Ты , стремясь в Твои объятья,
Роняя на тропу слезу и пот.

    Эта история произошла в те давние времена, когда люди были нравственными, трава зеленая, а колбаса – из мяса. В одном уездном городе жил кот по имени Шморган. Это был аристократ в своем роде – изящный, грациозный, немного толстоват, в общем, походил он больше на немецкого буржуя, а не на кота. И вот этот самый кот, лежа после сытного ужина, которым его угостила хозяйка трактира, в котором он ежедневно околачивался, однажды задался вопросом: «А ведь когда-нибудь меня не станет. И что же тогда будет? Кто будет есть мои сосиски, спать на моей постели и вообще, что будет с этим миром? Ведь он лишится раз и навсегда такого обаятельного и доброго парня как я. Ох, ох…». Мысли были настолько назойливы, что несчастный Шморган даже заворочался на теплой лежанке от негодования. «Да, я не писатель, не политик, не изобретатель и вообще – не сделал ничего такого, чтобы меня могли запомнить, но это значит, что сразу, едва только я крякну, меня совершеннейшим образом забудут. Ох, ох… Но неужели одной моей красоты и доброты недостаточно? А мой талант? Смотри-ка, где еще есть хоть один из нашей породы, кто смог бы съесть десяток сосисок за раз? Нет таких. Значит, я в своем роде уникальный. И поэтому я должен жить вечно, иначе мир просто потеряет все хорошее, что в нем есть. Я не могу так поступить с этим миром, я не имею права умирать и, значит, я должен жить…» 

Надежду вновь свели к нулю,
Как будто нет меня на свете.
И что тут скажешь? Я терплю,
Я ухожу от всяких  сплетен.

Быть может, снова повезёт,
И будет дан мне сон, как милость.
А в жизни всё наоборот:
То там, то здесь не получилось.

Вот так, мой друг, и смех, и грех.
Устав бродить по интернету,
Уснёшь, обиженный на всех,
И просыпаешься поэтом.

И прут из недр твоих стихи,
Как из пожарного брандспойта.
И нет прекрасней чепухи,
И ты весь чокнутый какой-то.
2017

Не отнимай от меня благодати,
Горьких прозрений, пронзительных строк...
День, что прошел без любви и объятий, —
Немилосердному сердцу урок.

День, что прошел без любви и заботы,
Станет ли вехой на светлом пути?!
Мне не расслышать небесные ноты,
Мне без Тебя благодать не найти.

Боже, до Пасхи осталось так мало!
Боже, от скверны очисти меня,
Чтобы душа хоть чуть-чуть просияла
От причащенья святого огня!

Что ж, милосердию надо учиться —
Самостесненьем, молитвой, трудом,
Чтобы любовь белокрылою птицей
Вдруг залетела в открытый мой дом.

Не отнимай от меня благодати,
Сердца смиренного, сладостных слез!
Знамя Любви — Благодатная Мати,
Знамя Победы — воскресший Христос!

Пропахли  надеждой апрельской
Небесная даль и земля.
А во дворе, по Гвардейской,
Всё те же стоят тополя.

И даже скамеечка – та же,
И пыльный под нею лопух,
Но в этом весеннем пейзаже
Какой-то особенный дух.

Себе самому не поверишь, 
Узнав свой подъезд без труда,
Родные скрипучие двери,
Как громкое «Нет» или «Да».

Не зря, видно, воля Господня,
Сюда меня вновь привела,
Ведь я и не думал сегодня
Насущные бросить дела.

Вернёшься вот так вот однажды
В ухоженный маленький двор,
И снова захочется с каждым
Затеять любой разговор.

Вращает мальчишка педали,
Гляжу ему пристально вслед.
Наверно, забудешь едва ли
Свой первый велосипед.

Уже весенним запахом бодрящим
Разбужена душа, но в уголке
Ещё щемит грустинкой уходящей
Мой след, волною смытый на песке

Времён ушедших, будто обведённых
Перстом Божественным в реке судьбы.
Мне показалось,  или я влюблённо
И радостно живу, и вне борьбы?

Любви богатых красок сердце хочет,
В луче рассветном тает семя тли.
Рождённые слова на нити строчек
Нанизанными бусами легли.

Жизнь —  
движение к смерти,
а может и к жизни,
но, всё же,
уходящего ужас
отсутствия
гложет;
перехода, возможно,
но страшного.
Впрочем,
жизнь,
входящая в смерть —
это медленно
очень.
 

21.03.2017

На лужайке играли куклы  
Вне тревоги и вне печали.
На раздолье озорничали 
И, забывшись, не замечали:
На лужайке играли в куклы.  

7.06.2012 г. 

Не тот поэт, кто отточил свой слог
И как хозяин властно правит лирой,
Но тот, кто правды глас возвысить смог
Над безразличьем суетного мира.

Кто видел то, что «смертным» не дано,
Кто силам зла достойный бросил вызов,
Кто не стремился выглядеть умнó,
Рождая стих, что ясен, свеж и близок.

Кто будет он, избрав кликуш почёт, 
Вне Божьих врат, вне Истины, вне Света? –
Какой-нибудь искусный рифмоплёт,
Забывший о призвании поэта. 

06.06.2012 г.

Окна дома выходят на храм.

Потянулась душа, встрепенулась –

Все, что в ней, - совершается ТАМ.

К старой жизни она не вернулась.

 Когда сердце бросается воле наперерез,
  Все что важным казалось внезапно теряет вес
  И мне снится сон, что я иду через лес
  Собираю в букет  бессмертник и клевер дикий
  Незаметные как ворсинки на ежевике,
  Опускаются ангелы с темных своих небес

  Они кружатся, каждый их взмах как удар под дых
  Идеальные,безупречные до икоты
  Не похожи на тех, что сидят в золотых киотах
  И глядят на горящие свечи без выходных.

  Их точеные руки сплетаются и легки
  Они в миг замыкают круг, добавляют скорость
  Поднимают из сердца- сомнения, жалость, совесть,
  Как ребенок ракушки летом со дна реки.

Я не один,
со мной и дождь, и снег,
и радуга...

Со мною даже лужа,
хотя иду по ней я неуклюже —
в калошах фирмы
вряд ли ведомой богам.

Я не один,
хоть пыль — весь мой багаж,
хоть боль и страсть
затмили лик и личность.

Я — не один,
нас много: жалких, глупых —
святых и подлецов,
утративших давно своё лицо.

Мы не одни на свете,
с нами — Бог,
который стать траве травой
помог.