Интервью

Беседа о творчестве с клириком московских храмов Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке и святителя Митрофана Воронежского на Хуторской, поэтом, главным редактором радио «Благовещение» протоиереем Андреем Спиридоновым

Каждый человек — потенциальный поэт, потому что создан по образу и подобию Божьему и имеет способность к творчеству и сотворчеству. Самый первый и главный поэт это Бог Творец. «Поэтос неба и земли», если по-гречески. И каждый человек призван прожить свою земную жизнь в преддверии вечности как творческий поэтический акт. В этом смысле сама жизнь первенствует, важней, чем в узком смысле поэзия как жанр или, тем более, текст. А делает человека истинным поэтом вера и сострадание.

Беседа с омским литератором  Г. Г. Минеевой о последней встрече с В. Г. Распутиным

Минеева Галина Георгиевна. Окончила Иркутский государственный университет им. А.А. Жданова (1966-1971 гг.), специальность — журналист. По распределению была направлена в г. Омск, где работала в партийной газете «Омская правда», с 1978 на протяжении  19 лет работала редактором художественной литературы в Омском книжном издательстве, которое в то время широко издавало русскую и зарубежную классику, новинки современников, в том числе выпускались и книги В. Г. Распутина.

— Галина Георгиевна, вы были близко знакомы с Валентином Распутиным. Расскажите пожалуйста как и где вы познакомились.

— Я часто задаю себе вопрос: почему Валентин Григорьевич отыскал меня через много-много лет, почему душа его вдруг зазвала меня в свое сокровенное, хоть и ненадолго, через сорок с лишним лет? Об этом не спросишь у него, да и спроси тогда, он ничего не сказал бы в ответ, а только улыбнулся вопросу, склонив слегка голову.

Наши короткие отношения я не назвала бы громко — «близко знакомы», просто на последний отрезок его пути по жизни нет-нет, да соскальзывала моя ступня, вроде бы случайно.

В эти годы наших никаких отношений вместилось блестящее воплощение его прекрасного таланта, лаконичного и глубокого, как и он сам.

На вопросы читателей «Омилии» отвечает прот. Андрей Спиридонов

В нашу редакцию приходит немало писем с разными, порой довольно сложными вопросами. Именно такие непростые и для понимания, и для объяснения вопросы читателей мы решили собрать в одном материале и попросили ответить на них поэта, радиоведущего и, главное, мудрого пастыря овец Христовых протоиерея Андрея Спиридонова.

Итак, что такое первородство с точки зрения еще ветхозаветной и что это такое для нас, христиан? Очевидно, что разница довольно существенная. Можно сказать, что психология христианина и психология ветхозаветного человека, в том числе и ветхозаветного праведника существенно различаются. Впрочем, дело даже и не в психологии в современном смысле, а в том, что, вполне привычно, можно назвать религиозным миропониманием. И здесь, опять же, миропонимание различно. С одной стороны и там и там единобожие, однако и в контексте единобожия как такового Ветхий завет и Новый завет различаются как земля и небо. И различие это не во внешней праведности или комплексе морально-этических установлений, а в имени Христовом.

Беседа с протоиереем Петром Винником о милосердии

— Милосердный человек — это какой человек? Вот если я не могу равнодушно смотреть на чужое горе и потому начну поступать, как о. Иоанн Кронштадтский — сниму свою обувь и отдам нищему, отдам последнюю копейку нуждающемуся, тогда понятно. Но если я думаю, прежде всего, о себе, то тут как бы «недолёт»? Где проходит граница между «жлобством» и «здравомыслием»?

— Милосердный человек — это благодатный человек, который через союз благодати и свободной воли в духовном подвиге формирует христианские добродетели, одной из которых является милосердие, как плод Духа Святого. Такой подвижник не отлучён от молитвенного делания, в его сердце — жилище Духа Святого. Тот, кто молится постоянно, станет приносить совершенную жертву хваления — милость мира. Если молитва от чистого сердца, то и плоды этой молитвы известны: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание.

Но стоит человеку повредить сердце мудрованием по плоти, то, разумеется, и молитва может исказиться. Всем известна евангельская молитва фарисея, сердце которого далеко отстояло от Бога: «Как хорошо, что я не таков, как прочие», «десятину отдаю от того, что приобрету», когда мытарь в сокрушении сердца просил лишь только милости от Бога. Поэтому Господь гордым жертвам фарисея предпочёл сокрушённое сердце мытаря: «Милости хочу, а не жертвы» (Мф. 9:13).

— Отец Андрей, что значит слово «любовь» для вас? Каково ваше личное его понимание и определение?

— Это слово, которое стоит реже произносить на публику. Затереть его и даже затоптать — легче легкого. Спутать с чем-то ложным, но сладким, эмоциональным, кружащим голову, тоже не стоит труда. Любовь не имеет исчерпывающего определения. Хотя бы потому, что это имя Божие. Ее наличие или отсутствие проверятся по наличию или отсутствию жертвы. Где жертвы нет, там и любви нет. Чем больше жертва, тем подлиннее любовь.

К великому сожалению, человек, согласно Писанию, способен заменить истину ложью и полюбить ложь, служить лжи. То есть любовная жертвенность может быть ложно направлена. Всё это чрезвычайно запутывает дело и требует осторожности. Взгляните на распятого Христа. Где здесь любовь в мирском понимании? Ее тут вроде бы нет. А ведь распятый Христос — это и есть самое высшее выражение подлинной любви.

Под крестом моя могила,
На Кресте моя Любовь...

Если разговор о любви со временем не приходит к подножию Голгофы, то это, мягко говоря, что-то не то...

Беседа с протоиереем Петром Винником о том, как правильно, по-христиански, относиться к неприятностям и неприятным людям.

— Давайте поговорим о неприятностях и неприятных людях, о правильном отношении христианина к неприятным людям. Мне кажется, что сами неприятности можно разделить на две группы: а) воображаемые (мелкие, не стоящие внимания) — не так поглядел, на мизинец наступил и пр.; б) реальные (настоящие проблемы, страдания, горе) — оказаться во власти злодея, например: фашиста, садиста и пр. И люди зачастую первые принимают за вторые — это верно?

— Прежде, чем говорить о неприятностях и об отношении к ним христианина, давайте узнаем природу всех неприятностей в целом. В замысле творения Божьего мира не было места для возникновения какой-либо причины нарушить гармонию, ибо все, что было создано Творцом, было «весьма добро». И человек не ощущал дисгармонии с окружающим миром, потому что творение мира было высшим благом, прежде всего для человека. Однако для человека была дана заповедь о том, чего нельзя делать, чтобы не повредить общему благу. Этот запрет не вкушать плода от древа познания добра и зла, позволявший первому человеку проявить свободную волю в послушании Богу, имел в себе неприятие. И чего? Неприятие смерти. Как сказано Адаму «в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь (Быт. 2:17)». Значит, неприятие запретного плода — это было Божье веление не познавать то, что несогласно с жизненными принципами человека. И неприятность — это то, что случилось по обману, по лести дьявола, неприятное происшествие, доставившее огорчение и вред первому человеку и последующему роду человеческому.

Свеча ничего не теряет, если от её пламени зажглась другая свеча. Не знаю, кто автор этих слов, но они красивы и точны, а при условии поправки, что свеча приобретает, когда от неё зажигаются другие свечи — получаем хороший христианский образ, своего рода путь солнца.
В жизни редко встречаются такие люди: большие и тёплые, а ещё умные, талантливые, добрые и невероятно красивые. К такому прикоснёшься сердцем, и расцветёшь, как подсолнух или подснежник, или, как куст сирени весной... А сколько вопросов хочется задать такому человеку, чтобы узнать о его светлой жизни, чтобы приобщиться к его мудрому свету. Пусть не смущается читатель красивыми словами — они правдивы, а человек, о котором идёт речь, на самом деле красивее сказанных слов, и пообщаться с ним — великое наслаждение для всякого человека.
Знакомьтесь, Сергей Марнов — историк, писатель, многодетный отец-усыновитель. Сергей Дмитриевич любезно согласился ответить на вопросы, несмотря на то, что в его доме появился восьмой ребёнок — маленькая приёмная девочка, и он сейчас невероятно занят.

— Как вы стали многодетным папой?

— Многодетными папами становятся, в основном, при помощи жены. Тут либо жена рожает, либо оглядывается по сторонам, ищет, где бы ребёночка сцапать. Если серьёзно, то жена с самого начала мечтала о многодетности, но вторые роды оказались для неё и последними — досадная врачебная ошибка. И тут вмешался Господь, который всегда даёт человеку то, чего он хочет по-настоящему. Нам сообщили о девочке, которую надо немедленно спасать, вырывать из рук злодеев-родителей. Ну, мы обсудили все с детьми, решили: «Будем брать!». Все рассчитали, спланировали, отвели место в квартире — и как лицом об стену! Нет никакой девочки, её придумали от скуки, не рассчитывая, что мы воспримем это всерьёз. А на путь мы уже встали...как-то пусто стало. Несколько дней промучились, как вдруг прозвенел волшебный звонок... мальчик, которому очень нужна семья, но которого никто не возьмёт из-за страшного диагноза... сейчас у нас шестеро усыновлённых детей.

Интервью с челябинским поэтом протоиереем АЛЕКСИЕМ ЗАЙЦЕВЫМ, членом Академии российской литературы, членом Союза писателей России, лауреатом литературной премии Уральского Федерального округа, председателем совета Международного клуба православных литераторов «Омилия», автором 9 стихотворных сборников, духовником Челябинской православной гимназии во имя Святого Праведного Симеона Верхотурского Чудотворца и окормителем детского приюта.

— Отец Алексий, каким был для Вас ушедший 2015 год? Он был насыщен событиями и, вероятно, открытиями?

— Мне нельзя жаловаться на прошедший год. У меня вышло два сборника стихов, а третий подготовлен к изданию и подписан в печать. Кроме того я стал лауреатом литературной премии. Однако выход новых книг и повышение статуса — далеко не самое главное для писателя. Значительно важнее — творческий рост, появление новых высокохудожественных произведений, важных для читателя и отечественной литературы. В этом плане, к сожалению, 2015 год я не могу занести себе в актив. При этом я прекрасно осознаю, что творческий путь никогда не бывает гладким, на нем неизбежно происходят взлёты и торможения, а может быть и падения. Однако, если что-то получается не так, как хочется, — нужно трудиться, хранить свою душу в чистоте, и Господь не оставить тебя без плода.

Свою творческую деятельность мне приходится совмещать со службой в храме, должностью духовника в православной гимназии и рядом церковных послушаний. Так что времени на литературные труды всегда не хватает. В каком то плане это и хорошо: сосредотачиваешь своё внимание и творческие усилия на самом существенном и важном для читателя.

Беседа известного писателя, эссеиста, критика Эдуарда Анашкина с автором романа «Родовая земля» Александром Донских.

Эдуард Анашкин: Александр Сергеевич, до прочтения вашего романа мне встретилась рецензия на него. Вот несколько строк из неё: «Роман „Родовая земля“ — это потрясающее сочетание эпичности с лаконичностью. В небольшой по объёму книге автор сумел сказать очень много, и всё — о главном. Никогда не была любительницей „деревенской“ прозы и стиля, но здесь об этом забываешь ровно на втором абзаце...» (Любовь Кантаржи, журналист, газета «Российский писатель»). Признаюсь: нечто подобное произошло и со мной, а также с моим внуком, тоже, к слову, не большим любителем деревенской прозы, возможно, в силу своего ещё относительно юного возраста. «Родовую землю» мы в семье прочитали на одном дыхании, я, по давней привычке, с карандашом в руках, — и мне захотелось поговорить с автором. Писали вы о прошлом, о России конца 19-го, начала 20-го веков, но думали, догадываюсь, о сегодняшнем дне, о молодых людях, которые так подвержены всевозможным новомодным и — нередко — погибельным влияниям и веениям.

Александр Донских: И о сегодняшнем дне, Эдуард Константинович, и, как говорится, о дне грядущем думал: что передадим нашим детям и внукам? Какую землю — разорённую, захудалую или цветущую, родящую? Эта земля нам наследована нашими пращурами, она — наша, родная, родовая, политая кровью и потом и — намоленная. А ещё она, вся наша планета Земля, — живая.

«АиФ» о том, как детективные истории монахини-писательницы Евфимии завоевали любовь среди читателей всей страны.

Монахиня Евфимия живет не в монастыре, а в миру. Она работает неврологом в московской поликлинике, а в свободное время пишет книги, причем самые настоящие детективы и истории в жанре фэнтези. В рассказах Евфимии фигурируют кровожадные злодеи, убийства, интриги и расследования. Монахиня-писательница приехала в Петербург, чтобы представить свою новую книгу и пообщаться с поклонниками своего творчества.

«При прочтении моих книг важно увидеть персонажа, который там есть, но не выводится напрямую, — подчеркивает Евфимия. — Он карает злодеев и награждает добродетельных героев. Это — Господь Бог».

На вопросы отвечает НИКОЛАЙ ЗИНОВЬЕВ, любимый многими русский поэт, член Союза писателей России, лауреат Международного конкурса газеты «Литературная Россия» и компании «Росбытсоюз-Инвест», Большой литературной премии России, премии Союза писателей России имени Эдуарда Володина «Имперская культура», Всероссийской православной литературной премии им. Александра Невского, премии «Куликово поле» памяти Вадима Негатурова и др., автор 26 поэтических сборников; отныне — омилиец.

— Моё знакомство с вашим творчеством началось со стихотворения «Я — русский», которое заканчивается словами:

И человек сказал: «Я — русский»,
И Бог заплакал вместе с ним.

Потрясающее стихотворение, в нём приоткрывается и правда, и тайна русской души. Пользуясь случаем, спрошу: Что значит быть русским на Ваш взгляд? И ещё вопрос: О чём заплакал Бог? — авторское мнение интересно.

— О чём заплакал Бог — тайна. Но я смею предположить: Он заплакал о том, что «Любовь умаляется, зло набирает силу». Это, в итоге, и приведёт к Апокалипсису.

А почему заплакал именно с русским человеком? Тоже смею предположить, потому что Святая Русь — оплот Православия, теряет свою святость, несмотря на множество отреставрированных и построенных храмов. «Русь уходящая» — написал в своё время Есенин. Я думаю, этот процесс ухода русского человека от Бога продолжается, несмотря на внешнее, казалось бы, приближение. Россия и весь мир движутся, ещё раз повторю, к Апокалипсису. И это не моё личное мнение, как вы понимаете.

Мы иногда милосердием называем соглашательство со злом. Сегодня слышны обвинения в адрес ополченцев, защищающих свои дома, своих жён, детей, стариков от агрессора, и звучат призывы к прощению (не кающихся!) правосеков, льющих кровь мирных людей, сжигавших с радостью куликовцев. Это ли милосердие? Тогда получается логика телеканала «Дождь» — не надо выигрывать войны, не надо давать отпор врагу, надо сдаваться, капитулировать. Это подмена понятий, а не милосердие.

— Светлана, по Вашему мнению, каков духовный смысл кризиса на Украине?

— Кризис отчасти искусственен, то есть создан по заказу Госдепа США, и мы можем проследить, какими путями он внедрялся, воплощался в жизнь. Как ни странно, под ударом оказался именно духовный параметр. Видно, наши враги поняли, что страшный для них «русский Бог» — причина прежних наших побед, может быть «предан и распят», и все свои усилия направили на поругание святынь души, на искажение ценностной шкалы. Людей поманили мифическими «европейскими ценностями», и, сломя голову, те понеслись за грёзами.

От своего деда, кадрового военного, прошедшего две войны, в ответ на чьи-либо жалобы бытового характера неоднократно слышал: «Ничего страшного. Лишь бы не было войны!..» Со временем это стало восприниматься как некая присказка. Однако в свете последних событий на Украине эта фраза вновь стала приобретать устрашающий живой смысл. Особенно страшно, когда в ходе боевых действий гибнут мирные жители, старики и дети. А вот совсем недавно, за освещение событий, связанных с АТО (так называемой «антитеррористической» операцией), своими жизнями пришлось заплатить двоим российским журналистам, снимавшим репортаж о том, как ополченцы Луганска выводят беженцев из-под огня украинской нацгвардии.

Об этой трагедии и вообще о политической обстановке на Украине наш сегодняшний разговор с журналисткой с 22-летним стажем Светланой Анатольевной Коппел-Ковтун, членом Национального союза журналистов Украины, руководителем международного клуба православных литераторов «Омилия». К слову сказать, не так давно Светлана сама была вынуждена покинуть родной дом на Украине и переехать в Россию.

— Светлана, что Вы думаете о недавней гибели российских журналистов? В обществе сейчас идёт полемика о том, стоит ли журналистский материал человеческой жизни. Ваше мнение.

— Не один раз я задавала себе этот вопрос. Он висит в оперативке у меня лет двадцать — и до сих пор. Правильный ответ на него дают не теоретические размышления, а опыт жизни: его надо выстрадать. Чтобы понять чужой ответ, надо тоже потрудиться, вслушаться, иначе не поймёшь чего он стоит.

Я считаю, что эти ребята — настоящие герои. Я бы в ноги поклонилась их семьям — их горе велико. Но не безутешно: такой подвиг дорого стоит, и это великая честь для родственников — иметь в своих рядах героев. Ведь сегодня журналист на фронте порой важнее, чем танкист или пилот самолёта. Мы живём в информационном пространстве, и войны сегодня выигрывают именно журналисты. Они — на передовой линии информационной войны, и от их подвига зависят миллионы жизней.

Монахиня Евфимия (Пащенко), писатель и профессиональный врач-невропатолог, живет в Подмосковье. Недавно в свет вышла ее новая книга — сборник рассказов «Яблони старца Амвросия». До этого были сотни других новелл, статей по краеведению, а также научных работ. Как удается совмещать монашество, медицину и литературу? С этого начался наш разговор.

— Я потомственный медик. Мой прапрадед был крепостным фельдшером, потом барин дал ему свободу. После школы поступила в Архангельский мединститут, работала терапевтом в Доме ветеранов. Позже из терапевта стала невропатологом. Общение с пациентами дает особый жизненный опыт. Недаром многие герои моих книг — врачи.

— Когда стали писать?

— Первую книгу выпустила в 1997 году на собственные средства — «Очерки о храмах и монастырях Архангельской области», потом решила себя попробовать и в художественной прозе. Использую невыдуманные факты. Что-то беру из архивов, что-то из житий. Есть у меня цикл детективных рассказов о православной женщине Нине Сергеевне, но даже в этом жанре главное — не развлечь читателя, а дать пищу для размышлений. Скажем, совершено преступление, несправедливо обвиненный человек обращается за помощью к верующему. Разве можно ему отказать?

Монахиня Евфимия (Елена Владимировна Пащенко) живет в миру. В одной из московских поликлиник «стучит молоточком», — так она говорит о своей работе врача-невролога. Жительствует в городе Домодедово, куда переехала из Архангельска. И уже много лет пишет книги. А недавно в издательстве «ОЛМА Медиа Групп» вышел сборник ее рассказов «Возвращение чудотворной».

— Вы пишете давно. И первые Ваши сочинения были про монастыри, старцев....

— Не совсем так, я начинала с краеведения. Первая книга — самиздатовская, напечатанная на мои деньги, с моими же иллюстрациями — вышла в 1996 году. И называлась «Очерки о храмах и монастырях Архангельской области XVII–XX вв». Почему такое светское название? Дело в том, что она считалась изданием моей «альма-матер» — Архангельского мединститута, утверждалась тамошним редакционным советом. Тираж у нее был небольшой — 400 экземпляров, разошлась она достаточно быстро и сейчас является библиографической редкостью. Собственно, то была едва ли не первая постсоветская книга по церковному краеведению в нашей области.