Вы здесь

Разговоры о доме в депортационном центре (Варсан Шайр)

Что ж, я думаю, дом выплюнул меня, отключение электричества и комендантский час — как язык, шатающий зуб. Боже, знаешь ли ты, как это тяжело, говорить про день, когда твой собственный город тащил тебя за волосы, мимо старой тюрьмы, мимо школьных ворот, мимо горящих тел, воздетых на столбы, как флаги? Когда я встречаю таких, как я, я узнаю жажду, нехватку, память праха на их лицах. Никто не покидает дома, если это не пасть акулы. Я несла старый гимн во рту так долго, что там не осталось места для другой песни, другого языка или другой речи. Мне знаком стыд, что окутывает, поглощает целиком. Я разорвала и съела собственный паспорт в гостинице при аэропорте. Я набухла от речи, которую не могу позволить себе забыть.

* * *

Они спрашивают меня: как ты сюда попала? Разве вы не можете увидеть этого по моему телу? Ливийская пустыня красна от тел иммигрантов, Аденский залив распух, Рим без оболочки. Я надеюсь, путешествие — это больше, чем мили, потому что все мои дети — в воде. Я думала, что море безопаснее, чем суша. Я хочу заниматься любовью, но мои волосы пахнут войной, и бегством, и бегством. Я хочу лечь, но эти страны — как дядя, который трогает тебя, ребенка, покуда ты спишь. Посмотри на эти границы, пенящиеся во рту с телами — разбитыми и отчаявшимися. Я — цвет горячего солнца на моем лице, останки моей матери так и не были похоронены. Я потратила дни и ночи в желудке грузовика, я вышла оттуда не такой, как прежде. Иногда у меня чувство, будто кто-то другой носит мое тело.

* * *

Я знаю несколько вещей наверняка. Я не знаю, куда иду, место, откуда я пришла, исчезает, я непрошенный гость, и моя красота не красота здесь. Мое тело горит от стыда непринадлежности, мое тело жаждет. Я грех памяти и отсутствие памяти. Я смотрю новости, и мой рот становится стоком, полным крови. Строки, бланки, люди за столами, визитки, офицер службы иммиграции, взгляды на улице, холод, пробирающий до мозга костей, классы английского по ночам, расстояние, на котором я от дома. Но хвала Аллаху, все это лучше, чем запах женщины, поглощенной огнем, или тяжесть мужчины, который выглядит как мой отец, выдергивающего мои зубы и ногти, или четырнадцать мужчин между моих бедер, или пистолет, или обещание, или ложь, или его имя, или его мужество — у меня во рту.

* * *

Я слышала, как они говорят: отправляйся домой; я слышала, как они говорят: чертовы иммигранты, чертовы беженцы. Неужели они и вправду настолько высокомерны? Неужели они не знают, что эта прочность — как любовник, целующий твое тело с нежностью в одну секунду, и вот — ты уже лежишь на полу в трепете, засыпанный камнями и обесцененными купюрами в ожидании, что все вернется. Все, что я могу сказать — однажды я была такой же, бездействие, жалость, неблагодатное место, и теперь мой дом — это пасть акулы, теперь мой дом — это дуло пистолета. Я увижусь с вами на другой стороне.

Перевод Риммы Аглиуллиной