Омилия

Поющие сёстры России — берёзы, берёзы,
Зелёные косы и свет серебра бересты...
Ещё не шумели над пашнями первые грозы,
Но вы уже шепчете песню весенней мечты.

И зноен июль, и февральские вьюги жестоки,
А вам бы опять окунуться в прозрачность весны.
Вы в тихой печали склонились у старой дороги,
Которая всё ещё помнит раскаты войны...

Лесная дорога, ты помнишь, как глухо стонала
Под тяжестью стали, изранившей ленту земли —
Сквозь пену огня, под разрывы и грохот металла
Три огненных года пылающим ветром прошли.

Мне дарят букет виртуальный.
А в парке безлюдном красиво
Белеет цветущая слива
Причём, совершенно реально.

Я веток касался руками
И чувствовал их безмятежность.
Я трогал апрельскую нежность
Пушистых соцветий губами.

И не было ветра капризней
В тот миг над сиреневой мглою,
Где утро, омывшись росою,
Сверкало бессмертием жизни.

(Последний вариант, деньрожденный...)

Можно сколько угодно лгать
Всем халдеям и веку в угоду,
Только жизнь за други отдать
Может Тот, Кто имеет свободу!
Только Тот, Кто умеет любить,
Может руки Крестом раскрылить!
И обнять тебя, и простить…
И любовью венчать «навылет»…
«Господина не выше раб…»
Потому нас Господь и слышит!
И кидает «небесный трап»,
Что «колючки» закона выше…

Литературные заметки о книге Николая Головкина «Птица-память»

На жизненных браздах
жатвой поколенья,
По тайной воле
Мгновенной провиденья.
Восходят, зреют и падут,
Другие им вослед идут...

А.С. Пушкин.

Предлагаемая статья — попытка беспристрастного анализа скромного, но важного и знакового в наши дни издания.

«Птица-память» — новая книга стихотворений и эссе московского поэта, публициста, прозаика, члена Союза писателей России, члена Союза театральных деятелей России Николая Головкина.

Туристический лагерь на берегу Атлантического океана. Название было несколько необычным для Франции — «Орел». Просто хозяин этого заведения был русский эмигрант и решил с названием особо не мудрствовать. Неудивительно, что многие из русских эмигрантов в Париже любили сюда ездить летом. Через своих друзей в Париже сюда попал и автор статьи, благо отдых здесь был недорогим.

Русских тут было много. Один из них, инженер, работавший на заводе Рено, увидев у автора в руках бутылку кока-колы, скривился и сказал:

— Ты представляешь, что этот напиток сейчас делает с твоими внутренностями?! В Кока-коле печень растворяется. Мы им на заводе медные трубы от окиси очищаем. Сам применял неоднократно.

Тогда я отнесся к его словам с недоверием, но кока-колу пить перестал. Но вот мой знакомый из России рассказал мне, что как-то забыл пластиковую бутыль с колой в гараже, и нашел ее только через год. За это время «волшебный напиток всего мира» разъел стенки пластиковой бутыли.

Неужели в России нечем утолить жажду, кроме иностранных газированных напитков, растворяющих внутренности наших сограждан?

Ночь сомкнулась, развесив уши.
Ухмыльнулся луне асмодей.
Майский город уснул, и души
Отдыхают, устав от людей.

Ведай, Отче, что не подспорье
Им молитва и боль стихов.
Нет бессмертия в Лукоморье
И блаженств в Стране Дураков.

Притворяться вошло в систему,
Между братьями вновь грызня.
Кот учёный поёт не в тему,
Ржавой цепью своей звеня.

Ветер волны вглубь толкает
Из каналов темно-синих,
Леденеет сердце Кая,
Только вот никак не скинет

Ни печаль, ни радость встречи,
Сердце Кая билось в каждом,
Снеговой задев картечью
Герду нежную однажды.

Участникам войны

Вы были готовы пожертвовать жизнью
За мирное небо и мирный устой,
За счастье и радость великой Отчизны.
За детство и юность, любимой покой.
Мы службою вашей гордимся, герои!
И Вам благодарны за радость побед.
За то, что в едином душевном настрое
Встречаем Победные 70 лет!

Не верь шишигам и халдейским книгам.
Будь на заутрене. И торопи отъезд.
И путь прямой лежит через Чернигов.
И мимо славный Леванидов крест.

Во стольный град, что под хазарским игом,
Что обложили данью. А окрест —
Разбойный свист. Ни милостей, ни выгод.
Но Бог не выдаст, а свинья не съест.

От свиста травы никнут и дубравы —
Прочь осыпаются лазоревы цветы.
И чёрной силушки стоят на переправах

Когда страна, едва живая,
Стояла средь вселенских груд,
Народ мой, кулаки сжимая,
Призвал к себе на помощь труд.

И поднимая взор былинный,
С мольбою глядя в небосвод,
Был вдохновенным и единым
Родной мой, страждущий народ.

Росли дома, заводы, школы,
Поля насытились зерном,
И в городах, посёлках, сёлах
Народ воскресший жил трудом.

Одесса, Одесса
Кровавая месса
Случилась с тобой неспроста.
Погибли герои, спасая Россию,
Спасая икону Христа.

А бесы-фашисты пинали ногами
По ранам, ожогам людей.
И нимбы кругами
Сияли над смертью, над смрадом
Жестоких огней.
В Одесской Голгофе костры догорали,
Прощаясь, крестила рука.
Воскресли герои: бессмертными стали.
Россия навеки крепка.

02. 05. 15

Возможно, самым известным человеком в городе Михайловске был бизнесмен Василий Колосов. Крупнейший предприниматель, глава компании с говорившим само за себя названием «Колосс» — кто мог сравниться с ним в богатстве и могуществе?! На господина Колосова работало большинство леспромхозов области. Ему же принадлежали два городских лесопильных завода, продукция которых шла на экспорт. Воля господина Колосова являлась законом для всех — даже будь она полнейшим беззаконием. Целая армия рабочих и служащих подчинялась ему беспрекословно, как шахматные фигуры — игроку. Были у него свои люди и в Михайловской мэрии, и среди окружения губернатора… Но это еще что! Господин Колосов был убежден, что у него есть свой человек даже на небесах!

Об этом человеке он узнал, когда был еще ребенком.

Она легла спать рано — болела голова, и ломило каждую косточку. Видно, продуло немного в дюнах. А может так что.

Какое замечательное место — Паланга. Белый мелкий и мягкий песок, похожий на муку крупного помола. Чуть выше пляжа — дюны. Каждая песчинка такого чудесного песка сберегается — от морской воды и крепкого ветра. На самом деле, в дюнах лежать тепло, нежно — на солнышке. Но чуть приподнимешься — сразу же тебя захватывает ветер, который никому не подвластен.

Жаль, не привезли в такую красоту и нежность 4-х летнюю дочь — Лану. Правда, она не очень-то и просилась. Оставаясь с бабушкой в уральской деревушке, она даже не ожидала, что ей предстоит разлука с родителями и, в первую очередь, с мамой. Расставаться с мамой она совсем не любила, так как они, практически, всегда были вместе.

Старинный дом, на крыше — трубы
Печные. Для чего — сейчас?
Резными кирпичами тумбы
Как украшение. Для глаз
Явившись, стали воплощеньем
Волшебной сказки. Там жилье,
Где обитает шведский Карлсон,
Иль, по-славянски, домовье.

Между фигурных труб — изгибом
Распластан белого белей
Наш снег: под самым ярким небом,
Хрустит морозностью своей.
Он освященный Светом — чист,
Высок, далек и не знаком,
Не тронут, не доступен лист.
К нему я дотянусь — пером.

И вот они пошли, за строем строй:
Серьёзные, житейские, скупые.
На «первый» рассчитавшись и «второй»,
Дела мои — свидетели земные.

Дрожала истончившаяся нить
Шатающейся памяти далёкой.
Молчал рассвет, хотелось просто жить
Во сне неимоверно одиноком.

Бессильно разжимались кулаки,
Темнела Кровь на Via Dolorosa.
Бесшумно осыпались лепестки
На землю с молодого абрикоса.

Розовой волною
        в небе облака,
Сели на качели
        солнце и луна.
Книзу солнце,книзу,
        кверху полублин,
всходит над домами
        лунный исполин.
На хребте Ильменском
        средь густых лесов
Рыжие лысины,
        вроде островов.
Тени долговязы
        полосатят склон,
Ниже солнце, ниже,
        к западу в полон.

Батюшку сослать на острова,
Соловки-то ближе к Богу место,
Порешили ради торжества
Первомая в светлый день воскресный.

Церковь же во имя Покрова
Пресвятой Владычицы Небесной
Разобрали дружно на дрова,
Поделили всем колхозом честно.