Омилия

Политология и кулинария

В Закрытом секторе НТС, последней белоэмигрантской разведке, мне показалось удивительным, что многие из ее сотрудников были неплохими поварами. Потом я понял, что это вполне логично: жалование у сотрудников было мизерным, а частью работы с контактами был «русский ужин»: человек, приобщившийся к кухне страны, куда он собирался ехать, начинал понимать ее чуть лучше.

Борщ и пельмени приводили англичан в восторг. То же самое было и с русскими котлетами: англосаксы делают котлеты гораздо примитивнее. Впрочем, немцев это касалось не меньше.

После крушения коммунизма страну захлестнула волна бездумного копирования Запада. Зачастую, далеко не лучших сторон западной жизни. Гамбургеры и хот-доги на каждом углу. Даже в ресторанах, считающих себя шикарными.

Гравюры Алексея Федоровича Зубова являются первыми изображениями Санкт Петербурга. Классика. Город Петра еще строился, а многих зданий, изображенных художником, и не существовало никогда: гравер изображал их, опираясь на проекты, некоторые из которых так и не воплотились в жизнь. И уже не воплотятся никогда.

Зато в столице республики Марий-Эл, городе Йошкар-Ола, строится картинная галерея, почти точная копия Дворца дожей в Венеции. У столицы последней языческой республики Европы появилась своя достопримечательность. Осталось только каналы прорыть и запустить в них местных гондольеров. До зимы поплавают, пока в лед не вмерзнут.

Дворец дожей уже есть, он в Венеции не одну сотню лет стоит. Зачем такой же в Йошкар-Оле? И незачем. Просто местный губернатор любит итальянскую архитектуру. Замечательно и похвально, но это недостаточное основание для того, чтобы оставлять потомкам чужеземные архитектурные копии из камня. И это при том, что множество прекрасных зданий в России были разрушены, или существовали только в проектах.

Кто-то уходит к другой,
Кто-то в надежде и вере
Медленно сходит на берег.
Дальний. Туманный. Чужой.

Каждый по-своему прав.
Есть в жизни что-то такое,
Внутреннее, основное,
Словно отложенный штраф.

В этот момент горизонт
Виден значительно шире.
Всё относительно в мире,
Жребий бросать — не резон.

Никто не видит се́рдца — только Бог:
Всю глубину, всю немощь — без остатка.

И жизни быстротечной эпилог —
Последняя, решающая схватка
Добра со злом. В ней тот лишь устоит,
Кто открывал для Бога настежь двери.

А всех других, кто много говорит,
Спасёт ли Бог? —
                            Тех, кто в Него не верит...

В гавани корабли,
Ждут их давно моря,
Скоро уже они
Скажут: прощай, земля!

Воздух стал свеж, упруг,
Ту́чатся небеса
Ждут тебя, Милый друг,
Алые паруса.

На парусах Мечты
В дальнюю даль умчишь,
Как удивишься ты,
Что остаётся лишь

Вдруг от большой земли
Бледная полоса,
Ждут тебя впереди
Алые чудеса.

Когда-нибудь поеду снова в Крым,
Чтоб посмотреть душой на море.
Он никогда не будет мне чужим,
Ведь я с крымчанами не в ссоре.

Их выбор вдохновенный дорог мне.
И их мотивы мне понятны.
Хочу парить, как прежде, в вышине,
Грядою гор любуясь необъятной.

К тому ж границей не делю теперь
Я Родину свою с Россией,
Мы Русь одна, и не закрыта дверь
Нам в рай, где воздух синий, синий!

Не уходи, мне и впрямь повезло,
Счастье границы не знает.
Видно не зря это чувство нашло,
Что ты за тайна такая?

Лживая правда? Правдивая ложь?
Тихо придёшь ниоткуда —
Радуюсь, сам на себя не похож.
Вновь начинается чудо.

И прекращается времени бег.
Ты заколдуешь любого.
Хочешь, я всё расскажу о себе,
Хочешь молчать — ради бога.

Сегодня и утро и день — многоточие,
Да разве прочесть, что легло между строк,
Бывало, погибель России пророчили,
Но то был обман и придуманный рок.

Кресты прорастают и поле и звездное
Раздолье, объяв и простор и тюрьму,
Кричали сегодня с трибуны всем грозное,
Но кто из них ведал распятие мук?

Нагие стоим, да того и не ведаем,
И чашу проносят, в ней капля для всех,
Здесь счастье скрывалось за мнимыми бедами,
И горечь одна за обманом утех.

Сорок первый двадцатого длинного века,
От войны до войны — шаг короткий и мир,
От мальчишки до мужа шагать человеком
Нелегко ни по стуже, ни в жар, ни на пир.

Здесь преддверия ада. На границе со светом
Тьма сгущалась от пыли и пепла боев,
Мир раздвоен мечом, и преданья завета
Заглушал от орудий неистовый рев.

Стать героем в безбожном и грозном пространстве
Можно только открыв в этом скрежете высь,
И от крыльев орла на змеиное чванство
Свет и тень упадет. Здесь окопы и рвы. 

Три страшных года — 1918-й, 1919-й, 1920-й — среди смерти, голода и тифа Грин писал «Алые паруса», которые посвятил жене Нине.

Восемнадцатый год. Век двадцатый. Преддверие ада.
Что Россия сейчас — только плача и горя юдоль…
Кто увидит еще, как в холодном углу Петрограда
На руках у Лонгрена доверчиво дремлет Ассоль?

Девятнадцатый год. Мир разделен на две половины.
Отменяется Бог на ближайшие семьдесят лет —
На столетья вперед черной кровью пропитана глина...
Где ты, в море любви ускользающий алый «Секрет»?

Украина болеет проказой,
Но мальчишечьей легкой руки
(Вы не видели их?) над Донбассом
Из Ростова летят голубки.
Время прочной завязано нитью,
Точно так, как и рифмами — стих.
Заскорбел вместе с птицами Витя
О ровесниках павших своих.
Светлый ангел — у Господа вестник —
Позабытая боль и упрек,
Из легенды, из жизни, из песни —
Из войны к нам шагнул паренек.
Он повсюду ее угадает,
И в кроваво-бессмысленный ад
Голубиную выпустит стаю —
Но она не вернется назад…

2015

Хабаровск был и остается литературной столицей Дальнего Востока. Известные всему миру писатели и поэты часть своей жизни или всю жизнь посвятили этому удивительному краю и городу на Амуре.

Наверное, Хабаровск на берегу Амура — это город, располагающий к творчеству, поэтому не скудеет наша земля талантами. Ушли из жизни Виталий Захаров и Виктор Еращенко, но на их место в поэтическом строю встают новые поэты. Ведут творческие мастерские литературной площадки «АмуриЯ» при Краевой библиотеке (ДВГНБ) поэт и прозаик Геннадий Богданов, поэтесса Марина Савченко, сотрудник ДВГНБ Екатерина Бондаренко, открываются ранее неизвестные имена.

Российский литературный журнал «Дальний Восток», вошедший в «Золотой фонд прессы 2015», знакомит нас с дальневосточной поэзией. Было бы неправильным считать, что поэты-дальневосточники — это строгое мужское братство.

По небесной лестнице
ходят те,
Кто стремится в помыслах
к высоте,
Кто от нежной юности
выбрал путь —
Жить, как Бог велит, а не
как-нибудь.
Не за кое-кем идти —
за Христом,
Чтоб нести свой дух только
в Божий дом.
Чтоб прогнуть себя под
церковный свод,
Чтоб собрать сюда весь
честной народ.

Как любил наш батюшка
первый глас,
Как умел молиться он
за всех нас.
Как хранил в душе своей
Божий страх,
А теперь молитвенник,
в небесах.
А теперь поют ему:
«Упокой!»
У могилки люд честной —
да-рекой!
Заработал батюшка
свой венец.
По заслугам воздаёт
Бог Отец!