Омилия

Дорогие женщины! С наступающим праздником!

Слабая женщина с сильным характером
Шагает по жизни своим лишь фарватером
Глаза в дол опустит, когда улыбнутся
И вслед ей подскажут: Пора бы проснуться!
Ну, кто бы терпел, а она всё молчит!
Не женщина — тряпка! Не сердце — гранит!

Ну, что тут ответишь? Все ждут — разревётся.
А слабая женщина, лишь улыбнётся.
Её пожалеют, вдогонку обидят.
Она пробежит, словно зла не увидит.
Ну, что с неё взять? Он её скоро бросит!
Но слабая женщина слёз не выносит.

К девяностым годам прошлого века можно относиться по-разному, однако именно тогда многие люди стали приходить к православной вере. Пути к Богу были различными. Кто-то был крещён в детстве, но в церковь не ходил, а кого-то воспитали атеистом. И часто получалось так, что воцерковление, пропущенное в отрочестве, начиналось в зрелом возрасте. В Храмы и монастыри шли и поседевшие мужчины, и замужние женщины. С этого момента их жизнь менялась. Они, словно школьники на первом уроке, познавали счастье церковной жизни и знакомились с удивительно-красивым миром духовной литературы.

Свободно открылось творчество Ивана Шмелева, Василия Никифорова-Волгина, Бориса Зайцева… Многие с удивлением увидели, что известный баснописец Иван Андреевич Крылов писал басни с глубоким вероучительным смыслом и оды на Псалмы.

1

Часовая мастерская находилась на первом этаже трехэтажного дореволюционного дома — между магазином галантереи и фотоателье. Я вошел внутрь — над дверью мелодично прозвенел колокольчик. Помещение было разделено невысокой стойкой на две неравные части: приемную и собственно мастерскую, занимавшую гораздо большую площадь. Навстречу мне поднялся плотный мужчина среднего роста, с улыбчивым добродушным лицом, его лоб пересекали глубокие морщины; на вид ему было не меньше шестидесяти.

— Слушаю вас, — обратился он ко мне так, как будто только меня и дожидался.

Я поставил на стойку будильник:

— Перестал звенеть.

Мы стояли прямо у выхода в кинотеатр, держа наготове стопки Библий в мягких обложках. Фильма Мела Гибсона «Страсти Христовы» только что кончился, из зала потянулись люди. Народ выходил потрясённый, многие не скрывали слёз. Они без слов брали из наших рук книги. Неожиданно подрулила троица — парень, жующий жвачку, под ручки с ним две девицы в обтягивающих джинсах. У парня на шее красовался не маленький златой крест.

— Вот скажите, вы же не наши, не православные, так? — начал он с вызовом. — Зачем народ тянете в секту, книжонки втюхиваете?

— А вы сами — православный, да? — ни мало не смущаясь парировала я.

— Конечно, — гордо ответил юноша.

— А в церковь когда ходили последний раз? Причащались давно? Посты соблюдаете? Молитесь ежедневно?

Положу на правое плечо
Даль, пойду шагать по полю,
Солнце с трав слетает вглубь свечой,
Тут и ветры не неволят.

В поле растревожило цветы —
Ищут в лепестках надежду,
К но́чи стебли шепчутся на «ты»,
Но с росою вновь подрежут

Зелень сочную, придет рассвет
И пойдут по полю люди,
Не заметив осени примет,
А из далей вьюгой студит

Устала Родина от дрязг,
Устала слышать брань людскую.
Пора бы уж убрать всю грязь,
И болтовню прервать пустую.

Она, как МАТЬ, кормила всех,
И берегла сынов и дочек,
И со слезой несла свой грех,
Читать учила между строчек.

Всё было! Всё пережила.
Прощала всех и доверяла.
Но на коленях НИКОГДА
И ни за кем не ковыляла.

От сплетен соседских бабусь
Страдает какой-нибудь дядя,
А я почему-то не злюсь
На бабок всезнающих глядя.

Я с Музой гоняю чаи
Часами, и горя не знаю.
Все мысли худые мои,
Как змеи, шипя, уползают.

Затишьем весны поглощён,
Не помню о старой обиде,
И хочется в жизни ещё
Хорошее что-то увидеть.

Ах, весна,  поспеши, если это возможно,
Приходи, твоего возвращения жду!
Для тебя я открою окно осторожно,
Чтоб увидеть, как ты закружилась в саду.

Чтоб увидеть, как снег разольётся слезою,
Соберётся в ручьи, убыстряя свой бег,
Чтоб увидеть, как небо сверкнёт бирюзою,
И опустит оттенок на искристый снег.

Валерий Залотуха, писатель, кинодраматург, автор сценария к фильмам «Мусульманин», «72 метра», «Макаров» и др., написал роман «Свечка», который вышел в этом году. Прихожанка, принимавшая участие в издании этого двухтомника, принесла мне два увесистых нарядных «кирпичика», каждый почти в тысячу страниц: «Будете читать?» Я принял роман с благодарностью, но поначалу, признаюсь честно, отнесся к нему скептически. И дело даже не в объеме повествования, которое диаметрально противоположно наличию свободного времени, а в моем недоверии к современным авторам. К счастью, я начал читать с начала второго тома и... утонул в повествовании с головой... Отложив второй том, я принялся за первый и — прочитал все «от корки до корки». Удивительный роман, жесткий, проникновенный! Я не считаю, что Православие — это баба Капа в пегом платочке, которая строго следит за тем, чтобы каждый зевающий крестил рот (чтобы не влетел туда бес), чтобы на Усекновение главы Иоанна Предтечи не взять в руки ничего режущего и не съесть ничего круглого; которая каждое промывание костей ближнего сопровождает магической присказкой: «Прими, Господи, не в осуждение, а в рассуждение!» Но и меня коробили некоторые пассажи романа. Не со всем я был согласен, по ходу чтения у меня появлялись вопросы к автору и, оказывается, и автор терпеливо ждал, когда я закончу чтение, он тоже хотел пообщаться со мной, интересовался моим мнением, как говорила все та же прихожанка...

Солнышко сияет
В небе голубом,
Незаметно тает
Рыхлый снег кругом.

Чинят птицы в рощах
Гнездышки свои,
Пёрышки полощут
В лужах воробьи.

Птичий гомон слышен,
Карканье ворон,
Хор котов на крышах
Да сосулек звон.

В сумраке сером божница
Скрыта. Какие грехи?
Ветер такой, что не спится —
Сердце полно чепухи.

То, как ужаленный, вскочишь,
Смотришь в оконный проём,
То вдруг возьмёшься средь ночи
Срочно писать ни о чём.

Завтра забот — выше крыши,
Только тебе наплевать,
Если сейчас не напишешь,
Вспомнишь ли это опять?

Протоиерей Евгений Н., новый настоятель кладбищенского Свято-Лазаревского храма, уединившись в том самом кабинете, где еще совсем недавно, почитывая Мережковского и Андрея Белого, сиживал его трагически погибший предшественник, протоиерей Александр Кузнецов, предавался мрачным раздумьям. Он думал о том, что сегодня вечером ему опять придется совершать Богослужение, так сказать, для Ангелов. Ведь всем известно — они незримо присутствуют на каждой церковной службе. Кажется даже, будто, чем меньше в храме прихожан, тем больше Ангелов. В таком случае, Богослужения отца Евгения посещают одни Ангелы. Потому что почти все прежние прихожане Свято-Лазаревского храма покинули его. Первой ушла городская интеллигенция, чьим духовным отцом был покойный протоиерей Александр Кузнецов. Причем ушла отнюдь не тихо и незаметно, как это в обычае у людей простых и неученых, а по-интеллигентски. То есть, громко хлопнув дверью. И ославив отца Евгения на всю Михайловскую область этаким новым Дантесом, который расправился с отцом Александром, как из зависти к его уму и учености, так и ради того, чтобы самому стать настоятелем Свято-Лазаревского храма. Улики налицо: их отец Александр мертв, а место покойного занял отец Евгений. Что тут возразить? Все равно не поверят… да и поди их теперь сыщи!