Отчего Господь по Своем Воскресении, встретив Марию Магдалину у гроба, сказал ей: "не прикасайся ко Мне", тогда как апостолу Фоме позволил вложить перста в Cвои раны?
Этот вопрос меня уже давно трогает. И каждую Светлую Седмицу заново переживаю и желание Марии Магдалины прикоснуться ко Христу и благое неверие Фомы. Хотя думается мне, их основа очень различна.
При встрече со Христом, Мария была ослеплена своим горем, не видела Кто перед ней. Она была поглощена своими внутренними переживаниями: болью, одиночеством, потерей. И в ней жило одно лишь желание - найти мертвое тело Христа и погрести Его. Когда Спаситель обращается к ней "Мария", она признает Его: "Раввуни!", но признав, все ещё видит перед собой, прежде всего Его Тело (то есть только человеческое начало). Она хочет прикоснуться до Него, в то время как её ум, сердце, эмоции все ещё охвачены горем, затуманены. В этом порыве есть определенная жадность (неплохая сама по себе, но чисто человеческая, душевная жадность), как и в недавно сказанных ею словах, обращенных к кажущемуся ей виноградарю: "Отдай мне Тело Его" . В жесте Марии - стремление осязать тело Человека, которого она любит.
