Иду, вслепую, в тишине,
Глаза сверкают напряженьем,
Бормочет что-то дождь во сне,
И испарилось воскресенье.
Гуляют лужи в темноте –
Подошвы лижут и штанины,
И где-то там, на полотне,
Рисуют шпалы паутину.
Иду, вслепую, в тишине,
Глаза сверкают напряженьем,
Бормочет что-то дождь во сне,
И испарилось воскресенье.
Гуляют лужи в темноте –
Подошвы лижут и штанины,
И где-то там, на полотне,
Рисуют шпалы паутину.
Бурки да калоши –
Тёплая зима.
Снег травой взъерошен,
В полусне дома.
Распластался вечер,
Дышится легко.
Фонари – как свечи
У святых икон.
Постоим, покурим,
Поразмыслим вслух:
Не несутся куры,
Не поёт петух.
Приуныла под осень листва,
Приуныли поникшие травы,
И деревня моя чуть жива
С петушиною песней картавой.
Расплодились пырей и осот,
Не мечтает о тракторе поле,
И с несорванных синих высот
Смотрит взором заплаканным доля.
Слезами вечности умоюсь,
Привычно вдаль перекрещусь,
Прими, просоленное море,
Слова любви из грешных уст.
Прими сомненья и обиды,
Прими оживший, светлый взгляд,
Вновь пожелтевшим старым бивнем
Растёт гора сквозь боль преград…
Нырну в уснувшую стихию,
Воскресну нежной бирюзой,
И будет снова демон хитрый
Бродить невидимо за мной.
Душа ожившая порхает,
С утра в церквушке помолясь.
Вернувшись из морского рая,
Солёную стирает грязь.
Скользит по яблокам лобастым,
И подпевает петухам.
Ещё чуть-чуть – и Первым Спасом
Мак освятится по дворам.
Ох, Господь мой, нелегко
У меня на сердце.
Знать бы только – далеко
Мне идти к спасенью?
Гули-гули, голубки,
Вы летите к Богу.
Накормлю зерном с руки –
Непроста дорога.
Освящённый мёд вкусней
Пахлавы медовой.
Победил змею во сне,
Но ползёт ведь снова!
Райский всё же уголок –
Мой посёлок Буды.
Веселится ветерок,
День воскресный будит!
Пёс лакает жадно воду
Из канавы на лугу -
Озорной и беспородный.
Я - мешком лежу в стогу.
Порезвись, лохматый, вволю!
Распахнись, моя душа!
Лес задумчивый да поле,
И в копилке – ни гроша.
Не красней стыдливо, небо,
Каясь, руку протяну.
На, дворняга, ломтик хлеба,
И повоем на луну…
Не хами мне, смешной человек…
Не услышишь ответного хамства.
Я из тех “недобитых калек”,
Что прощают без тени лукавства.
Я из тех, кто готов умереть
За твоё потеплевшее завтра.
Не хами мне разгневанно впредь,
Оттого что несчастлив и загнан.
Я из тех, кто подставит щеку
Под кулак, не скривившись от боли.
Боль всегда на крестьянском веку –
Словно сор, разгулявшийся в поле.
Не хами мне, я жил и живу,
Не приемля съедающей ссоры.
Я из тех, кто влюблён в синеву
И в шептанье листвы на просторе!
Ты нажарь мне картошки на ужин,
И не нужно с упрёком смотреть,
Не бродил я, как в детстве, по лужам,
Не искал в них небесную медь.
Протяни мне ладошки в морщинках,
Расскажи про черниговский край,
Про небритость лесов
и тропинки,
Что хранили следы волчьих стай.
Расскажи про гнездо у колодца,
Там, где аист стоял на посту,
И про небо, что радугой льётся,
За верстой оживляя версту.
Расскажи мне про щедрую землю
И крестьянский просоленный труд,
И про детские ваши лазейки;
Про свистящий пастушеский кнут.
Я забуду про боль и сомненья,
Я забуду печальную синь,
И незримой, счастливою тенью
Погостит в твоём прошлом твой сын!
Любоваться тобой не устану,
Прикасаясь к изгибам души.
Жизнерадостная и простая,
И меняться, прошу, не спеши.
Не спеши становиться чужою,
Дорогой примеряя наряд.
Хочешь, тропкой пройдёмся лесною
Там, где клёны с берёзками в ряд.
Там, где родина милая дремлет
На душистой и сочной траве.
Там, где замерло стрелками время
И другие миры в синеве.
Там, где сердцу тепло и спокойно,
Оттого, что в ладони ладонь.
Там, где счастье уставшей рукою
Постучится настойчиво в дом.
Там, где наши влюблённые взгляды
Будут вместе скользить по листве
Сквозь сомненья, века и преграды –
Не подвластные вздорной молве.