Василевс (17 глава)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
О том, как были выбраны новые цезари

Ехали мы с Лукием весело, то и дело заглядывая по пути в придорожные трактиры, где заказывали вино и лучшие кушанья.
Хотя мой друг почему-то никогда не оставался довольным стряпней, и все время требовал себе каких-то изысканных соусов и приправ.
Можно подумать, все последние годы он проводил в сплошных пирах, объедаясь соловьиными языками. В конце концов, я не выдержал, и обозвал его обжорой, точнее – новым Апицием. Но мой друг нисколько не обиделся на прозвище, и стал тут же наизусть рассказывать рецепты из поваренной книги, составленной этим великим чревоугодником. А потом заявил, что не прочь проесть миллионное состояние, лишь бы это принесло славу среди потомков.
Он вообще всю дорогу находился в веселом, приподнятом настроении, много шутил, называя себя доверенным лицом Максенция – его главным тайным советником. По его словам, это дело уже было давным-давно решенным, и оставалось только дождаться официальной церемонии.
В пути у нас случилось лишь одно недоразумение, которое, впрочем, быстро разрешилось. На одной почтовой станции нам встретилась гетера, отправляющаяся в пограничную крепость к своему возлюбленному. При виде разряженной женщины с ярко подведенными глазами, мой друг вдруг оживился, начал громко хохотать, сверкая зубами и посылать ей воздушные поцелуи. А потом с вздохом заметил, что законные жены хороши лишь для роли плакальщиц.
Но, увидев выражение моего лица, тут же поспешил исправить свою оплошность, и заявил, что имел в виду вовсе не Капитолину, а женщин в философском значении этого слова. И до тех пор восхвалял мою сестру, пока я окончательно не успокоился.
Наконец, мы добрались до Никомидии, где с трудом нашли в гостинцах свободное место, переплатив за него втридорога. Все вокруг только и говорили об отречения Диоклетиана от престола, и гадали на новых цезарей.
И вот долгожданное первое мая наступило. Императорский трон был установлен на возвышении, чтобы его хорошо было видно даже с дальних трибун. В первых рядах расположились почетные гости, в основном – прибывшие из Рима сенаторы, консулы, преторы, наиболее известные жрецы и весталки. Лукий не врал: весь цвет общества с разных концов империи в эти дни съехался в Никомидию
Валерия сидела на главной трибуне рядом с Кандидианом и своей матерью. Я и прежде слышал, что жена Диоклетиана меньше всего похожа на императрицу, а теперь сам мог в этом убедиться. Эту немолодую женщину с темной накидкой на голове издалека вообще можно было принять за служанку Валерии. Впрочем, она, на самом деле, давно жила ради дочери, поселившись вместе с дочерью в Фессалониках, чтобы помогать воспитывать Кандидиана.
На фоне роскошно одетых, блистающих бриллиантами женщин, жена и дочь отрекающегося от престола императора совершенно были не похожа на царственных особ.
Видимо, спасаясь от жары, Валерия тоже сидела с покрытыми волосами, из-за чего трудно было разглядеть ее лицо. В отличие от зрителей, которые все время вскакивали с места и кого-то приветствовали громкими криками, она сидела прямо и неподвижно, и казалась почти безучастной ко всему происходящему.
Но я все-таки заметил, что во время жертвоприношения белого быка с рогами, увитыми цветами, Валерия зажмурила глаза, чтобы не видеть смерть жертвенного животного и как бы ненароком закрыла лицо Кандидиана краем своей накидки.
Диоклетиан произнес краткую прощальную речь, удивившую присутствующих своей простотой. Август сказал, что состарился и стал немощным, а потому мечтает лишь о покое, и передает власть в более сильные руки.
Затем перед зрителями появился Галерий, за которым следовали высшие чины императорской гвардии. В первых рядах шел Константин, выделяясь из всех высоким ростом и царской осанкой.
Голос Диоклетиана, действительно, по-старчески дрожал, когда он назвал преемников-августов: Галерия и Констанция Хлора, доблестно воевавшего в эти дни в далекой Британии.
При оглашении второго имени, трибуны взорвались восторженными криками, и Галерий сердито нахмурился. Пришло время назвать имена и двух новых цезарей.
Галерий махнул рукой, и глашатай громко выкрикнул первое имя:
– Флавий Север!
– Север? Я так и думал. Верный пес Скотовода! – взволнованно воскликнул Лукий, вертясь на месте, как юла. – Танцор и пропойца, обративший ночь в день, а день – в ночь. Еще бы, куда же наш Скотовод без него? Ага, сейчас… сейчас назовут братца! Вон он: стоит третьим слева, с орлиным носом…
Но я так и не успел разглядеть Максенция, потому что на трибунах возникло волнение. Многие вскочили, чтобы увидеть Севера – того, кто когда-то едва не выколол мне глаза. Но оказалось, что его отправили к Максимиану Геркулию, чтобы тот облек его в пурпур. Это было странно, потому что эту церемонию «папочка» должен был провести с Максенцием. Впрочем, ведь оставался еще один свободный трон.
– … Даза! – громко выкрикнул глашатай имя второго цезаря.
На какое-то время в зрительских рядах воцарилось молчание, сменившееся затем невообразимым шумом.
Громче всех кричал Лукий – прямо мне в ухо.
– Как Даза? Почему Даза? Этот полуварвар? Племянник Галерия… Пастух! Откуда взялась эта тупая скотина? А как же Максенций? Я ничего не понимаю.
– Может быть, Даза – неизвестное нам имя Константина? – услышал я за своей спиной чей-то удивленный вопрос.
Но Галерий быстро разрешил все сомнения, выставив перед собой какого-то низкорослого человека со свирепо выпяченной челюстью.
– Вот Даза – ваш новый цезарь, – сказал он, делая знак, чтобы трибуны поприветствовали нового правителя, явившегося откуда-то из задунайских варварских земель.
Диоклетиан снял с себя порфиру и с безучастным видом накинул ее на плечи Дазы. Затем бывший император сел в простую галльскую повозку, и удалился с площади, наглядно демонстрируя свое превращение в обычного римского гражданина. На этом церемония закончилась.
Я оглянулся на Лукия, но его уже и помине не было рядом: наверное, убежал с кем-то обсуждать последние новости.
А меня вдруг сзади кто-то взял за локоть и тихо приказал:
– Иди за мной и ни чем не спрашивай. Тебя хочет видеть один человек.
Я оглянулся на Валерию, и мне вдруг показалось, что она тоже смотрит в нашу сторону. Наверное, впервые в жизни я взмолился Венере, чтобы она устроила нашу встречу. Ведь с кем-то случаются чудеса? Почему же со мной хотя бы раз в жизни не может произойти что-то подобное? Ну, что стоит для всемогущей богини любви устроить нам хотя бы одно короткое свидание? Сейчас – или никогда! Всего одно в жизни чудо – большего мне не надо…
Незнакомый молодой воин привел меня в дом, где в полутемной комнате я с удивлением разглядел Константина.
– Рад, что ты сегодня тоже здесь, легат. Тебя заметили в толпе мои люди, – сказал он так просто, как будто между нами не было нескольких лет разлуки. – Поклянись сделать то, о чем я тебя сейчас попрошу! Меня теперь окружают одни предатели, никому нельзя доверять…
Я мрачно молчал, все еще не в силах осознать случившегося: никакого чуда не произошло, меня обманула ветряная, капризная Венера…
– Что же ты молчишь? – нетерпеливо спросил Константин. – Боишься?
– Нет, просто не знаю, кому клясться. Потому что больше не верю в богов, – ответил я ему, прямо глядя в глаза. – Я верю только в собственные силы и разум.
– Ну, хорошо… Тогда поклянись тем, что тебе дорого.
– Клянусь жизнью отца, матери и сестры. Я сделаю все, что ты попросишь, – сказал я, по-военному четко.
– Тогда скорее отправляйся в Дрепаум. Галерий собирается подослать убийц к моей матери. Ты должен их опередить, и перевезти Елену и Криспа в надежное место…
– Я отвезу их в свой дом. Они там будут в безопасности.
– Хорошо, но об этом не должна знать ни одна живая душа.
Через час я тайно покинул Никомидию, не попрощавшись даже с Лукием. Он все равно собирался возвращаться в Рим, и теперь нам с ним было не по пути.