Три радости. Два горя.

«Как хорошо, что их три!» — подумала Татка, проснувшись.

Она свесила голову и глядела на арбуз, лежащий под кроватью. «Через месяц — Новый год!» От этой мысли стало весело.

У нее было три любимых праздника: Новый год, Рождество и Крещение. Они шли друг за другом, и было ощущение сплошного счастья.

Новый год любят все. Рождество было вторым новым годом — со всякой вкуснятиной, кутьёй, пирогами, колядовщиками. А на Крещенье Татка родилась, это её день рождения. Бабуля испечёт фирменный торт с праздничным названием «Утопленник». Это папа так его обозвал, торт. А бабуля папу журила и называла торт «Нырни — вынырни». Потому что тесто погружалось в кастрюлю с холодной водой, а потом всплывало. Это означало, что «Утопленник» готов. С папиной легкой руки все, естественно, приняли название «Утопленник», чем вводили в смущение новых гостей, особенно когда провозглашалось: «Несите «Утопленника» со свечами!»

* * *

В доме всегда было весело. Папа играл на аккордеоне, пианино, гитаре, балалайке. Приходила папина кума-скрипачка. Пели на несколько голосов, получался целый хор. Особенно Татке нравились «Криницы» и «Тополя». У бабули, как говорили знатоки, было сильное, красивое меццо. Татка думала: «Когда я вырасту, у меня тоже будет красивое меццо…» Правда, что это такое, она узнала совсем недавно. Это, оказывается, голос так называется. А Татка-то думала… У мамы был очень заразительный смех. Если смеялась мама, хохотали все.

* * *

Арбуз был началом Нового года. В конце лета папа непременно привозил целую машину арбузов. Их закатывали под кровати, столы, шкафы, словом, везде, где они могли поместиться. Это было арбузное время. На завтрак, обед и ужин зарезали по арбузу. А один, самый большой, закатывали в самый дальний угол под Таткину кровать. Его зарезали на Новый год. Он был совершенно не похож на своих летних трещаще-звенящих родичей, а больше напоминал красную сладкую вату. Зато запах у него был настоящий. Он наполнял новогоднюю комнату ароматом солнца, отчего к елочной, зимней радости прибавлялась еще и летняя, арбузная.

* * *

«Через месяц — Новый год. А там — Рождество и Крещение… Как хорошо, что их три, праздника. Можно загадать три подарка…Чего бы такого попросить у Деда Мороза? Хочу, чтобы мама с папой не ссорились. В последнее время они часто говорят друг с другом громко и сердито, а я сижу в комнате и боюсь… На Крещенье Мне исполнится шесть лет… Хочу такие же краски, как у Саньки, с красивым названием «Гуашь», а то он мне свои не дает. Хочу книжку про старика Хоттабыча, потому что бабуля говорит, что книга в сто раз интереснее, кино, а кино мне понравилось… И про Элли читать было интереснее, чем смотреть».

* * *

В свои пять лет Татка хорошо читала, и толстую книжку не променяла бы даже на новые мультики.

Вообще-то, на самом деле, её звали Татьяной в честь бабули. Но бабуля называла её Таткой. Это имя было совершенно принцессовское, как «Мари» или «Долли», загадочное, вкусное, от чего Татка сразу чувствовала себя принцессой, и хотелось ходить на носочках от переполнявших чувств.

 * * *

В комнату заглянула бабуля и заговорщицки прошептала:

– Татка, у нас такое чудо есть…

Татка быстро села на кровати и услышала, что из коридора доносятся странные звуки. Босыми ногами она выбежала в коридор. Звуки шли из ванной. Татка приоткрыла дверь и обомлела. В ванной стоял гусь. Самый настоящий белый гусь.

«Ой, какой!» — задохнулась от счастья Татка. Она боязливо протянула к гусю руку, клюв все-таки внушал опасения. Гусь кусаться не стал. Татка осторожно погладила белые перья на голове, дотронулась до клюва. Птица склонила голову набок и посмотрела с интересом.

– Откуда ты взялся?.. А как тебя зовут?

На первый вопрос гусь не ответил, зато на второй открыл клюв и произнес

– Те-га!

– Вы слышали? Его зовут Тега! — радостно закричала Татка.

* * *

Как выяснилось потом, Тега приехал из села с папой, водителем большой машины. Он помог одним своим знакомым привезти дрова, а они дали ему гуся. «Подарок к Новому году» — объяснил папа маме.

Это была любовь с первого взгляда. «Я сейчас приду», — шепнула Татка гусю. Поцеловала в щеку папу: «Папа, спасибо!» — и понеслась в зал, где спал старший брат Санька. Санька был подающий большие надежды спортсмен-баскетболист, художник и, вообще, гордость школы.

– Санька! Санька! У нас Тега есть! — заорала Татка, запрыгнув на братов диван.

– Ты чё, обалдела? Чего орёшь, ни свет, ни заря, в воскресенье? — Санька повернулся к стене и натянул на рыжую кудлатую голову одеяло.

Это сегодня она была кудлатая, потому что воскресенье. А так брат всегда спал, намочив волосы и надев на голову мамин капроновый чулок и туго-туго повязав полотенцем. Он страшно стеснялся своих рыжих кудряшек. А Татка им завидовала, потому что ей досталась русая, непослушная, совершенно прямая солома. Мама Татку стригла под «Гарсон» — так называлась стрижка. А Татка хотела «Сессон», как у французской певицы Мирей Матье. А еще лучше, длинную косу, чтобы играть в Алёнушку. А то приходилось цеплять на голову кусок тюлевой шторы.

Чулок Саньке все равно не помогал. Стоило утром снять это сооружение с головы, и «Идеально прямые волосы» тут же, как пружинки, завивались и торчали во все стороны. Но Санька упрямо спал в чулке.

В общем, брата гусь не вдохновил.

* * *

Зато Таткина жизнь приобрела совершенно новый смысл. Теперь, просыпаясь утром и заглянув на арбуз, она кричала: «Тега! Тега!». А Тега на французский манер гоготал ей в ответ: «Та-ня! Та-ня!». Татка неслась в ванную, обнимала своего любимца за шею, кормила куском яблока. Гусь плавал в ванной. А Татка рассказывала ему обо всем на свете. О том, как летом бабушка ела грушу, и ее укусила пчела за язык, бабушку. О том, как в гости приезжал дед Степан с дядей Федей — это мамины папа и брат, большие шутники и любители розыгрышей. Как дед Степан читал газету и уснул в очках, а дядя Федя наклеил ему на очки кусочки газеты. Дед проснулся и стал отбиваться от газеты, и только потом догадался снять очки. Все смеялись, и дед громче всех. А еще у деда на войне с немцами пораненные ноги, они очень болят, а он терпит. О том, как неприятно лечить зубы. Но дядя-доктор Татку хвалит, потому что она тоже всегда терпит, как дед Степан. А один мальчик укусил доктора за палец до крови, и доктор выгнал мальчика из кабинета и сказал: «Вот пусть тебя тогда мама лечит, раз не учит, как себя вести!» А Татке было жалко и доктора, и мальчика. Она думала: «Как теперь он, бедный, будет лечить других с укушенным пальцем?» А о мальчике: «Как же он теперь, с не полеченными зубами?» Она даже собралась было сказать мальчику, что он не прав, и лучше было бы потерпеть. Но тут подошла Таткина очередь. О том, какие три замечательные праздники ждут совсем скоро уже.

— А хочешь, Тега, я попрошу у Деда Мороза колокольчик для тебя? На синей ленточке. Ты будешь очень красивым. А на Рождество я угощу тебя кутьей. Знаешь, какую вкусную кутью делает бабуля? А на Крещенье мне исполнится шесть лет. Я познакомлю тебя с мамиными крестниками. Они двойняшки, очень смешные. Вова и Людочка. Им по четыре года. Людочка махонькая-махонькая, а Вова большой. Папа говорит на него «бутуз». На прошлый Новый год Вова разбил на кухне огромный бутыль с квасом. Поднял и уронил. Взрослые удивлялись, как он мог поднять 20 литров!!! Вымакивали тряпками и удивлялись… А еще я очень хочу большую куклу. Такую, чтобы ей можно было шить одежду. У бабули есть куча всяких лоскутков, в комоде лежит коробка с красивыми пуговицами, всякими: блестящими, прозрачными, а есть вообще, как камушки. А еще у бабули есть пакетик с разноцветными ленточками. Если у куклы будут длинные волосы, я буду ей косички заплетать и сочинять всякие модные прически. Она станет моей лучшей подружкой…

Посмотрела на Тегу:

– Прости, нашей подружкой.

Гусь был очень хорошим собеседником. Ему нравилось все: и Таткины стихи, и песни, и даже танцы в бабушкиных платьях. Татка устраивала балы, и Тега был на них званым гостем — то в чепчике, то с бантом, то в галстуке. И, похоже, его это не возмущало. Месяц пролетел мгновенно.

* * *

Утром Татка, заглянув на арбуз, не увидела его под кроватью. Арбуз обнаружился на кухне. Значит, сегодня Новый год. На балконе торчала елка, ее было видно в окно.

– Тега, миленький! Сегодня будем елку украшать! — Гусь склонил голову. Татка восприняла это как кивок.

– Танечка, собирайся, мы идем в кино на «Морозко», — позвала из комнаты бабуля.

И это было совершенно невероятно. Нет, против «Морозко» Татка ничего не имела, она очень любила эту сказку. Но день 31 декабря был неприкосновенен. Бабуля пекла пироги, шаньги с картошкой и ватрушки с творогом. Санька со Светой, старшей сестрой, выбивали на улице дорожки и чистили их снегом. Вешали выстиранные тюлевые занавески на окна. Татка наводила порядок в игрушках и книжках, наряжала кукол. Мама варила говяжий язык — «коронное блюдо», по-папиному. Вкусный запах наполнял всю квартиру.

Потом все вместе наряжали елку. Верхушку украшали круглой луной из папье-маше. Луна была очень красивая, с добрыми глазами и толстенькими щеками. И, к тому же, очень старинная. Папа говорит, «раритетная». Она досталась бабуле еще от ее родителей: папы, потомка грузинских князей, и мамы-немки. Татка луну очень любила, потому что, благодаря этой луне, их елка не была похожа ни на одну другую, украшенную пятиконечной звездой.

И потом, это «Танечка»… Татка была обескуражена. Но не стала задавать вопросы. Оделась, и они с бабулей пошли в кино. Перед уходом заглянула к другу Теге:

— Я приду и все тебе расскажу. — Обняла за шею. — Пока.

По дороге в кино бабуля купила леденец, петуха на палочке. Татка их очень любила, эти леденцы. Они были разного цвета, изображали разных животных: медведя, зайца, рыбку. Но самым красивым был петух.

* * *

По дороге назад решали, какие стихи Татка будет рассказывать под елкой дома, на утреннике у папы на работе и на городской елке.

В этом году Татку ждал совершенно фантастический костюм снежинки. Бабуля, мастерица на все руки, сшила. Татка каждый год на всех елках получала призы за лучшие костюмы. Они создавались вместе с бабулей, рисовался эскиз, придумывался стишок. На этот раз снежинка была из белой марли, с массой подъюбников, невероятно пышной. Но, главное, она вся была украшена шариками из ваты, которые болтались на ниточках из мишуры, отчего костюм был живой, движущийся. Когда Татка кружилась и подпрыгивала, шарики-снежки тоже подпрыгивали со своей хозяйкой. На голову смастерили небольшую корону, расшитую блестками. На чешки тоже приделали ватные шарики. Вобщем, Татка прибывала в счастливом предвкушении.

– Бабусенька, а давайте склеим для Теги клоунскую шапку или шляпу-цилиндр, вот гости удивятся! — предложила Татка, когда уже почти подходили к дому.

– Понимаешь, Танечка,.. — начала было бабуля, но Татка ее перебила:

– Можно, я вперед побегу? Расскажу Теге о шляпе! — И побежала.

Санька со Светой во дворе выбивали дорожки.

* * *

Теги в ванной не было.

Мама готовила у плиты, не оборачиваясь.

– Мама, где мой гусь?!

– Иди, займись игрушками, наведи порядок.

– Мамочка, где Тега? — Татка попыталась заглянуть маме в лицо. Та отвернулась.

– Таня, его нет. Он улетел.

– Куда улетел?

– Ну, то есть, уехал… Я сказала тебе, чем заняться. Не приставай. Я потом тебе объясню. У меня сковородка горит. — Мама заметно сердилась, а Татка не любила, когда мама сердилась. Ушла к себе. Занялась книжками. Нашла «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями». Полистала. Она читала эту книжку и любила ее. «Может, он улетел на юг с дикими гусями? Но сейчас уже зима, а гуси улетают осенью. Нет, не мог он улететь. А мама сказала, что улетел… Потом сказала, что уехал… Может быть, он будет выступать в цирке, как гусь Иван Иванович из «Каштанки»?»

Татку странно никто не трогал. Не просили помочь, подать, подержать. Было как-то странно, не празднично. Потом стали ставить елку. Татка порылась в коробке с елочными игрушками. Нашла луну, полюбовалась. Луна была такая добрая, успокаивающая. Потом детей, Саньку и Татку, уложили спать. Так всегда делали, чтобы перед самым новым годом спать не захотелось. Санька немного посопротивлялся, конечно, дескать, он уже не ребенок, ему уже двенадцать лет. Но у мамы особо не посопротивляешься. Она сказала, что тогда все пойдут ночью смотреть елку на площади, а Санька останется спать.

* * *

Проснувшись, Татка услышала, что мама и папа опять ссорятся. Четко было слышно папу:

– Я говорил, не надо было, чтобы он здесь жил. Отдали бы Шуре, в свой дом, и ничего не было бы. А теперь как?

– Ничего, переживет, — это мама так сказала.

Бабуля сидела у окна, и Татка поняла, что она недавно плакала. Обняла бабулю за шею сзади:

– Бабулечка, не плачьте. Я попросила у Деда Мороза, чтобы они больше не ссорились.

Пошла в ванную. Гуся не было. На всякий случай, встала на колени, заглянула под ванну, — а вдруг Тега захотел поиграть в прятки, спрятался и заснул? Заглянула и все поняла. Под ванной лежало несколько перьев и скрюченная гусиная лапка. Наверное, родители очень спешили. Татка села на пол, уткнулась лицом в колени и завыла, по-бабьи безутешно. Так Татка впервые узнала, что такое горе.

На холодном плиточном полу в пустой ванной сидела маленькая пятилетняя девочка и горевала. И это детское горе было несравнимо ни с одним горем взрослым. Потому что у взрослых, к тому моменту, как они становятся взрослыми, вырастает толстая броня под названием «житейский опыт», «долг», «обязанность», «так надо». А где взять такую броню маленькой девочке, которую, как ей казалось, все любят, у которой Новый год пахнет арбузом, на елке улыбается луна, а на платье пляшут ватные шарики?

Заглянула бабуля. Позвала папу. Папа взял Татку на руки и отнес в ее комнату. К новогоднему столу она не вышла. Лежала в кровати с книжкой, слышала, что пришли гости. Закрывала глаза — и видела картинку из сказки «Как мужик гуся делил». И очень боялась уснуть. Заходила мама, что-то пыталась объяснить. Татка закрывала уши руками и повторяла: «Лучше бы он улетел. Лучше бы он улетел». Санька подарил свою гуашь. Радости не было.

Почему-то ни в этот день, ни в следующие Татка не умерла и не заболела. Она была на елке у папы на работе и на городской елке, надевала свое расчудесное платье, получила свои призы. Радости не было.

* * *

Наступило Рождество с пирогами, кутьей, колядовщиками. Дверь в квартиру не закрывалась. Было шумно, суетливо. Радости не было.

* * *

Однажды утром Татка проснулась от бабушкиного поцелуя.

– С днем рождения, дорогая. Смотри, кто тебя ждет.

Татка села. В ногах на кровати лежала большая коробка. Открыла крышку. В коробке была кукла. «Какая большая», — выдохнула Татка. Подняла коробку. Кукла открыла глаза, и у Татки перехватило дыхание от восторга. Эта кукла была не похожа ни на одну другую. У нее были синие, с прищуром, смеющиеся глаза, милая белозубая улыбка, длинные рыжие кудрявые волосы. Одета красавица была в красное платье в белый горошек и белые туфельки с бантиками из пластмассы. Татка посмотрела на ценник. «Кукла Оля», — гласила надпись. Ну, конечно, как еще могли звать рыжеволосую красавицу. «Ты моя», — шепнула кукле.

– Бабусенька, родненькая, спасибо! — бросилась бабушке на шею.

– Это тебе от всех нас, — сказала бабуля. — Ты давно просила большую куклу.

Бабуля вышла. Татка сидела на кровати, прижав к себе чудо-подарок. Было хорошо и весело. Радость вернулась.

Татка погарцевала на кухню. На самом деле погарцевала, а ей казалось, что полетела, не касаясь пола.

– Бабуленька, а «Утопленник» будет?

– Уже есть. Смотри, какой.

На столе стоял красивенный, умопомрачительно пахнущий огромный торт. На нем цветным мармеладом были выложены розочки и надпись: «Танечке 6 лет». И торчали шесть свечек.

– Бабусенька, а давайте сошьем моей Оле зимнее пальто с воротником из черного плюша. Помните, там кусочек плюша оставался? И с пуговками теми, блестящими?

– Давай.

Мама у зеркала собиралась на работу. Татка подскочила, обняла сзади.

– Мамочка, можно я вечером Андрюшку с четвертого этажа позову? И Костика из соседнего двора?

– Можно.

– А Вова и Людочка придут? Они ведь всегда приходят.

– Придут, конечно.

– Ура, я покажу Людочке свою новую куклу! Бабулечка, а что я надену? А у нас есть синий бант для Оли?

Мама чмокнула вертящуюся Татку в щеку:

– Татьяна, прекрати трещать, иди помоги бабушке на кухне. С днем рождения.

Мама ушла на работу. Санька, подарив открытку с зайцем, которого сам нарисовал, убежал в школу. Папа, как выяснилось, еще вчера уехал в рейс. Татка терпеть не могла это «в рейс». Значит, папы сегодня на празднике не будет. Повздыхав, Татка пошлепала на кухню. Подавала, держала, относила, смотрела. Кукла Оля сидела рядом на стуле и тоже смотрела своими лучистыми смеющимися глазами, отчего Татке было так весело, так весело, «прямо до счастья», — так сказала она бабуле.

Потом пошли в комнату, раскроили Оле пальто и плюшевый воротник. Приготовили блестящие пуговицы. Сшить решили завтра, а то пора уже на стол накрывать.

* * *

Наступил долгожданный вечер. Татка была «чудо как хороша» — это она в какой-то книжке вычитала и так думала о себе. Ее нарядили в платье фасона «Татьянка», тоже в горошек, только сиреневое. Повязали огромный белый бант, а кукле Оле — голубой. Пришли друзья Андрюша и Костик. Приехала мамина кума с Вовой и Людочкой. Было весело. Было замечательно. Была радость.

Стали расходиться. И тут случилось то, чего Татка не могла предположить даже в самой страшной своей фантазии…

* * *

Если в дом приходили дети, они никогда не уходили с пустыми руками. Вот и сейчас, Андрюшке, Костику и Вове достались маленькие железные машинки-грузовички. А Людочке…

Мама повернулась к Татке и сказала:

– Танечка, ты не будешь против, если мы подарим моей крестнице эту куклу? — И, наклонившись, прошептала: — Я тебе завтра куплю точно такую же.

Что на это могла ответить маленькая девочка, которой только сегодня исполнилось шесть лет? Это для взрослых все куклы, купленные в одном магазине, «точно такие же». А эта была Таткиной куклой! Все ее существо взбунтовалось: «Нет! Нет! Нет!».

Но Татка была воспитанной девочкой, ее учили, что жадность — это очень-очень плохо. Разве могла она показаться жадиной перед гостями? Вцепилась в бабушкину руку и молча кивнула. Кукла Оля, рыжеволосая чудо-кукла, перекочевала в руки к Людочке. С лучистыми глазами, платьем в горошек и голубым именинным бантом.

Мир рухнул. Из него снова исчезла радость.

Только теперь Татка не стала выть. Подняла на маму совершенно больные глаза и спросила:

– Можно, я уже спать пойду?

– Так рано? И «Спокойной ночи, малыши» смотреть не будешь? — Татка помотала головой. — Хорошо, иди.

Мама пошла провожать куму с Вовой, Людочкой и куклой.

* * *

Татка ушла в свою комнату. Засунула коробку от куклы Оли поглубже под кровать, легла, свернувшись калачиком. Вошла бабуля, присела на краешек, погладила по спине:

– Не обижайся на маму, Татка. Она тебя любит. Она — твоя мама. А ты — стерпи и прости.

– Я не хочу, чтобы Людочка к нам больше приходила. — Татка все-таки заплакала. Как будто краник открыл кто внутри. Слезы текли и текли, и незаметно Татка уснула.

* * *

Утром, проснувшись, увидела в ногах на кровати коробку. Сразу вспомнился весь вчерашний день, кукла Оля, дневная радость и вечернее горе. «Наверное, это обещанная мамой «точно такая же», — вяло отковырнула крышку коробки. Там лежала совершенно другая кукла. Нет, внешне это была сестра-близнец Оли, но не такая. «Кукла Оля», — прочитала на ценнике. Снова очень захотелось плакать. У той Оли были смеющиеся глаза, а у этой — хитро прищуренные. У той была радостная улыбка, а у этой — ехидная усмешка. У той — длинные волосы цвета солнца, а у этой — лисьего цвета. У той — красное платье в горошек, а у этой — красное в совершенно безвкусный цветочек и, плюс ко всему, синие туфли, которые Татка сразу просто возненавидела.

А, самое главное, Татка знала, что ту куклу «от всех» ей купила бабуля. Она единственная знала обо всех Таткиных заветных мечтах. Мама «глупыми девчёночьими блажами» никогда не интересовалась. Для неё главным было «соответствовать» самой и чтобы дети её тоже «соответствовали»: вовремя ложились спать и вставали, вовремя учили уроки, все делали хорошо и были на хорошем счету, как Санька, «гордость школы». Потому что мама вращалась в «определённых кругах», и в доме бывали «нужные» люди.

– Татка, я сшила пальто для твоей Оли, — бабуля держала в руках шикарное кукольное пальто с черным плюшевым воротником и блестящими пуговицами.

– Спасибо, бабуленька, только это не моя Оля.

* * *

Пальто Татка надела на старую куклу Лену, которая досталась ей от старшей сестры. На куклу Лену пальто было великовато, потому что Лена была меньше Оли. Только новой Оле это пальто никак нельзя было надеть. Новую Олю Татка посадила на пианино за большую вазу, чтобы пореже смотреть на нее. Теперь это стала «гостевая» кукла, ею играли подружки, когда приходили в гости…

* * *

С тех пор прошло много лет. Татка выросла и сама стала мамой. У нее, как и у всех взрослых, тоже выросла броня под названием «долг», «так надо», «ничего не поделаешь». Теперь она знает, что радость — вещество летучее. Когда ее старшая дочь пошла в детский сад, Татка сшила кукле Оле новое платье, и они с дочкой подарили эту куклу садику, потому что там не хватало игрушек. Таткины дети очень любят сказку Сельмы Лагерлеф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями». Она часто говорит своим детям: «Потерпи, надо потерпеть». Но ей очень не хочется, чтобы её терпели и прощали только за то, что она мама.