Парашенька-хромоножка

(Неопалимая купина)
Сказка о христианском смирении

Вот вам, детки, новая сказочка от бабки-Марьи, рассказчицы. Жила у нас на селе в стародавние дни семья богатая, тароватая. Хорошо жили, а Бога не забывали. На церковь жертвовали, нищих оделяли. На богомолье хаживали, а дед — тот в град Ерусалимский пешком сходил — Христову гробу поклониться. Росла в семье дочка Парашенька — вот ей-то и довелось сподобиться и урока Божьего, и чуда чудного.

Росла Парашенька хромоножкой. Как стала постарше, стала девочка говаривать: «Убогенькая я…» И грамоте ей тяжко учиться, и малину в лесу несподручно ей — хроменькой — сбирать… Дальше — больше: «Мамушка, вели няньке, чтоб не заставляла меня постель стелить, я ж хромая, Богом обиженная!» Бабушка Наталья суровая была: «Грех Бога гневить! Ты девочка добрая, умненькая и на лицо красавица. Никто и не глядит, что хроменькая ты… А что девица Прасковьюшка с ленцой — скоро все разглядят! Вот потом и не посватается никто — будешь знать!» Парашенька на то — в слезы:
«Не жалеешь ты, бабка Наталья, внучку убогую, бедную!»
 — Смирения да усердия проси у Богородицы-Заступницы! — сердилась бабушка. Мать с отцом Парашеньку слушали, от бабушки строгой защищали: «Иди, дитятко бедное, сядь на лавочке. И то верно, няньке делать нечего, бездельнице! Ишь, перину стелить хроменькую заставила!»
Сравнялось Параше двенадцать годочков — как раз после Покрова, к зиме дело шло — повез её отец на ярмарку. — Купишь, доченька, платок ковровый, колечко серебряное, юбку цветной шерсти… — Рада Парашенька, разрумянилась. Сидит в теплом возочке, ноги шалью укутаны — в оконце глядит и пряники дорогой ест. Ехать далече, три дня и две ночи.
Вот остановились отец с дочкой на постоялом дворе большом. Вкусно поели и спать в тепле отправились. Параша — в лучшей комнате наверху, а себе батюшка поскромней комнатку внизу выбрал. Отец Парашеньку перекрестил на ночь: «Ступай с Богом, почивай с миром!» Ох, детки милые, не мирная ночь выдалась, а страшная! Вы про петуха красного слыхали? — Является в худой час, взлетает на крыши, в окна крыльями полощет, стены золотым хвостом омахивает — нет беды горше! Поняли небось, к чему речь веду? Недосмотрела кухонная девка, выскочил уголь из печки и угодил прямехонько в ящик с лучиной самоварной. Занялись тонкие лучинки вмиг, а недотепа спит на полу на войлочке и не слышит — не видит ничего. Деревянная лесенка на антресоли — в комнаты гостевые — враз вспыхнула, а там пошло-поехало! Гул да треск, все красным золотом осияло — да никто не любуется… Выскочила девка Аришка с визгом на улицу — за подмогой. В доме от дыма и треску пожарного люди проснулись — ох, смерть в дверях стоит! Бросился батюшка за дочкой — а туда и не войдешь, лесенка обвалилась! Он — под окна, Парашеньку снимать! — Изо всех окон пламя пышет, никто не отзывается! Зарыдал несчастный, на землю грянулся: «Нету моей Парашеньки, прибрал Бог милую доченьку — хроменькую, убогенькую…» Примчались подводы пожарные с бочкой, да заливать уже и не пришлось. — Сгорел дом в одночасье со службами да сараями! Ещё хорошо, лошадей с конюшен вывести успели. Все люди спаслись — кто из дверей, кто из окон — только Парашеньку не нашли…
А Парашенька-то жива-живехонька! Проснулась она, когда уж полог ситцевый над кроватью зажегся. Ох, страшно таково просыпаться! Бросилась девочка к окну (рамы зимние вставили уже — беда), расколотила стекло, протиснулась в створки и выскочила. Высоко прыгать пришлось — а не убилась, да только со сна да со страху пустилась прочь в одной рубахе. А окна на лес смотрели… Забежала она далеко и свалилась без гласа, без воздыхания. Утром ехал из другого села старичок глухой — ничего про пожар не знал. Глядит — девочка на дороге. Бедная, — думает старик — небось, нищенка — в одной рубахе рваной да грязной… Положил Парашеньку в телегу, старой овчинкой накрыл. Параша проснулась: «Дедушка, где я?» Он не слышит: «Сиди, сиди, милая! Не гоню. Вон яичко печеное скушай!» — Дедушка! Где деревня Антиповка, где батюшка мой? Куда мы едем?
 — А он свое: «Да не бойся, овчинку-то надень!» Надела она на рубаху овчинку драную — вот тебе и платок ковровый, и юбка цветная — вздохнула. Решила покуда со стариком вместе держаться, а там — людей расспросить.
Вдруг на дорогу из чащи выходит женщина: ни молодая, ни старая; одета, как бедная крестьянка. Видит, у старика на телеге девочка нищая: «Ах, доченька нашлась! Дедушка, я её увожу! — Она дурочка у меня, все бегает…» А сама Парашеньку обнимает, за ручку берет. Ничего не понял дед, Парашу в спину подталкивает: «Иди, девонька, иди, милая…»
Парашенька упирается, а тетка ей говорит:«Будешь милостыню просить со мной на ярмарке. А пикнешь — умрешь смертью безвременной!»
…Ох, намаялась Параша. Долго ходить не приучена — не то, что разутой! Хлеб с картошкой пустой отродясь не едала, тычков отродясь не получала… А сколь горя и бедности по дороге увидела она! — Вовсе безногие да слепые в уездный город на ярмарку тянулись. Нищие да бездомные, в холоде да голоде… Вспомнила Парашенька бабку Наталью: «Да, смиренья не хватало мне… Ведь жила-то княгинею, а Бога гневила — на убожество жаловалась, на труды непосильные…»
Пришли они на ярмарку и стали на паперти у собора большого златоглавого. Параша все глядит, как бы сбежать, да страшной тетки боится. А сама-то исхудала — одни глаза…
Вдруг слышит девочка разговор в отдаленьи и будто голоса знакомые: «…А приехали мы сюда, кумушка милая, по беде по великой. Хотим в соборе ярморочном сорокоуст заказать по доченьке любимой — и косточек-то не нашли…» Глядит Парашенька — верит, не верит — батюшка с матушкой! Одеты, как на похоронах, лица на них нету… Детки милые, отец-то три дня по округе про дочку спрашивал, а не видал, не слыхал никто. Вот и поверили все родные, что погибла на пожаре Парашенька страшной смертью.
У Параши сердечко зашлось, стала она молиться Богородице Заступнице: «Прости мою гордыню, Владычица! И праздность мою, и пусторечие! Верни меня, Пречистая, к батюшке с матушкой — хотя бы вовсе без ног…» Тут осенние тучи разогнало — и один-единственный лучик упал на паперть, прямо на Парашеньку. Отец с матерью её и признали! (Тут баба хитрая враз в толпе замешалась) Вскочила девочка на ноги — и к родимым бегом! А ножка, ножка-то — не хроменькая уже! Видно, Богородица в своей милости великой помогла. Поклонилась Парашенька низко-низко отцу с матерью. Глядит на них без улыбки и говорит: «Посылал мне Господь испытание. Бабушка Наталья права была… Пойдемте же возблагодарим Спасителя и Заступницу за урок, за исцеление чудесное…»
А потом, детки милые, вышли они из храма и родитель на радостях накупил Парашеньке и обновок, и гостинцев — одели, нарядили Парашеньку! Только ей боле всего уже не юбка цветная, не колечко серебряное по сердцу пришлись, а последний отцов подарок. Зашли в церковну лавочку, и выбрал батюшка икону «Неопалимая купина»: «Пусть же напоминает тебе сей образ Божий урок и милость Богородицы» Берегла икону девочка. А когда пора пришла и выходила девица Прасковья замуж за человека хорошего — увезла батюшкино подаренье с собой — на новое счастье.