Анна Григорьевна Достоевская родилась в семье мелкого петербургского чиновника Григория Ивановича Сниткина, который был большим почитателем таланта Достоевского, и благодаря своему отцу Анна Григорьевна полюбила творчество писателя еще в ранней юности. Мать Анны Григорьевны — Анна Николаевна Сниткина — обруселая шведка финского происхождения, от которой она унаследовала аккуратность, собранность, стремление к порядку, целеустремленность. И все же главным, решающим фактором, предопределившим жизненный подвиг Анны Григорьевны, явился живительный воздух конца 1850-х — начала 1860-х гг. в России, когда по всей стране прокатилась бурная волна свободолюбивых устремлений, когда молодежь мечтала получить образование и добиться материальной независимости. Весной 1858 г. Неточка Сниткина успешно оканчивает училище Святой Анны, а осенью поступает во второй класс Мариинской женской гимназии. Окончив гимназию с серебряной медалью, Анна поступила на Педагогические курсы, однако не смогла их окончить из-за тяжелой болезни отца, который настоял, чтобы она посещала хотя бы стенографические курсы. После смерти отца (1866) материальное положение семьи Сниткиных ухудшилось, и вот тогда Анне Григорьевне пришлось применить на практике свои стенографические знания. Её направили помогать литератору Достоевскому 4 октября 1866 г.
Натура её всегда требовала поклонения чему-то высокому и святому (отсюда ее попытка в тринадцатилетнем возрасте поступить в псковский монастырь), и еще до 4 октября 1866 г. таким высоким и святым стал для нее Достоевский. За несколько месяцев до смерти она признавалась, что любила Достоевского еще до встречи с ним. В тот день, когда стенографистка пришла помогать Достоевскому, до срока сдачи издателю Ф.Т. Стелловскому романа «Игрок» оставалось двадцать шесть дней, а он существовал лишь в черновых заметках и планах, и если бы Достоевский не представил к 1 ноября 1866 г. роман «Игрок» Ф.Т. Стелловскому, то он терял бы на девять лет в пользу расчетливого издателя права на все свои литературные произведения. С помощью Анны Григорьевны Достоевский совершил писательский подвиг: за двадцать шесть дней создал роман «Игрок» в десять печатных листов. 8 ноября 1866 г. Неточка Сниткина снова пришла к Достоевскому, чтобы договориться о работе над последней частью и эпилогом «Преступления и наказания» (из-за «Игрока» Достоевский прервал работу над ним). И вдруг Достоевский заговорил о новом романе, главный герой которого — пожилой и больной художник, много переживший, потерявший родных и близких — встречает девушку Аню. Через полвека Анна Григорьевна вспоминала: «„Поставьте себя на ее место, — сказал он дрожащим голосом. — Представьте, что этот художник — я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?“ Лицо Федора Михайловича выражало такое смущение, такую сердечную муку, что я наконец поняла, что это не просто литературный разговор и что я нанесу страшный удар его самолюбию и гордости, если дам уклончивый ответ. Я взглянула на столь дорогое мне, взволнованное лицо Федора Михайловича и сказала:
— Я бы вам ответила, что вас люблю и буду любить всю жизнь!».
И она сдержала свое обещание.
Но после свадьбы Анне Григорьевне пришлось пережить тот же ужас, какой десять лет назад испытала первая жена писателя. От волнения и выпитого шампанского у Достоевского в один день было два припадка. В 1916 г. Анна Григорьевна признавалась писателю и критику А.А. Измайлову: «...Я вспоминаю о днях нашей совместной жизни, как о днях великого, незаслуженного счастья. Но иногда я искупала его великим страданием. Страшная болезнь Федора Михайловича в любой день грозила разрушить все наше благополучие... Ни предотвратить, ни вылечить этой болезни, как вы знаете, нельзя. Все, что я могла сделать, это — расстегнуть ему ворот, взять его голову в руки. Но видеть любимое лицо, синеющее, искаженное, с налившимися жилами, сознавать, что он мучается и ты ничем не можешь ему помочь, — это было таким страданием, каким, очевидно, я должна была искупить свое счастье близости к нему...».
Анна Григорьевна сделала все от нее зависящее, чтобы переменить обстановку — уехать за границу 14 апреля 1867 г. только с Достоевским, подальше от домашних неурядиц, от надоевших и опостылевших родственников, от безалаберной петербургской жизни, от всех кредиторов и вымогателей. «...Я поехал, но уезжал я тогда со смертью в душе: в заграницу я не верил, то есть я верил, что нравственное влияние заграницы будет очень дурное, — рассказывал Достоевский о своих мрачных предчувствиях своему другу поэту А.Н. Майкову. — Один... с юным созданием, которое с наивною радостию стремилось разделить со мною странническую жизнь; но ведь я видел, что в этой наивной радости много неопытного и первой горячки, и это меня смущало и мучило очень... Характер мой больной, и я предвидел, что она со мной измучается. (NB. Правда, Анна Григорьевна оказалась сильнее и глубже, чем я ее знал...)».
Анна Григорьевна впервые оказалась в Европе, да и вообще первый раз в жизни расставалась со своей матерью. «Я утешала маму тем, что вернусь через 3 месяца, — писала она в одном из черновых набросков своих воспоминаний, — а пока буду часто ей писать. Осенью же обещала самым подробным образом рассказать обо всем, что увижу любопытного за границей. А чтобы много не забыть, обещала завести записную книжку, в которую и вписывать день за днем все, что со мной будет случаться. Слово мое не отстало от дела: я тут же на станции купила записную книжку и с следующего дня принялась записывать стенографически всё, что меня интересовало и занимало. Этою книжкою начались мои ежедневные стенографические записи, продолжавшиеся около года...».
Так возник дневник жены Достоевского — уникальное явление в мемуарной литературе и незаменимый источник для всех, кто занимается биографией писателя (первая часть «Дневника 1867 г.» А.Г. Достоевской издана Н.Ф. Бельчиковым в 1923 г., обе части С.В. Беловым в 1993 г. в Петербурге, в издательстве «Андреев и сыновья» под названием «Последняя любовь Ф.М. Достоевского» и самое полное издание С.В. Житомирской в издательстве «Наука» в Москве в 1993 г.). Анна Григорьевна быстро прониклась сознанием, как важно сохранить для потомков все, что связано с именем Достоевского, и ее заграничный дневник 1867 г., задуманный первоначально как ежедневный отчет примерной дочери своей матери, стал настоящим литературным памятником. «Сначала я записывала только мои дорожные впечатления и описывала нашу повседневную жизнь, — вспоминает Анна Григорьевна. — Но мало-помалу мне захотелось вписывать все, что так интересовало и пленяло меня в моем дорогом муже: его мысли, его разговоры, его мнения о музыке, о литературе и пр.»
Дневник А.Г. Достоевской о заграничном путешествии 1867 г. — это бесхитростный рассказ о совместной жизни молодоженов, свидетельство нежной внимательности и силы поздней любви Достоевского. Анна Григорьевна поняла, что быть женой Достоевского — это значит не только испытывать радость от близости гениального человека, но и быть обязанной достойно нести все тяготы жизни рядом с таким человеком, тяжкое и радостное бремя ее. И если под увеличительным стеклом его гениальности гигантски разрастается любая деталь, из совокупности которых и состоит, в сущности, повседневная жизнь, то это происходит потому, что обнаженные нервы Достоевского, так много перенесшего в своей жизни, буквально содрогались от малейшего прикосновения грубой действительности.
Вот почему жизнь его спутницы нередко становилась житием, и ежедневное общение с Достоевским требовало от Анны Григорьевны настоящего подвижничества. Медовый месяц Достоевского неожиданно оканчивается катастрофой: писателя вновь, как и во время первых заграничных поездок в 1862 и 1863 гг., затягивает безжалостная и бездушная рулетка. Простой житейский мотив — выиграть «капитал», чтобы расплатиться с кредиторами, прожить не нуждаясь несколько лет, а самое главное — получить, наконец, возможность спокойно поработать над своими произведениями, — за игорным столом утрачивал свой изначальный смысл. Порывистый, страстный, стремительный Достоевский отдается безудержному азарту. Игра в рулетку становится самоцелью. Страсть к рулетке ради самой рулетки, игра ради ее сладостной муки объясняются характером, «натурой» писателя, склонного часто заглядывать в головокружительную бездну и бросать вызов судьбе. Анна Григорьевна быстро разгадала «тайну» рулеточной лихорадки писателя, заметив, что после большого проигрыша Достоевский принимался за творческую работу и набрасывал страницу за страницей. Анна Григорьевна не ропщет, когда Достоевский закладывает буквально все, даже обручальное кольцо и ее серьги. Она не жалела ничего, ибо знала:
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
И тогда неукротимая тяга Достоевского к творчеству преодолеет все соблазны, сильнее разгорится очистительное пламя его совести — «как мне было за него больно, это ужасно, как он мучается», — в котором переплавляется его внутренний мир.
Так и случилось, и Анна Григорьевна своим непротивлением сумела излечить Достоевского от его страсти. В последний раз он играл в 1871 г., перед возвращением в Россию, в Висбадене. 28 апреля 1871 г. Достоевский пишет Анне Григорьевне из Висбадена в Дрезден: «Надо мной великое дело совершилось, исчезла гнусная фантазия, мучившая меня почти 10 лет. Десять лет (или, лучше, с смерти брата, когда я был вдруг подавлен долгами) я все мечтал выиграть. Мечтал серьезно, страстно. Теперь же всё кончено! Это был вполне последний раз. Веришь ли ты тому, Аня, что у меня теперь руки развязаны; я был связан игрой, и теперь буду об деле думать и не мечтать по целым ночам об игре, как бывало это. А стало быть, дело лучше и скорее пойдет, и Бог благословит! Аня, сохрани мне свое сердце, не возненавидь меня и не разлюби. Теперь, когда я так обновлен — пойдем вместе и я сделаю, что будешь счастлива!».
Клятву свою Достоевский сдержал: он действительно навсегда оставил рулетку (хотя впоследствии он четыре раза ездил один для лечения за границу) и действительно сделал Анну Григорьевну счастливой. Достоевский прекрасно понимал, что своим освобождением от власти рулетки он обязан прежде всего Анне Григорьевне, ее великодушному терпению, всепрощению, мужеству и благородству. «Всю жизнь вспоминать это буду и каждый раз тебя, ангела моего благословлять, — писал Достоевский Анне Григорьевне. — Нет, уже теперь твой, твой нераздельно, весь твой. А до сих пор наполовину этой проклятой фантазии принадлежал».
Но Анна Григорьевна не случайно почувствовала, что рулетка стимулирует литературную работу писателя. Достоевский сам тесно связывал свои творческие импульсы с «проклятой фантазией». В письме из Bains-Saxon, извещая об очередном проигрыше, Достоевский благодарит это несчастье, так как оно невольно натолкнуло его на одну спасительную мысль: «...Давеча мне хоть и мерещилось, но я все-таки окончательно еще не выяснил себе эту превосходную мысль, которая мне пришла теперь! Она пришла мне уже в девять часов или около, когда я проигрался и пошел бродить по аллее (точно так же, как и в Висбадене было, когда я после проигрыша выдумал Преступление и наказание и подумал завязать сношение с Катковым...)».
Изматывающая игра на рулетке содействовала процессу «срастания» Достоевского и Анны Григорьевны, и в письмах последующих лет Достоевский будет повторять, что чувствует себя «приклеенным» к семье и не может переносить даже короткой разлуки.
Достоевский все больше привыкает к своей молодой жене, все больше узнает богатство ее натуры и замечательные черты ее характера, а Анна Григорьевна, даже после очередного проигрыша мужа, записывает в своем стенографическом дневнике 1867 г.: «Мне в то время представлялось, что я бесконечно счастлива, что вышла за него замуж, и что это-то, вероятно, мне и следует за наказание. Федя, прощаясь, говорил мне, что любит меня бесконечно, что если б сказали, что ему отрубят за меня голову, то он сейчас бы позволил, — так он меня сильно любит, что он никогда не забудет моего доброго отношения в эти минуты».
Анна Григорьевна всю жизнь считала своего мужа милым, простым и наивным человеком, с которым надо обращаться как с ребенком. Сам же Достоевский именно в этом видел проявление настоящей любви и писал из Германии ее матери, А.Н. Сниткиной: «Аня меня любит, а я никогда в жизни еще не был так счастлив, как с нею. Она кротка, добра, умна, верит в меня, и до того заставила меня привязаться к себе любовью, что, кажется, я бы теперь без нее умер».
Анна Григорьевна и в дальнейшем, все четырнадцать лет брака, не обманула доверия уже утомленного жизнью писателя — была преданной, терпеливой и умной матерью его детей, самоотверженной помощницей и глубочайшей почитательницей его таланта. Человек деловой, практический, она была полной противоположностью детски наивному в денежных делах Федору Михайловичу. Она не только героически оберегала мужа от неприятностей, но и решалась на активную борьбу со множеством подчас жуликоватых кредиторов-вымогателей.
Освобождая мужа от тяжести денежных забот, она спасала его для творчества, и если принять во внимание, что на время их брака приходятся все великие романы и «Дневник писателя», то есть значительно больше половины написанного Достоевским за всю жизнь, то вряд ли можно переоценить ее заслуги. Важно и другое: через руки Анны Григорьевны — стенографистки и переписчицы — прошли «Игрок», «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы», «Дневник писателя» со знаменитой Пушкинской речью.
Анна Григорьевна с детьми
Анна Григорьевна была безмерно счастлива тем, что свой последний гениальный роман «Братья Карамазовы» Достоевский посвятил ей. В этом — документальное, для всего мира, признание ее огромного труда.
В год смерти Достоевского Анне Григорьевне исполнилось 35 лет, но она сочла свою женскую жизнь конченой. Когда ее спрашивали, почему она вторично не вышла замуж, она искренно возмущалась: «Мне это казалось бы кощунством», а затем шутила: «Да и за кого можно идти после Достоевского? — разве за Толстого!». Анна Григорьевна целиком посвящает себя служению великому имени Достоевского и можно смело утверждать, что ни одна жена писателя не сделала столько для увековечения памяти своего мужа, для пропаганды его творчества, сколько сделала Анна Григорьевна.
Прежде всего Анна Григорьевна семь раз выпускает полные (по тем временам, конечно) собрания сочинений Достоевского (первое издание — 1883 г., последнее — 1906 г.), а также неоднократно издает целый ряд отдельных произведений писателя. Из «достоевских» мемориальных дел, осуществленных Анной Григорьевной, кроме выпуска его произведений, самым весомым является организация в Старой Руссе церковно-приходской школы имени Ф.М. Достоевского для бедных крестьянских детей с общежитием для учащихся и учителей.
Незадолго до смерти Анна Григорьевна говорила врачу 3.С. Ковригиной: «С чувством надо бережно обращаться, чтобы оно не разбилось. Нет в жизни ничего более ценного, как любовь. Больше прощать следует — вину в себе искать и шероховатости в другом сглаживать. Раз навсегда и бесповоротно выбрать себе Бога и служить ему на протяжении всей жизни. Я отдала себя Федору Михайловичу, когда мне было 18 лет. Теперь мне за 70, а я все еще только ему принадлежу каждой мыслью, каждым поступком. Памяти его принадлежу, его работе, его детям, его внукам. И все, что хоть отчасти его — мое целиком. И нет и не было для меня ничего — вне этого служения...».
С той поры, как 4 октября 1866 г. Неточка Сниткина пришла в квартиру писателя, не было ни одного дня в ее жизни, чтобы она не служила во славу Достоевского.
В конце XIX в. Анна Григорьевна начинает работу по созданию собственных мемуаров, посвященных ее жизни с Достоевским. В 1894 г. она приступает к расшифровке своего стенографического дневника 1867 г. Однако при жизни Анна Григорьевна не напечатала этот дневник, как не опубликовала ни воспоминаний своих, ни свою переписку с мужем, считая это просто нескромным. Но важно даже не это. Самое главное заключалось в том, что когда Анна Григорьевна, встретившись с Л.Н. Толстым в феврале 1889 г., говорила ему: «Мой дорогой муж представлял собою идеал человека! Все высшие нравственные и духовные качества, которые украшают человека, проявлялись в нем в самой высокой степени. Он был добр, великодушен, милосерд, справедлив, бескорыстен, деликатен, сострадателен — как никто!» — она была абсолютно искренна. Чем дальше уходило время, тем больше оставался Достоевский именно таким в ее памяти: и когда она в 1894 г. приступила к расшифровке своего заграничного стенографического дневника, и когда стала готовить к печати свою переписку с мужем, и когда начала в 1911 г. писать свои «Воспоминания». В начале двадцатого века к этому добавилась и слава Достоевского. Именно тогда Анна Григорьевна осуществляет свою давнишнюю мечту: создает при Московском историческом музее «Музей памяти Федора Михайловича Достоевского» и выпускает «Библиографический указатель сочинений и произведений искусства, относящихся к жизни и деятельности Ф.М. Достоевского... 1846–1903».
Анна Григорьевна признавалась своему первому биографу Л.П. Гроссману: «Я живу не в двадцатом веке, я осталась в 70-х годах девятнадцатого. Мои люди — это друзья Федора Михайловича, мое общество — это круг ушедших людей, близких Достоевскому. С ними я живу. Каждый, кто работает над изучением жизни или произведений Достоевского, кажется мне родным человеком».
Таким же родным показался Анне Григорьевне молодой композитор Сергей Прокофьев, написавший оперу по роману Достоевского «Игрок». Когда они прощались — это было 6 января 1917 года — С.С. Прокофьев попросил Анну Григорьевну написать что-нибудь в его памятный альбом, но предупредил ее, что альбом на тему о солнце и писать в нем можно только о солнце. Анна Григорьевна написала: «Солнце моей жизни — Федор Достоевский. А. Достоевская».
До самой смерти Анна Григорьевна трудилась над продолжением своего библиографического указателя и мечтала только об одном — чтобы ее похоронили в Петербурге, в Александро-Невской лавре, рядом с Достоевским. Но случилось так, что Анна Григорьевна умерла в Ялте 9(22) июня 1918 г. Через пятьдесят лет ее внук, Андрей Федорович Достоевский, выполнил ее последнее желание — перенес ее прах из Ялты, в Александро-Невскую лавру. На могиле Достоевского с правой стороны надгробия можно увидеть теперь скромную надпись: «Анна Григорьевна Достоевская. 1846–1918».
