Вы здесь

Упало шэгвицкалэн

Небольшой группой ночью мы приехали в Гелати, что в пятнадцати минутах езды от Кутаиси, и разместились напротив входа в монастырь, чуть выше святых врат. Других ровных площадок не сыскали в темноте. И утром не пожалели: полуразрушенный монастырский комплекс лежал прямо под нами, на него можно было любоваться, сидя у костра, или даже из палатки, высунувшись до пояса.

Вокруг, сколько взгляд охватывал, леса укрывали склоны и горные вершины. А одну из вершин за Гелати, через ущелье, увенчивала церковь, едва отсюда заметная. Мы решили, если получится, на обратном пути обязательно побывать в храме, стоящем на вершине горы. Поди знай, когда еще доведется приехать из Киева в Грузию.

Маленький монастырь поблизости от Гелати носил трудпроизносимое имя Моцэмэто. «Под монастырем пропасть, - рассказывал нам местный житель. - И дом священника висит над пропастью».

Закончить путешествие мы собирались в месте упокоения преподобного Максима Исповедника в городке Цагери. Не получилось, уж слишком трудным оказался маршрут. Вернулись в Кутаиси. А поскольку сэкономили время, захотели посетить монастырек на вершине горы с домиком настоятеля над обрывом.

Остановили маршрутку, не доезжая до поворота на Гелати сотню шагов. Дорога шла по асфальту, свернула на отрожек и по гребню горы привела нас к узкому перешейку, ведущему на Моцэмэто. С северной стороны крутой склон, чуть дальше возвышаются неприступными скалами суровые контуры храмов Гелати: когда-то там размещались резиденция западно-иверийских царей и духовная академия. Наверное, для захватчиков с южной стороны монастырская крепость была неприступной: ее от нас отделяла пропасть с бурлящей внизу речкой. По правую руку - другое ущелье, на дне его также громыхала река. Хорошо просматривались склоны: отдельные деревья, валуны, кустарник, скальные участки, трещины.

За храмом гора уходила вниз отвесной пропастью, а на самом ее краю возвышался домик настоятеля, опираясь на небольшой скальный выступ и деревянную конструкцию. Дальний край домика висел над обрывом, а речка глубоко внизу огибала монастырскую гору. Стало быть, настоятель этой небольшой обители изо дня в день, из ночи в ночь ложился спать и вставал в домике, висящем над пропастью! Монахи ночью молятся, значит, он совершал здесь свои правила в любую погоду, даже тогда, когда ночная буря угрожала разрушить хлипкую конструкцию и обрушить домик в пропасть.

— Гамарджобат! — приветствовали мы настоятеля.

— Гагимарджот! — отвечал он.

— Скажите, у вас будет вечером всенощная? Мы хотели бы на службу попасть.

— Будет вечерня, — и настоятель назвал время.

Незадолго до нашего посещения Моцэмэто монастырь посетила съемочная группа из Украины, и мы с настоятелем нашли общего знакомого.

В назначенное время он отворил врата храма и мы вошли внутрь. В благоговейном полумраке алым и золотым светились образа, их немного, почти все грузинского письма, с характерными грузинскими профилями и яркими красками.

В церковь вошла грузинка и стала за свечным столиком. Зашли в храм и местные паломники. Не заходили в храм только двое ребят-иностранцев: ошалевшие от восторга, они стояли в двух шагах от церковных врат у каменных перил и не могли отвести объективы своих навороченных камер от стометрового обрыва, видов на ущелье и отвесные склоны.

На наших глазах паломники-грузины вдруг стали совершать странные действия: они поднимались на возвышение, где, как видно, в раке покоились останки святых. Затем по одному падали ниц и пролезали в устроенном под ракой туннельчике к солее, затем возвращались и еще дважды проделывали то же.

Оказалось, удивляться еще рано. Мы с трудом вслушивались в звучание грузинского богослужения, как вдруг видим, что паломники, один за другим, покидают храм. Чуть позже явилась еще одна группка паломников-грузин, эти так же чинно пролезли под мощами, поклонились, приложились и со спокойной совестью ушли восвояси.

Священник, как начал служить один, так и продолжал, а кроме нас и настоятеля присутствовала только женщина за свечным столиком.

Он действительно служил один! «Сам служу, сам пою, сам кадило подаю», - как пели в прошлые века бурсаки. Настоятель монастыря Моцэмэто сам возглашал, сам совершал каждение, читал молитвы, пел на клиросе, кадил. И, что удивительно, каждение у него было тщательное, неспешное, молитвенное. Разве что за свечным столиком он не стоял, эту функцию исполняла свечница.

Скажет прошение ектении, и тотчас сам: «Упало шэгвицкалэн!». Новое прошение, и снова: «Упало шэгвицкалэн… Шэн Упало». Конечно, каждому из нас стало ясно, слова эти означают «Господи, помилуй!» и «Тебе, Господи!».

Мы даже угадывать стали, что после второго прошения малой ектении «Шэгвэциэн, гвацховнэн, шэгвицкалэн да дагвицвэн чвэн, Гмэрто, Шэнита мадлита», — последует обычное «Господи, помилуй!» — «Упало, шэгвицкалэн!».
В конце службы мы приложились ко кресту и проделали то же, что перед нами — паломники-грузины. Трижды проползли под мощами, приложились к стеклу над честными главами святых и вышли из храма.

Святых звали Давид и Константин, они были мученики, как и большинство святых этой земли. На иконе святые мученики в правой руке держали кресты, левой опиралась на воинские щиты, одеты в кольчуги, а позади золотой фон духовной кольчуги.

Выходя из храма, я в последний раз бросил взгляд на домик настоятеля. Днем и ночью в доме над пропастью, под неумолкаемый гул реки, произносится вслух или мысленно «Упало шэгвицкалэн». Как же оставит Бог Своего служителя без чудесной Своей помощи, если у него во всем: «Шэн Упало!».

Комментарии