Вы здесь

Русь, куда же несешься ты ?

Рассказы

                                         ВСТУПЛЕНИЕ

 

В центре этой книги – Русь, наша любимая, удивительная,  драгоценная Отчизна, лучше и краше которой нет на всем свете. Мы хорошо знаем ее историю, ее великих и славных мужей – полководцев, ученых, деятелей культуры, пастырей; мы хорошо знаем ее главные и значительные страницы, знаем и те эпизоды, когда Россия выглядела не самым лучшим образом и терпела поражения (а это бывало тогда, когда русский народ забывал о Боге); знаем, как русский народ может воспрянуть от греховного сна и стать народом-богоносцем; знаем и то, что враги наши – как видимые, так и невидтимые – делают все для того, чтобы погубить нашу страну.

Сейчас мы переживем самую трагическую страницу нашей истории. Чем она закончится? Как поведет себя русский народ? Есть ли у него разум, чтобы понять, что на карту поставлено само существование России? Где предел его тепения? Где та черта, после которой уже поздно что-либо предпринимать?

На все эти вопросы дает ответ предлагаемая книга. Она состоит из очерков, рассказов, заметок, статей, а также рецензий на книги, фильмы, выставки. Книга дает «срез» сегодняшней действительности, вскрывает «язвы» нашего бытия, помогает читателю трезветь, делает акцент на самом главном, что можнет нас спасти, - вере в Господа гнашего Иисуса Христа и Его Пречистую Матерь, уповании на Их скорую и сильную помощь.

«Русь, куда же несешься, ты?» Николай Васильевич Гоголь не знал, куда она несется. А вот мы, люди последних времен, уже догадываемся об этом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                         ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

                  «КАК ЖЕ Я ТОМЛЮСЬ ПО РОССИИ…»                     

 

Издательство «Русская книга» (ныне уже не существующее) в свое время вручило русскому читателю совершенно роскошный подарок: три тома «Переписки двух Иванов» (в рамках собрания сочинений И. А. Ильина). Я прочитал их буквально на одном дыхании.

Речь идет о двух выдающихся русских людях: о философе, мыслителе и публицисте Иване Александровиче Ильине и прекрасном писателе Иване Сергеевиче Шмелеве. Так сложилась судьба, что оба они оказались на чужбине, в изгнании – там прошла значительная часть их жизни: первый жил cначала в Германии, а потом в Швейцарии, второй – во Франции. Их переписка началась в 1927 году и закончилась в 1950 (в июне этого года скончался Иван Шмелев). За это время они написали друг другу сотни писем.

«Переписка двух Иванов», без сомнения, явление в русской литературе. Ничего подобного еще не получал в свои руки отечественный читатель. О жизни эмигрантов написано не так уж и мало – и художественных, и документальных произведений. Но все равно о их жизни мы до сих пор знали маловато, особенно о жизни писателей. И вот этот пробел восполнен.

Три тома «Переписки», на мой взгляд, - лучшее эпистолярное наследие, которое оставили нам Иван Шмелев и Иван Ильин. В чем тут секрет?

Дело в том, что они писали друг другу письма, л и ч н ы е,  д о в е р и т е л ь н ы е письма и, значит, были полностью раскрепощены. В них не сидел цензор, который губит все на корню, он не контролировал их мысли, мнения о людях и событиях, оценку того, что происходило как в  порабощенном большевиками отечестве, так и на протухшем западе, их сокровенные переживания и скорби, отзывы друг о друге. Письма не предназначались для печати, во всяком случае при жизни их авторов, и им некого было стесняться.

Какую бы вещь ни создавал художник – рассказ, повесть, роман - и о чем бы ни рассказывал, он пишет в конце концов самого себя. И чем правдивее говорит, чем сильнее не щадит себя, чем сильнее обнажается, тем глубже, вернее, пронзительнее вещь. А письмо - это такой жанр, где обнажаться легче и проще всего. И оба Ивана делают это просто, откровенно, ничего не скрывая ни от себя, ни от собеседника. Уровень обнажения получился предельный, ни в каком художественном произведении мировой литературы мы ничего подобного не найдем. Иван Шмелев и Иван Ильин пишут о себе только правду, и эта правда сильнее всякого вымысла; она п о т р я с а е т.                

 

        «СЕГОДНЯ ПРАЗДНИК – ПИСЬМО ОТ ВАС…»

 

Переписка двух изгнанников – больше, чем переписка, больше, чем общение двух близких по духу людей. Их письма – это плот, который держит их на плаву; мост, который их соединяет; резервуар с кислородом, который помогает им не задохнуться на чужбине.

«Сколько видел я от Вас радостного, ласкового, чудесного! Единственный свет мне в Европе: родной свет. Если бы не дружба Ваша – я был бы несчастней, о, куда же несчастней! – без просвета».

И. С. Шмелев – И. А. Ильину. 20. 02.1935.

«Напишите скорее! Мне всякое письмо Ваше – радость! Все письма Ваши берегу; потом выйдут отдельным томом: письма И.С. Шмелева к Ильину. Вот я и увековечен… Карьеру сделаю с того света».

И. А. Ильин – И. С Шмелеву. 3. 08. 1932.

«Ваше письмо – всегда для меня праздник, редкий праздник! Будто «живой воды» вспрыснет. И целый день ходишь праздничный: в детстве так, когда знаешь, что вечером повезут в театр. Съездил в театр, и опять -  дома, скушно, серо, все обыденное…».

И.С Шмелев – И. А. Ильину. 14. 03. 1935.

«Меня поражает, что мы с Вами в одни и те же годы, но в разлуке и долгой разлуке шли по тем же самым путям  поющего сердца».

И.А. Ильин – И. С Шмелеву. 15.03. 1946.

«Благодарю Вас за то, что дарите меня доверием, любовью, дружбой. Без Вас, милый Иван Александрович, многого не познал бы я, и жизнь здесь была бы для меня беспросветной, не согретой… Сколько взрыто через общение с Вами!»

И. С. Шмелев – И. А. Ильину. 11.05. 1935.

«Сегодня праздник – письмо от Вас. Как всегда, читается и высасывается каждая строка, «дегустируется» всякий и оборотик. Читается в строках, над строками, за строками и все многоточия и насыщенные паузы».

И. А. Ильин – И. С Шмелеву. 17. 03. 1933.

«Дорогой Иван Александрович, Ваше письмо столько – при предельной сжатости огромного содержания – подняло во мне, что вечеров – и многих надо бы для выяснения и прояснения! Вообще, Ваши письма – «самоцветы», такая игра в них – всего!»

И.С. Шмелев – И. А. Ильину. 28. 09. 1945.

«Пока мы с Вами живы – мы два Ивана, российских сына; и никаких гвоздей».

И. А. Ильин – И. С. Шмелеву.  10. 04. 1938.                   

 

                «Я ВЕСЬ В ИСТОМНОЙ ТОСКЕ…»

 

 Каждый день для Ивана Ильина и для Ивана Шмелева был днем не жизни, а выживания! Никто их там, на чужбине, не ждал с распростертыми объятьями, не приготовил ни жилья, ни одежды, ни обуви, не нашел хорошего добросовестного, честного издателя, который бы ждал их литературные труды, переводил на европейские языки и печатал бы большими тиражами, а потом платил приличные гонорары. Нет, ничего такого не было и быть не могло. Каждый шаг давался с трудом, каждая копейка добывалась с кровью. Их жизнь была жизнью мучеников.

«Переписка» доносит до нас редчайшие штрихи этого бытия. Почти каждое письмо – вопль об отчаянных, исключительных, трагических обстоятельствах, почти каждая строка – крик о помощи. Иван Шмелев и Иван Ильин жили каждый день и каждый час как последний день и последний час.

«Я очень устал и не помышляю сейчас писать. Вам пишу – через силу. Отдал продать часы свои золотые, с цепью, память матери. Зачем мне часы? Некому оставлять. Если бы они, рижане, знали, в каком положении я! И без сил, и без денег. Ну, как-нибудь доберусь куда-то… до С-т Женевьев. Место оплачено уже, в одной могилке с Олей. Так и Ивику наказал».

И.С. Шмелев – И. А. Ильину. 17. 09. 1937.

«Господь с Вами, милые! Весь в истомной тоске».

И. С. Шмелев – И. А. Ильину. 16. 05. 1947.

 «Ка-ак же я устал! Но – отхожу, только на душе смутно, вяло, сонно. О будущем отучился думать».

И. С. Шмелев – И. А. Ильину. 5. 08. 1935.

«Я часто болею, устал я… милый Иван Александрович, уста-ал. Я совсем одинок. Я чуть мерцаю – вернее – копчу».

И. С. Шмелев – И. А. Ильину. 24. 03. 1940.

«Мне очень трудно в материальном отношении. Туземная жизнь выпирает меня как пробку -  и в то же время все время  предлагает бесплатно  выступать и писать. Каждую марку считаешь!»

И.С. Шмелев – И. А. Ильину. 30. 01. 1933.

«Я не живу – изживаюсь»

И. С Шмелев – И. А. Ильину. 29. 07. 1947.

«Я не писал от полного бессилия: был  на краю. Только теперь узнал: «если бы не приняли мер… дней 7-10, Иван Сергеевич не встал бы: он, незаметно для себя, слабел от истощения и так, не сознавая, и сошел бы на нет». Так заявила докторша M-lle Florin, очень знающая. Меня спасла Мария Тарасовна Волошина, жена одного ученого, - они живут у того же M-r Risch. Она, без ведома моего, вызвала докторшу, и та назначила уколы – двойные, - против язвы (отсутствия охоты есть в продолжение 2 месяцев!) и – питательные, -  «pernalmon» - голландское средство! – 2 сантилитра содержат субстанцию 1 кг телячьей печенки. (Докторша сказала, что, по счастью, организм отлично  принял  лечение). Теперь я выправляюсь, и уже написал 4-ю главу «Записок неписателя». Я лежал 2 месяца пластом, не мог ходить, полное головокружение, истощение. («Так подействовала на писателя травля, устроенная вокруг его имени в Америке». – Примечание составителя.) И неохота есть, и берег свои нищенские франки. Так что мой «бунт» - последнее содрогание, потеря себя, последнее отчаяние. Жить уже не было сил, но огненные мысли плясали в бессонницу, доканывали меня. Как я ослаб!.. Едва держу перо. Но теперь охота есть вернулась. И – писать. Сердце едва прослушивалось. Кожа присыхала к костям. Теперь я пополняюсь. Надо закончить работу. И в таком истощении я как-то еще мог прокорректировать свыше 2 тысяч страниц гранок! На днях выходит «Богомолье» (2-ое издание) и 2-ая ч. «Путей», а за ней 2-ое издание 1-ой. Послал и Борзову кое-что… И – ничего не помню, как я  жил, был в эти 2 ½ месяца. К теплым дням возвращаюсь в Paris, - нет сил для здешней жизни, - в сохраненную квартиру. Все парижские гонорары по изданиям ела квартира. Безумие».

И. С. Шмелев – И. А. Ильину. 17. 12. 1948.

«Ведь я сколь одинок! Знаю – и Вы – одиноки…».

И.С. Шмелев – И. А. Ильину. 29. 07. 1947.

Восемнадцатого июля 1935 года Иван Сергеевич написал своему корреспонденту очередное письмо. В нем он, помимо всего прочего, сообщал и о своих литературных делах - ведь он, так же как и его друг, профессиональный писатель, это его жизнь, его дыхание. Письмо довольно большое, впрочем, как и почти все другие послания Шмелева, я привожу его с небольшими сокращениями.

«Нота-бене: Пишу сие в тисках душевных, и все – черным-черно, но не могу не писать, ибо  «надо же человеку хоть…» - размыкаться, - в скобках – постараться и друга наградить «переживаниями». Но… не прокляните меня на «всех соборах»!..

Сперва – гадости, а дальше – все «радости». Можно сказать – уестествлен. Ни-куда не поедем. В Югославию – оборвалось, может быть, что и к лучшему: три к носу, все пройдет. Тру. И вообще – «тру», по-французски, тру-ба, по –русски. Урезана русская акция - !! – пррямо из… русалима. Не могут окупить дорогу мне и Ольге Александровне. Пропустил все сроки, и дачка наша в Алемоне – уплыла… к Деникиным, неумолимо. Единственная дешевая и удобная… Ну, облизнулся и пощелкал зубами. А в другое место не поеду. Буду издыхать в вони и грохоте на республиканском бульваре. Осерчала кума на рынок.

Второе: Вы меня забыли. Я послал Вам бо-ольшое письмо, с гимном моей Дариньке (боюсь – не ндравится Вам она), но теперь я возненавидел «Пути Небесные», взявшие столько силы, стал на полпути и… бросил бы, если бы не «деньжи давай»! Ску-у-чно. И я заслаб. Всегда -  после  «горения».

Третье: добился до того, что остался без оных даже, и должен буду уехать в гетто, чтобы за 20 фр. купить оные… из-под кого? – не знаю, но хоть бы из-под Ландрю… - из серой чертовой кожи, выстирали и выгладили, - и щеголяю. А на башке на-лог в 622 фр. Куда же тут поедешь?! И вот, в таких оных встретил я 14-го, а по ст. ст. – 1-го июля мое 40-летие литературной каторги и нищеты. И почтен! Даже всегда добрый  Н. К. Кульман не приехал и ни строки не прислал. А знал. Должно быть, за мой язык и смелость в мыслях. Дернуло меня сказать, что нехорошо академической группе не отозваться на юбилей национальной газеты… Вот меня и юбилейнули. А в «Возрождении» получаю гроши. С ужасом узнаю, что Ходасевич за свои копанья в советской «литературной» помойке и «подвалы» получает до 1800 фр. в мес., что Лукашу платят больше, чем Шмелеву, да-да!! – а я едва выгребаю 400 фр. в месяц, на круг. Мне за подвал – в 300 с большим лишком строк – 150 фр., а за два, за почти 600 стр. – 250 фр. – такой работы!!  Что это?! И как мне требовать, когда скажут – не могим… а не хотите, так – «воздуху хватите»! Чуть не обанкротился с квартирой, насилу сумел заплатить «терм» (если бы не «чудо»!). Куда же тут уе-дешь?! И какие чувства будут обжигать душу?! Для «Путей Небесных» ожог нужен. А все дырья и ущемления. И вот – пью  40-летие, нищий, гонимый…

И в довершение – гадость нежданная, но другого характера – о писательской гнусности. Когда-то Мережковский с Буниным устроили – я уже был в Париже – «акцию» для писателей от французов, в сумме 6 т. в год на брата. Взяли Куприна с Бальмонтом и Гиппиус, а меня отстранили, должно быть, за «строптивость», я тогда только что отодрал Гиппиус за «критику». И вот, узнаю, что Бунин, проглотив Кобеля (игра слов. Имеется в виду – премия Нобеля. – Примечание составителя), не отказался от «акции»… - и – глотает, требуя даже от Мережковского телеграммой: высылайте скорей очередное, сижу без копейки! Тьфу! Ему на  юбилеи и не-юбилеи сбирали по 60 тыс. фр. И не раз. И вот… особенно горько видеть такое… ведь, ей-ей, скоро будем подыхать. Правда, я не свой для «неарийцев», а они главным образом дают.

Так вот, что же мне было делать, когда получил из Швейцарии от Кандрейи письмо, что Губер берет ее перевод и дает аванс? и шлет договор? Ну, добивайте меня, - я согласился безоглядно… (Дело в том, что Кандрейя была очень слабенькой переводчицей, она не чувствовала тонкостей русского языка, и от Шмелева с его богатыми оттенками и нюансами мало чего оставалось. – Н.К.). Мне дали аванс в тыщу швейцарских франков… - и я принял, не раздумывая. Ибо наг и бос, и термиты гложут, и… оставалось немного, чтобы плакали Худосеичи и Гадамовичи на тризне. И теперь у меня чистых осталось ровным счетом 144 фр. на покрытие термитных ущемлений, и я должен писать «Пути Небесные», дабы не погибнуть от голода…- где ты, тыща швейцарских франков?! Но зато по 15 октября меня не погонят с квартиры. Вот каково мое 40-летие…»                  

 

                       ГОНЕНИЯ

 

        Письмо Ивана Александровича Ильина от 13 октября 1938 года – одно из центральных в переписке. В нем идет речь о политическом гонении, которому он подвергся в Германии за то, что «дерзнул быть русским патриотом с собственным суждением». В течение многих лет – постоянное нервное напряжение, постоянная тревога за свою судьбу и судьбу Натальи Николаевны, своей жены, постоянная боязнь провокаций и ареста – редко кто мог выжить в этих исключительных условиях.

Уже в 1933 году Ильина навестила политическая полиция. Она предложила ему сотрудничать с ней, собирая разоблачительные сведения о русской эмиграции. Писатель решительно отверг это гнусное предложение. Вскоре на квартире у Ильина был произведен обыск. Его арестовали и препроводили в полицейский участок. Под угрозой концлагеря ему запретили заниматься «политической деятельностью».

Назойливый, методичный, наглый прессинг тайной полиции усиливался не только с каждым годом, но и с каждым месяцем. В 1934 году Ильину как профессору Русского Научного Института было предложено заняться пропагандой антисемитизма во всем эмиграционном рассеянии. Он, конечно же, отказался, и его тут же уволили с работы.

Между тем в политической полиции на Ильина скопилось множество доносов. От кого? От сторонников «русского национал-социалистического движения». Ивана Александровича вызвали в «гештапо» на допрос. Вопросов было много, и среди них, между прочим, такие:

-Служили ли Вы в Москве большевикам?

-Нет.

-Почему большевики не расстреляли Вас сразу, а выслали только через пять лет?

-Бог не допустил.

-Вы масон?

-Нет.

Через некоторое время Ильину запретили читать лекции как по-русски, так и по-немецки. Протесты не помогли. Доносы по-прежнему накапливались и накапливались. В апреле 1938 года Иван Александрович был приглашен к заместителю Розенберга. В ходе беседы Ильин сказал, что Украина не в его власти и что на ее оккупацию и отчленение он никогда не согласится (по-видимому, нацисты предполагали использовать известного русского философа в своих целях во время похода на Россию).

Ситуация вокруг Ильина накалилась настолько, что стало ясно: нужно как можно быстрее покидать Германию. Но как? Ведь Главное полицейское управление наложило на его выезд запрет. В конце концов все разрешилось самым наилучшим образом: не без Промысла Божия Ильин и его жена получили визы и отбыли в Швейцарию.

«Меня вынесло из Германии как на крыльях ангелов: нигде ни зацепки, - писал Иван Александрович. -  Все спасено: до писем Врангеля, Шмелева, до записей и альбомов включительно».

Ну, а как приняла Ильина Швейцария? С распростертыми объятиями? Отнюдь нет. Холодом и бюрократической волокитой. Но и тут Господь пришел на помощь Своему верному рабу – в лице композитора Сергея Васильевича Рахманинова, которого знала не только Европа, но и весь мир. Последний заплатил швейцарским властям денежный залог (кауцию) в размере четырех тысяч швейцарских франков и тем самым спас жизнь Ильина.                    

 

        «ДУШЕ ИСКАЛ ПОКОЙНОЙ ЗАВОДИНКИ…»  

 

        Нет, наверно, большего недуга для человека, чем ностальгия. По себе знаю: пробудешь за границей неделю – страшно хочется домой! А если две недели, то это уже почти невыносимо! А каково было Ильину и Шмелеву, которые были обречены жить на чужбине до самой смерти! Жить вне Родины, среди чужого народа, среди чужой речи, каждый день видеть лица нерусские, привычки ненаши, пейзаж неродной, дома непривычной архитектуры – кто может это вынести?! Можно, наверно, привыкнуть, но лишь чуть-чуть. Русское сердце всегда останется русским и будет тяготеть к Отчизне до конца дней.

        Особенно тяжело на чужбине художникам. Ведь Родина – их питательная почва, которой они лишены. Телом они за границей, а душою – в родном Отечестве – и мыслями, и чувствами, и памятью, и воображением. Для них писать о Родине – значит лечиться. «Это же мое лекарство», - вырывается у Шмелева. Сколько лет он писал свою «Няню»! - она держала его «на плаву», он был в стихии родной русской речи.

        «Само написалось. Мне лишь хотелось пожить в языке, понасладиться уже неслышимой родной речью. Я писал – и вслушивался, и порой услаждался, смеялся…»

        Только одно слово «Россия», его звук давали изгнанникам силы прожить еще один день, написать страницу-другую художественной повести или публицистической статьи, размышлений о судьбе изгнанника или воспоминаний о прожитых годах; помогали не падать духом, верить в свое предназначение, надеяться на то, что каждое их слово рано или поздно дойдет до русских читателей и поможет им осмыслить свое бытие.

        Вот еще одно признание Ивана Шмелева.

         «Что же мне давало и дает силы?! Она, Природа, Русской природы отраженье... воз­дух, наш воздух... от горьких осинок, от березок... да, да, от «русских березок», над которыми так изощряются критики-болтуны, душевный сухостой, проклять эта, еще неизжитая даже вне родины! Да, вот эти «березки»... — ах, хотел бы я написать-оттрепать, кого следует, за эти прихихикиванья — «бе...резки»! Эта сволочь с панелей питерских, не отличающая гречихи от капусты, березы от осины, эта сволочь, всегда жившая чужим, всячески чу­жим, эта сволочь, нестоющая даже пыли самого послед­него дождевичка, эта плесень, водящаяся в литературе... Да, черт с ней, отсохнет... Здесь воздух — впервые почув­ствовал во Франции, — наш, только чуть не хватает... брусники не найду!  Вчера пошли с 0<льгой> А<лександровной> — калеки — пройтись к вечеру, по горизонталям. Вижу — откосы от дороги, мелкая поросль березки и осинника... Стой! Па-хнет, как там, когда-то в начале августа! Э, да тут должны быть, не могут не быть подберезнички, подосиновички! И я полез, зная, что они тут, наши, они оказались — тут! Те же, с серыми крапи­нами на ножках, у березовых — на кривых чуть, у подо­синовиков — на толстых, крепких! И лики — шляпки — те же, привычных образцов. И все — то же! Я собрал с десяток, и мы несли их в руках, как дары... улыбку Роди­ны. И пили горьковатое, августовское вино рощ осино­вых... и я думал, что тут должны быть рябчики. Нынче идем опять — пить вино родное. Заряжаться».

        Уже одно воспоминание о родных лесах и полях, ручейках и родниках, тропинке в сосновом бору и трелях соловья в зарослях черемухи окрыляло и укрепляло изгнанников.

         «К<а>к хочется воздуха, лугов... посидеть бы на русской речке, под ветлами, под ольховыми кустами... окуни где берут со дна... и теплынь, и с лугов се-ном и — ты еще молод, полон сил и надежд, свеж, как трава в росе... а сейчас пойдешь светлыми лугами, к бору на горке, а там дача под соснами, и у тебя еще полная семья, и родные глаза встречают, и самовар еще дымит шишечками, и вот, горячий стакан густого, утреннего, укрепляющего чаю, со сливками — чего захотел! — и берешь «рыбьей» рукой ватрушку, и уже сует почтарь деревенский обанде­роленные шершавой бандеролькой «Русские Ведо­мости»... или «Рус<скую> Мысль»... и там твой первый рассказ... и тебе только еще 30 лет и еще важным считаешь, что на собрании Волоколамского Земства гласный П. громогласно сказал, что «так дольше не может продолжаться», — и ты согласен, препровождая застрявшую ватрушку в глотку полным глотком душистого, утреннего чайку... и смотришь радостно-молодо, как   молодой и тоже радостный кардинальчик-дятлик долбит сухой сук на сосне, в такой же, как ты теперь... «О, моя молодость, о, моя свежесть!» — о, моя ни на что неразменная, невозвратная... невинность! Теперь все знаешь, вплоть до... беспричалья». (И. Шмелев. 15. 06. 1935).

        Мы читаем ту или иную вещь писателя, наслаждаемся ею, отмечаем блистательные находки, восхищаемся игрой слов, удачно выбранным тоном, искрометным юмором – и не подозреваем о том, что она, эта вещь, создавалась трудно, рывками, с большим напряжением сил, с величайшей мукой.

        «Я… был в страдании, когда писал… «Богомолье» - я искал – уйти от своего ужаса и умиранья духовного. И – спасся, может быть?!»

         Загадка человеческой жизни. Загадка художника. Чаще всего именно в такие мучительно-невыносимые периоды создается все самое лучшее.

        «Да ведь я же для себя писал! Да, душе искал покойной заводинки… и плакал, и рождался вновь. И благодарю Создавшего меня, давшего мне сердце, душу, чувства… и такой язык… вселенский, наш язык – благодарю, благодарю за то, что дал мне силы помнить и воссоздать погибшее! Я счастлив: я же «Богомолье» написал, - поклон РОДНОМУ! Лучшего не напишу: нельзя». (И. Шмелев. 13. 03. 1933).

        И он прав. Это его лебединая песня.

И еще один важный момент: в изгнании Иван Ильин и Иван Шмелев написали то, что дома, в России, никогда бы не написали.  

«Господи! Ведь мы, иные, мы духовное тело Родины ищем, ищем, вспомнить хотим, воскресить «в уме»! Раскрыть Ее выстегнутые глаза, отмыть Лик опоганенный... — Икону нашу! Да где бы я мог написать «Богомолье»?! Только тут — мог. И «Лето Г<осподне>». И — все мое. Мы ищем, воссоздаем подлинную, «пропущенную», прогляденную нами Россию! И зачем — «Литер<атура> в изгнании»? Как посмел?! Мы ушли доб­ровольно, мы выбирали». (И. Шмелев. 10. 05. 1933).

        Ностальгия – душевная болезнь, и потому она в сто раз мучительнее болезни физической.

        «Тоска гнетет, тоска по родному – и боль. Не милы мне никакие «фарфоры» заграницы. В Севре вот живу, на глине. Грязно, холодно, неуютно. У печурки сижу — дремлю. И дремлет в душе. Ах, не будите меня, газеты, Европы, мир сверкающий! Ах, шел бы я от все­нощной, по снежку... скрып-скрып... Ах, милый фонарь, деревянный, масляный... О, ты милей мне всех, всех ог­ней, всех Парижей и Берлинов, всех цветных и крутя­щихся огней Эйфеля! Скрып-скрып... Извозчик, Крым­ские бани... Гривенник! Бани (тридцатку я любил!), по­лутьма, жар-пар. Полок, глухой гул шаек, жаркий плеск воды, шум вылетающего пара, будто залп, — дрогнет в окошках, лампы мигнут, и чудесное обжигающее облако подбирается и уносит тебя... ффу-у!.. Всю Европу отдам за тихую всенощную в снежку, за баньку, за родной лай собаки в тупике!.. Не пишу..! Устала Сивка на чужих до­рогах. Ни остановок, ни ямщиков! Еn аvаnt! plus vite! (Гони! Поскорее!)   Ку-да-же?! Ни окошка родного, ни песни, ни... кулаком под морду (зато — и ласка!), а - еn аvаnt! Ку-да?! Не могу будучи и в шорах. Время приходит - молитвы нет. Все, все видится мне в ином освещении. Я забываю род­ное солнышко. Я тоскую по родной речи. Чужая дорога, да и та перекопана. Еn аvant?!.. Ку-да?..» (И. Шмелев. 30. 11. 1930).                             

 

                «БОЛЬШЕВИЧКИ НЕ ДРЕМЛЮТ»

 

        Иван Шмелев, так же как и его друг, писал то, что хотел, что выливалось из переполненного сердца, то, что его больше всего волновало; он был свободен, в нем не сидел внутренний цензор, который говорил: «вот это можно, а это нельзя»; он не зависел от государственных атеистических издательств: его песня – это песня птицы, которая не знала неволи.

        Он был далеко от России, за тридевять земель, но и там не давал покоя большевикам, он был для них как соринка в глазу – как бы им хотелось, чтобы он работал на них, воспевал их «великие достижения» и «социалистический гуманизм». Многих, очень многих писателей, разумеется, беспринципных и продажных, они соблазнили высокими гонорарами, дачами, автомобилями и другими материальными благами. Подкатывались они и к Шмелеву. В письме к своему другу от одиннадцатого июля 1946 года он колоритно изобразил визит к нему советского «искусителя». Пришелец, предложив писателю переехать на постоянное жительство в Советский Союз, выложил свой главный «козырь»:

        -Все издательства, Иван Сергеевич, будут для вас открыты.

        Шмелев возразил:

        -Неужели все?

        -Да, могу вас уверить.

        -Ну хорошо. А печатать все будете?

        Незваный гость замялся.   

        После минутной неловкой паузы он продолжил:

        -Иван Сергеевич, теперь особенно важно укреплять престиж России. И ваш приезд…

        -Красная армия его уже достаточно укрепила, - перебил его Шмелев. – Предостаточно…

        -Это так. Но для букета! Для букета это очень важно!

        -Поверьте, я совсем не тот «цветочек». Я не подхожу для вашего букета – ни цветом, ни запахом.

        -Вы подходите новизной…

        -… которая давно поблекла и увяла.

        Гость снова умолк.

        -Тиражи, тиражи у нас стотысячные! Вот что важно! – с большой эмоциональностью воскликнул он. – Из-за них любой…

        -Да нет, не любой, - спокойно возразил Шмелев. – Мое «Богомолье» вы и в одном экземпляре не издадите. Верно?

        -Не знаю.

        -А я знаю… Что мне там делать? Мух гонять?

        -Нет.

        -А, знаю: мух кормить.

        -Ну уж вы…

        -Я знаю, что говорю. Тут я хоть иностранцам про Россию  излагаю, и сие мне отрадно… Пусть в России откроют храмы, выпустят из тюрем священников – вот тогда и будет престиж. Возродятся Крестные ходы, откроются ворота Оптиной, чего бояться-то?! Пойдут мое «Богомолье», «Лето Господне»… Вот когда они пойдут, тогда и я пойду. Никак не раньше.

        Визитер открыл портфель и, достав книгу в привлекательном твердом переплете, подал ее Шмелеву.

        -Это подарок.

        -Интересно, что это такое. – Шмелев взял книгу. – «Русский сборник». Оч-чень интересно. Кто же тут у нас? Бунин. Замечательно! Еще кто? Ремизов. Великолепно! Тэффи. Пантелеев, то бишь Дмитрий Шаховской. Все есть, только Шмелева нет.

        -Это дело поправимо.

        -Каким образом?

        -В скором времени мы выпускаем второй сборник. И там уж точно поместим вас. Более того, откроем сборник вами.

        -Слишком большая честь.

        -Рассказ или повесть – на ваше усмотрение.

        -Отдельные главки не могу дать – «лоскутки» выйдут, а цельного ничего нет.

        -Можно и статью.

        -Как назло, и статьи нет.

        -Жаль.

        Визитер понял, что не обломилось.

        -Не могли бы вы письменно изложить все, что изволили высказать? – помявшись, предложил он.

        «Как бы не так! - подумал про себя Шмелев. – Буду я писать для чекистов!»

        А вслух сказал:

        -Прошений не подаю и о милости не ходатайствую.

        Гость не унимался:

        -Ну тогда лично для меня маленькое письмецо.

        Шмелев сказал строго и раздельно:

        -Я же толь-ко что вам лич-но все из-ло-жил.

        Собеседник понял, что сделал перебор, и пошел на попятную:

        -Будь по-вашему.

        А потом добавил:

        -Могу я прийти к вам еще раз?

        -Для какой цели? – полюбопытствовал Шмелев.

        -Поговорим о России.

        «Смотри, какой хитрый. Если бы он сказал: «Чтобы продолжить знакомство» или «Мне интересно», я бы ему немедленно отказал, а тут…»

        -Ну что ж, ради России приходите.

        -А когда?

        -Через недельку, если вас устроит.

        -Договорились.

        Ни через недельку, ни через другую он не явился. Видимо, Москва не порекомендовала.

         В этом же письме Шмелев рассказывает еще об одном визите.

        Однажды, когда он сидел за письменным столом и занимался своими писательскими делами, на пороге его убого жилища появилась молодая белокурая, приятной полноты красавица – алые влажные губы, большие карие глаза, легкое платье, открытые руки, безупречная фигура, на лице – приветливая улыбка.

        -Могу я видеть мсье Шмелева?

        Иван Сергеевич поднялся из-за стола.

        -Это я.

        -Очень приятно. Меня зовут Славица. А если полностью, то Славица Златка.

        -Мне тоже очень приятно. Кто же вы?

        -Я пианистка.

        -Очень хорошо, но у меня нет рояля.

        -Не стоит беспокоиться.

        -И даже дешевенького пианино нет.

        -Я пришла в гости не к музыкальному инструменту, а к человеку.

        -Ну тогда другое дело. Чем могу быть полезен?

        -Я большая почитательница вашего таланта.

        -Вы меня читали?

        -Да.

        -А что именно?

        -Все. От первой до последней книги.

        -Первый раз встречаю такого преданного читателя.

        -Я с вами не расстаюсь никогда, даже в дороге. –  Гостья достала из сумочки одну из книг Шмелева, изданную на французском языке.

        -А по-русски что-нибудь читали?

        -По-русски больше всего.

        -Это достойно похвалы.

        Славица бегло оглядела комнату.

        -В вашем жилище не хватает женской руки.

        -Что верно, то верно.

        -Я могу вам помочь: и приготовить, и постирать, и прибраться. Буду приходить два-три раза в неделю, и плата небольшая.

        -Вы слишком элегантны, чтобы заниматься такой низменной работой.

        -Поскольку я буду делать это для вас, то она не покажется мне низменной.

        -У вас очень нежные руки: они привыкли к клавишам рояля, а не к швабре.

        -Я могу извлекать звуки даже из швабры.

        -И потом… время…

        -У меня уйма свободного времени, и оно ничего не стоит. А вы художник, и каждая ваша минута – на вес золота. Вы должны творить, а не стоять у плиты. Котлеты, салаты и борщи – это женское дело.

        -Благодарю вас, милая Славица, но мне доставляет большое удовольствие приготовить винегрет – в нем так много тонкостей.

        Гостья встала со стула, прошлась по комнате, туда, обратно, свободно, играючи, как будто это была не убогая тесная комната, а широкая, залитая светом сцена. Шмелев залюбовался ее легкой грациозной походкой.

        Она остановилась перед письменным столом, заваленном рукописями.

        -Судя по всему, у вас нет секретаря,  - сказала она, окидывая их взглядом.

        -Чего нет, того нет.

        -Я могла бы набело перепечатывать ваши вещи, вычитывать гранки, вести деловую переписку, ходить на почту – представляете, какая для вас экономия времени!

        -Да, это так, но я предпочитаю все делать сам – как-то надежнее.

        Златка села не стул, вынула карманное зеркальце, глядя в него, поправила прическу. Не глядя на собеседника, сказала:

        -Знаете, я совершенно одинока. Муж убит на войне, родственников никаких. Поклонников много, но ни один из них мне не нравится… Вы тоже, кажется, один?

        -Как перст.

        -Не скучаете?

        -Некогда.

        -А я скучаю.

        Славица поиграла прядью волос.

        -Мне очень не хватает человека, который бы…

        Шмелев сухо произнес:

        -Ничем не могу вам помочь.

        Красавица обворожительно улыбнулась:

        -Час, который я провела в вашем обществе, лучший в моей жизни.

        «Умеет найтись, стерва».

        -Я тоже не забуду этот час.

        Она встала.

        -Вы такой приятный мужчина. – Еще одна восхитительная улыбка. – Можно мне изредка  приходить к вам?

        -Для какой цели?

        -Чтобы прикоснуться к высокой поэзии.

        -Ну что ж! Разве только изредка. И не надолго.

        -Мне хватит и нескольких минут.

        С этими словами красавица удалилась.

        «Большевички не дремлют… Впрочем, они и ей отсоветуют приходить».

        Шмелев взял веник, подмел комнату, а потом принялся за прерванную работу.

 

                               Х   Х   Х 

 

        Если бы только такие «безобидные» приемы использовали чекисты! В их арсенале было кое-что и похлеще. 

        Однажды Шмелев совершил длительное путешествие по Чехословакии и Карпатской Руси. Это было путешествие вынужденное, для заработка: писатель выступал с лекциями. Он очень утомился и в Булонь прибыл буквально без сил. Целый месяц отлеживался, «не мог строки написать». Начались «стеснения в груди», а потом – припадок: кровяное давление упало до минимума, двенадцать раз вливали камфару. Две сестры милосердия по очереди дежурили около него. Слава Богу, выходили.

        За несколько дней перед кризисом к Шмелеву приходил дальний родственник его сестры («прорвался» к нему против его воли). Инженер, приехал на советскую промышленную выставку («простых» людей большевики на выставки не посылают), привез из Москвы письмо от сестры (как будто сестра не могла послать его по почте). Шмелев и незваный гость сидели на кухне, беседовали. Хозяин раз или два отлучался, и в это время гость мог влить в стакан с чаем какую-нибудь отраву.

        Слава Богу, все обошлось. Судьба хранила писателя. А ведь могло быть и иначе.

        Многие месяцы и годы Шмелев ходил как будто по острию ножа. Впрочем, это же можно сказать и об его друге – Иване Ильине. У русских эмигрантов, особенно у таких независимых, честных и неподкупных, как Шмелев и Ильин, жизнь была далеко не безоблачная…     

       

                                       ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

  И. С. Шмелев и И. А. Ильин хотели вернуться на Родину. Это была их заветная мечта. Однако при жизни ей не суждено было сбыться. Это произошло только после их смерти. Прах того и другого был возвращен в любимое Отечество и нашел последнее пристанище на некрополе Донского монастыря в Москве.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

КРОВЬ, ПРОЛИТАЯ ЗА ОТЕЧЕСТВО

 

В Историческом музее по благословению Святейшего Патриарха Алексия открылась выставка, посвященная 150-летию со дня рождения Его Императорского Высочества Великого Князя Сергея Александровича Романова. Организаторов выставки и ее посетителей поздравил Патриарх. В своем послании он отметил: «Мы вспоминаем Великого Князя как выдающегося государственного деятеля, человека глубокой веры, твердого духа и праведной жизни, которую он всецело посвятил служению на благо Отечества. Его неустанные заботы о нуждах родной земли, верная служба на административных и военных постах, личное мужество и самопожертвование являют нам образец чести, непоколебимого следования долгу и беззаветной любви к России».

Экспонаты, представленные на выставке (личные вещи Великого Князя, его дневники, письма, фотографии, художественные портреты), рассказывают о жизненном пути Князя, начиная с детского возраста и кончая мученической кончиной. С юных лет он строго следовал принципу, провозглашенному его отцом – Императором Александром II:  «любить и чтить своего Государя от всей души, служить ему верно, неутомимо, безропотно, до последней капли крови, до последнего издыхания и помнить, что им (императорским детям) надлежит примером быть другим, как служить должно верноподданным, из которых они – первые».

Сергей Александрович считал большой честью быть военным. Он участвовал в русско-турецкой войне на Балканах (1877-1878). За проявленную храбрость и мужество он был награжден Георгиевским крестом. Дальнейшая его жизнь связана с Лейб-гвардии Преображенским полком, командиром которого он становится в 1887 году. Посетители выставки могут увидеть самовар, кофейник, чайник и сахарницу из его походного сервиза.

В начале 1891 года Великий Князь был назначен Московским генерал-губернатором. Он любил Первопрестольную всей душой, отдал ей много сил, энергии, таланта, делал все для того, чтобы в ней появилось как можно больше златоглавых храмов, музеев, учебных заведений, очищал ее от всякой скверны и нечисти. Сергей Александрович и его супруга Елизавета Феодоровна подарили Историческому музею много ценных вещей: ларец, изготовленный сибирскими мастерами, старинные иконы, консольные часы, Царские врата, а также дароносицу-крест, потир, дискос и другие богослужебные предметы (их также можно увидеть на выставке).

Особенно велики заслуги С. А. Романова перед Православием. В 1882 году по его инициативе было организовано Императорское Палестинское Православное общество, которое он возглавлял до конца своей жизни. Благодаря этому обществу тысячи и тысячи русских паломников смогли посетить Святую Землю и познакомиться с ее величайшими святынями. Иерусалимский патриарх посвятил Великого Князя за его заслуги на ниве Православия в Рыцари Гроба Господня. До сих пор нравственный авторитет России в Палестине зиждется на памяти свершений Великого Князя.

4 февраля 1905 года, когда Его Императорское Высочество выезжал из Кремля по своим служебным делам, на него было совершено покушение: террорист-эсер Иван Каляев бросил в карету бомбу. Раздался ужасный взрыв – карета и тело Великого Князя были разметаны далеко вокруг. Экспонируются страшные фотографии: остатки кареты, обнесенное временной оградой место убийства, портрет убийцы (отталкивающее, явно демоническое лицо), показан путь кареты через Сенатскую площадь Кремля. Эти редчайшие фотодокументы предоставил музею Государственный архив РФ.

 Услышав взрыв, супруга Князя Елизавета Феодоровна выбежала на улицу. Куски окровавленного тела на белом снегу сразу бросились ей в глаза. Потрясенная, она «припала к кисти его правой руки. Лицо ее было в крови несчастного». Опустившись на колени, она стала собирать то, что осталось от дорогого и любимого человека.

Великий Князь Сергей Александрович был похоронен 10 февраля 1905 года в Кремле, в подземной усыпальнице Чудова монастыря (в гроб были положены личные вещи Князя, найденные на месте покушения). На месте гибели по проекту знаменитого художника Виктора Васнецова был воздвигнут чудесный бронзовый крест, сразу ставший такой же достопримечательностью Кремля, как Царь-Колокол и Царь-Пушка. «Отче, отпусти им, не ведают бо что творят» – было начертано на нем. Эти Евангельские слова выбрала, скорей всего, Великая Княгиня Елизавета Феодоровна. На ее средства за месяц с небольшим было выдано сорок пять тысяч поминальных бесплатных обедов для неимущих.

После революции памятник был уничтожен. О том, как это произошло, рассказал бывший комендант Кремля П. Мальков. 1 мая 1918 года Ленин и его ближайшие соратники пришли в Кремль на субботник. Увидев памятник, который ему уже давно мозолил глаза, он приказал П. Малькову принести веревки. «Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.

-А ну дружно! – задорно скомандовал Владимир Ильич.

Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович, другие члены ВЦИК и Совнаркома и сотрудники правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули, и памятник рухнул на булыжник.

-Долой его с глаз, на свалку! – продолжал командовать Владимир Ильич.

Десятки рук подхватили веревки, и памятник загремел по булыжнику к Тайнинскому саду.

Владимир Ильич вообще терпеть не мог памятников царям, великим князьям, всяким прославленным при царе генералам. Он не раз говорил, что победивший народ должен снести всю эту мерзость. По предложению Владимира Ильича в 1918 году в Москве были снесены памятники Александру II в Кремле, Александру III возле храма Христа-Спасителя, генералу Скобелеву…»

В 1995 году Патриарх Алексий благословил перенести останки Великого Князя Сергея Александровича из Кремля в Новоспасский монастырь, где расположена древняя родовая усыпальница Романовых. Там же через несколько лет был установлен памятный крест, воссозданный скульптором Н. Орловым по эскизам В. Васнецова.

Ну, а что же сталось с подземной усыпальницей в Чудовом монастыре? Во время земляных работ летом 1985 года она (не без Промысла Божия) была обнаружена. Все хранившиеся в ней реликвии (ладанка, образок с изображением Спаса Вседержителя, крест-мощевик, золотое кольцо с сапфиром и бриллиантом, брошь) передали в Государственный музей-заповедник «Московский Кремль».

Один из современников Сергея Александровича писал: «Дай Бог, чтобы почивший Великий Князь, приняв от руки убийцы мученическую смерть, явился в очах Божиих искупительною жертвою за грехи и беззакония русского народа, переполнившие собою меру долготерпения Божия, чтобы после смерти его умиротворилась и обновилась Россия вполне. Дай Бог, чтобы после горьких и отравляющих ее организм плодов она вкушала всегда «плоды сладкие и питательные», произрастание на почве, удобренной кровью этого Царственного Страдальца и Мученика».

Выставка в Историческом музее – заметное событие в культурной жизни страны. Она, выставка, стала как бы наглядным уроком отечественной истории: образ Великого Князя Сергея Александровича несет огромный заряд патриотизма, учит быть ревностным христианином, являет прекрасный пример служения Отечеству до последней капли крови.

 

 

                                                                       

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

               

 

РОССИЯ В ОПАСНОСТИ: ИСЧЕЗАЕТ РУССКИЙ ЯЗЫК  

 

        Бывает так: вспыхнет на небосклоне звездочка и через некоторое, совсем непродолжительное, время погаснет. А другая звезда, утвердившись на небесной тверди, причем на весьма и весьма продолжительное время, излучает яркое, далеко разливающееся сияние, которое доставляет всем большую радость.

        Так и у людей: иная личность, едва мелькнув на небосклоне общественной жизни, бесследно исчезает и забывается, а другая, обогатив Отечество замечательными делами и свершениями, остается в памяти потомков на вечные времена.

        В отечественные анналы золотыми буквами вписано имя Александра Семеновича Шишкова. Кто он такой и чем знаменит? Шишков был адмиралом и Государственным секретарем (во время Отечественной войны 1812 года), министром просвещения и президентом Российской Академии наук. От имени царей он писал манифесты, да таким сильным и звучным языком, так выразительно, так пылко, что современники говорили: Шишков один двигает всенародным духом.

Александ Семенович написал совершенно уникальную книгу «Славянорусский корнеслов», которая и по сей день является настольной для ценителей и ревнителей изящной словесности. Автор посвятил ее Государю Императору Николаю I.

        Человек высокообразованный, глубоко верующий, прекрасный знаток русского языка, автор многих религиозно-нравственных сочинений, адмирал неустанно выступал против увлечения французским языком, раболепством перед ним: «Французский язык предпочитают у нас всем другим, не для почерпания из него познаний, но для того, чтоб на нем болтать. Посмотрите: маленький сын ваш, чтобы лучше и скорее научиться, иначе не говорит, как со всеми и везде по-французски: с учителем, с вами, с матушкою, с братцем, с сестрицею, с мадамою, с гостями, дома, на улице, в карете, за столом, во время играния, учения и ложась спать. Не знаю, на каком языке молится он Богу, может быть, ни на каком.

        Славенский древний, коренной, важный, великолепный язык наш, на котором преданы нам нравы, дела и законы наших предков, на котором основана церковная служба, вера и проповедание слова Божиего, сей язык оставлен, презрен. Никто в нем не упражняется, и даже самое духовенство, сильною рукою обычая влекомое, начинает от него уклоняться…»

        Ни к чему хорошему это раболепство привести не может, говорил Шишков и очень переживал о том, что даже во время войны с Наполеоном в петербургских салонах по-прежнему говорили по-французски.

        Язык – мощное оружие, с его помощью, не прибегая к винтовкам и пушкам, можно покорить любую страну. А. С. Шишков приводит такой пример: «Я сожалею о Европе, но еще более сожалею о России. Для того-то, может быть, Европа и пьет горькую чашу, что прежде нежели оружием французским, побеждена уже была языком их. Прочитайте переведенную с французского книгу «Тайная История нового французского двора»: там описывается, как министры их, беседуя у принца своего Людвига, рассуждали о способах искоренить Англию. Всеобщее употребление французского языка, говорил один из них, Порталис, служит первым основанием всех связей, которые Франция имеет в Европе. Сделайте, чтоб в Англии также говорили по-французски, как в других краях. Старайтесь истребить в государстве язык народный, а потом уж и сам народ. Пусть молодые англичане тотчас посланы будут во Францию и обучены одному французскому языку; чтоб они не говорили иначе как по-французски, дома и в обществе, в семействе и в гостях; чтоб все указы, донесения, решения и договоры писаны были на французском языке – и тогда Англия будет нашею рабою».

         Враги России прекрасно знали об этом эффективном средстве и потому активно насаждали в русском обществе французский язык. Не случайно почти в каждой дворянской семье детей воспитывал гувернер-француз, культурный уровень которого зачастую не превышал уровня извозчика.

        «Где чужой язык употребляется предпочтительнее своего, где чужие книги читаются более, нежели свои, там при безмолвии словесности все вянет и не процветает».

        В наше время на смену французскому пришел английский. Студент и предприниматель, водитель такси и официант, офицер и домохозяйка, продавец и чиновник – все кинулись изучать английский. Как будто теперь без него нельзя обойтись. Они не понимают, что самый лучший международный язык не английский или французский, а – русский! Наши соотечественники разъехались по всем континентам, сейчас нет, наверно, ни одной страны, где бы они ни жили. Они покинули Родину, и это плохо. Но один плюс в этом все же есть: они насаждают во всем мире русский язык!

        На наших улицах уже редко встретишь название магазина, кафе или фирмы на русском, в глаза лезет одна иностранщина. Недавно, после долгого перерыва, я попал на Тверскую улицу и минут десять оглядывался по сторонам, не в силах понять, где я нахожусь, - то ли на Тверской, то ли на Piccadilly. Как легко москвичи клюнули на эту дешевую удочку, как быстро оказались в плену у чужаков! О чем это говорит? О раболепстве. О том, что люди забыли, что живут в России, в православной стране, у которой свой чудесный язык, свои нравы, традиции, у которой свой уклад, свой фундамент – Православие, крепче и надежнее которого нет и никогда не будет.

         Высшие и средние учебные заведения, всевозможные иностранные школы, а также частные преподаватели зазывают на курсы английского. Ну, а те, у кого денег куры не клюют, посылают своих детей изучать этот язык заграницу, там уж, считают они, их чада станут настоящими англичанами. Англичанами-то они станут, но русскими патриотами – никогда.

        Англомания – это мина замедленного действия, которая уже принесла много бед, а в дальнейшем принесет еще больше. Идет оккупация России – заморским языком. Зловещая, наглая, повседневная. И это мало кого волнует.

        Одним из самых употребительных слов в последнее время стало sponsor. Включишь радио – тут же услышишь про sponsor(а), откроешь газету – в глаза бросится это же слово, поедешь в метро – рядом стоящие пассажиры обсуждают, как бы побыстрее выйти на sponsor(а). Более всего это слово прилепилось к православным; они, кажется, без него и жить не могут; подойдешь к старосте или к настоятелю, или к диакону, любой из них обязательно свернет разговор на sponsor(а); диакону стоит героических усилий не произнести это слово на ектении.

         В русском языке есть чудесное слово благотворитель. Употребляй на здоровье! Есть слово благодетель. Произноси его не только сам, но и других учи! Есть, наконец, слово благоподатель. Уж куда лучше! Выбирай любое!

        Прекрасные русские слова не употребляет только тот, кто не любит русский язык, а, значит, и не знает его.

        В Госдуму каким-то образом проникло слово Speaker. Спроси любого человека на улице, что оно обозначает, он только пожмет плечами и продолжит свой путь. Полюбопытствуй у любого чиновника, результат будет тот же. Останови депутата Госдумы и попроси объяснения, вряд ли чего добьешься. Да и сам Speaker вряд ли даст вразумительный ответ.

        Засорение русского языка деловыми, компьютерными и  иными терминами, а также молодежным уличным жаргоном - еще одно страшное бедствие на Руси. Школьники и студенты изъясняются между собой не то на русском, не то на китайском, не то на турецком; услышав их тарабарщину, нормальный человек может подумать, что они прибыли к нам с какой-то неведомой планеты. Светские книжные издательства наперебой выпускают низкопробные детективные сериалы, язык которых удовлетворит разве что неандертальцев. Авторы этих сериалов – почему-то преимущественно женщины. Среди них выделяется плодовитая Дарья Донцова. Она публикует по одной книге в месяц, а то и чаще. Многовато, не правда ли? Может, Дарья обладает какими-то особенными способностями? А может, она трудится все двадцать четыре часа в сутки? Нет, все проще. На нее работает большой коллектив наемных рабов. Это книжная фирма, компания  – называйте, как угодно. Тиражи у сериала большие, деньги текут рекой, а то, что книги развращают людей, калечат их души, книжных дельцов мало интересует.

        Дарья Донцова хотя бы сама что-то иногда пишет. А есть «авторы», которые за всю свою «творческую» жизнь не написали… ни одной строчки, однако регулярно выпускают один роман за другим. Как им это удается? Каким «писательским секретом» они обладают? Все очень просто: они нанимают пишушего человека, а то и нескольких, платят им весьма и весьма приличные деньги, а те выполняют заказ. Не ошибусь, если скажу, что сейчас профессия литературного негра стала не только очень востребованной, но и популярной.

         К вредоносным потокам относятся также любовные сериалы, большей частью зарубежных авторов. Их переводят неквалифицированные переводчики. Прием у них один и тот же – переводить… дословно. Просто, доступно, без головоломок. Это элементарные подстрочники, не имеющие никакого отношения к художественному переводу.

        Что касается других сериалов… впрочем, их так много, и они так дурно пахнут, что и говорить о них не хочется.

Одним словом, книг уйма, а читать нечего.

        Очень сильно калечат русский язык бульварные газеты. Они без удержу увлекаются пошлым уличным жаргоном (пальму первенства держит, конечно, «МК»).

        Большевики изнасиловали русский народ, истребив из него веру. Демократы похищают последнее, что у нас есть, - русский язык – сердцевину жизни. Информационная война, которую они развязали с самого начала «перестройки», захватила абсолютно все сферы нашей жизни.

        «Нет силы разрушительней, чем безкорневой (заимствованный, нелепый, жаргонный – Н.К.) язык, - говорится в кратком  напутствии к произведению А. С. Шишкова. – Он помрачает веру, погашает инстинкт самосохранения и заменяет здравый рассудок самоубийственным».

Другими словами: если исчезнет русский язык, исчезнет и Россия.

 

                                                        

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        ВСТРЕЧА С ГОСУДАРЕМ

 

  Роман «Юнкера» - одно из лучших произведений Александра Ивановича Куприна. Он написал его в конце своей жизни, в эмиграции. Последний момент исключительно важен: оторванный трагическими обстоятельствами от своей Родины, писатель воскрешает на страницах романа свою молодость, пребывание в военном Александровском училище (произведение написано на автобиографическом материале), сцены московской жизни, окрашенные неизъяснимой прелестью. Как и все эмигранты, А. Куприн страдал ностальгией, и все, что он извлекал из кладовой своей памяти, все, что он с такой любовью, с таким  видимым старанием, с такой трогательной бережливостью переносил на страницы книги, являлось для него чудесным лекарством.

  Главный герой романа – москвич Алексей Александров – учится в военном училище, что на Знаменке, «в котором суровая дисциплина и отчетливость в службе стоят на первом плане», и готовится стать блестящим офицером. Это очень непросто. Нужны и сила воли, и умение ладить как с другими кадетами, так и с командирами-наставниками, и  прилежание к наукам, и любовь к военному искусству и многое другое. Немало досадных ошибок и грубых падений на этом пути, но с помощью Божией все можно преодолеть и во всем преуспеть.

  Много важных, серьезных, волнующих моментов в жизни юнкера, но одним из самых запоминающихся и ярких дней является, конечно же, день присяги. В назначенный час все четыре роты выстраиваются на учебном плацу. Священник громким голосом торжественно читает слова военной присяги:

  «Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, Самодержцу всероссийскому и Его Императорского Величества всероссийского престола Наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к высокому Его Императорского Величества самодержавству, силе и власти принадлежащия права и преимущества, узаконенныя и впредь узаконяемыя, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь».

  Вся последущая жизнь Александрова будет исполнением этой высокой клятвы. Уже сейчас он понимает, что быть военным – это, во-первых, большая честь, а, во-вторых, еще большая ответственность, так как командир и его подчиненные в любую секунду должны выступить против супостата, который угрожает Отчизне, и уничтожить его. Офицер русской армии окружен ореолом доблести, геройства, самопожертвования. Это – цвет нации, ее соль, это тот человек, который посвятил свою жизнь служению другим людям, для которого интересы любимого Отечества дороже собственных благ и выгод.

  «Юнкера» - это мажорный запоминающийся гимн военной службе, русскому солдату и офицеру, это восторженная песнь верности Отчизне и ее Православному Монарху!

  Страницы, посвященные встрече с Государем Императором Александром Третьим и Наследником-Цесаревичем Николаем, без сомнения, лучшие в романе. Они особенно ценны для нас сейчас, когда Царь-мученик Николай Второй прославлен Русской Православной Церковью в лике святых.

 

                                                                Николай Кокухин.

 

«В октябре 1888 года по Москве разнесся слух о крушении царского поезда около станции Борки. Говорили смутно о злостном покушении. Москва волновалась. Потом из газет стало известно, что катастрофа чудом обошлась без жертв. Повсюду служились молебны, и на всех углах ругали вслух инженеров с подрядчиками. Наконец пришли вести, что Москва ждет в гости Царя и Царскую Семью: они приедут поклониться древним русским святыням.

Все эти слухи и вести проникают в училище. Юнкера сами не знают, чему верить и чему не верить. Как-то нелепо странна, как-то уродливо неправдоподобна мысль, что Государю, вершинной, единственной точке той великой пирамиды, которая зовется Россией, может угрожать опасность и даже самая смерть от случайного крушения поезда. Значит, выходит, что и все существование такой необъятно большой, такой неизмеримо могучей России может зависеть от одного развинтившегося дорожного болта.

Утром, после переклички, фельдфебель Рукин читает приказ: «По велению Государя Императора встречающие Его части Московского гарнизона должны быть выведены без оружия. По распоряжению коменданта г. Москвы войска выстроятся шпалерами в две шеренги от Курского вокзала до Кремля. Александровское военное училище займет свое место в Кремле от Золотой решетки до Красного крыльца. По распоряжению начальника училища батальон выйдет из помещения в 11 часов».

Ровно в полдень в центре Кремля, вдоль длинного и
широкого дубового помоста, крытого толстым красным
сукном, выстраиваются четыре роты юнкеров Третьего
 военного Александровского училища. Четыреста
юношей в возрасте от восемнадцати до двадцати лет.
Юнкер четвертой роты Алексей Александров стоит в
первой шеренге. Царь пройдет мимо него в трех-четырех
 шагах, ясно видимый, почти осязаемый. Воображению
Александрова «царь» рисуется золотым, в готической
 короне, «государь» — ярко-синим с серебром,
«император» — черным с золотом, а на голове шлем
с белым султаном.

Ждут долго. Вывели за два часа, по необычайному
случаю. Еще в училище свои портупей-юнкера и ротные
 офицеры осматривали каждого с заботливостью
матери, отправляющей шестнадцатилетнюю дочь на
первый бал. Теперь в Кремле нет-нет подойдет курсовой
 офицер, одернет складку шинели, поправит поясную
 медную бляху с изображением пылающей гранаты,
надвинет еще круче на правый глаз круглую барашковую
 шапку с начищенным двуглавым орлом. Государь,
конечно, все заметит своим сверхчеловеческим взором:
и недотянутый конец башлыка, и неровно надетую
шапку, и вздувшуюся складку. Заметит, но никому не
скажет, только огорчится на александровцев. Сияет
над Кремлем голубое холодное небо. Золото солнца
расплескалось на соборных куполах, высоко кружатся
голуби. Осенний запах.

Ожидание не томит. Все радостно и легко возбуждены. Давно знакомые молодые лица кажутся совсем новыми; такими они стали свежими, ясными и значительными, разрумянившись и похорошев в крепком осеннем воздухе.

В голове как шампанское. Скользит смутно одна
опасливая мысль: так необыкновенно, так нетерпеливо волнуют эти счастливые минуты, что, кажется, вдруг
перегоришь в ожидании, вдруг не хватит чего-то у тебя
для самого главного, самого большого.

И вот какое-то внезапное беспокойство, какая-то
быстрая тревога пробегает по расстроенным рядам.
Юнкера сами выпрямляются и подтягиваются без
команды. Ухо слышит, что откуда-то справа далеко-
далеко раздается и нарастает особый, до сих пор
неразличимый шум, подобный гулу леса под ветром или
прибою невидимого моря.

Командуют «смирно». Выравнивают. Опять «смирно».
 Потом на минутку «вольно». Опять «смирно».
Позволяют размять ноги, не передвигая ступней. Так
без конца. Так бывает всегда на парадах. Но на этот
раз из юнкеров никто не обижается.

Какими словами мог бы передать юнкер Александров
 это медленно наплывающее чудо, которое должно
вскоре разрешиться бурным восторгом, это страстное
напряжение души, растущее вместе с приближаюющимся ревом толпы и звоном колоколов. Вся Москва
кричит и звонит от радости. Вся огромная, многолюдная, крепкая старая царева Москва. Звонит и Благовещенский, и Успенский соборы, и Спас за решеткой, и,
кажется, загремел сам Царь-Колокол и загрохотала
сама Царь-Пушка!

А когда в этот ликующий звуковой ураган
вплетают свои веселые медные звуки полковые оркестры, то кажется, что слух уже пресыщен, — что он не вместит больше.

Но вот заиграл на правом фланге и их знаменитый
училищный оркестр, первый в Москве. В ту же минуту
в растворенных настежь сквозных золотых воротах,
высясь над толпою, показывается Царь. Он в светлом
офицерском пальто, на голове круглая низкая бараш-
ковая шапка. Он величествен. Он заслоняет собою
все окружающее. Он весь до такой степени исполнен
нечеловеческой мощи, что Александров чувствует, как
гнется под его шагами массивный дуб помоста.

Царь все ближе к Александрову. Сладкий острый
восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем,
несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему  телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он
с чудесной ясностью видит лицо Государя, его рыжева-
тую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его
прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и
ласково устремленные в него. Ему кажется, что в
течение минуты их взгляды не расходятся. Спокойная, великая радость, как густой золотой поток, льется из
его глаз.

Какие блаженные, какие возвышенные, навеки неза-
бываемые секунды! Александрова точно нет. Он раство-
рился, как пылинка, в общем многомиллионном чув-
стве. И в то же время он постигает, что вся его жизнь
и воля, как жизнь и воля всей его многомиллионной
родины, собралась, точно в фокусе, в одном этом чело-
веке, до которого он мог бы дотянуться рукой, собра-
лась и получила непоколебимое, единственное, желез-
ное утверждение. И оттого-то рядом с воздушностью
всего своего существа он ощущает волшебную силу,
сверхъестественную возможность и жажду беспредель-
ного жертвенного подвига.

Около Государя идет Наследник. Александров знает,
что Наследник на целый год старше его, но рядом с от-
цом Цесаревич кажется худеньким стройным мальчи-
ком. Это сопоставление великолепного тяжкого муж-
ского могущества с отроческой гибкой слабостью на
мгновение пронизывает сердце юнкера теплой, чуть-
чуть жалостливой нежностью.

Теперь он не упускает из вида спины Государя, но
острый взгляд в то же время щелкает своим верным
фотографическим аппаратом. Вот Царица. Она вовсе
маленькая, но какая изящная. Она быстро кланяется
головой в обе стороны, ее темные глаза влажны, но на
губах легкая милая улыбка.

Видит он еще двух Великих Княжен. Одна постарше,
другая почти девочка. Обе в чем-то светлом. У обеих
из-под шляпок падают до бровей обрезанные прямой
челочкой волосы. Младшая смеется, блестит глазами и
зажимает уши: оглушительно кричат юнкера славного
Александровского училища.

Но вот и проходит волшебное сновидение. Как че-
ресчур быстро! У всех юнкеров бурное напряжение сменяется тихой счастливой усталостью. Души и тела приятно распускаются. Идут домой под звуки резвого, бодрого марша. Кто-то говорит в рядах:

- Государь все время на меня глядел, когда проходил мимо. Я думаю, целых полминуты.
Другой отзывается:

- А на меня, пожалуй, целую минуту.

Александров же думает про себя: «Говорите, что хо-
тите, а на меня Царь глядел, не отрываясь, целых две с половиной минуты. И маленькая княжна взглянула,
смеясь. Какая она прелесть!»

Во дворе училища командир батальона, полковник
Артабалевский, он же Берди-Паша, задерживает на
самое короткое время юнкеров в строю.

- Конечно, великое счастье узреть Его Император-
ское Величество Государя Императора, всероссийского Монарха. Однако никак нельзя высовывать вперед го-
ловы и разрознивать этим равнение... Государь пожа-
ловал нам два дня отдыха. Ура Его Императорскому Величеству!»

 

                                                                 Александр Куприн.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

        

 

ИДОЛОПОКЛОНСТВО

 

                                            1.

 

Когда я в воскресный день еду в Елоховский собор, то делаю пересадку на станции метро «Площадь революции». На этой станции множество скульптурных фигур рабочих и крестьян, в том числе рабочих с винтовками и матросов с револьверами. Я стараюсь побыстрее пройти мимо них – мне все время кажется, что это скульптуры не людей, а бесов.

На станции есть еще одна любопытная скульптура – пограничник с собакой и винтовкой. Эта скульптура пользуется среди москвичей большой популярностью. Мужчины и женщины, молодые и пожилые – почти каждый, проходя мимо нее, дотрагивается рукой до носа собаки, а некоторые еще и до ее лап. От частых прикосновений эти места блестят, как начищенный медный самовар.

Однажды три девчушки, видимо, студентки какого-то среднего учебного заведения, в течение нескольких минут, смеясь и весело переговариваясь, наводили глянец на нос и лапы животного.

Пограничник с собакой не исключение.  Москвичи постоянно и охотно шлифуют гребень и клюв породистого петуха у ног молодой крестьянки, а также перья не столь породистой курицы, которая клюет зернышки. Но самому большому натиску подвергается револьвер в руке грозного матроса, опоясанного пулеметными лентами (сбоку, на поясе, у него две гранаты). Он, револьвер, сверкает, как молния. Как ни могуч матрос, но и он не в силах совладать со своим оружием – револьвер хлябает в его руке. Я не удивлюсь, если он скоро вообще исчезнет.

-С какой целью вы трогаете собаку? – спросил я как-то немолодую женщину, которая дольше, чем другие люди, задержалась около пограничника.

-Она мне помогает, - охотно ответила женщина.

-В чем?

-Да во всем. О чем ни попрошу, во всем помогает.

Печально, но факт: многие, весьма многие русские люди  являются идолопоклонниками. Собаки, петухи, курицы, револьверы – все идет в ход, все годится для того, чтобы обольстить, а в конечном итоге осквернить себя.

Идолы в Москве буквально на каждом шагу. Около гостиницы «Метрополь» на высоком постаменте маячит голова Маркса; напротив Храма Христа Спасителя, как бельмо в глазу, виднеется фигура Энгельса. Однако главный идол – на Красной площади. Не  знаю, как сейчас, а до недавнего времени к нему выстаивались длинные очереди, чуть ли не до Александровского сада. Причем людей преклонного возраста в этих очередях было не так уж и много. Преобладал средний возраст, были и молодые люди. Кое-кто приходил с детьми.

До чего же помрачены умы русских людей, до чего же они заблудились и потеряли всякие ориентиры, если до сих пор поклоняются смердящему трупу; поклоняются тому, кто главной целью своей жизни поставил уничтожение русского народа, кто добровольно и рьяно служил сатане!

Фигура этого идола маячит на Октябрьской площади, а также в других местах столицы. Он мозолит глаза во всех крупных, средних и мелких городах, в районных центрах нашего Отечества, его бюсты являются обязательной принадлежностью правительственных и государственных учреждений, кабинетов разных начальников разного ранга.

В некоторых районных центрах к такому идолу, который маячит непременно на главной площади, приезжают молодожены, чтобы сфотографироваться на его фоне. Для чего это делается? Если спросить об этом молодоженов, то они ответят: «Все так делают, и мы делаем». А если другие молодожены станут кричать по-петушиному или делать стойку на ушах, вы тоже будете поступать так же? – хочется их спросить.

Несколько лет назад я в составе большой делегации посетил Дамаск. В окрестностях сирийской столицы был открыт памятник святому Апостолу Павлу – в том месте, где ему явился Господь, и он в мгновение ока прозрел. В последний день нашего пребывания в Дамаске нас пригласили на прием в русское посольство. В холле гостей радушно встречал сам посол. На видном месте маячил – кто бы вы думали? – да, правильно, бюст того самого идола. Казалось бы, зачем он здесь, за тридевять земель от России? Кому он тут нужен? Кто на него будет смотреть? Не проще ли избавиться от него?

Увы, на это никто не решится. И посол в первую очередь. Если бы он вдруг приказал - не разбить, а просто спрятать бюст куда-нибудь подальше, то на него тут же бы донесли, и он лишился бы своей должности.

Такая же картина, конечно, и в других наших посольствах. И не только посольствах, но и в разного рода представительствах, консульствах и тому подобных заведениях.

Как-то в жаркий июльский день, выйдя из Иверской часовни у входа на Красную площадь, я увидел прелюбопытную картину: ряженый двойник Ленина фотографировался с пожилыми людьми (скорее провинциалами, чем москвичами) – разумеется, за деньги. Потом к ним присоединился ряженый двойник Сталина (низкорослый, с большим животом, широким, бронзовым лицом, вождя он напоминал очень и очень отдаленно). Он тоже сфотографировался с пенсионерами.

-Вы грузин? – спросили пенсионеры у «Сталина», расплатившись за съемку.

-А то как же! - уверенно пробасил тот.

Отойдя немного в сторону, он заговорил со своим помощником, который отвечал в этом «шоу» за финансовые сборы, на азербайджанском языке.

«Бесам, самым настоящим бесам поклоняются наши пенсионеры, - подумал я, направляясь в Казанский храм на Красной площади. – И не ведают, что творят».

А теперь перенесемся в Санкт-Петербург, где идолов никак не меньше, чем в Первопрестольной. Пальму первенства здесь, похоже, держит… чижик, вернее его бронзовое изваяние, появившееся относительно недавно на набережной реки Фонтанка. Петербуржцы искренне верят, что если брошенная к лапкам чижика монета удержится на каменной плите, то обязательно исполнится загаданное желание.

Новая традиция возникла и у молодоженов. Жених на тесемке спускает к чижику рюмку и осторожно чокается с его клювом – это должно обязательно принести счастье в семейной жизни. И невдомек молодым людям, а также автору скульптуры, что слова старой песенки «Чижик-чижик, где ты был?..» относились вовсе не к птичке. «Чижиками» называли студентов Императорского училища правоведения, находившегося на набережной Фонтанки, за их мундиры зеленого цвета с желтыми петлицами и обшлагами, которые напоминали оперение чижа, а также за традиционные  пыжиковые шапки.

 

                                    2.

 

Есть, наконец, идол, которому поклоняется вся Россия. Имя этому идолу – телевизор. Он есть в каждой семье (исключения очень редки). В некоторых семьях по два-три, а то и больше «ящиков» (в зависимости от количества комнат). У каждого члена семьи - личный «ящик». Это очень удобно – иметь собственного идола: когда захотел, тогда и включил.

Сбылось пророчество святого Космы Эталоса (18 век): «Придет время, когда в жилища проникнут бесы под видом небольших коробок, а их рога будут торчать на крышах».

Многие, а точнее, все любители телевизора говорят:

-Мы смотрим новости.

Но никаких новостей там не было, нет и не будет. А что же есть? Люди, сидящие перед «ящиками», вкушают, причем обильно:

 во-первых, ложь;

во-вторых,  ложь;

и в-третьих, всю ту же ложь.

Диавол, хозяин «ящика», никогда не скажет ни одного слова правды, ему это невыгодно.

Тот, кто включает телевизор, оказывается в объятиях диавола, и последний, вцепившись в него острыми когтями, делает с ним, что хочет: вгоняет в страх, отчаяние, злобу, вкладывает в его голову те мысли, суждения и оценки, которые ему нужны, заставляет забывать о неотложных важных делах, приучает к пустой трате драгоценного времени. Телевизор опошляет, оглупляет, оболванивает, одурманивает человека, похищает у него свободу, превращает в примитивного обывателя. Это сильнейший наркотик. Кто хоть раз попробовал эту отраву, тот уже не сможет жить без нее. Если героин или кокаин разрушают и в конечном итоге убивают тело, то «ящик» разрушает бессмертную душу, делая ее добычей ада.

Одна монахиня сказала, что в доме, где есть телевизор, никогда не будет мира. И это действительно так: в таком доме постоянная ругань, скандалы, драки – бесы любой пустяк легко превращают в повод для искушения.

Телевизор берет человека в плен. Тот, кто его смотрит, забывает о Боге, не ходит в храм, не исповедует свои грехи, не заботится о спасении своей души, безжалостно умерщвляет ее.

Если бы то время, которое русские люди потратили на сидение перед бесовским «ящиком», они употребили на молитву и покаяние, то Россия давным-давно бы выздоровела. У нас были бы прекрасные верующие правители-патриоты, которые бы заботились о процветании нашего Отечества, не было бы продажной государственной Думы, которая принимает антинародные законы, у нас была бы самая сильная армия и самый сильный флот, перед которыми трепетали бы наши враги, не смея посягать на наши границы, у нас не было бы коррупции и взяточничества, предательства и двурушничества, обмана и лжи среди людей любого ранга и любого звания. У нас было бы процветающее сельское хозяйство и промышленность, расцвет культуры и образования.

Русские люди безбоязненно смотрели бы в будущее, верили в свои силы, население росло бы из года в год – Россия была бы самой великой державой в мире, показывая пример всем народам, как надо жить и приумножать свои богатства.

Увы, этого до сих пор не случилось – мы сами лишили себя всего этого.

Архимандрит Рафаил (Карелин) пишет:

«В древнем Риме борьба гладиаторов в цирке, бой людей с дикими зверями и другие подобные «развлечения» привлекали десятки тысяч зрителей. Девиз римской толпы был «хлеба и зрелищ», как будто в этих словах заключалась вся их жизнь. А самым захватывающим зрелищем для толпы являлась льющаяся кровь и предсмертная агония. Телевизор делает из людей садистов, которые спокойно и с тайным наслаждением смотрят на сцены убийств. Если бы в них оставались человеческая любовь и сострадание, то они в ужасе отвернулись бы от этого кошмара.  Телевизор сделал преступление и жестокость обыденностью. Попробуй кто-нибудь сказать, что ему противно и страшно смотреть на сцены насилия и убийств, его посчитают за истерика и нервнобольного. Если человек скажет, что считает ниже достоинства христианина смотреть на сексуальные картины, то ему открыто заявят, что он «ханжа», имеющий отжившие старомодные взгляды».

Можно ли бороться со злом, которое несет телевидение? Конечно. Не так давно одно патриотическое общество, болеющее о судьбах России, призвало православных не давать интервью телевидению. Мера хорошая, но явно недостаточная. Есть по-настоящему действенная мера: не включать телевизор! Никогда! Ни одну из программ!

 А еще лучше – выбросить телевизор на помойку!

Способен ли кто на такую меру?

Тот, кто любит Россию, кто не хочет ее гибели, тот сделает это!

Кто любит своих детей и не хочет, чтобы они стали идиотами, тот сделает это!

Кто не хочет слушать болтовню предателей, тот сделает это!

Кто не хочет утонуть в океане лжи, кто хочет иметь свое собственное, а не чужое мнение о событиях и людях, тот сделает это!

Кто хочет посрамить диавола и его клевретов, тот сделает это!

Кто хочет спасти свою бессмертную душу, тот сделает это!

 

                                            3.

 

Давным-давно, когда Русь еще не была просвещена светом Христовым и в ней господствовало язычество, наши предки поклонялись разным идолам. Их было очень много: Дий и Траян, Сварог и Сварожич, Перун и Хорс, Дажьбог и Мокош, Волос и Симаргл, Див и Переплут и т. д., и т. п. Равноапостольный князь Владимир повел против них борьбу. Вернувшись в 988 году из Корсуни, он приказал ниспровергать кумиров: одни из них были изрублены, а другие сожжены. Перуна привязали к конскому хвосту и волокли с горы по Боричеву (двенадцать человек били его палками), а потом бросили в Днепр. «Плакахуся его невернии людье», - замечает летописец.

В наши дни идолов стало не в сотни, а в тысячи раз больше. Современные люди, по сравнению с нашими предками, гораздо изобретательнее, они выдумывают себе идолов каждый день и каждый час. Одни поклоняются немецким шмоткам, другие - парижской парфюмерии, третьи – французским винам, четвертые – шведским яхтам, пятые – футболу, шестые – женской красоте, седьмые… двадцатые… сотые… - не нашелся еще человек, который бы перечислил всех идолов.

Кто поведет против них борьбу? Кто их ниспровергнет? Кто во весь голос обличит их? Кто высмеет их и превратит в ничто? Кто покажет, что все это химера, мираж, чепуха? Появится ли новый равноапостольный князь Владимир и уничтожит всю эту нечисть? Не опоздает ли прийти на помощь русскому народу?

Будем надеяться, что и сам народ опомнится и придет, наконец, в себя. Очнется и увидит ту грязь и смрад, в которых он купается. Обнаружит свое скотское состояние, оставит мерзких идолов и повернется лицом ко Христу, Которому Одному можно поклоняться, приносить свои радости и беды, молиться о спасении своих душ.

Ну, а что же те православные христиане, которые уже обратились к Спасителю, многие годы, а то и десятилетия посещают храм Божий, прочитали сотни и тысячи духовных книг, регулярно приступают к церковным Таинствам, - что же, эти православные христиане не знают никаких идолов, не поклоняются им, более того, ненавидят их, не ведают мерзости и тлена?

 Как бы не так!

У них идолов ничуть не меньше, чем у остальных, невоцерковленных людей. А подчас и гораздо больше. Они также, как и большинство людей, бегают по магазинам в поисках модных вещей, читают сонники, играют в карты и домино, обращаются к экстрасенсам. Я уже не говорю о том, что они повально смотрят телевизоры.

В большинстве случаев они знают, что поступают неправильно, то есть совершают грех, но оставить свое пристрастие не могут, а точнее, не хотят.

«Тех, кто посещает богослужения, - заметил современный внимательный наблюдатель, - встречается на Божественной Литургии с Господом и Его Пречистой Матерью, с Ангелами и Архангелами, приобщается Тела и Крови Иисуса Христа, а затем, придя домой, включает телевизор, таких людей Спаситель называет псами, которые возвращаются на свою блевотину, и вымытыми свиньями, которые идут валяться в грязи» (2 Пет. 2, 22).

Однажды я гулял в парке со знакомой христианкой.

-Ой! – вдруг воскликнула она в большом испуге.

-Что такое? – испугался и я. – Тебе плохо?

-Нет! Я должна срочно бежать!

-Куда, если не секрет?

-Домой.

-А что там?

-Сериал! Сегодня семьдесят восьмая серия!

-Ну и что? Пропустишь одну – не велика беда.

-Нет, я никак не могу пропустить!

-Почему?

-Ну как же! Я же должна знать, что там будет дальше!

-Да там одна ерунда, - попытался я урезонить мою собеседницу.

-Нет, совсем не ерунда! История очень интересная!

-Впереди еще добрая сотня серий. Неужели все будешь смотреть?

-Обязательно! Я не могу бросить на полпути!

И она быстрым шагом удалилась от меня. Я ни разу не видел до этого, чтобы она так шустро ходила.

Таких христианок и христиан пруд пруди. Не о них ли сказал грозные слова святитель Иоанн Златоуст:

«Я хочу вам показать и доказать на основании Священного Писания, что не все, именующиеся христианами, христиане на самом деле, что по отношению ко многим это наименование пустой звук, вводящий лишь других в заблуждение. По названию христиан много, а на деле – очень немного. Иные по виду как будто и христиане и ученики Христа, а по характеру – предатели; на словах благочестивы и милостивы, а на деле немилосердны и нечестивы; по названию христиане, а по убеждению язычники, потому что, как предрек еще пророк Давид, смесишася во языцех и навыкоша делом их (Пс. 105, 35).

И действительно, на нас исполнилось пророчество это. Сколько христиан занимается иудейскими и греческими баснями, родословиями, гаданиями, звездочетством, волшебством и талисманами? Сколько христиан наблюдают несчастные дни и годы, приметы и сновидения, и крики птиц? Не христиане ли верят во встречи, едят идоложертвенное и удавленину, едят кровь задавленных зверями и растерзанных птицами и многое другое тому подобное? Как могут быть христианами те, которые допускают все это? По какому праву осмеливаются они называть себя христианами? Как дерзают приступать к Божественным Таинствам, будучи хуже язычников? Точно также сколько христиан держатся языческих обычаев, вроде прикрашивания лиц, приветствий, плясок, рукоплесканий, употребления мужчинами женских одежд (а женщинами – мужских одежд, в том числе брюк. – Н.К.)? При таких обычаях какая польза человеку от того, что он именуется христианином?

Ведь как девица, пока сохраняет свое девство, достойно и благоприлично называется девою и на самом деле дева, то если кто обольстит ее кто-нибудь и растлит, и она утратит свое девство, тогда она уже более не дева, - так и глаголемый христианин, если он преступил завет и попрал свои обеты, и слово Евангельское отверг, и живет по-язычески, тогда ему бесполезно называться христианином, как уже сказано.

Поймите же, возлюбленные, от всего языческого отреклись мы в немногих словах, каждым из нас в свое время произнесенных: отрицаюсь сатаны и всех дел его. Подумай, что ты сказал: всех дел его. Смотри, кому ты обещался: не Ангелу, ни царю земному, не князю мира сего, но Царю царствующих и Господу господствующих. Ему ты обещался, с Ним вступил в завет и сочетался при многих свидетелях. В руках Его и ты, и слова твои. И настанет время – Он придет с Небес с твоим рукописанием, с твоими словами, произнесенными тобою при Ангелах и людях. Помните это, братие, и блюдитесь впредь от дел языческих!»

                                                                

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                  ФАЛЬШИВОЕ ЗАВЕЩАНИЕ ГРАФА ТОЛСТОГО

   

 

 

              Повесть “Хаджи-Мурат” Лев Толстой написал в конце жизни, напечатана она была после его смерти и является его художественным завещанием. Последнее обстоятельство накладывает на произведение особую ответственность.

19 июля 1896 года в дневнике писателя появляется такая запись: «Вчера иду по передвоенному черноземному пару. Пока глаз окинет, ничего, кроме черной земли – ни одной зеленой травки. И вот на краю пыльной серой дороги куст татарина (репья), три отростка: один сломан и белый, загрязненный цветок висит; другой сломан и забрызган грязью, черный, стебель надломан и загрязнен; третий отросток торчит вбок, тоже черный от пыли, но все еще жив, и в серединке краснеется. – Напомнил Хаджи-Мурата. Хочется написать. Отстаивает жизнь до последнего, и один среди всего поля, хоть как-нибудь, да отстоял ее».

Вот так возник замысел повести. Л. Толстой активно собирает материал: читает исторические журналы, архивные документы, свидетельства участников кавказской войны. Трудно поверить, но факт: за короткое время он внимательно изучил около пяти тысяч (!) страниц разных источников. Как художник он понимал, что в произведении важна и ценна каждая деталь, каждая мельчайшая подробность, будь то кавказская бурка или остро отточенный кинжал, или внутренний вид сакли. В октябре 1897 года Л. Толстой сделал пометку  в дневнике: «К Хаджи-Мурату подробности: 1) тень орла бежит по скату горы; 2) у реки следы по песку зверей, лошадей, людей; 3) въезжая в лес, лошади бодро фыркают; 4) из куста держи-дерева выскочил козел».

Признанный мастер пишет повесть, по его собственным словам, «то с охотой, то с неохотой и стыдом». «Буду делать от себя потихоньку», - говорит он в другом месте, собираясь заниматься окончательной отделкой уже готового произведения. В чем здесь дело? Что тревожит престарелого писателя? Какие внутренние рогатки то и дело возникают и препятствуют плодотворной работе? Почему он хочет править сочинение как бы втайне от себя? Тут кроется какая-то загадка…

Перехожу к краткому анализу повести, которая показывает заключительный этап войны России на Кавказе.

 Кто такой Хаджи-Мурат? Это аварец, значит, мусульманин, закаленный в постоянных битвах, искусный, бесстрашный воин. Приняв сторону Шамиля, он совершает дерзкие набеги на русских, и всегда ему сопутствует успех. Но вдруг он переметнулся на сторону тех, с кем только что воевал. Почему? Причина очень простая - не поделил власть с Шамилем. Хаджи-Мурат - человек без каких-либо нравственных устоев; если понадобится, он через неделю опять перейдет на сторону Шамиля. Да на чью угодно сторону! Лишь бы ему была выгода!

Встреча князя Воронцова, наместника Кавказа, с Хаджи-Муратом – это психологическая дуэль. Хаджи-Мурат говорит: «Отдаюсь под высокое покровительство великого царя и ваше. Обещаюсь верно, до последней капли крови служить белому царю и надеюсь быть полезным в войне с Шамилем, врагом моим и вашим.

Выслушав переводчика, Воронцов взглянул на Хаджи-Мурата, и Хаджи-Мурат взглянул в лицо Воронцова.

Глаза этих двух людей, встретившись, говорили друг другу многое, невыразимое словами, и уж совсем не то, что говорил переводчик. Они прямо, без слов, высказывали друг о друге всю истину: глаза Воронцова говорили, что он не верит ни одному слову из всего того, что говорил Хаджи-Мурат, что он знает, что он – враг всему русскому, всегда останется таким (выделение мое.-Н.К.) и теперь покоряется только потому, что принужден к этому. И Хаджи-Мурат понимал это и все-таки уверял в своей преданности».

 Несмотря на то, что Хаджи-Мурат – враг, причем враг коварный и опасный, русские относятся к нему дружелюбно, не стесняют его свободы и даже платят ему  деньги – пять золотых в день (!).

   Сбежав от русских, Хаджи-Мурат решил спасти свою семью. Кажется, что он поступил правильно. Но это только с первого взгляда. Были, разумеется, и другие варианты, но он их не увидел. Он заблудился и погиб. Погиб очень бездарно.

Когда Каменев привез голову Хаджи-Мурата и когда офицеры и солдаты смотрели на нее, то “в складке посиневших губ” они увидели “детское доброе выражение”. Это, мягко говоря, перебор. Смерть Хаджи-Мурата была ужасной: сраженный пулями, он “вылез из ямы и с кинжалом пошел прямо, тяжело хромая, навстречу врагам. Раздалось несколько выстрелов, он зашатался и упал… Он не двигался, но еще чувствовал. Когда первый подбежавший к нему Гаджи-Ага ударил его большим кинжалом по голове, ему казалось, что его молотком бьют по голове, и он не мог понять, кто это делает и зачем». 

Надо обладать очень изощренным воображением, чтобы увидеть “в складке посиневших губ” отрезанной головы “детское доброе выражение”.

  Главный герой подан в очень привлекательном свете, он опоэтизирован Л.Толстым. Он и смелый, и ловкий, и находчивый (несколько раз ушел от казалось бы неминуемой смерти), и щедрый, и благодарный (подарил Марье Дмитриевне бурку, а Ивану Матвеевичу - прекрасную шашку), и воздержанный (мало ест). Не многовато ли для одного человека, да еще и безнравственного? 

 “Хаджи-Мурат” - интересная, но не очень поучительная история.

 «От избытка сердца говорят уста» (Мф. 12, 34). Об этой не раз проверенной истине я еще раз вспомнил, читая то место повести, где Толстой описывает встречу Государя Императора Николая Первого с военным министром Чернышевым. Неприязнь Толстого (это я мягко выражаюсь) к Православию, Русской Православной Церкви, к русскому Монарху так и сквозит в каждом предложении, в каждом слове. Эти страницы нельзя читать без чувства гадливости к престарелому писателю, настолько они, эти страницы, гнусны, пошлы и лживы. Из русского Монарха он создал отвратительную карикатуру.

 Когда утром Государь молился, то «прочел обычные, с детства произносимые молитвы: «Богородицу», «Верую», «Отче наш», не приписывая произносимым словам никакого значения». Мне кажется, русский Император, не в пример безбожнику-графу, прекрасно знал утреннее правило и читал его без ошибок, в том порядке, в каком это установила Святая Церковь, а не так, как вздумается (порядок молитв Толстой поставил совершенно произвольно). И уж наверняка во время молитвы он не суетился, не занимался посторонними делами,  полностью посвятив двадцать минут Господу Богу.

Если верить Толстому, то Николай Первый ненавидел поляков и старался причинить им как можно больше зла. Студента-поляка, который совершил скорее хулиганский, чем уголовный проступок, можно было – для острастки других студентов – наказать, причем не очень сильно, а еще лучше простить, как чаще всего и делали русские Государи, так как милосердие всегда стояло у них выше других чувств, но герой Льва Толстого придумывает для студента наказание чрезмерное: провести двенадцать раз сквозь тысячу человек.

«Николай знал, что двенадцать тысяч шпицрутенов была не только верная, мучительная смерть, но излишняя жестокость, так как достаточно было пяти тысяч ударов, чтобы убить самого сильного человека. Но ему приятно было быть неумолимо жестоким и приятно было думать, что у нас нет смертной казни».

Отпустив Чернышева и выполнив ряд других неотложных дел, Николай Первый прошел в церковь. «Бог через своих слуг, так же как и мирские люди, приветствовал и восхвалял Николая, и он как должное, хотя и наскучившее ему, принимал эти приветствия, восхваления. Все это должно было так быть, потому что от него зависело благоденствие и счастье всего мира, и хотя он уставал от этого, он все-таки не отказывал миру в своем содействии».

Верх кощунства! Обезумевший безбожник издевается над Самим Господом Богом, приравнивая Его к обыкновенным «мирским людям». Если он с такой легкостью издевается над Спасителем, то чего ему стоит еще раз пройтись по Государю и как можно больнее уколоть его.

Впрочем, довольно. Если я продолжу перечислять те мерзости и пошлые непристойности, которые автор излил на своего героя, то, боюсь, мой компьютер не выдержит и сгорит белым пламенем.

Пятнадцатая глава – это сплошная фальшь, гнилой плод заблудившегося, помраченного непомерной гордыней ума старого писателя. Она, глава, бросает неверный свет на всю повесть и как бы перечеркивает ее.

  Погрешив в главном, Толстой спотыкается и в мелочах (а разве это мелочь - неправильно построить фразу?): “Накурившись, между солдатами завязался разговор.” “Дожидаясь выхода императрицы и императора (титул Государя и Государыни Толстой, естественно, пишет с маленькой буквы, даже не догадываясь, что нужно поступать иначе – Н.К.), между прусским посланником и бароном Ливен завязался интересный разговор по случаю последних тревожных известий, полученных из Польши.” 

Подведем итоги.

  Повесть получилась откровенно антирусской. Престарелый граф совсем запутался в жизни и перестал отличать черное от белого. Впрочем, какие-то осколки совести, видимо, в нем еще остались, и они не давали ему покоя. Этим и объясняется, на мой взгляд, тот стыд, который ощущал в себе Лев Николаевич как в разгар работы над повестью, так и после ее окончания.

  Литературное завещание графа оказалось, таким образом, глубоко ущербным и вредным для его потомков.

 

 

                                                                       

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                              СЛОВО О ЛЮБВИ

 

 

           Нашел в небольшой брошюрке духовное поучение, которое поразило меня своей глубиной и простотой. Один отшельник “взял на себя подвиг молчания. Со страхом и трепетом его сердце вняло слову Господа: ”Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься” (Мф. 12, 36-37). И поэтому он взял на себя обет связать свой язык для мира, и никто не слышал от него ни одного слова; даже во сне у него не вырывалось слово, хорошо запертое замком страха Божия. Но если уста его молчали, то сердце непрестанно славило Бога и воспевало Ему непрестающую хвалу.

Вблизи места, где жил отшельник, было селение, и жители снабжали старца едой. Он же платил им своей любовью и молитвами о них; а есть ли что в жизни драгоценнее молитвы праведника? И вот, по искушению со стороны злого духа, в этом селении между его жителями возникла вражда. Как всякое зло, оно началось с какой-то небольшой искры, которую если сразу не потушить взаимным испрашиванием прощения и взаимного смирения друг перед другом, она произведет сильный пожар, грозящий все погубить. Так произошло и в этом селении. И тогда старейшины села решили просить старца примирить враждующих. Они пришли к нему и изложили свою просьбу. Но старец указал на свои уста, поясняя, что его слова связаны обетом молчания до самой смерти. На настойчивые просьбы он со слезами указывал на свои уста и кланялся им.

Тогда старейшины сказали: “Если ты не скажешь нам слово о любви, то кровь душ наших падет на тебя. Ты еще можешь нас спасти - тебя уважают и поэтому послушаются тебя. А если ты нерадишь о нас, то оплакивай нашу гибель. Да вразумит тебя Начальник мира и любви Христос, ради Которого ты взял подвиг. Мы будем ждать тебя в нашей церкви в ближайший воскресный день; придешь ли ты к нам или нет, мы все равно будем тебя ждать”.

Сказав это, они ушли в печали, оставив старца в еще большей печали. Он усугубил свой подвиг поста и бдения.

И вот пришел назначенный день. Все селение с утра собралось в церкви. Но старец не приходил. Минул полдень и день прошел, наступил вечерний час - старца не было. Вдруг пронесся шопот: “Старец идет. Отец наш не оставил нас.”

Старец вошел в храм. Все ждали его слова. Но он, ничего не говоря, взял свечу и подошел к большому Распятию. Он поднес свечу к лику Распятого Христа, к Его челу, увенчанному терновым венцом, и к каплям Крови, стекавшим по Его челу, и к глазам, исполненным слез. Затем поднес свечу к деснице, пригвожденной ко Кресту, и осветил рану, из которой струилась Его пречистая Кровь. Вслед за этим поднес свечу к шуице Христовой, пригвожденной ко Кресту, из которой струилась Кровь. Потом, встав на колени, осветил свечою язвы на ногах Спасителя, из которых струилась Кровь Нового Завета. После этого поднес свечу к прободенным копием ребрам Христовым, из которых истекала Кровь и вода жизни вечной. Положив свечу, старец вышел из храма.

Весь храм зарыдал. Это было слово о Любви, Любви беспредельной, Любви всепрощающей, Любви Божией к человеку. Все поняли, что в этой Любви нет места вражде и ненависти. Люди простили друг друга ради Христа, и распря, как черная птица, улетела из этого селения навсегда”.     

 

                                                           Х   Х   Х

 

Эта история имеет самое непосредственное отношение к нам, русским людям. Христос и нас, также как и жителей села, призывает не враждовать и прощать друг друга, жить по Евангельским заповедям и любить друг друга.

 

 

 

 

 

 

 

 

               

 

                        ИСТОРИЯ ЭМИГРАНТКИ

 

        Ее зовут Татьяна Горичева. Она была диссиденткой; таких людей большевики не любили и  выставили ее заграницу. Это произошло в 1980 году. С тех пор начались ее странствия по странам не столь отдаленным. Как и все изгнанники,  хлебнула лиха с избытком, но она знала несколько иностранных языков, и это помогло ей выжить.

        С первых дней пребывания заграницей Т. Горичева стала вести дневник. Он помогал ей анализировать новую реальность, делать выводы. Одно дело – рассказывать о своей жизни ближайшим друзьям, и совсем другое – доверять эти рассказы бумаге. Verba volant, scripta manent (слова улетают, написанное остается). Для кого Т. Горичева вела хронику – для себя или для других? Этого мы не знаем. Но вот прошло двадцать три года, и дневники увидели свет. Книгу опубликовало издательство «Русский хронограф» («Только в России есть весна! О трагедии современного Запада. Дневники 1980-2003». М., 2006). В ней содержится оценка не столько Франции, Германии, Италии и других стран, где побывала эмигрантка, сколько самой себя. «Дневники» – внутренний портрет автора.

        Что такое эмиграция для русского человека? Татьяна Горичева, на себе испытав ее «прелести», дает ей точную и беспощадную оценку. «Эмиграция – это смерть. В эмиграции не возникает привязанностей. Ты не привязан ни к кому, и не хочешь приручать к себе. Не хочешь связей и не можешь ничего связать. Главное, не можешь ни к кому прирасти сердцем». И далее: «Холодно здесь, и ничего не происходит. Эмиграция хуже тюрьмы… Тело, душа, вся кровь отравлены. Вырванное из почвы растение. Чем дальше, тем более чувствую, что нет воды, света, нет питания для меня».

        Я много раз бывал за границей, в том числе и в Европе. Это были паломнические поездки, во время которых я знакомился со святынями. Краем глаза я видел и «обычную», повседневную жизнь запада. Это было, конечно, мимолетное знакомство. Татьяна Горичева прожила в Европе долгие годы и узнала всю ее поднаготную.

        «Поражает искусственность западного мира. В Париже перед Рождеством повсюду елки с искусственным снегом на них. В садиках, парках и даже лесах искусственные дорожки, скамейки, столики: все тщательно выметено, кругом след цивилизации. В домах двойные занавески и двойные скатерти, в магазинах все тщательно упаковывается в обертки, укладывается в мешочки. Все говорит, что человек не только обладает вещью, но обладает страстно, подчеркнуто».

        У Горичевой наблюдательный взгляд. Однажды  с одной из своих подруг она приехала на остров Сицилия. Несколько дней заняло знакомство с Палермо, с его замечательными дворцами, узкими улочками, с красочными рынками, с художественной галереей. Но главное – люди. «В сицилийской толпе почти не увидишь красивых,  умных, лиц. Сами сицилийцы какие-то мелкие, квадратно-нестройные существа с темными, анонимными лицами, вульгарным смехом. Характерный штрих: много мужских парикмахерских, много напомаженных мужчин (гель). Почему?

        Очевидно, это признак общества, где одна половина бездельничает и ворует, а другая – сидит в тюрьме. Уголовник должен тщательно следить за своей внешностью. Галстук, парикмахерская, одеколон. Как уже правильно отметили многие философы (Шестов, например), чем более аморален человек, тем больше он морализирует и старается выглядеть нравственным».

          Вскоре настали времена, когда можно было приехать в Россию - пусть на неделю, на две, чтобы глотнуть чистого живительного воздуха Православия, оттаять душой, укрепиться духом. Как-то в Толгском монастыре, что на Волге, в Ярославской епархии, Татьяна Михайловна беседовала с паломниками. Разговор зашел о русском языке. Слово «жалость» есть только у нас, в России, заметила Горичева. «На Западе – compassion, mitleid – только сострадание. У нас же жалит, жжет, убивает”.

        Я не поленился, открыл англо-русский словарь. И что же? Первое значение слова compassion – жалость, затем – сострадание. Что касается немецкого слова mitleid, то оно переводится и как жалость, и как сострадание. То есть Горичева допускает – не знаю, по какой причине – сразу две неточности. Далее: к слову «жалость» она пристегивает «жалит, жжет, убивает», думая, что у этих слов один и тот же корень. Видимо, Горичева, прожив долгое время заграницей, перестала ощущать тонкости, а точнее, живую плоть русского языка.

        Однако самое интересное даже не в этом. На днях я включил радио; шла очередная передача из цикла «Виражи времени», которую вел поэт Андрей Дементьев. В студию он пригласил своего давнего коллегу по поэтическому цеху Евгения Евтушенко. Шла беседа о том, о сем, ведущий задавал гостю разные вопросы. Отвечая на них, Евтушенко заговорил о русском языке и привел пассаж Т.Горичевой о слове «жалость» - слово в слово. Этим самым он хотел сказать: вот, мол, как хорошо знаю не только русский, но и английский. И поднять свой авторитет. А на самом деле сел в лужу, причем двойную: совершил плагиат, а тот оказался с изъяном. Когда за душой нет ничего своего, тогда приходится воровать.

Затем Евтушенко по просьбе ведущего прочитал несколько своих стихотворений. Лучше бы он их не читал, так как это была откровенная пошлость. В юности нес бред типа «партбилет – это сердце, ну, а сердце – второй партбилет», и в преклонном возрасте не поднялся выше пошловатеньких виршей.

        Татьяна Михайловна, продолжая разговор о русском языке, приводит еще несколько «тонких» наблюдений. Я не буду их выставлять напоказ – боюсь, что даже бумага покраснеет от стыда.

        Чем занимается Горичева заграницей?  Она путешествует по всему миру с лекциями, выступает перед протестантами, католиками, баптистами,  представителями других конфессий. Работа трудная, изнурительная, но что поделаешь – надо же на что-то жить.

        1999-ый год. Девятнадцать лет на чужбине. «С утра жуткая тоска. Почему? Часто это у меня в Париже». Горичева не может ответить на элементарный духовный вопрос. Выясняется, что она человек невоцерковленный. Как была неофитом, так и осталась им. Кроме того, она училась в иезуитском институте и впитала в себя много яда.

        В октябре того же года она побывала в городе Марпингере (Германия), где часто происходят «явления» Божией Матери, причем, Она предупреждает жителей города о Своем очередном «явлении». «Обычно это бывает по воскресеньям или другим выходным дням, когда народ не работает». Одни люди верят в эти чудеса, другие – нет. Горичева тоже верит, не понимая, что эти спектакли устраивают бесы.

         «Воскресенье. Так и не пошла в нашу церковь. Прости, Господи, противно. Зашла на Сен-Дени в католическую церковь св. Жиля"». А почему, как вы думаете, она не пошла в «нашу церковь»? Наверно, потому, что не хотелось видеть некоторых русских людей, с которыми у нее не сложились отношения. Пошла в католическую церковь – не видит особой разницы между православным храмом и католическим. Эх, Татьяна, Татьяна!

        Запись в конце книги: «Во Иордане крещающеся (так у автора!) Тебе, Господи, Троическое явися поклонение…»

 Всего одна буква, а говорит о многом.

В монастыре Хора в Константинополе Горичева рассматривает чудесные фрески. И замечает: «Напоминает Пергамский алтарь». Она и не догадывается даже, что Пергамский алтарь – это престол сатаны.

Кстати, Т. Г. называет Константинополь «Истамбул». А для нас, верных, Константинополь всегда остается Константинополем.

        Еще одна запись: «Русский народ не виноват. Его обрекли на вымирание и деградацию». Горичева не понимает корней нашей трагедии. В том то и дело, что во всех наших бедах виноват прежде всего русский народ. Он предал Господа Бога, а затем и своего Царя-батюшку. И оказался полностью во власти сатаны, который терзает его вот уже почти девяносто лет. Он, русский народ, вымирает, причем очень быстро, но по-прежнему не хочет обратиться к своему Творцу, чтобы Тот исцелил его.

        Автор «Дневников» считает Александра Солженицына «самым знаменитым человеком ХХ века». Эк, куда хватила! Человек религиозно безграмотный, проживший долгое время заграницей, не понимающий глубинных процессов, происходящих в нашей стране, он и в России-то не очень знаменит. А что уж говорить обо всем мире. По заказу евреев Солженицын написал толстенную книгу («Двести лет вместе»), которая должна была, по замыслу его хозяев, ввести в заблуждение русский народ. Нет, не ввела! Этой книгой Солженицын крепко подмочил свою репутацию, показав свое истинное лицо.

        В течение нескольких недель Т. Г. путешествовала по Индии и Непалу. Когда знакомишься с ее восприятием религий этих стран, то кажется, что говорит не православный христианин, а турист-безбожник – отсутствует их правильная оценка. С кем она общалась в непальских храмах? С кем угодно, но только не с Богом.

        Татьяну то и дело заносит на виражах. Правда, иногда она и сама понимает это. Приехав в Петербург, она встретилась с отцом Василием. «Подошла под благословение. Он крикнул:

        -Танька, когда ты уезжала, я тебе говорил, чтобы о России плохо не говорила? И вот я слышал «Свободу», и там ты. Вот мы Россию с тобой и разрушили!

        -Батюшка, я ничего плохого о России не говорила, я только «систему» критиковала, а от «Свободы» давно отказалась. – Так я пыталась оправдаться, а сейчас думаю, что отец Василий прав. Не различать нужно было между русским и советским (да и кто различит?).

        А Западу все равно, там мало что понимают. Им Россия чужда в любом облике. Для мирового мещанства в православном еще пострашнее, чем в коммунистическом.

        И стало мне плохо. И пошла я, стыдясь, из церкви».

        Зарубежная жизнь Горичевой… Стоп! Кажется, довольно. Если я буду и дальше перечислять ее ошибки и заблуждения, то их не вместит, наверно, и брюссельский компьютер под названием «Зверь».

        Татьяна Горичева – профессиональный философ, поэтому на страницах ее дневников то и дело появляются философские размышления, а от имен разных философов просто рябит в глазах. Иногда они, размышления, краткие, но чаще пространные. Для читателей-философов (а их немного) такие пассажи – большая отрада, а для меня - нет: как будто попадаешь в пустыню и, увязая в песке, с большим трудом выбираешься из нее. Во всем нужна мера: в специальной, философской книге подобные рассуждения были бы на месте, а в дневниках – не очень.

        В книге есть предисловие, подписанное загадочными словами: «от издателя». Однако оно написано тем же стилем, что и вся книга. Нетрудно догадаться, что автором его является сама Горичева. Все бы ничего – многие авторы сами пишут предисловия к своим книгам, - плохо то, что Татьяна Михайловна не жалеет хвалебных слов в свой адрес. А слова эти, мягко говоря, не соответствуют действительности. Т. Г. водит читателя за нос. Но до поры до времени: наступает момент, когда лукавство автора выплывает наружу, и все становится на свои места.

        «Дневники» завершает статья «Об обновленчестве, экуменизме и «политграмотности» верующих», которая не выдерживает никакой критики. Это чрезвычайно поверхностный инфантильный опус. Горичева совершенно не знает предмет, о котором пишет. Я уже не говорю о том, что статья является инородным телом в ее «Дневниках».

        От книги Горичевой исходят и свет, и тени: свет – по мирской части, тени – по духовной.

        Здесь уместно сравнить Татьяну Горичеву с другой эмигранткой – Юлией Вознесенской. У них много общего. И та, и другая покинули Отечество не по своей воле (причина - диссидентство). Первая осела в Париже, вторая – в Берлине. Обе навещают Родину, но ненадолго. Обе пишут книги, которые печатаются в России; Вознесенская выпустила много книг, Горичева – только одну. Вознесенская – графоман чистой воды, о Горичевой сказать этого нельзя. Книги Вознесенской приносят много вреда, единственная книга Горичевой – несравненно меньше. Вознесенская ошибается сознательно, Горичева – несознательно.

        «Любящим Родину и живущим в России редко случается задумываться о своих чувствах к ней. Иное дело – те, кто по каким-то причинам покинул ее. Находясь вне пределов России, они видят ее внутренним взором всю сразу, думают и говорят только о ней. Помнят о ней даже тогда, когда заняты чем-то, требующим внимания, видят ее во сне. Родина, как любимая мелодия, звучит в них постоянно... А бывает и так, что любовь эта открывается методом «от противного». Тогда мы невольно сравниваем видимый мир, тот, что нас окружает, с тем, что потеряли, с родиной, и говорим себе: «это не то». Где бы нас ни поселили, среди каких красот ни оказались бы мы, все нам «не то»».

        Однако автор этих строк не спешит возвращаться на Родину, хотя внешних причин для этого нет – коммунистический режим, который изгнал ее за «бугор», рухнул. Ей очень (и она не скрывает этого) полюбился Париж…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                   

 

                    МАСТЕР ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПЕЙЗАЖА

 

 

     Настоящее, полное представление о художнике можно составить только тогда, когда познакомишься с его персональной выставкой, на которой увидишь все (или почти все) его произведения. Третьяковская галерея продолжает знакомить нас с выдающимися русскими художниками. Михаил Нестеров, Борис Кустодиев, Иван Шишкин, Илья Репин, Иван Айвазовский – вот лишь несколько мастеров, чьи выставки я посмотрел в поледние годы. А теперь настала очередь Исаака Левитана (1860-1900). Его персональная выставка, приуроченная к стопятидесятилетию со дня рождения, была открыта в течение нескольких месяцев. Зрители увидели полотна не только из отечественных музеев, но и из музеев многих зарубежных стран.

     Русская природа с ее задумчивыми лесами и ясноокими озерами, с ее патриархальными деревушками и бойким гомоном скворцов и стрижей рано вошла в жизнь художника, навсегда покорив его чуткую душу. Он писал ее всю жизнь. Не зря его называют певцом русской природы. Пожалуй, никто, кроме него, не мог так проникновенно передать мельчайшие оттенки туманного утра, леденящей стужи декабря, тихого летнего заката. Левитан – непревзойденный мастер психологического пейзажа. В каждом произведении он с предельной силой и выразительностью выражал свое внутреннее «я».

     Художник несколько раз бывал за границей, написал ряд картин, навеянных впечатлениями от пребывания в Италии и Швейцарии. Но не эти произведения определяют его творческое лицо, а лишь те, что были созданы на родине. «Только в России может быть настоящий живописец», - сказал как-то Левитан. Сказал очень и очень точно.

     В русском пейзаже обязательно присутствует храм. Это и понятно. Россия – исконно православная страна, везде – и в центральной России, и на далеких северных островах, и на Урале, и в Сибири – красуются белоснежные храмы и монастыри. Без них русский человек не мыслит своего существования. Почти во всех пейзажах выдающихся русских художников, в том числе и у Левитана, присутствует Божий храм.

     Осень, сумерки, туман – любимые мотивы Левитана. Он словно предчувствовал, что проживет очень мало, поэтому – сознательно или безсознательно – то и дело к ним обращался («Сумерки», «Сумерки. Стога», «Лунная ночь. Деревня»).

     «Над вечным покоем» - без сомнения, лучшее произведение художника. В нем он достиг предельного обобщения. Человеческая жизнь и смерть, ад и Рай, извечная борьба добра и зла, тоска и просветление души – все это и многое другое можно прочесть в замечательной картине.

     И. Левитан прожил всего сорок лет. Но за это время он создал столько произведений, как будто прожил сто сорок лет. Что бы он ни писал – задумчивый заросший пруд, весеннее половодье, монастырь, спрятавшийся в заречном лесу, золотую русскую осень, - он писал мимолетность земной жизни, трагизм человеческого существования, одиночество человека в современном мире.

     Картина «Озеро» - лебединая песня художника. В ней он сказал все, что узнал, выстрадал, запомнил, открыл в течение всей своей недолгой, но чрезвычайно насыщенной творческими поисками  жизни. Он хотел назвать эту работу «Русь». Но потом передумал, решив, что «закрытое» название будет более естественным.

     Закончив знакомство с выставкой, я спросил у одного из экскурсоводов:

     -Был ли Левитан крещен?

     Тот ответил:

     -Этого я, к сожалению, не знаю.

     Я задал этот вопрос дугому экскурсоводу, но получил такой же неутешительный ответ.

     Дома я открыл книгу Сергея Дурылина «В своем углу». Он пишет: «Левитан очень любил православную церковную службу и часто заходил в церковь ко всенощной. Его поражало и пленяло своей красотой православное богослужение. Он находил бездну поэзии в вечернем сумраке малого и тесного храма, в огнях лампад, в тихом пении, в тонких струйках ладана, разносящихся по полупустой церкви, затихнувшей в полумраке. Старенькую деревянную плёсскую церковку он перенес на картину.

     Это был русский человек, всею душой и всем талантом русский… Он любил русскую природу, как может любить ее только настоящий русский человек, выросший среди нее, и, как художник, ничего другого он никогда и не любил, кроме этой природы, этих берез, этих церковок, этого тихого звона над притихшими полями и перелесками. Он никогда не ходил в синагогу, но и Православия он не принимал, - и умно делал: он понимал, что для того, чтобы принять его, мало любить церковки, любить красоту и поэзию церковной службы, - нужно еще и многое другое…»

     После кончины на груди Левитана был обнаружен православный крест. Это значит, что художник принял Таинство Крещения – так просто крестик на шею не надевают. Это произошло, по всей вероятности, за несколько лет до его смерти. Кто способствовал этому? Конечно, многие верующие православные люди, и в первую очередь Антон Павлович Чехов, с которым художник был дружен в течение длительного времени. Но главную роль, наверно, сыграла сестра Чехова – Машенька. Левитан объяснился ей в своей пылкой любви. Они много времени проводили вместе, говорили о русской природе и о русском искусстве, часто ходили в церковь на вечернюю службу. Маша была не равнодушна к своему ухажеру.

     Много лет спустя, когда Левитан, тяжело больной, лежал на смертном одре, Мария Павловна навестила его. Он сказал, тяжело вздохнув: «Если бы я когда-нибудь женился, то только бы на вас, Маша».

 Интересно письмо Левитана, которое он написал Антону Павловичу Чехову с берегов Волги, куда приехал с большими творческими планами. «Я никогда еще не любил так природу, - писал он, - не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто (курсив мой. – Н. К.), разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью. Без этого чувства не может быть истинный художник. Многие не поймут, назовут, пожалуй, романтическим вздором – пускай! Они – благоразумие… Но это мое прозрение для меня источник глубоких страданий. Может ли быть что трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть бога во всем (курсив мой. – Н. К.) и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения…»

     Как видим, Левитан Господа Бога не отрицал, наоборот, прекрасно понимал, что всю красоту, которая нас окружает, создал именно Он, Творец Вселенной. Но к Богу как Спасителю художник, скорей всего, так и не пришел (не случайно имя Создателя он пишет с маленькой буквы).

     Совсем по-другому, думается, сложилась бы жизнь художника, если бы Машенька Чехова согласилась стать его женой. Под ее влиянием он, вполне возможно, постепенно воцерковился бы и стал верующим человеком.       

     Какова загробная участь художника? Этого мы не знаем. Мы не знаем также, было ли совершено отпевание усопшего. Его пребывание в Вечности находится полностью в руках Господа Иисуса Христа, Который печется о спасении абсолютно каждого человека.

 

                                                

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       

 

       

 

                        ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД!

 

 

                Книги Юлии Вознесенской – еще одна идеологическая диверсия темных сил против России

 

 

        Мы живем в последние, предантихристовы времена. Враг рода человеческого – диавол, зная, что его дни сочтены, делает все возможное, чтобы соблазнить как можно больше людей и увести их с собой в геенну огненную. В наши дни он действует особенно нагло и хитро, расставляя сети везде, где только можно – и в политике, и в спорте, и в искусстве. Политиков он соблазняет властью и деньгами, и те охотно продают ему свои  души, спортсменов – новыми немыслимыми рекордами, писателей, художников и поэтов - сиюминутной человеческой славой.

        Россия – главная сцена, на которой обольститель ставит свои спектакли, полные внешнего блеска, ложных эффектов и пустой болтовни…

        В течение нескольких последних лет я довольно часто слышал хвалебные отзывы о книгах Юлии Вознесенской. Читать их, однако, я не собирался – во-первых, автор незнаком, а, во-вторых, мода, в том числе и на женские романы, быстро проходит. Но вот в мой дом проникла сначала одна книга Вознесенской, а потом другая. «Ничего не поделаешь, придется прочитать и составить свое мнение», - решил я.

        Повесть «Мои посмертные приключения» оставила весьма тягостное впечатление. До сих пор я считал, что загробная жизнь – это суровая реальность, с которой столкнется – хочет он того или не хочет – каждый человек. А Юлия Вознесенская предложила мне игру, причем не очень интересную. Все в этой игре противоречит истине: героиня повести не должна была пройти мытарства, потому что была неверующая, в храм не ходила, Бога не знала. И все же прошла их с легкостью необыкновенной.

        Ад в книге показан очень привлекательно: чистенький город, его обитатели гуляют по красивой набережной, слушают приятную музыку, купаются в теплом море, заходят в кафе, отдыхают в тенистом парке – ну, прямо модный курорт на Средиземном море, вроде Ниццы или Малаги. Этого мало, каждый из его жителей может в любой момент перевоплотиться и стать другим – в сознание читателя незаметно внедряется чрезвычайно вредная, чуждая Православию бесовская мысль.

        В аду, оказывается, можно молиться, призывать Господа Бога и Божию Матерь, чтобы Они помогли тебе. И Ангел Господень спасает тебя в самую последнюю секунду от неминуемой смерти. Более того, здесь, в аду, можно каяться в своих грехах, и чем усерднее каешься, тем быстрее Господь избавляет тебя от всех бед. Но и это еще не все: здесь есть что-то вроде монастыря, в котором подвизаются «монахи» и даже «затворники»; есть и пещерная  церковь. А вот описание келлии: «Пещерка, скорее даже просто углубление в каменной стене. В маленькой нише горит тонкая свеча. В противоположной стене высечена скамья, над ней копотью нарисован большой православный крест. (Обратите внимание: в аду – православный крест! В следующей книге автор, чего доброго, и на антихриста его наденет. – Н. К.) Откуда-то доносится хоровое пение:

        -Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!»

        (Автор, конечно же, не упустила возможности упомянуть имя ангела тьмы, к которому она относится с большой симпатией, если не сказать больше. Она просто «забыла», что во всех православных молитвословах Третья Ипостась Божества пишется  через букву «з»: «Безсмертный»).

        Одним словом, Вознесенская профанирует загробную жизнь, представляет ее в ложном свете и наносит неискушенному читателю непоправимый духовный вред.

        Слово «сатана» она везде пишет с большой буквы, а имена Господа нашего Иисуса Христа и Его Пречистой Матери – частенько с маленькой. А в начале книги она побила рекорд, на одной строке умудрившись слово «Бог» написать с маленькой буквы, а слово «сатана», разумеется, с большой. Диссидентское движение она подает как положительное явление, хотя мы все прекрасно знаем, что оно разрушительно по своей сути. Она ругает Анну Вырубову, честнейшего и порядочнейшего человека, подругу Государыни Императрицы Александры Феодоровны, и тем самым показывает, на какой стороне баррикады она находится. Несколько раз в повести настойчиво повторяется, что «муж спасается женой», но ни разу не сказано, что жена может быть спасена мужем.     

        Затем я взялся за вторую книгу. У нее длинное название – «Путь Кассандры, или приключения с макаронами». Действие романа происходит в то время, когда в мире воцарился антихрист. Большинство людей, разумеется, приняли «печать зверя» и живут припеваючи; малая часть людей ее не приняла и превратилась в «асов», то есть в бомжей. Автор описывает приключения своей героини и попутно расставляет ловушки для простодушных, не укорененных в вере, читателей.

          Одна из них заключается в том, что от печати антихриста можно откупиться. Видимо, это ловушка предназначена для «новых русских», у которых денег пруд пруди. Вторая ловушка более тонкая: от печати  можно избавиться – или прижечь палец, как это сделала Кассандра, или удалить ее кислотой. Но мы  знаем, что «печать зверя», нанесенную на правую руку или на лоб, уничтожить нельзя – она врастает в тело. Неофиты и люди, еще только приближающиеся к Богу, этого не знают, как не знают и многие «давнишние» христиане. Значит, они могут рассуждать так: приму печать и буду жить, как все: покупать то, что мне нужно, продавать то, что мне не нужно, а потом, в самом конце, когда печать мне будет не нужна, я ее удалю.

        Фантазия автора идет еще дальше: некоторые люди несколько раз принимали печать антихриста и избавлялись от нее. Вот так: не страшна «печать зверя», да и все! Захотел – принял, захотел – избавился. 

            Нет, любезнейшая Юлия, довольно морочить голову простодушным читателям - антихриста не обманешь, он слишком хитер и коварен, того, кто попал в его лапы, ожидает печальная участь.

        «Приключения с макаронами» - откровенно графоманская вещь. Если бы кто-то объявил конкурс на лучший графоманский лжедуховный роман, то «Макароны», без сомнения, заняли бы первое место. Для автора не существует законов прозы – она ломится напролом, как бульдозер; логика повествования, правда жизни – такие вещи для нее не существуют. Она задалась определенной целью – превратить свою героиню из неверующего человека, который поклонился антихристу и принял его печать, в человека церковного, обретшего истинную спасительную веру, и лихо понеслась от одной нелепой главы к другой.

Она «забыла» о том, что Кассандра, приняв «цифрового ангела», стала верным слугой антихриста и полностью находится в его власти. А уж он никак не захочет выпустить ее из своих «объятий». Если в «обычной» жизни приход к вере убежденного безбожника является весьма затруднительным, то что говорить о временах антихристовых!

Я не верю ни одному слову этого «романа».

        Все люди, которые примут печать антихриста, попадут в электронный концлагерь. Каждый их шаг, каждое движение, каждый вздох будет контролироваться хозяевами. Они, эти хозяева, будут знать, сколько у этого номера (там не будет людей, а только номера) денег, на что он их тратит, куда он пошел или поехал, что подумал или пожелал. Другими словами, это уже не человек, а робот, которым легко управлять: нажал кнопку –  и тот выполнил то, что нужно хозяевам. (В. Чернов написал рассказ «Один день», в котором, на мой взгляд, очень удачно показал, как «живет» такой робот (журнал «Первый и Последний», № 12, 2004 г.)). Человек, который попал в электронный концлагерь, становится его пленником навсегда, вырваться из него абсолютно невозможно.

        Ясно, как дважды два, что такому роботу-пленнику никогда не придет в голову мысль избавиться от «печати зверя»; если же она, эта мысль, вопреки всем законам электронного концлагеря все же появится, то хозяевам нетрудно  превратить ее в свою противоположность.   

        Имя для своей героини автор выбрала неслучайно: Кассандра – злая пророчица, предвещательница несчастья; читая роман, неофит не обратит внимания на этот нюанс, но, если он попадет в места, где «плач и скрежет зубов», бесы тут же напомнят ему имя той, приключениями которой он восторгался.

        «Роман» Вознесенской – это антилитература. Что ни страница, то неуклюжий диалог, что ни глава, то сюжетный абсурд. «Я завернула в камень полотенце» - один из «изысканнейших перлов» лихой графоманши (стр. 355). Вот уж действительно: если Бог хочет наказать человека, Он лишает его разума.

        Вознесенская, как всегда, верна себе: имена «сатаны», «антихриста», «папы римского» пишет непременно с большой буквы, а имена Господа Бога и Божией Матери – частенько – с маленькой.

        Скучное, нудное, сверх всякой меры затянутое повествование.

        Подведем итоги.

        В ряду идеологических диверсий против России и русского народа – серия книг о Гарри Поттере английской писательницы Джоан Роулинг, фильм Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа», балет «Распутин», поставленный на одной из главных сцен Санкт-Петербурга, фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы»  – «христианские» фэнтэзи Юлии Вознесенской по своей вредности для человеческой души занимают далеко не последнее место: каждая ее книга – словно укус ядовитой змеи.

        Церковному, укорененному в вере человеку дешевые опусы Вознесенской вреда не принесут, он легко увидит их духовную фальшь. Они опасны для людей невоцерковленных, не имеющих собственного духовного опыта, а также для неофитов. Такие люди могут легко попасть в искусно расставленные ловушки и погибнуть для Вечной Жизни. Неслучайно издательство «Лепта» адресует книги в первую очередь детям среднего и старшего школьного возраста, то есть самой уязвимой аудитории.      

        Первой книге предпослана вступительная статья, а у второй есть послесловие. Они выполняют роль костылей. Но гнилому организму не помогут никакие подпорки – он все равно рассыплется в прах.

        Автор послесловия Е. Павликова всеми силами старается доказать недоказуемое – выдать «роман»  за какое-то достижение. И уж совсем смешна ее попытка поставить Юлию Вознесенскую на одну доску с настоящими серьезными писателями – Гилбертом Честертоном и Клайвом Льюисом, которые писали на христианские темы. Но как Земля далека от Солнца, так и Вознесенская далека от этих авторов.        

Реклама призывает купить и прочитать очередные «шедевры» Ю. Вознесенской – роман «Паломничество Ланселота», который является продолжением «Кассандры», а также повесть «Юлианна, или игра в киднеппинг» (у этой повести, конечно, тоже есть продолжение). Короче, ядовитым опусам Ю. Вознесенской, подобно зловонным канализационным потокам, нет конца…

 

                               Х   Х   Х

 

«Раньше я считал, что среди православных писателей «почетным» графоманом № 1 является Николай Блохин. Но Юлия Вознесенская, выпустив серию лжедуховных книг и решительно оттеснив Блохина, властно заняла искусительный пьедестал». Хотел было поставить эти две фразы в свою рецензию, но потом передумал.

 

                                                                

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                 СВЯТИТЕЛЬ-ХИРУРГ

               

 

        Издательство «Даниловский благовестник» выпустило в свет книгу «Святитель-хирург», рассказывающую об исповедническом подвиге архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого). Издание роскошное: большой формат, прекрасная бумага, крупный шрифт, твердая обложка, превосходное оформление. Это уже третье издание книги. В него включен очень интересный раздел – доклады уполномоченных по делам религий о деятельности архиепископа Луки. Мы смотрим на Крымскую епархию, на ее церковную жизнь, на ее проблемы, а самое главное, на ее духовного руководителя глазами большевиков-атеистов. Перед нами предстает облик мужественного непоколебимого исповедника Христа. Архиепископу Луке приходилось нести свое служение под жестким атеистическим прессом: безбожная власть в лице своих уполномоченных делала все для того, чтобы церковная жизнь не развивалась, а угасала, чтобы церкви не открывались, а закрывались, чтобы священников становилось все меньше и меньше.

        Доклады уполномоченных – это как бы кривое зеркало той действительности, в которой жил крымский владыка.

        Вот отрывок из доклада уполномоченного Я. Жданова за 1-й квартал 1949 года.

        «Я ему (владыке) заметил, что в Ялтинском соборе не выполняют указы Патриарха и Синода от 25/VIII и 16/Х1-48 г. в отношении проповедей о том, что священники могут говорить проповеди в воскресе­нье и праздничные дни по толкованию и объяснению Евангелия и что проповеди должны носить чисто церковный характер. Но в Ялтинском соборе пропо­веди произносятся ежедневно, да еще по два раза, во время утренней службы и вечерней.

Кроме того, священником Руденко два раза в неделю, по воскресеньям и четвергам, после ве­черней службы проводятся беседы на «душеспаси­тельные темы», и эти беседы не являются ли пре­подаванием Закона Божия.

        О днях и часах бесед на входных дверях собора вывешено объявление.

В притворе при входе в собор на обеих стенах висят большие плакаты с рисунками, художественно оформленными, на библейскую тему «О земной жиз­ни Иисуса Христа, Сына Божия, Спасителя мира», под каждым рисунком имеется текст, составленный священником Руденко, по сути дела, это - нагляд­ная религиозная пропаганда, затем при соборе для прислуживания священникам имеются пять мальчи­ков-школьников.

Лука на это мне ответил так: «Что проповеди произносятся ежедневно - это хорошо, так и долж­но быть, так как он и сам их говорит ежедневно, с указами Синода в отношении проповедей и непре­подавания Закона Божия он не согласен, о чем и писал Патриарху, что главным-то образом он и едет к Патриарху для беседы с ним по этим вопросам».

Если священник Руденко проводит вопросы на «ду­шеспасительные» темы после службы - тоже неплохо, и эти беседы проводились испокон веков, он и сам, еще будучи священником в Ташкенте, такие беседы проводил, ничего в этом нет плохого, в отношении мальчиков сказал: да, это много и не нужно.

Далее Лука рассказал о своих проповедях, что его проповеди записываются.

В Тамбове запись вела стенографистка, и там­бовских проповедей у него большой том, более 200 проповедей, отпечатанных на машинке; здешних, крымских, у него два тома, записываются одной старушкой, хотя она и не стенографистка, но де­лает записи не хуже стенографисток, хотя ему приходится их потом исправлять, что он в своих проповедях иногда выступает против материализма. И далее сказал следующее:

«...хотя это вам, коммунистам, и не нравится, но ничего поделать нельзя, вы, коммунисты, ведете   антирелигиозную пропаганду, а я - религиозную. Выступал против материализма в своих проповедях и буду выступать, говорю проповеди строго по Евангелию, а в Евангелии есть места против ма­териализма. Многие проповедники в своих пропо­ведях об этих острых местах умалчивают и их об­ходят, но я этого никогда не делал и делать не буду, я знаю, что за моими проповедями следят, и очень аккуратно, из МГБ, и там в моих пропове­дях ничего не находят предосудительного. Но если они коммунистам не по душе, то тут ничего не поделаешь».

В заключение всего этого Лука сказал: «...не пора ли мне, Яков Иванович, уезжать из Крыма, здесь я многим, как видно, не нравлюсь, мешаю, надоел, и они рады были бы от меня избавиться», и тут же, смеясь, заметил: «...если перейду и в другое место, получится то же самое, буду так же мешать, мною будут недовольны, что такое положение со мной бывает везде, где бы ни нахо­дился» .

        В третьем квартале этого же года уполномоченный приводит такие слова архиепископа:

        «…Поскольку священников не хватает, ста­рые кадры выбывают, новые готовятся слабо,а т.к. церкви, не действующие за отсутствием священников свыше 6-ти месяцев, должны закрываться, поэтому количество церквей все будет уменьшаться, и при­вел такой пример: «При епископе Иоасафе в Крыму было более 60 церквей, когда я прибыл в Крым, принял 58 церквей, а сейчас осталась 51, а через пару лет, видимо, останется 40, или еще меньше, и далее Лука сказал - так вы, коммунисты, и веде­те к тому, чтобы церкви и религиозность среди населения свести на нет, а новых церквей не раз­решаете открывать, хотя население их желает иметь», привел пример с Балаклавой.

В заключение беседы Лука сказал:

«Когда я был у Патриарха и беседовал с ним на эту тему, последний мне говорил, что такое положе­ние повсюду, количество церквей все уменьшается, а новых открывать не разрешают» - и далее заметил: «Поэтому вас, коммунистов, и ругают везде за гра­ницей, что в СССР гонение и преследование церкви, что так оно и получается, церкви закрывают, священники арестовываются и высылаются, - привел при­мер с себя, что я 11 лет пробыл в тюрьмах, в ссыл­ках, и никакого мне обвинения не предъявлялось».

Мои замечания и разъяснения о неправильном его суждении убедить его не могли».

Уполномоченные были разные, но их объединяло одно: ненависть к Христовой Церкви. Вот какую характеристику владыки дал уполномоченный А. Гуськов в 1959 году:

«Архиепископ Лука, обеспокоенный снижением по­сещения церквей верующими и особенно молодежью и детьми школьного возраста, подготовил проповедь «Слово в день Введения во храм Пресвятой Бого­родицы» и разослал ее всем церквам для зачтения. В этой проповеди Лука ропщет на то, что попущени­ем Божьим много церквей закрыто, особенно в селе, а поэтому он рекомендует организовывать домашние церкви, где и воспитывать детей в христианском духе. Лука сетует и на то, что школа не учит За­кону Божьему и заключает: «Так что же, неужели наши дети, христианские дети, обречены стать ни­чего не ведающими в Законе Божьем? О нет! Нет! - восклицает Лука, - да не будет этого великого горя! Так учите, учите детей своих и тогда Ва­ша семья станет домашней церковью, и свет Хрис­тов из этой домашней церкви будет распространя­ться, невидимо для Вас, за пределы Вашей семьи».

Политика Луки совершенно ясна и понятна, в этой проповеди показал он и свое подлинное лицо как правящего архиепископа. По существу этой проповеди я беседовал со многими священниками, и большинство из них согласились, что она непри­емлема в наше время (наверняка врет А. Гуськов. – Н.К.).  Беседовал по этому вопросу я и с Лукой. Он заявил, что ничего в ней крамоль­ного нет, однако признал, что она резковата и бьет прямо в цель без всяких обиняков. Я в спор с Лукой не вступил, однако, как мне стало известно, он ее священникам в церквах читать запре­тил, мотивируя тем, что они эту проповедь могут не понять и трактовать, кто как вздумает» (опять наглая ложь: неужели владыка пойдет против самого себя?! - Н.К.).

 

 

                                                        

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

           
 
                ПОБЕДА МУАМАРА КАДДАФИ

                 И АГОНИЯ ЗАПАДА                 

 

 

  Современная Ливия – это зеркало,  в которое смотрится все человечество. И что же оно видит? Оно видит лицо, которое мало похоже на человеческое. По нему гуляют пагубные страсти, оно искжено до последней степени, взор погас, губы искривлены в отвратительную гримасу, дряхлость просматривается в каждой черте.

Шайка государств-палачей решило стереть Ливию с лица земли: почти каждую ночь самолеты-стервятники бомбили жилые кварталы Триполи и других городов, гибли (и будут гибнуть) ни в чем неповинные люди, уничтожались мосты, дороги, склады с оружием, танки, солдаты, верные правительственному режиму. Методично и планомерно уничтожалась одна из самых процветающих стран современного мира.

 Сорок лет этой страной управлял полковник Муамар Каддафи. Он сделал не то что многое, а очень многое для своего народа. В Ливии было бесплатное образование и здравоохранение, дешевые продукты. Зарплата медсестры составляла 1000 (!) долларов. Новобрачным давали 64 тысячи долларов на покупку квартиры. Плата за электроэнергию, а также квартирная плата отсутствовали. Кредиты на покупку автомобилей и квартир были беспроцентными. Риэлтерские услуги были запрещены – Каддафи ненавидел спекулянтов. Бензин стоил дешевле воды –  один литр - 0, 14 доллара.

В Ливии были высокие доходы от продажи нефти, эти доходы полковник распределял между всеми жителями страны. У нас тоже высокие доходы от продажи нефти и газа, но бензин у нас самый дорогой в мире, газ тоже очень дорогой, и ни одному жителю нашей страны не досталось и никогда не достанется даже одна копейка, даже сотая доля копейки из этих доходов.

Есть разница?

Добавлю к сказанному, что Каддафи много помогал народам других африканских стран. «Все, что было в моих силах», - это его слова.

За короткое время цветущая страна превращена в развалины. Полковник Каддафи предпринимал все меры для того, чтобы спасти нацию. Но силы были слишком неравны, а так называемая мировая общественность, ослепленная лживой поропагандой, спокойно взирала на беззаконие. Муамар Каддафи пятого апреля этого года составил завещание. В нем говорится: «Они знают, что наша страна независима и свободна, что она не в колониальных тисках, что мое видение, мой путь был и остается ясным для моего народа и что я буду сражаться до последнего вздоха за нашу свободу, да поможет нам Всемогущий оставаться верными и свободными».

Размышляя о судьбе Ливии и о полковнике Каддафи, я вспомнил рассказ Льва Толстого «Люцерн». Рассказ написан на автобиографическом материале в 1857 году. Люцерн – это небольшой курортный городок в Швейцарии, пользующийся большой популярностью среди туристов. Главный герой произведения, князь Д. Нехлюдов, приезжает в этот городок, чтобы отдохнуть и приятно провести время. Однажды, гуляя в вечерний час, он увидел странствующего тирольца, который, стоя перед фешенебельной гостиницей Швейцергоф, под аккомпонемент гитары пел народные песни. «Небольшой голос его был чрезвычайно приятен, нежность же, вкус и чувство меры, с которыми он владел этим голосом, были необыкновенны и показывали в нем огромное природное дарованье. Припев каждого куплета он всякий раз пел различно, и видно было, что все эти грациозные изменения свободно, мгновенно приходили ему».

 Закончив пение, он снял фуражку и подошел ближе к гостинице, надеясь, что кто-нибудь даст ему несколько монет.  Однако никто ему ничего не дал. «Элегантная публика все так же живописно в свете огней стояла на балконах и в окнах, блестя богатыми одеждами; некоторые умеренно-приличным голосом разговаривали между собой, очевидно, про певца, который с вытянутой рукой стоял перед ними, другие внимательно, с любопытством смотрели вниз на эту маленькую черную фигурку, на одном балконе послышался звучный и веселый смех молодой девушки. В толпе внизу громче и громче слышался говор и посмеиванье… На бульваре снова возобновилось гулянье».

Гениальное перо мастера показало бездушие курортной публики; если говорить еще точнее, оно показало мертвечину Запада. Прошло сто пятьдесят лет. Запад оскотинился еще больше, мертвечина стала еще более мертвой. От Запада не осталось ничего. Африканские людоеды, и те, наверно, выглядят лучше – те убивают, чтобы насытиться, а эти убивают, чтобы обогатиться.

Ливийский лидер уничтожен, верные ему гарнизоны и войска разгромлены. Но нельзя поставить народ на колени, нельзя отнять у него любезную свободу. Даже лежа в гробу, измученный и истерзанный, полковник Каддафи остался непобедимым. Победа заключена в самом его поражении.

Вот мнение одного из ливийцев на недавние события.

«У нас бомбят каждый день в пять часов утра и в восемь часов вечера, - говорит ливиец Мабрук, до которого в Триполи дозвонился один московский журналист. – Конечно, в городе есть разрушения и жертвы. Но мы не боимся этих ракет. Мы живем свободными и умираем свободными. А те, кто бомбит с воздуха, пусть они придут к нам свими ногами, если они мужчины. Я простой ливиец, обычный бедуин – и я не ожидал даже, что наш народ такой, каким он проявил себя в эти дни. Люди не боятся этих ракет, они собираются, выходят на улицы целыми семьями, даже танцуют. Такое ощущение, что мы живем в новой Ливии…»

Народ Ливии помнит Бога, а  те  - нет.

Ливия молится, а Запад агонизирует.

Вот что сказал Муамар Каддафи в день своего рождения в июне этого года:   
   «Слушайте меня, трусы! Вы никогда не заставите великий народ Ливии бояться вас. Вам не устрашить несгибаемый Триполи.    
   Слышите? Мы не сдадимся!
   У нас есть наша земля, и мы живем на ней. Мы можем умереть, - это не так страшно, - но мы не отдадим вам нашу Родину, нашу землю. Мы не сдадимся, мы не продадим ни ее, ни себя.    
     Это наш долг перед Историей, перед нашими дедами, которые жертвовали жизнями за эту землю, и перед грядущими поколениями, которым выпадет счастье родиться в Ливии.
  Лучше умереть, чем жить под сапогом НАТО. Лучше умереть, чем испугаться ваших ракет и самолетов.

  Рядом со мной мой народ, а моя душа устремлена к Богу».
 
 
                                                                                                             

 

 

         "МЫ НЕ СДАДИМСЯ!"
   
   Заявление Муаммара Каддафи, распространенное 7 июня 2011 года, в день его рождения. Публикуется без сокращений и комментария
   
   Слушайте меня, трусы!
   Вы никогда не заставите великий народ Ливии бояться вас. Вам не устрашить несгибаемый Триполи.
   Триполи отразил испанцев и варваров Юга, мальтийских рыцарей и византийцев, Триполи на равных боролся с Римом. Под стенами Триполи были биты и итальянцы.
   Слава Триполи!
   Слава Ливии, Ливии, столкнувшейся нынче с самым диким, смертоносным варварством, но не намеренной сдаваться.
   Слышите? Мы не сдадимся!
   У нас есть наша земля, и мы живем на ней. Мы можем умереть, - это не так страшно, - но мы не отдадим вам нашу Родину, нашу землю. Мы не сдадимся, мы не продадим ни ее, ни себя.
   Вы - тираны!
   Вы - фашисты!
   Ваше дело несправедливое, вы не знаете, что такое Родина…
   У вас есть выбор.
   Уйдите назад, откуда пришли, покайтесь, вы, кровопийцы, убирайтесь, уведите прочь своих солдат, раскайтесь и оставьте Ливию ее народу. Ливийцы сами решат исход этой битвы и сами положат конец этому.
   Вы хотите слышать волю ливийского народа?
   Вы услышите, вы узнаете ее!
   Миллионы ливийцев пойдут в горы, пойдут во все районы страны, где прячутся банды, которых вы науськали стрелять в нас. Ливийцы устремятся на восток и на запад, миллионы ливийцев найдут их, где бы они ни прятались, и ваши самолеты не смогут остановить их. Никакие банды не смогут устоять против миллионов мужчин, женщин, детей, стариков, вставших, чтобы освободить нашу землю.
   Это наш исторический долг.
   Нет слабости в нашей истории и нет предательства. Мы не предадим сами себя. Жгите нас издалека, как вы любите делать, поливайте нас огнем, - мы все равно сильнее ваших ракет и самолетов. Наш голос громче грохота бомбежек. Воля ливийцев сильнее вашего железа. Не в первый раз вы бомбите нас, а затем, потерпев поражение, жалко каетесь.
   Я говорю с простыми ливийцами, и я знаю: народ Ливии готов к славе и дух его высок. Наше поколение не будет стыдиться себя. Наши дети и внуки не будут стыдиться отцов и дедов. Мы победим. Мы разобьем врага. Рано или поздно. Пусть не сейчас, а позже. Мы приняли решение выполнить наш долг перед самими собой. Мы не хотели этой злой, несправедливой войны, - но раз вы ее начали, что ж. Мы готовы умирать. Это наш долг перед Историей, перед нашими дедами, которые жертвовали жизнями за эту землю, и перед грядущими поколениями, которым выпадет счастье родиться в Ливии.
   Вы, живущие за морем, вы, посылающие «Миражи», чего вы хотите?
   Разве мы вредили вам? Разве мы перебирались к вам через море?
   Для чего эти бомбежки?
   Чтобы сломить нас?
   ИДИТЕ В АД!
   Мы никогда не сдадимся.
   Слышите? Никогда!
   Не пугайте нас смертью. Мы приветствуем смерть. Лучше умереть, чем жить под сапогом НАТО. Лучше умереть, чем испугаться ваших ракет и самолетов. Нам это не нужно. Это не жизнь. Смерть героя и мученика в миллионы раз лучше, чем такая жизнь.
   Ливийцы, родные мои, укрепляйте свой дух!
   Я знаю, вы отважны. Так держите же голову высоко. Смотрите на нашу молодежь, пришедшую ко мне в Баб аль Азизию во время бомбежек. Это - ливийцы. Это ливийцы, которых кто-то хочет сломить и поставить на колени. Это наши мужчины и женщины, это наши юноши и девушки, слишком гордые, чтобы не сражаться, боясь смерти.
   Умереть не страшно!
   Страшно предать себя и свой долг перед Родиной.
   Победа или смерть.
   Таков наш долг перед будущим и нашей землей.
   Слушайте, вы, пришедшие на нашу землю, чтобы убивать!
   Даже ливийские женщины в гневе встали на путь войны. Они тысячами приходят сюда, чтобы обучаться владеть оружием. Смотрите, псы: великие ливийские женщины берут в руки оружие, готовясь к битве.
   Вы можете убивать солдат. Но вы никогда не сломите вооруженный народ.
   Дерна восстанет!
   Бенгази восстанет!
   Племена Бреги уже восстали и атакуют вас. Вы уже знаете, как они отважны.
   Вы оскверняете Бенгази своими визитами, властью своих грязных марионеток.
   Вы оскорбляете людей Бенгази.
   Племена сметут позор.
   Нет жизни для предателей. Жизнь предателя не стоит ничего. А наш народ вынесет все.
   Слушайте, вы: вот он - я, ливиец Муаммар! Я стою здесь, с людьми, и говорю, а бомбы разрываются рядом со мной.
   Я вижу в небе вражеские самолеты.
   Но я не боюсь.
   Рядом со мной мой народ, а моя душа устремлена к Богу.
   Вперед!
   Миллионы уже идут на запад и на восток, чтобы выполнить свой долг.
   Мы победим!
   

                                         Х   Х   Х

 

Он был патриотом своей страны, Муамар Каддафи. Он сделал для Ливии больше, чем кто-либо; он осчастливил свою страну. Он мог и не погибнуть, если бы Россия вступилась за Ливию, если бы сказала только одно слово: «Нет». Если бы сказала: «Руки прочь от Ливии!»

Но она этого не сделала.

Мы многим помогаем выжить, а Ливии не помогли. Это пятно на всей России, на всех его людях, на тех, кто мог ее спасти, но не спас.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

         

                         КОЛОСС НА ГЛИНЯНЫХ НОГАХ

 

                                                 I

 

 Я давно приглядывался к роману Михаила Шолохова «Тихий Дон»: то ли надо его читать, то ли нет? Меня, как и любого читателя, смущали его размеры. Сейчас мало кто обращается к таким громадным вещам, ни у кого нет времени; может быть, только литературоведы да студенты филологических факультетов читают, да и то по обязанности.

 Однако желание познакомиться с главным произведением М. Шолохова, лучше узнать историю России в один из ее поворотных моментов, из первых уст услышать о жизни донских казаков, их нравах, быте, а, главное, характере – все это пересилило, и я взялся за чтение. Оно заняло почти целый год. Даже сам удивился, как мне удалось одолеть такую махину – почти полторы тысячи страниц довольно мелкого шрифта.

Роман написан с большой художественной силой. Поздние произведения М. Шолохова – «Поднятая целина», «Судьба человека» и другие – не идут ни в какое сравнение с «Тихим Доном» - такое ощущение, как будто они написаны совсем другим автором.

Суровая правда жизни – вот что в первую очередь отмечаешь про себя, листая страницу за страницей, одолевая главу за главой. В романе много грязи, матершины, предательства, крови, жестокости, слепой ненависти, человеческой глупости, невежества, батальных сцен, страшных смертей, издевательств одного человека над другим, слез, страданий, несбывшихся надежд, блуда, прелюбодеяний, откровенной пошлости – и все это называется повседневная жизнь в переломную эпоху, которая наступает тогда, когда народ отрекается от Бога и попадает в лапы сатаны.

 «Тихий Дон» повествует о смуте и прежде всего о смуте в умах людей. А если человек повредился, то от него можно ожидать чего угодно, его поступки находятся уже вне человеческой порядочности, вне норм морали, вне закона, вне совести. Смута – это молох, который перемалывает человеческие судьбы, стирает с лица земли целые народности, разрушает до основания жизненные устои.

В романе очень много героев, но постепенно, по ходу повествования, их становится все меньше и меньше – смерть выхватывает их из жизни. Чудом остался жив (а роман уже заканчивается) уставший от безконечных передряг лихой вояка Григорий Мелехов, но и его через день-другой ожидает неминуемая гибель.

Смерть – один из главных героев «Тихого Дона», она распростерла свои крылья почти над каждой страницей обширного повествования. Так бывает всегда, когда люди, разделившись на два непримиримых лагеря, преследуют только одну цель – уничтожить друг друга.

Донские казаки под командой Голубова провели удачное контрнаступление, наголову разбили отряды Чернецова и взяли в плен сорок офицеров, в том числе и самого Чернецова.

«-Попался, гад! – клокочущим низким голосом сказал Подтелков и ступил шаг назад; щеки его сабельным ударом располосовала кривая улыбка.

-Изменник казачества! Под-лец! Предатель! – сквозь стиснутые зубы зазвенел Чернецов.

Подтелков мотал головой, словно уклоняясь от пощечин, - чернел в скулах, раскрытым ртом хлипко всасывал воздух.

Последующее разыгралось с изумительной быстротой. Оскаленный, побледневший Чернецов, прижимая к груди кулаки, весь наклоняясь вперед, шел на Подтелкова. С губ его, сведенных судорогой, соскакивали невнятные, перемешанные с матерной руганью слова. Что он говорил, - слышал один медленно пятившийся Подтелков.

-Придется тебе… ты знаешь?  - резко поднял Чернецов голос.

Слова эти были услышаны и пленными офицерами, и конвоем, и штабными.

-Но-о-о-о… - как задушенный, захрипел Подтелков, кидая руку на эфес шашки.

Сразу стало тихо. Отчетливо заскрипел снег под сапогами Минаева, Кривошлыкова и еще нескольких человек, кинувшихся к Подтелкову. Но он опередил их; всем корпусом поворачиваясь вправо, приседая, вырвал из ножен шашку и, выпадом рванувшись вперед, со страшной силой рубанул Чернецова по голове».

В Евангелии сказано, что кто меч возьмет, от меча и погибнет. Так случилось и с Подтелковым. С небольшим отрядом в сто-двести человек он двинулся в северные области Войска Донского с тем, чтобы собрать большую армию и ударить по казакам. Но ничего не вышло – народ не поддержал его. Он попал в плен к казакам.

«Двое офицеров, в черных масках, взяли Подтелкова и Кривошлыкова, подвели к виселице.

Подтелков мужественно, гордо подняв голову, взобрался на табурет, расстегнул на смуглой толстой шее воротник сорочки и сам, не дрогнув ни одним мускулом, надел на шею намыленную петлю. Кривошлыкова подвели, один из офицеров помог ему подняться на табурет, он же накинул петлю».

 Даже в «Войне и мире» Л. Толстого смертей, наверно, меньше, несмотря на Бородинское сражение. Как М. Шолохов смог изобразить такое, не знаю.

 

                                                 II

 

Трагичен переломный период в истории России, мастерски нарисованный молодым писателем. Так же трагична и судьба Григория Мелехова, главного героя шолоховской эпопеи. Грозное время искалечило его душу. Он и сам это очень хорошо сознает.

«-Ха! Совесть! – Григорий обнажил в улыбке кипенные зубы, засмеялся. – Я об ней и думать позабыл. Какая уж там совесть, когда вся жизня похитнулась… Людей убиваешь… Неизвестно для чего всю эту кашу… у меня вот тут сосет и сосет, кортит все время… Неправильный у жизни ход, и, может, и я в этом виноватый… Все у меня… помутилось в голове… Я так об чужую кровь измазался, что у меня уж и жали ни к кому не осталось.  Детву – и эту почти не жалею, а об себе и думки нету. Война все из меня вычерпала. Я сам себе страшный стал… В душу ко мне глянь, а там чернота, как в пустом колодезе…»

Несладко сложилась жизнь и Аксиньи, давнишней зазнобы Григория. Греховная страсть, терзавшая ее многие годы, в конечном счете погубила ее. Аксинья – это Анна Каренина двадцатого века. Впрочем, она переплюнула героиню Толстого – та прелюбодействовала с одним мужчиной, а эта – с несколькими. Образ чрезвычайно соблазнительный и чрезвычайно греховный, он работает на разрушение души.

Но Михаилу Шолохову этого показалось мало. Он подключает к этому греху и Дарью, которая пошла еще дальше Аксиньи, так как блудит напропалую (для этой цели она поехала… на фронт, где много солдатни). В конце концов она подхватила сифилис – надо же, какая «удачная» авторская «находка»!

Это не только явный перебор, но и неправда. В станице Вешенской был храм, люди были крещеные, аккуратно посещали богослужения, нравственность казаков и казачек была вне всякого сомнения – и вдруг такой «прокол»!

Вообще бабский момент у М. Шолохова сильно выпирает. Половина романа – про баб. Это уже получается не тихий Дон, а бабский Дон. Автор озабочен этим делом сверх всякой меры.

 

                                         III

 

Пейзаж – такой же полноправный персонаж в романе, как жители донских хуторов и станиц, как командиры красных и белых отрядов, как табуны коней в раздольных степях, как коршуны, парящие в сизе-голубом небе. Автор очень умело вкрапляет пейзажные картинки в свое повествование, заостряя тем самым психологические характеристики своих героев. М. Шолохов жил в донских краях, это его родина; бескрайнюю степь он впитал в себя с молоком матери, поэтому пишет о ней с  такой любовью и трепетом.

«Вызрел ковыль. Степь на многие версты оделась колышущимся серебром. Ветер упруго приминал его, наплывая, шершавил, бугрил, гнал то к югу, то к западу сизо-опаловые волны. Там, где перебегала текучая воздушная струя, ковыль молитвенно клонился, и на седой его хребтине долго лежала чернеющая тропа.

Степь родимая! Горький ветер, оседающий на гривах косячных маток и жеребцов. На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая горько-соленый запах, жует шелковистыми губами и ржет, чувствуя на них привкус ветра и солнца. Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок, суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы, в мудром молчании берегущие зарытую казачью славу… Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!»

Это по сути – гимн донской степи, пропетый звонко и красиво.

 

                                         IV

 

Роман написан сочным выразительным языком. Как весенний луг благоухает яркими чарующими цветами, так и «Тихий Дон» полон звучными удачными запоминающимися образами. Они всегда к месту, рождаясь из местного казачьего уклада жизни. «Тек Пантелею Прокофьевичу в уши патокой свашенькин журчливый голосок. Слушал старик Мелехов и думал, восхищаясь: «Эк чешет, дьявол, языкастая! Скажи, как чулок вяжет. Петлюет – успевай разуметь, что к чему. Иная баба забьет и казака разными словами… Ишь ты, моль в юбке!» - любовался он свахой, пластавшейся в похвалах невесте и невестиной родне, начиная с пятого колена».

А вот красочное сравнение, подмеченное внимательным глазом автора: «… в небесной вышине плавал месяц, как полнозрелый цветок кувшинки в заросшем осокой и лещуком пруду».

 

                                                 V

 

В 1965 году М.А. Шолохов был удостоен Нобелевской премии. Он стал классиком советской литературы.

Если рассматривать роман «Тихий Дон» с «обычной» мирской точки зрения (а члены Нобелевского комитета так и делали), то никаких претензий к нему не возникает – все на своих местах, писатель успешно справился с задачей, которую  перед собой поставил. Но если взглянуть на этот роман с христианской точки зрения, то картина получается совершенно иная. Дело в том, что «Тихий Дон» - произведение насквозь атеистическое. Уколы в сторону Русской Православной Церкви и ее служителей встречаются на протяжении всего повествования. Устами своего главного героя – Григория Мелехова – автор говорит: «Так вот насчет этого перста… Какой там может быть перст, когда и бога-то (так в тексте.- Н. К.) нету? Я в эти глупости верить давно перестал. С пятнадцатого года как нагляделся на войну, так и надумал, что бога (так в тексте. – Н. К.) нету. Никакого! Ежели бы был – не имел бы права допущать людей до такого беспорядка. Мы, фронтовики, отменили бога (так в тексте. – Н. К.), оставили его одним старикам да бабам. Пущай они потешаются. И перста никакого нету, и монархии быть не может. Народ ее кончил раз навсегда».

Слова Григория Мелехова – это кредо самого автора, выросшего в атеистической среде и впитавшего в себя все ее «прелести». Он  люто ненавдит все, что относится к Православию, поэтому его перо брызжет ядом. Бандит Чумаков выдает, например, такой пассаж: «Только попа-расстриги да свиньи в штанах нам и не хватает, а то был бы полный сбор пресвятой богородицы (так в тексте. – Н. К.)».

Даже здание церкви вызывает у автора чувство острой неприязни, если не сказать больше: «За окнами сухо и четко кричали перелетавшие вороны. Они кружились над белой колокольней, как над падалью».

 Ну, а что касается Священного Писания, то оно, по автору, годится разве что для сугубо низменных утилитарных целей.  Прохор Зыков жалуется: «У бабы моей крышка на сундуке была обклеена старыми газетами – содрал и покурил, Новый завет был, такая святая книжка, - тоже искурил. Старый завет искурил. Мало этих заветов святые угодники написали…»

М. Шолохову очень не нравится Царская власть, в частности, Государь Император Николай Второй, которого Русская Православная Церковь прославила в лике святых. Ну и конечно, монархия не нравится. Какому же атеисту придется по душе монархия и ее верный охранитель – Русский Царь?

«Мирон Григорьевич, снизив голову, глядел на залитую водкой и огуречным рассолом клеенку. Прочитал вверху завитую затейливым рисунком надпись: «Самодержцы всероссийские». Повел глазами пониже: «Его императорское величество государь император Николай…» Дальше легла картофельная кожура. Всмотрелся в рисунок: лица государя не видно, стоит на нем опорожненная водочная бутылка. Мирон Григорьевич, благоговейно моргая, пытался разглядеть форму богатого, под белым поясом мундира, но мундир был густо заплеван огуречными скользкими семечками. Из круга бесцветно одинаковых дочерей самодовольно глядела императрица в широкополой шляпе. Стало Мирону Григорьевичу обидно до слез. Подумал: «Глядишь зараз дюже гордо, как гусыня из кошелки, а вот придется дочек выдавать замуж – тогда я по-гля-жу-у… небось тогда запрядаешь!»

Что это, как не изощренная издевка?

Михаил Шолохов – дитя своего времени. Если бы он не оклеветал Русскую Православную Церковь и Царскую власть, то его роман, по всей вероятности, никогда бы не увидел свет. Ради земной славы он пошел на этот шаг.

Православие и самодержавие – вот два столпа, на которых веками стояла Святая Русь. Второго столпа у нас сейчас нет, и Русь держит только Православие, только вера русского народа, вера, которую большевики всячески вытравливали из наших душ, но, к счастью, так и не вытравили до конца. Михаил Шолохов с большим талантом и мастерством, данными ему Господом, подтачивает оба столпа. Особенно большой вред роман принес русскому народу в прошлом веке, когда его активно читали, но и сейчас, в наши дни, он продолжает свою разрушительную работу, правда, не так интенсивно.

«Тихий Дон» - чрезвычайно затянутый и чрезвычайно перегруженный роман. А если перегруженное судно выйдет в открытое море, то оно непременно затонет во время первого, даже небольшого шторма.

Обобщая сказанное, прихожу к печальному выводу: «Тихий Дон» - это колосс на глиняных ногах.

 

                                                 VI

 

Михаил  Шолохов похоронен в своей усадьбе в станице Вешенской. На могиле нет креста. Все закономерно: какой может быть крест на могиле человека, который не признавал Христа и который хулил Церковь и священников? Вполне возможно, что его даже и не отпевали.

Само собой напрашивается сравнение с Львом Толстым. Тот тоже похоронен рядом со своим домом в усадьбе «Ясная Поляна». На могиле также нет креста. Толстой, как и его советский коллега, был безбожником, отрицал церковные Таинства, поносил православную веру. Оба писателя – одного поля ягодки. Если же поле ядовитое, то и ягодки тоже ядовитые.

И Шолохов, и Толстой в земной жизни чрезвычайно преуспели:  оба купались в лучах человеческой славы, их слова и мнения по тому или иному вопросу у всех были на слуху, оба были кумирами читающей публики. Однако на поверку оказывается, что ничего хорошего в этом нет. Господь говорит: «Что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк. 16, 15). И дальше: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою» (Мф. 16, 26).

И Лев Толстой, и Михаил Шолохов, будучи атеистами, сильно повредили своим душам. Поэтому их загробной (вечной!) участи вряд ли кто позавидует.

 

 

                                                                       

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                         ИЗБРАННИК БОЖИЕЙ МАТЕРИ

                              

 

        Посмотрел  чудесный фильм. Он называется «Избранник Божией Матери». В нем идет речь о православном христианине Иосифе Муньосе-Кортесе, который в течение пятнадцати лет был хранителем мироточивой чудотворной иконы Божией Матери «Вратарница». Он возил ее по всему свету. Это был его апостольский подвиг. Икона Божией Матери помогала людям обратиться к Иисусу Христу и начать свое спасение, исцеляла людей, избавляла их от страха.

        Врагу рода человеческого – диаволу – был неугоден духовный подвиг брата Иосифа. В ночь с 30 на 31 октября 1997 года он был зверски убит в Афинах. Убийство было заранее спланировано и тщательно подготовлено. Иосифа обманом заманили в одну из гостиниц, связали, долго мучили и, наконец, умертвили. В убийстве участвовало, скорей всего, несколько человек.

Мироточивый образ Царицы Небесной исчез. Куда? Неизвестно. В акафисте в честь этой иконы поется: «Радуйся, благая Вратарнице, двери райския верным отверзающая». Верных православных христиан в современном мире оказалось очень мало, поэтому икона, побыв некоторое время среди нас, удалилась. Мы оказались недостойными ее.

Иосиф Муньос-Кортес (он, кстати, принял тайный монашеский постриг, а также схиму) – мученик вселенского значения. В наши дни нести апостольский подвиг неимоверно трудно. Силы зла, зная, что конец света близок, обнаглели настолько, что готовы уничтожить каждого, кто несет слово Божие, кто творит добро, кто пробуждает людей от сна. Брат Иосиф выполнил первейшую заповедь Христову: «Нет больше той любви, как положить душу свою за други своя». В Царствии Небесном он обрел один из самых блистательных венцов, превзойдя мучеников и исповедников первых веков христианства.

Вполне вероятно, Иосиф мечтал приехать с чудотворной иконой и в Россию. Его приезд во многом способствовал бы пробуждению русского народа от греховного сна, и ситуация в стране могла существенно измениться. Увы, этого не произошло. Но мы твердо знаем, что схимонах Иосиф, находясь у Престола Божия, усердно молится обо всем русском народе. Особенно усердно он молится Царице Небесной, Которая так любит Россию, что не может не спасти нас.

        Фильм создан русскими людьми, которые проживают в Америке (среди них -  насельники мужского монастыря в Джорданвилле).

Дгоброе дело они сделали.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                 КОРОЛЕВА КРАСОТЫ

 

         Закончил чтение книжечки святителя Николая Сербского “Письма к духовным чадам”. Книжечка маленькая, но стоит многих толстых томов. Духовные жемчужины обильно рассыпаны по ее страницам.

  “Объявляете мне безумную радость о том, что дочь Ваша избрана королевой красоты, - пишет он одной женщине.-  И как будто ожидаете, что и я Вас поздравлю. Мне стыдно об этом и писать, а вместо поздравления изъявляю Вам глубокое сожаление. Не знаю, зачем еще говорите в письме: ”Моей дочери, как образованной девушке, это очень лестно”. Ибо что и говорить об образованных и необразованных в наши дни?  Между многочисленными современными кризисами кризис образованности - один из главных. Кто знает, может ли назваться образованной какая-нибудь городская дама более, чем стыдливая горная пастушка!

  Здесь никогда нам не дойти до согласия, пока не вернемся к народному пониманию образованности и не скажем вместе с многомиллионным голосом народным: образован тот, кто имеет образ. А кто не имеет образа, тот и не образован, где бы ни жил он, какое бы ни занимал положение, какую бы ни носил в голове кучу знаний.

  В наших Подеевских селах о красоте шепталось, а о характере говорилось громко. Это происходило от глубокого сознания народного, что красота есть нечто преходящее и от человека не зависящее, тогда как характер непреходящ и от человека зависим. Знаете ли народную песнь о девице Милице? Как чудесно ответила она неким льстецам:

         Я не волшебница, чтоб облака гонять,

         Я лишь девица, чтоб себя охранять.

  Выбор королевы красоты - современный обычай старых латинских народов. В действительности это лишь хитро прикровенная торговля белыми рабынями. Проследили ли Вы судьбу многих из королев красоты в Европе? Как опасно! Дикие браки, внебрачные дети (бедные дети!), сенсационные брачные процессы, самоубийства. Вот Вам графа, в которую вписываются обычно королевы красоты! Неужели и Ваша дочка тоже! Лучше бы дали ей почитать описание геройской гибели ее отца на горе Цера, чем выводить ее на пестрое и опасное торжище. Кто может Вам поручиться, что великая Ваша радость вскоре не обратится в несказанную печаль и стыд - стыд такой, что спрячетесь в комнате своей и руками будете закрывать лицо? И будете знать, что по соседству злобно хохочут, и это Вам еще больше будет надрывать сердце.

  Из всех искушений, которые человек должен победить в самом себе, красота, во всяком случае, самое непреодолимое искушение. Одолели его святая Екатерина и Варвара, и Анастасия, и Параскева-Пятница, и многие другие - те, кто осознал в себе иную красоту, возвышеннее этой. Но будет ли сил одолеть ее у Вашей дочери, которая не имеет еще глубокой духовной основы и которая, кроме того, добровольно вышла на торжище красоты?

  Даровал бы ей Бог всесильный эти силы!

  Но красота, как и богатство (даже еще больше, чем богатство), ведет к гордыне. А гордыня - глетчер, с которого неминуемо падение в адскую бездну.

  Американские торговцы фильмами выдумали ради более успешной торговли, что Иуда-предатель был самым красивым из двенадцати Апостолов. Этого, конечно, ничем на свете нельзя доказать, кроме, может быть, как его кончиной, ибо кончина его была сходна с кончиной некоторых современных королев и королей красоты. Сей Иуда после того, как предал Сына Божия, бросив сребренники в храме… вышел, пошел и удавился (Мф.27, 5).

  Кто далеко заходит, гуляя с диаволом, тот с трудом возвращается на настоящий путь. Что Вам посоветовать? Выдайте поскорее дочь замуж, и чем скромнее, тем лучше. За какого-нибудь пекаря или кондитера, конечно, если бы эти уважаемые люди решились принять на себя такую ответственность. Так можете надеяться, что доживете и порадуетесь своим законным внучатам и Бога возблагодарите! Всемогуществом Своим может Творец удержать человека от падения и на скользком пути, по которому пустился по неведению или немощи. Да поможет Он и Вам, и той, которую любите Вы больше всего на свете, - дочери Вашей”.

 

                                         Х   Х   Х

 

Эти слова сербского святителя можно с полным правом адресовать и некоторым русским матерям, которые радуются тому, что их дочери участвуют в конкурсах красоты и даже занимают в них призоые места. Плакать надо этим матерям, а не радоваться.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                              

 

ЗАГАДКА ГОГОЛЕВСКОГО «НОСА»

        Два или три года назад я перечитал (уже в который раз) повесть Н. Гоголя «Нос». И, как и раньше, не понял ее. «Что за напасть? – подумал я. – Где тут собака зарыта? Не может того быть, чтобы повесть гениального мастера была ни о чем». Я позвонил моему другу Владимиру Воропаеву, доктору филологических наук, профессору МГУ, который всю жизнь занимается изучением творчества Гоголя и знает о нем все.

-О чем эта повесть? – спросил я.

 Он ответил:

-Не знаю.

Вот тебе и раз! Если ведущий специалист не знает, то кто же тогда знает?

Я решил перечитать всего Гоголя. Чтение заняло  примерно полтора месяца. Я открыл для себя Гоголя, можно сказать, впервые. И не потому, что читал его зрелыми глазами, а потому, что читал его как верующий человек. Все его произведения оказались духовными. В том числе и повесть «Нос». На этот раз она не показалась мне загадочной. Один из современников Гоголя назвал повесть шуткой. Но это не шутка. Это серьезное, даже весьма серьезное произведение.

Жизнь с Богом и жизнь без Бога – так можно обозначить главную мысль «Носа» (она в подтексте). Именно этим «ключом» открывается гоголевская повесть. То, что главную мысль нужно искать именно в религиозной сфере, нам подсказывает и сам автор: когда нос, разъезжая по городу, зашел в Казанский собор, то стал молиться «с выражением величайшей набожности». Еще одна подсказка: необыкновенное происшествие случилось двадцать пятого марта (по старому стилю), то есть в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы. И последняя подсказка: оба слова – Бог и нос – состоят из трех букв.

        Когда коллежский асессор Ковалев в один прекрасный день обнаружил, что у него отсутствует нос, то пришел в страшное смятение. Его можно было понять - что за жизнь без носа! Он любил гулять по Невскому проспекту, но, скажите, пожалуйста, как можно появиться на Невском без носа! А что скажет статская советница Чехтарева, увидев его в таком «пасквильном виде»? А как удивится штаб-офицерша Подточина? Я уже не говорю о том, что без носа как-то неловко затевать женитьбу, которая входила в жизненные планы Ковалева.      

Все предприятия, которые затевал майор Ковалев в этот прискорбный день, кончились полным провалом. Сначала он поехал к обер-полицмейстеру, но не застал его дома. «Минуточкой бы пришли раньше, то, может, застали бы дома», - сочувственно сказал привратник. Затем Ковалев нанес визит в газетную экспедицию с тем, чтобы «припечатать» объявление о попаже своего носа. Однако чиновник решительно отказался поместить такого рода сообщение, потому что «газета может потерять репутацию». После этого Ковалев отправился к частному приставу, «чрезвычайному охотнику до сахару». Но и этот визит был неудачен: частный только что отобедал, а «после обеда не то время, чтобы производить следствие, что сама натура назначила, чтобы, наевшись, немного отдохнуть».

        То есть - куда ни кинь, везде клин.

        Так бывает с человеком, который живет без Бога, другими словами, без руля и без ветрил.

         Но вот однажды утром нос снова оказался на своем месте, «то есть именно между двух щек майора Ковалева». Жизнь преобразилась! Ковалев «в радости чуть не дернул по всей комнате босиком тропака». Теперь другое дело: можно делать визиты, хлопотать «об вице-губернаторском месте, а в случае неудачи об экзекуторском», безбоязненно принимать цирюльника, разговаривать не только со штаб-офицершей Подточиной, но и с ее юной дочкой.

        «И майор Ковалев с тех пор прогуливался как ни в чем не бывало и на Невском проспекте, и в театрах, и везде. И нос тоже как ни в чем не бывало сидел на его лице, не показывая даже вида, чтобы отлучался по сторонам. И после того майора Ковалева видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам и даже остановившегося один раз перед лавочкой в Гостином дворе и покупавшего какую-то орденскую ленточку, неизвестно для каких причин, потому что он сам не был кавалером никакого ордена».

        Так бывает с человеком, который обрел в своей душе Бога, который встал на прочный надежный фундамент, который держит в руках компас и знает, что он не заблудится, куда бы ни пошел и куда бы ни поехал.

        Теперь мне стало ясно, почему повесть «Нос» не раскусили многие читатели, в том числе специалисты по Н. Гоголю. Ее можно понять только в контексте всего творчества великого мастера.

        Произведения Николая Васильевича Гоголя – повести, комедии, письма и пр. – это законченная, стройная, тщательно продуманная система. Это единый континент. Тут все взаимосвязано, вытекает одно из другого.

        Откроем «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Читаем:

«Иван Иванович несколько боязливого характера. У Ивана Никифоровича, напротив того, шаровары в таких широких складках, что если бы раздуть их, то в них можно бы поместить весь двор с амбарами и строением». На первый взгляд кажется, что Гоголь допустил здесь досадный промах, уехал куда-то в сторону. Но никакого промаха нет: нужно только вспомнить казака из повести «Тарас Бульба», который разлегся прямо на дороге в Запорожской сечи, раскинув руки и ноги, а шаровары у него были такие, что… Впрочем, и у других казаков шаровары были, как Черное море. Одним словом, шаровары – это характер: удалой, кипучий, независимый.

        Николай Гоголь – писатель православный, глубоко религиозный, укорененный в вере, со своим собственным духовным опытом. Все его творчество освещено Евангельским светом, сочинения наполнены глубинным религиозным смыслом. Читатели и критики, которые не знакомы с Евангелием, не знают Нагорной проповеди и Апостольских посланий, а самое главное, живут вне Церкви, читают Гоголя весьма и весьма поверхностно.

 

Повесть Н. Гоголя обращена к сердцу каждого русского человека. Будь верующим, и тогда все будет хорошо, говорит писатель нам, людям двадцать первого века. А если будешь жить без Бога, то тогда все у тебя будет плохо.                                                     

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Русская и Зарубежная православные Церкови ныне составляют единое целое. А совсем недавно были две враждующие  непримиримые сообщества. Приведу два любопытных документа, проливающих некоторый свет на то, как все было непросто и как лукавый мутил воду.

 

 

                                 РАСПРИ ДВУХ ЦЕРКВЕЙ

 

         Раскол Русской Православной Церкви (на внутреннюю и зарубежную) - давнишняя, гнойная, незаживающая рана. До последнего времени и речи не могло быть об объединении двух частей нашей Церкви, настолько некоторые заокеанские иерархи непримиримо относились к Московской Патриархии. Но вот, кажется, наступили перемены к лучшему. Митрополит Виталий (Первоиерарх заграничной Церкви) ушел на покой. Архиерейский Собор РПЦЗ избрал нового Первоиерарха. Им стал архиепископ Троицкий и Сиракузский (теперь уже митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский) Лавр.

 Церкви обменялись посланиями - начался, хоть и слабенький, диалог. Однако скорого объединения вряд ли можно ожидать. «Зарубежники» считают, что пока Москвская Патриархия не покается в грехах сергианства и экуменизма, ни о каком объединении не может быть и речи. Последняя же ни сергианство, ни экуменизм не считает своими грехами и, значит, каяться в них не собирается.

За океаном слишком много противников объединения. Дело дошло до того, что часть этих противников откололась и создала собственную группировку, которую она назвала «Русская церковь в изгнании». То есть возник еще один раскол.

  Одним словом, враг не дремлет - страсти кипят, и, похоже, нешуточные.

 Когда двое людей поссорятся, а потом хотят примириться, то что они делают? Один из них говорит: «Прости меня, брат». Другой отвечает: «Бог простит. И ты меня прости».  И жмут друг другу руки. И все! Враг убегает, поджавши хвост, вражда прекращается. Прежние недруги снова становятся друзьями.

Может, и нам так же поступить?..

Чтобы картина смуты, возникшая в стане зарубежников, стала более ясной и понятной, приведу два документа. Их авторы - архиереи РПЦЗ.

 

         ДОКУМЕНТ № 1 

 

ЗАЯВЛЕНИЕ ЕПИСКОПА АГАФАНГЕЛА (РПЦЗ)

 

Ознакомившись с информацией, касающейся недавно окончившегося нашего Архиерейского Собора, распространяемой по Интернету и иными путями, я счёл необходимым сделать настоящее заявление.

Прежде всего бросается в глаза односторонность и тенденциозность этой информации. Если ей верить, то все архиереи РПЦЗ - это просто какая-то банда преступников, ополчившихся на Православие и жестоко преследующая митрополита Виталия. Я хочу заявить, что это не так.

Митрополит Виталий сам, добровольно и без всякого принуждения принял решение уйти на покой. Об этом он заявил и устно, и письменно. Собор был созван исключительно по его желанию. Ему 91 год, и по крайней мере два последних года он не занимался никакими административными вопросами - не делал назначений, распоряжений, никого не принимал, будучи полностью и добровольно изолирован от всех дел своей секретаршей. Три года он не служил. Так получилось, что секретарша, Л. Д. Роснянская, полностью поставила митрополита Виталия в зависимость от своего ухода за ним. Только она готовила ему пищу, давала лекарства (при этом тщательно скрывая болезни митрополита, названия лекарств и имена врачей, его лечивших), решала, кто с ним может встретиться и какие документы он должен подписать. Несколько лет назад митрополит ещё мог не считаться с её мнением, но в последнее время она полностью овладела его волей. Это выразилось в том, что в самом начале Собора митрополит Виталий раздал всем подписанную им бумагу, в которой говорилось, что поскольку он точно знает, что этот Собор примет решение о соединении с Московской Патриархией, то он признаёт его недействительным. Устно он прибавил, что ему известно то, что вл. Лавр и вл. Алипий встречались с Алексием II и обо всём уже договорились. То есть в основании его заявления Собору лежала полная дезинформация. После долгих заверений о том, что никто не собирается соединяться с МП, митрополит Виталий сказал, что примет участие в работе Собора и дал запечатанный конверт со своим голосом для выборов. Он сказал вечером того дня и утром после Литургии, что придёт на выборы нового митрополита. Однако за 5 минут до начала процедуры определения результатов голосования позвонила Л. Д. Роснянская и заявила, что митрополит не придёт. Таким образом, участвовать митрополиту Виталию в работе Собора или не участвовать решал не он, а его секретарша. В этой ситуации и было принято решение уволить Л. Д. Роснянскую как синодального работника и попросить её покинуть здание Синода. На следующий день после голосования митрополит Виталий пришёл на заседание Собора и поздравил с избранием вл. Лавра новым митрополитом РПЦЗ, высказал ему тёплое напутствие и сказал, что полностью передаёт ему свою первосвятительскую власть в связи со своим уходом на покой. Он пожелал Собору успешной работы. Это было свободным волеизъявлением митрополита Виталия, когда Л. Д. Роснянской в Синоде уже не было. Таким образом, избрание митрополита Лавра является легитимным и признано таковым самим митрополитом Виталием.

На следующий день к Синоду приехала Л. Д. Роснянская с несколькими своими сторонниками в сопровождении полицейских. Она заявила полиции, что митрополит Виталий содержится в заключении и, возможно даже, лежит без сознания. Полицейские поднялись на третий этаж к митрополиту и убедились, с его же слов, что он совершенно свободен и ни в чём не нуждается. Тогда они попросили его спуститься вниз, чтобы его могли увидеть приехавшие люди. Понимая, что митрополита попытаются увезти, в вестибюль синодального здания также спустились почти все архиереи, бывшие в Синоде священники и работники. Все они уговаривали митрополита не покидать Синод и остаться с ними. Однако митрополит заявил, что он свободный человек, находится на покое и желает встретиться с Л. Д. Роснянской. Выйдя на улицу и узнав от Роснянской, что её уволили, митрополит заявил, что уезжает из Синода. Таким образом, митрополит сделал свой выбор между всеми архиереями нашей Церкви и Л. Д. Роснянской в пользу последней. Это также был его свободный выбор. (Кстати, полицейские, бывшие свидетелями этой сцены, по своей инициативе подали в суд, считая, что митрополита Виталия увезли незаконно, и суд вынес решение обязать Л. Д. Роснянскую вернуть митрополита в Синод).

Через некоторое время в Интернете появилось письмо, где от имени митрополита Виталия было заявлено, что он передумал идти на покой. Что должен был делать при этом Архиерейский Собор? Тем более, что кроме Интернета никаких документов не поступало. Затем последовала архиерейская хиротония и заявление о создании новой церкви, что окончательно делало невозможным урегулирование положения.

К сожалению, митрополит Виталий стал очень внушаем и может менять своё мнение по несколько раз в день в зависимости от того, с кем он говорит. Одно для него остаётся неизменно - это невозможность объединения с Московской Патриархией. Вот эту его сторону усиленно эксплуатируют те, кто окружил его в настоящее время, постоянно заверяя, что все остальные архиереи РПЦЗ объединяются с МП.

К тому же Л. Д. Роснянская получила в своё полное распоряжение также и все средства, которые жертвовались митрополиту в течение многих десятилетий на Церковь. Она снимает их со счетов, переводит на себя, обманным путём добиваясь подписи митрополита на банковских документах, пользуясь тем, что он совершенно не помнит, какие деньги, сколько и где находятся в его распоряжении. В этом смысле, попытка медицинского освидетельствования митрополита была последним отчаянным жестом охранить его и Церковь от окончательного разграбления.

Если говорить о нравственной стороне этого дела, то совершенно ясно, что насилие над стариком-митрополитом совершает его нынешнее окружение, прикрывая учинённый ими раскол именем того, кто всю свою жизнь с расколами боролся, не жалея ни чести, ни доброго имени почтенного старца, так много сделавшего для Церкви. При этом они истерически кричат в сторону других архиереев, обвиняя их в несуществующих преступлениях против Церкви, не приводя при этом никаких убедительных доводов, а указывая только на то, что, возможно, что-то может произойти в будущем. Бороться нужно за Церковь, а не против Церкви.

Настоящим я со всей ответственностью заявляю, что я не с этими людьми.

11 ноября 2001 г.

 Епископ Агафангел.

 

Документ № 2

 

 

 

 

Обращение Епископа Буэнос-Айресского и

Южно-Американского Александра (РПЦЗ)

(выдержки)

Откуда у вас вражды и распри - не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших? (Иак.4:1)

Всечестные отцы, дорогие братия и сестры во Христе. Мой бывший профессор по физике говаривал шутя: «Things will get worst before they get better» (т.е. «Дела пойдут хуже, прежде чем повернут к лучшему»). Неполадки, которые ныне волнуют нашу Церковь, ко всеобщему прискорбию, идут именно так: от плохого к худшему.

Поэтому я призываю всех - и духовенство, и прихожан - усилить свои молитвы и направить все старания к прекращению раздоров и умиротворению Церкви. Каждый из нас, от великого до малого, должен стать миротворцем! Слово ваше да будет всегда с благодатию, приправлено солью, дабы вы знали, как отвечать каждому (Кол. 4:6).

В первую очередь хочу сказать, что последний поступок епископа Михаила в Мансонвилле, который пытался увезти в Синод владыку митрополита Виталия, возмутителен. Он сделал это по личной инициативе, ни с кем не посоветовавшись и не испросив благословения у митрополита Лавра. Я считаю, что он должен быть отстранен от управления Канадской епархией. В поступке еп. Михаила самым неожиданным для меня было то, что я всегда считал его «детищем» и любимцем митрополита Виталия, исполнявшим его важнейшие поручения.

Во всем, что происходит в нашей среде сейчас, я ощущаю полчище бесов, которые умножили свои усилия, чтобы всех перессорить. Действительно, если разобраться в сущности наших проблем, то воевать и ссориться, собственно, не из-за чего. Все мы согласны с тем, что сергианство и экуменизм являются злом, и никто из архиереев не собирается менять изначальный курс Зарубежной Церкви, никто не  говорит о слиянии с кем-либо или о  самоупразднении нашей Церкви. Наши ценности  и идеалы не изменились. 

  Что меняется, так это отношение к Церкви на нашей многострадальной Родине. Более 70  лет мы молили Господа освободить нашу Родину от ига безбожной власти, и Он услышал наши молитвы: без всякого действия извне, без  кровопролития, как карточный домик, внезапно рухнул коммунизм. Больше нет того адского  зверя, который всячески старался поработить Церковь: духовное обновление на нашей Родине идет - пусть не так быстро, как хотелось бы - но все же идет: это духовное обновление из толщи простого верующего народа поднимается в ряды духовенства и постепенно в епископат. На наших  глазах происходит то, что предсказывали многие святые еще до революции. Остается нам лишь благодарить Господа за это чудо и терпеливо ждать дальнейшего оздоровления церковной  среды...

 Теперь хочу сказать несколько слов по поводу нововозникшей «Русской Церкви в Изгнании». Власть Первоиерарха велика, но не безгранична. Церковные каноны требуют, чтобы все важнейшие решения старший среди архиереев (в данном случае митрополит) согласовывал с остальными архиереями. Ни снятие запрещения, наложенного Синодом, ни хиротонии новых архиереев митрополит не смеет совершать самолично, - тем более после того, как он добровольно ушел на покой. Известно, что кандидатуры недавно впопыхах посвященных митрополитом Виталием архиереев никем не были одобрены. Это были люди, которые случайно оказались под рукой. Уже одно это обстоятельство лишает каноничности эти хиротонии. Епископ Варнава, принявший участие в этих хиротониях, незадолго до этого был лишен сана, поэтому все его священнодействия недействительны. В сущности, сейчас он - простой монах...

 Будем же все молиться о том, чтобы  владыка Виталий освободился от влияния злобствующих церковных политиканов и вернулся в лоно Зарубежной Церкви, для которой он так много потрудился. Я знаю, что митрополит владыка Лавр старается встретиться с митрополитом Виталием, чтобы остановить возникшую смуту, но окружение владыки Виталия до сих пор препятствует этому. В заключение, дорогие мои, я призываю всех Вас сплотиться вокруг митрополита Лавра и во всем поддерживать его. Не будем спешить покидать свою Церковь, но потерпим немного, и вся эта пыль осядет, и снова засияет солнце. Я верю, что так будет! Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!

 Епископ Александр.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                               ДВЕСТИ ЛЕТ ВРОЗЬ

 

 

По Первопрестольной прокатилась молва: Александр Солженицын выпустил новую книгу. О евреях. Невесть что новое и оригинальное – о евреях, но прочитать надо, решил я. Если бы такую книгу написал другой какой-нибудь автор, например, Виктор Пелевин или Борис Акунин и прочая мелюзга, я бы к ней, разумеется, не притронулся. Но Солженицын – это, во-первых, громкое имя, во-вторых, признанный авторитет, в-третьих, недюжинный талант – его придется прочитать.

Книга, прямо скажу, весьма нудная, одолеть ее – тяжкий труд. А польза? Польза есть. Автор подробнейшим образом (хватило же терпения!) рассматривает «русско-еврейские взаимоотношения» в течение длительного времени. Тут и черта оседлости евреев, и их торгашеский дух, отношение к воинской повинности, участие в революционном брожении и, конечно, еврейские погромы. И многое, многое другое. Солженицын обильно и очень умело цитирует многочисленные источники, - собственно, на них и построена книга. Историки, журналисты, литераторы, Еврейская Энциклопедия, архивные документы, воспоминания, исследования по еврейскому вопросу, как современные, так и давние – все использовано  старательным автором, из всего извлечено рациональное зерно.

Сразу же возникает естественный вопрос: почему Солженицын взялся за эту сложную и скользкую тему? Сам он объясняет это так: во время работы над своими произведениями, изучая архивные и иные источники, часто встречался с «еврейским вопросом». Накопилось много материалов.

«Я не терял надежды, - пишет Солженицын, -  что найдется прежде меня автор, кто объемно и равновесно, обоесторонне осветит нам этот каленый клин… Не скажешь, что не хватает публицистов, - особенно у российских евреев их намного, намного больше, чем у русских. Однако при всем блистательном наборе умов и перьев – до сих пор не появился такой показ или освещение взаимной нашей истории, который встретил бы понимание с обеих сторон».

Что же делать?

«Я долго откладывал эту книгу и рад бы не брать на себя тяжесть ее писать, но сроки моей жизни на исчерпе, и приходится взяться».

Александр Исаевич немножко лукавит: «на исчерпе» жизни за такие труды не берутся – не хватит силенок. Он поставил дату под вступительным словом – 1995, мол, только-только начал работу. А закончил ее якобы через пять лет. Но, думается, книга была задумана и осуществлена (оба тома) гораздо, гораздо раньше. Просто Александр Исаевич не торопился с публикацией, выжидая подходящий момент.

  На западе такие вещи никто печатать не станет: в книге - голая правда о евреях. Остается Россия. Сначала Александр Исаевич решил опубликовать труд после своей смерти. А потом понял: после кончины книга не только «не прозвучит», но и читать-то ее вряд ли кто будет. И тогда он отдал ее в типографию.

Тема, выбранная Солженицыным, не является сегодня для России ни важной, ни актуальной. Он и сам это прекрасно понимает. «За последние годы состояние России столь крушительно изменилось, что исследуемая проблема сильно отодвинулась и померкла сравнительно с другими нынешними российскими». Но выхода у автора нет: книга написана, не выкидывать же ее в мусорную корзину – лучше выкинуть на книжные прилавки.

Книга получилась поверхностной, мелковатой. С подобным трудом, на мой взгляд, справился бы и студент-историк (во всяком случае, старшего курса). 

Теперь о главном. Автор пишет: «Я отдаю себе отчет во всей сложности и огромности предмета. Понимаю, что у него есть и метафизическая сторона. Говорят даже, еврейскую проблему можно понять только и исключительно в религиозном и мистическом плане. Наличие такого плана я несомненно признаю, но, хотя о том написаны уже многие книги, - думаю, он скрыт от людей и принципиально недоступен даже знатокам».

К большому сожалению, Александр Солженицын – человек нецерковный, у него нет ни капли собственного духовного опыта. «Еврейский вопрос» он рассматривает на «историко-бытийном», а, значит, самом поверхностном уровне. «В пределах нашего земного существования мы можем судить и о русских, и о евреях – земными мерками», - как бы оправдываясь, говорит автор.

Духовная сторона еврейской проблемы (как, впрочем, и любой другой) вовсе «не скрыта от людей», как предполагает Александр Исаевич, а, наоборот, ясна, понятна, знакома и доступна. Но лишь с маленькой оговоркой – знакома людям церковным, людям верующим.  Достаточно открыть любую духовную книгу, где рассматривается этот вопрос, и там черным по белому сказано о судьбе еврейского народа – как земной, так и загробной (главная Книга, в которой поставлены все точки над i, разумеется, Евангелие).

Мне приходится  только сожалеть о духовной неосведомленности Александра Исаевича, как и о его некоторых  неудачных пассажах, которые  встречаются в  «еврейской» книге.

«Роль маленького, но энергичного еврейского народа в протяжной и раскидистой мировой истории – несомненна, сильна, настойчива и даже звонка. В том числе и в русской истории. Однако она остается – исторической загадкой для всех нас.

И для евреев – тоже».

Для евреев – да. Но «для всех нас» - нет. Для православных людей еврейская нация не представляет никакой загадки. Нам понятно, почему иудеи выступили против Иисуса Христа, не приняли Его учения, схватили и распяли Его. Нам понятно, почему они были рассеяны по всему свету, почему их всюду преследовали, уничижали и даже уничтожали (это продолжается и сейчас). Нам понятно их поведение не только в России, но и в любой другой стране. Нам понятно, почему они ждут «мессию», как они его встретят, какие почести ему воздадут и как он будет править всем миром. Нам понятно, наконец, что ожидает иудеев на Страшном суде.

«Народ еврейский двигался сквозь переменчивую современность… силой своего религиозного и национального напряжения храня свою отдельность и особость – во имя вышнего, сверхисторического Замысла».

Опять – сбой. Замысел, конечно, у евреев есть, но этот замысел отнюдь не «вышний» и не «сверхисторический». Он – земной, греховный, ложный, а самое главное – пагубный. Он идет вразрез с Божественным Промыслом и обречен на поражение.

«Двести лет вместе». Заголовок предполагает, что речь пойдет о народах, которые не только не враждуют, но и мирно, спокойно живут рядом. О евреях же, как видно из книги А. Солженицына, нельзя сказать, что они относились к русским дружелюбно и уважительно. Один мой знакомый литератор, познакомившись с исследованием Александра Исаевича, сказал: «Лучшее название такой книги – «Двести лет врозь».

А.И. Солженицын, прочитав эти заметки, может мне возразить: «Вот вы говорите, что я работаю не на главном направлении. Но ведь моя предыдущая книга - «Как нам обустроить Россию» - как раз о главном». И он будет, конечно, прав. Предыдущая его книга рассказывает о том, что волнует каждого русского человека, – какой быть России. Да вот беда – Александр Исаевич хоть и говорит о сегодняшней трагедии нашего Отечества, но говорит с позиций безбожного человека. А, стоя на такой позиции, никогда не скажешь что-либо серьезное, крупное, что пошло бы всем на пользу.

Начнем с заголовка. «Как нам обустроить Россию». Мы гибнем, Россия – на краю пропасти, нам надо говорить только об одном – как нам спасти страну, как вывести ее из гибельного пике, а Солженицын рассуждает о том, как нам обустроить наше Отечество, то есть как привести его в надлежащий порядок, выкорчевать пни разрухи, устранить коррупцию, покрасить заново заборы и т. д., и т. п. Согласен, все это можно и нужно сделать, но это все вторичное, неглавное в настоящий момент. А главное – лежит в духовной сфере, в которой – увы – Александр Исаевич не разбирается и поэтому не говорит об этом ни единого слова. «Если же слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15,14). Книга (опять, к большому сожалению) получилась слабой, беззубой и совершенно справедливо не получила должного резонанса. Не спасли ее и русские пословицы и поговорки, которые автор хорошо чувствует и которые умело использовал.

        Пройдет некоторое время, выйдет вторая часть «еврейской» книги. Добавит ли она что-нибудь новое к тому, что мы знаем о евреях? Конечно. Но, несмотря на это, она (вкупе с первой частью) останется второстепенной среди других книг. А в деле спасения России – и вообще бесполезной.

        России нужны сейчас писатели иные, духовные, которые откроют глаза русскому народу и покажут ему путь ко спасению.

 

        Р. S. Прошел всего год с небольшим, и появилась вторая часть книги. Ждали ли ее читатели? Евреи, может быть, и ждали, а русские вряд ли. По объему вторая часть нисколько не уступает первой. И по симпатиям автора к евреям – тоже. Чтение очень затруднительное. Боюсь, что редкий читатель одолеет книгу от начала до конца.

        Автор довел повествование только до 1985 года, хотя обещал «дойти» до конца двадцатого века. Жаль, что он не сдержал своего слова. Ведь можно было рассказать о еврейских горе-реформаторах, которые нанесли колоссальный вред России и которые продолжают свою разрушительную деятельность. Говорить о них Александр Исаевич вовсе и не собирался, потому что ему это невыгодно.

        «Двести лет вместе» - явно проеврейская книга. В каждой строке видно желание автора обелить еврейскую нацию. Солженицын, видимо, думает, что после публикации его книги русский народ изменит свое мнение и свое отношение к евреям. Но этого не произошло бы даже и в том случае, если бы Александр Исаевич написал не два, а сто двадцать два тома.

        Большой писатель, к большому сожалению, потерпел большое поражение.

 

                                                                

 

                                                                       

 

 

 

 

 

               

 

        Борьба православных за право жить без ИНН, без всяких чипов и номеров, борьба за то, чтобы не стать послушными рабами элекронного концлагеря, кажется, вступила в решающую стадию. Тысячи и тысячи православных, и я в том числе, отправили сразу на четыре адреса текст письма, который приводится ниже.

 

«Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II                                         119034, Москва, Чистый пер., 5

 

Президенту РФ Путину В.В.

Старая площадь, 4, Москва, 103132

Председателю Богословской комиссии

Московского Патриархата Владыке Филарету  

      115191. Москва, Даниловский вал, 22      

       Свято-Данилов монастырь

Председателю Правительства РФ М. Фрадкову

103274, Москва, Краснопресненская наб., д.2

 __________________________________________________________

 ___________________________________________________

Начиная с 2000 года руководство Русской Православной Церкви, православные христиане - члены Русской Православ­ной Церкви, постоянно обращаются к органам государственной власти в России с просьбами о создании альтернативной системы учета граждан без применения идентификационных номеров, с гарантией сохранения осуществления любых прав и обязанностей от своего имени.

Так, в Заявлении Священного Синода Русской Православной Церкви «УВАЖАТЬ ЧУВСТВА ВЕРУЮЩИХ. ХРАНИТЬ ХРИС­ТИАНСКОЕ ТРЕЗВОМЫСЛИЕ» сказано еще в 2000 году: «Вскоре люди, не имеющие налогового кода или пластиковой кар­точки, будут лишены возможности получать социальную и даже медицинскую помощь. Если подоб­ное произойдет, возникнут все основания усомниться в принципах равноправия граждан и свободы совести - принципах, которые так активно пропагандирует современная цивилизация. Именно поэтому мы настаиваем на необходимости иметь альтернативную систему учета граждан и предоставления им социальных, медицинских, страховых и прочих услуг.

Церковь не может не возвысить свой голос в защиту человеческой свободы. Ведь для духовного единства общества крайне важно, чтобы верующие не ощущали себя гражданами второго сорта, вновь видя в государстве гонителя и оскорбителя веры».

В Послании Архиерейского Собора 2004 года Русской Православной Церкви Президенту РФ В. Путину говорится: «Не­обходимо приложить все усилия, чтобы развитие законодательства и административной практики в сфере идентификации граждан не ущемляло их вероисповедной и мировоззренческой свободы».

Свобода совести юридически является абсолютным правом, которое обязывает всех и всегда воздерживаться от совер­шения действий, ущемляющих это право. К абсолютным правам относятся также право на неприкосновенность частной жиз­ни и запрет на сбор, хранение и распространение информации о частной жизни лица без его согласия.

Персональные данные относятся к категории конфиденциальной информации. Это значит, что к ним нет свободного доступа, что получить к ним доступ можно только получив согласие об этом со стороны лица, к которому относятся персо­нальные данные. (Комментарий к ст.11 ФЗ «Об информации, информатизации и защите информации»).

Защита личной тайны, конфиденциальность информации о личности или персональных данных устанавливаются следу­ющими статьями Конституции РФ:

• ст.23 ч.1 «Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени». При этом прямо запрещается кому бы то ни было собирать информацию о любом гражданине без его на то согласия:

• ст. 24 ч.1 «Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускается». Конституцией РФ запрещается также получать иную информацию от любого гражданина без его добровольного на то согласия...;

• ст. 55 ч.2 «В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина»;

• ст. 55 ч.З «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Мера, указанная в ст. 55 ч.З, определяется: т. 56 ч.1, ч.2, ч.З Конституции РФ;

• ст. 56 ч.1 «В условиях чрезвычайного положения для обеспечения безопасности граждан и защиты конституционного строя в соответствии с конституционным законом могут устанавливаться отдельные ограничения прав и свобод с указа­нием пределов и срока их действия»; ч.2 «Чрезвычайное положение на всей территории Российской Федерации и в ее от­ельных местностях может вводиться при наличии обстоятельств и в порядке, установленных федеральным конституционным законом»; ч.З «Не подлежат ограничению права и свободы, предусмотренные статьями 20, 21, 23 (часть 1), 24, 28, 34 (часть 1), 40 (часть 1), 46—54 Конституции Российской Федерации». При этом максимальный срок действия чрезвычайного положения в отдельных местностях РФ не может превышать шестидесяти суток. В комментарии к статье 56 говорится, что согласно 3 части этой статьи в любом случае не подлежат ограничению права и свободы, предусмотренные статьями 21 (право на достоинство личности); ст. 23 ч.1 (право на неприкосновенность частной жизни); ст. 24 ч.1; ст. 28 (свобода совести) и другие.

Таким образом, отчуждение от человека его персональных данных без его согласия категорически недопустимо, а уж тем более недопустимо навязывать ему использование цифрового идентификатора как главного индивидуализирующего признака.

      В п. 4 Итогового документа VII Пленума Синодальной богословской комиссии конкретно отмечено: «Нельзя отрицать опасность использования различных технологий для установления системы тотального контроля, нарушения тайны личной жизни и вмешательства в религиозный и мировоззренческий выбор личности... Во многих странах существует механизм правовой защиты от попыток введения единого идентификатора личности и создания единой межведомственной базы дан­ных». Сегодня речь уже идет не о тотальном контроле, а о тотальном управлении. Это следует из той неоправданной на­стойчивости и упорства, с которым в нашу жизнь беззаконно внедряются различные идентификационные номера человека. Ведь именно применение таких идентификаторов позволяет превратить информационно-справочную систему в сеть автоматического контроля и управления, умеющую моделировать, прогнозировать и корректировать поведение «узлов» такой сети (т.е. людей). Сеть, работающую в реальном масштабе времени с неизбежным применением автоматической идентификации и практически неподконтрольную никому (включая и всех тех, кто внедряет такие системы в практику).

Тем не менее, несмотря на протесты миллионов граждан России и неоднократные обращения Русской Православной Церк­ви к органам государственной власти, Правительство РФ Распоряжением № 748-р от 9 июня 2005 года утвердило антиконсти­туционную, антигосударственную и античеловеческую Концепцию создания системы персонального учета населения (СПУН) РФ. Эта система основывается на «введении единого идентификатора персональных данных (ИПД), обеспечивающего воз­можность однозначной идентификации физического лица в различных системах учета населения и сопоставления соответс­твующих данных между собой». Присвоение ИПД гражданам России и построение СПУН прямо противоречит Конституции РФ, Гражданскому Кодексу РФ и ряду федеральных законов, на что указывают и сами разработчики Концепции (гл. 6). С помощью ИПД СПУН должна обеспечить информационное взаимодействие между собой незаконно внедряемых в России уже более 10 лет ведомственных систем, содержащих свои внутрисистемные номера (ИНН, страховой номер и т.п.).

Таким образом, всем навязывается как обязательный и единственно возможный способ осуществления всех своих прав и обязанностей не лично и от своего имени, а через посредника - информационно-управляющую систему, в которой каж­дый свободный гражданин станет объектом ее учета и управления, в виде зарегистрированного, пронумерованного и за­клейменного антиименем «субъекта» в новой антисистеме «правовых отношений». Человек перестает быть свободной личностью и господином, каждый раз унизительно испрашивая у посредника разрешения воспользоваться своими правами (а в будущем и деньгами). Так становится он рабом «нового мирового порядка» - всемирного электронного концлагеря. То есть под видом создания единой системы учета внедряется система, которая может как грубо, так и ненавязчиво ограничивать свободную волю человека и воздействовать на него вопреки его религиозно-мировоззренческим убеждениям.

Необходимо также отметить еще один важнейший момент. Разработчики системы СПУН признают, что зарубежный опыт эксплуатации подобных систем (на примере Финляндии) показывает их явную экономическую убыточность. Единственным источником прибыли служит продажа персональных данных частным лицам и организациям. Следовательно, все расходы по построению и эксплуатации СПУН лягут еще одним непосильным бременем на плечи российских налогоплательщиков. Причем обоснованных расчетов затрат на создание СПУН и ее экономической эффективности в Концепции Правительства РФ не приводится.

Хорошо известно, что развитие информационных технологий вызвало появление принципиально нового класса пре­ступлений, когда злоумышленники используют для своих целей компьютерные сети и системы. Хакеры успешно атакуют высокозащищенные серверы государственных учреждений, военных ведомств, секретных служб, транснациональных кор­пораций и крупнейших банков. У рядовых граждан практически нет никакой реальной возможности защитить себя от компьютерного бандитизма. Специалисты в области информационных технологий однозначно утверждают, что даже са­мая совершенная компьютерная система не может гарантировать абсолютной защищенности хранимой в ней информации от случайных ошибок, сбоев, вирусов, несанкционированного доступа, злонамеренного использования, искажения или удаления. Все это чревато самыми непоправимыми последствиями, при которых практически невозможно что либо исправить. Такое положение подтверждается многочисленными примерами из реальной действительности. Поэтому ссылки разработчиков СПУН на то, что их система поможет в борьбе с международным терроризмом и преступностью, поможет обеспечить безопасность страны, являются абсолютно несостоятельными.

Более того, с созданием «электронного населения» и «электронного правительства» произойдет не только отчуждение персональных данных от человека с фактическим попранием его личного суверенитета, но и отчуждение реальной власти от самих же государственных чиновников в строящейся информационной управляющей системе-посреднике, имеющей трансграничный обмен информацией и обладающей такой же ролевой функцией как «гражданин» и «государственный чи­новник». Таким образом, в любой момент возможен полный перехват власти в России наднациональными структурами, что несет колоссальную угрозу обеспечению обороны страны и безопасности государства.

Альтернативой СПУН должно быть использование только информационно-справочных массивов персональных дан­ных на самом нижнем уровне сбора этих данных (паспортных столах, выдающих документы, удостоверяющие личность; тер­риториальных налоговых органах, поликлинниках и т.п.) без передачи их куда бы то ни было без добровольного согласия граждан, без присвоения им пожизненных идентификаторов и под личную ответственность конкретных представителей этих органов. Дальнейшая аналитическая обработка персональных данных должна носить только статистический характер. Достижения научно-технического прогресса должны служить во благо человечеству, а не приводить к грубейшему наруше­нию прав и свобод граждан и не создавать условий для утраты государством национального суверенитета.

Одновременно с построением СПУН Правительство РФ внедряет паспортно-визовые документы «нового поколения», со­держащие в микрочипе биометрические параметры человека и его идентификатор. Известно также намерение Правитель­ства РФ привести к подобному виду и общегражданские паспорта РФ. Все это фактически является не имеющим срока давности преступлением против человечности, осужденным Международным военным трибуналом в Нюренберге.

На основании вышеизложенного требую:

• отменить распоряжение Правительства РФ № 748-р от 9 июня 2005 года;

• ввести Конституционный запрет на применение цифровых идентификаторов человека, на автоматическую идентификацию личности, применение биометрической идентификации и введение каких бы то ни было документов с недоступными для прочтения самим человеком записями».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                 ПЛАМЕННЫЙ ПАТРИОТ

                                      

 

        Книга Михаила Петровича Лобанова «В сражении и любви» (издательство «Ковчег») опубликована в 2003-ем году. Однако ко мне в руки она попала лишь пять лет спустя. Это произошло в Иоанно-Богословском монастыре. В келии, в которой я жил, стояли два шкафа; оба они были заполнены книгами, правда, не полностью. Книги принадлежали труднику Андрею Шапошникову, часть из них он привез из дому, другую часть постепенно покупал. Среди этих книг я и обнаружил плотный, увесистый томик Михаила Лобанова. «Читать или не читать?» - подумал я, все же более шестисот страниц, да и шрифт не особенно крупный. «Читать! - развеял мои недоумения Андрей. – Не пожалеешь!»

        Я послушался. И не пожалел.

        «В сражении и любви» - одна из лучших книг, выпущенных в России в последние годы. Ее написал честный, бескомпромиссный писатель, пламенный патриот, для которого Родина – не пустой звук, человек, который болеет, переживает за нее и готов отдать за родное Отечество не только свои силы и энергию, но и саму жизнь.

        У книги есть подзаголовок: «Опыт духовной автобиографии». Это значит – автор рассказывает о себе, о своем жизненном пути, в каких условиях он созревал, кто ему помогал в этом, как он стал сознательным духовным бойцом. Михаил Лобанов – солдат Великой Отечественной войны. Он сражался на передовой, был ранен на Курской дуге. И после войны он остался на передовой, сменив винтовку на перо. Оно разит наших врагов ничуть не хуже, а даже лучше, чем винтовка.

        Мы должны бороться, должны постоять за себя – ведь мы русские, говорит Лобанов и в подтверждение этому приводит слова Ивана Аксакова (статья «Оплот»):

        «Любовь к истине, любовь к своему народу и земле делают борьбу обязательною. Но ведь не по шоссе же в самом деле достигают до царства правды, а нудится она скорбным путем; но ведь именно к подвигам и призываются те, кому много дано и предназначено. Или мы уже разуверились в том, что России много дано и предназначено?»

        Нынешняя война в России – война невиданная в нашей истории, добавляет Лобанов, война с врагом, не осознанным еще в своей сущности народной массой, и потому как никогда велика роль сознательной ее части, роль истинных русских патриотов.

        В течение многих лет Михаил Лобанов сотрудничал в журнале «Молодая гвардия», где печатал свои острые бескомпромиссные злободневные статьи. Он дает точную оценку происходящего, вскрывает корни нашх бед, черное называет черным, а белое – белым. Каждое его слово бьет не в бровь, а в глаз. «Величайшее зло, которое исходит для России от «демократов-реформаторов», не только в том, что они с упоением захватчиков разрушают все созданное нашим народом за века, обрекли его на нищету, вымирание, они хотят большего – разрушить самое ненавистное для них – наше духовное ядро, наше православное сознание, без чего исчезает смысл нашего исторического существования. Предсказание «архитектора перестройки» «кудесника» А. Яковлева – что нас, русских, может постичь участь хазар, надо все-таки понимать не как отвлеченную угрозу, а вполне конкретно, ведь хазары и погибли оттого, что поддались искусу торгашества, мертвящего практицизма, навязанного им пришлым племенем – талмудистским иудейством. Так внедряется и в наше сознание новая сатанинская религия денег, наживы, как единственной цели жизни» (статья «Апокалипсис демократии»).

        Михаил Лобанов помогает читателю понять кто есть кто, выявить истинную суть того или иного человека. Например, он один из первых снял «глянец» с Александра Солженицына. Начать с того, что нашумевший «Архипелаг «Гулаг» - вещь тенденциозная, показывающая нашу страну в ложном свете. «Даже на Западе, - пишет М. Лобанов, - многие считают «Архипелаг…» с его гипертрофированной политической тенденциозностью оскорблением для России, превращенной бывшим зэком в сплошную универсальную зэковщину. Так, Солженицына очень задело, когда он, проживая в Цюрихе, получил извещение, что в Женеве, на территории ООН, властями ее запрещена продажа «Архипелага…» на английском и французском языках, как книги, «оскорбляющей одного из членов ООН». Любопытна история распри Солженицына с западногерманским журналом «Шпигель», напечатавшим сообщение о том, что «высланный с Родины Солженицын не хочет удовлетвориться только писанием книг, а хочет непосредственно делать политику, для этого он организует Международный трибунал против своей Родины – Советского Союза» («Светоносец или лжепророк?» Интервью о Солженицыне).

        Публицист приводит такие факты из биографии Солженицына, которые сам Александр Исаич старательно скрывает. Когда Солженицына арестовали во время войны, то в его документах обнаружили портрет… Льва Троцкого, который был его давним кумиром и которому он старался подражать.

        Кстати, нигде, ни в одном своем сочинении, Солженицын не называет Вторую мировую войну Великой Отечественной, а всего лишь «советско-германской».

         Лобанов продолжает: «Солженицын любит выставлять себя наследником… традиций, вроде: «Высокая ответственность – вот главное, что я вижу в традиции русской литературы, и я наследую и стараюсь повторять». Но что общего между такой традицией, как пушкинское: «И милость к падшим призывал», и поддержкой Солженицыным расстрела невинных людей 3 октября 1993 года?!»

        Вернувшись из Америки, Солженицын написал сравнительно небольшую книгу «Как нам обустроить Россию?» Страна находится в тяжелейшем положении, почти на краю гибели, а он предлагает ее «обустроить». Надо спасать ее, а не «обустраивать»! В этой книге Солженицын выдвинул план расчленения страны. А ведь за ее целостность на референдуме в марте 1990 года проголосовало абсолютное большинство населения. Затем он потребовал предоставить Чечне, «героическому чеченскому народу» государственную независимость.

         Солженицын (все в той же книге) предложил ввести в России «земство». Чем оно пахнет, русские люди знали еще в 19-ом веке. Приведу такой пример. На торжество по случаю учреждения земства был приглашен Николай Александрович Мотовилов, «служка» преподобного Серафима Саровского. Когда были подняты бокалы, Мотовилов взял слово и сказал, что с учреждением земства начнется гибель России. Он бросил бокал на пол и вышел.

        «Нынешнего папу римского он (Солженицын) называет «благодатью Божией», - пишет Михаил Лобанов. – В парижской телепередаче 17 сентября 1993 года, когда ему напомнили эту фразу, он не отказался от своих слов. «То, что я сказал о Иоанне Павле Втором, я могу повторить. Я считаю это великим счастьем, ничего другого добавить не могу». Не потому ли такое обоготворение папы, что тот совместно с Рейганом, Горбачевым и Ельциным  подготовил разгром Советского Союза?»

        Свой творческий путь Солженицын закончил на редкость бесславно, опубликовав лживую книгу под названием «Двести лет вместе». В ней он говорит о том, что русский и еврейский народы якобы жили в мире и согласии. Это не так – двести лет они жили в постоянной вражде. Я написал рецензию на эту книгу, озаглавив ее «Двести лет врозь». Она была напечатана в журнале «Русский дом» и в газете «Русский вестник».

        В 1982 году Лобанов опубликовал в журнале «Волга» большую статью о романе Михаила Алексеева «Драчуны». В своем романе писатель рассказал о страшном голоде, поразившем Поволжье в 1933 году; впервые была сказана правда об этой народной трагедии. Сказал о ней и критик, во главу угла поставив «соотнесенность литературы и жизни». Этого было достаточно, чтобы на него полетели стрелы со всех сторон: его громили как в ЦК КПСС на совещании всех столичных изданий, в Союзе писателей РСФСР, так и в прессе. Поддержали его только несколько честных писателей.

        Меня поражает в этой ситуации одно: человек высказал свое мнение о романе и о проблеме в целом, а его стали  долго и нудно терзать – такое было больное время.

        В семидесятых годах прошлого века я учился в Литературном институте имени А. М. Горького, а Михаил Лобанов был одним из руководителей творческих семинаров. Недавно институт отмечал свой юбилей - 75-летие со дня основания. В связи с этим он выпустил трехтомник «Воспоминания о Литературном институте». Книги получились большие, солидные, внушительные – в них много не только разделов, но и авторов. Среди них – и Михаил Лобанов. По просьбе руководителей института я тоже написал очерк. Так что мы с Лобановым оказались под одной «крышей».

        Буквально на днях я узнал, что в январе этого года (2008 г.) Михаилу Петровичу Лобанову вручена международная премия «Имперская культура» имени профессора Эдуарда Володина. Вполне заслуженно!

 

 

                                                                

 

 

                                         ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

                                 «НЕ ВСЯКОМУ ДУХУ ВЕРЬТЕ…»

 

 

 

 

 

 

 

 

                        СЛАВНЫЙ СЫН РОССИИ

 

 

  В залах музея-заповедника «Царицыно» с большим успехом демонстрируется выставка «Великолепный князь Тавриды – Г. А. Потемкин. Эпоха и личность». Выставок, посвященных этой личности, до сих пор не было. Памятники были, корабль, названный его именем, был, книги были, а вот выставки не устраивались. Теперь досадный пробел устранен.

Григорий Александрович Потемкин (1739-1791) – личность поистине титаническая. Он, как никто другой, сумел сделать для России, для ее величия, для ее славы очень многое. Он присоединил России Крымский полуостров – важнейшую географическую и стратегическую территорию на юге Империи, он был главнокомандующим русской армией во время русско-турецкой войны 1787-1791 гг., штурмом взял турецкую крепость Очаков, велика его роль в реформе армии, создании Черноморского флота, строительстве Российской Империи. Он был истинным русским патриотом, и благо Родины, ее процветание являлось для него превыше всего.

Вот что сказал о нем критик и публицист Виссарион Белинский:

«Много величавых образов украшает блестящий век Екатерины Второй; но Потемкин всех их заслоняет в глазах потомства своею колоссальною фигурою. Его и теперь все также не понимают, как не понимали тогда: видят счастливого временщика, сына случая, гордого вельможу, - и не видят сына судьбы, великого человека, умом завоевавшего свое безмерное счастие, а гением доказавшего свои права на него».

Григорий Александрович верно служил Родине и императрице, которая высоко ценила его выдающиеся способности полководца и государственного деятеля. Приведу одно из ее многочисленных писем своему любимцу: «Господин Генерал-Поручик и Кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что Вам некогда письмы читать. И хотя я по сию пору не знаю, предуспела ли Ваша бомбардирада, но тем не меньше я уверена, что то все, что Вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему Вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному Отечеству, которого службу Вы любите.

Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то Вас прошу попустому не даваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься зделаете вопрос, к чему оно писано? На сие Вам имею ответствовать: к тому, чтоб Вы имели подтверждение моего образа мысли об Вас, ибо я всегда Вам весьма доброжелательна».

Много ли свободного времени у полководца? Вряд ли. Военные учения, походы, многодневные сражения, срочные депеши, заботы о физическом состоянии войска, его патриотическом духе, да мало ли хлопот у генерала – подчас и вздремнуть некогда, не то что сыграть партию-другую в шахматы или нарды. И все же иногда князь находил время для особенно любимых занятий.

Я был немало удивлен, когда в одном из залов выставки увидел образец духовного творчества Потемкина – канон Спасителю, который он сочинил в Яссах в 1791, – согласитесь, не каждый верующий человек дерзнет написать духовное сочинение.

 Авторы выставки предложили посетителям лишь первую песнь канона, но и этого вполне достаточно, чтобы оценить мастерство князя как церковного писателя.                  

 

                                 Песнь 1

 

Шествующий Израиль сквозь морскую пучину, не коснувшися водам своими стопами, воспел хвалу Избавителю своему. Яко брение Создателя моего, дерзаю глаголати органом души моея сицевое славословие.

Припев: Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Отверзая уста моя к пению славы и милосердия Твоего, Господи, испытываю сердце мое и душу мою и вем, яко ни едино слово не довольно к воспеванию чудес Твоих; но Ты, яко человеколюбец, не возгнушайся моим изречением и услыши мя вопиюща:

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Прогневляя Тебя, Всевышняго, ежечасно, кто не ужаснется праведного суда Твоего и кто не осудит сам себя на вечную казнь? Но неизмеримы пучины милосердия Твоего. Прибегаю к чистому покаянию, единому средству, во уповании, Господи, Твоея милости.

Слава: От утробы матери, моея тайною святаго Крещения омывая прародительский грех, обещахся Тебе, Владыко, ходити по стопам заповедей Твоих; но, совратившись со истиннаго пути, поработав греху и оскверних одежду спасения моего, не смею взирати на Небо. Яко милосерд, услыши мя!

И ныне: К Тебе, Мати Господа моего, обращаю молитву мою, яко к Ходатайнице у Творца моего; принеси ее ко Господу, да будет она, яко жертва чистая пред страшным Его Престолом…

Экспозиция размещена в одиннадцати залах и отражает основные этапы биографии Г. А. Потемкина – от его учебы в благородном пансионе при Московском университете до расцвета его славы и величия в качестве верного сподвижника императрицы. Представлено более четырехсот экспонатов (произведения живописи и графики, письма императрицы и Потемкина, указы, реляции, редкие образцы оружия и обмундирования, трофеи русских войск). Авторы выставки напоминают, что многие из этих экспонатов прежде были недоступны для широкой публики.

Выставка в Царицыно очень актуальна и своевременна. Фигура выдающегося государственного деятеля, так много сделавшего для блага Отечества, является откровенным укором нынешнему поколению правителей. Усилиями Г. А. Потемкина Россия богатела, вбирая в себя все новые и новые территории. А сейчас все наоборот: мы потеряли Прибалтику, Украину, Белоруссию, Молдавию, все Закавказье и всю Среднюю Азию. Тело нашего Отечества «худеет» не по дням, а по часам. Кто остановит этот процесс? Где искать лекарство от недуга? Явится ли на арене русской истории новый князь Потемкин, который вернет России ее былую славу и могущество?

 

                                                      

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                     НЕСКОЛЬКО МЫСЛЕЙ

 О РОМАНЕ М. СЕРВАНТЕСА «ДОН КИХОТ»

 

Первый раз я читал этот роман примерно полвека назад и, конечно, не понял его; еще раз прочитал лет двадцать пять назад и снова ничего не понял. Наконец прочитал год назад зрелыми глазами и, кажется, разобрался в нем.

О чем этот роман? В нем много пластов – как «внешних», так и «внутренних». Приведу лишь некоторые из них.

1. Пародия на рыцарские романы.

2. Разлад между головой и телом – к чему это приводит (подтекст: государство).

3. Дон Кихот – хороший пример для христианина: он, Дон-Кихот, всюду терпит поражения, но находит в себе силы встать и снова идти в бой.

4. Если ложная идея овладеет человеком (правительством), то это ни к чему хорошему привести не может.

5. После грехопадения наших прародителей все человечество стало безумным, и оно стало творить безумные дела. Дон Кихот – олицетворение всего человечества. Дон Кихот (читай: человечество) после каждого «подвига» оказывается в тяжелом положении.

6. Копьем и мечем исправить этот мир невозможно. Его может исправить только Господь наш Иисус Христос – Своею Всесильной Благодатью.

7. Книги (или другой вид искусства), если они с ложной направленностью, могут нанести человеку непоправимый вред. Или даже погубить его.

8. Дон Кихот, если оставить в стороне его чудачества в связи с умопомешательством на почве чтения рыцарских романов, единственный здравомыслящий человек в романе, остальные – безумцы, потому что творят безумные дела. Квинт-эссенция такого безумства – главный герой «Повести о Безрассудно-любопытном».

Вот ключ к роману М. Сервантеса. Этим ключом открывается любая глава, любая сцена, любое приключение, любой поступок его героев.

 

                                                 Х   Х   Х

 

«Дон Кихот» - увлекательное чтение; каждая страница несет неожиданный поворот, трудно предсказуемый поступок того или иного героя. Книга написана изящным слогом, она полна юмора. В ней много игры, воображения, превращений.

 

                                                 Х   Х   Х

 

Роман М. Сервантеса – это широкая панорама народной жизни средневековой Испании.

 

                                                 Х   Х   Х

 

Мигель Сервантес – не только прекрасный прозаик, но и отличный поэт. В романе много сонетов и других поэтических произведений. Приведу прелестный сонет, посвященный дружбе.

 

                     Святая дружба! Ты глазам людей

                     На миг свой образ истинный открыла

                     И вознеслась, светла и легкокрыла,

                     К блаженным душам в горний эмпирей,

 

                     Откуда путь из тьмы юдоли сей

                     В мир, где бы ложь над правдой не царила

                     И зла добро невольно не творило,

                     Указываешь нам рукой своей.

 

                     Сойди с небес иль воспрети обману

                     Твой облик принимать и разжигать

                     Раздоры на земле многострадальной,

 

                     Не то наступит день, когда нежданно

                    Она вернется к дикости опять

                     И погрузится в хаос изначальный.

 

                                       Х   Х   Х

 

         Повествование о хитроумном идальго – это обширнейшая и чрезвычайно интересная человеческая энциклопедия. Можно не читать БСЭ, можно не брать в руки Британскую энциклопедию, можно обойти стороной испанскую энциклопедию – в романе гениального испанца можно прочитать буквально обо всем: о возвышенной и чистой любви и преданной дружбе, о низком предательстве и высоком благородстве, о жизни простых неграмотных козопасов и образованных воспитанных синьорах, об увлекательных приключениях как на суше, так и на море, о жизни в плену и на свободе, о кулинарных тонкостях и человеческих страстях, о сельских постоялых дворах и богатых городских усадьбах, о жизни и смерти, о снах и мечтаниях, о военном поприще и учености, о… словом, обо всем, что только есть на свете.

         И, конечно, автор не мог не высказать своего мнения о профессии писателя и о «секретах» писательского мастерства. «…вымысел тем лучше, чем он правдоподобнее, и тем отраднее, чем больше в нем возможного и вероятного, - говорит он. – Произведения, основанные на вымысле, должны быть доступны пониманию читателей, их надлежит писать так, чтобы, упрощая невероятности, сглаживая преувеличения и приковывая внимание, они изумляли, захватывали, восхищали и развлекали таким образом, чтобы изумление и восторг шли рука об руку. Но всего этого не может достигнуть тот, кто избегает правдоподобия и подражания природе, а в них-то и заключается совершенство произведения».

         М. Сервантес оказал сильнейшее влияние на всю мировую литературу, в том числе на русских писателй. Очень многое почерпнул у него Н. Гоголь. Наверно, без «Дон Кихота» не возникли бы «Мертвые души». Во-первых, Гоголь позаимствовал приключенческий сюжет (Чичиков, как и неутомимый идальго, путешествует из одного места в другое), во-вторых, он, как и Сервантес, использует вставные повествования, в-третьих, не забывает об увлекательности поэмы и ее душевной пользе. Кроме того, он позаимствовал у Сервантеса колоритное выражение «экие он пули отливает» и использовал его в комедии «Ревизор».

 

                                                 Х   Х   Х

 

«Дон Кихот» - истинно христианское произведение. Его написал христианин, отсвет Евангелия виден почти на каждой странице великого романа.

  «…мой образ действия заключается в том, что я странствую по свету, выпрямляя кривду и заступаясь за обиженных», - говорит Дон Кихот. Так мог сказать только тот, кто не только знает заповеди Господни, но и  выполняет их. Далее странствующий рыцарь продолжает: «Мы слуги Господа на земле, мы орудия, посредством которых вершит Он Свой праведный суд». И подтверждает свои слова благородными поступками. «Стереть дурное семя с лица земли – значит верой и правдой послужить Богу», - добавляет он.

Если бы все христиане поступали так же, как отважный идальго, то мир был бы совсем другим, и людям дышалось бы гораздо легче.

Вот какие наставления дает Дон Кихот своему оруженосцу перед тем, как тот вступил в должность губернатора.

«Прежде всего, сын мой, тебе надлежит бояться Бога, ибо в страхе Господнем заключается мудрость, будучи же мудрым, ты избежишь ошибок».

Золотые слова. Скажите на милость, кто-нибудь из современных представителей власти боится Бога? Да абсолютно никто! И поэтому они лепят одну ошибку на другую. Имя Господа Бога если они и вспоминают, то только всуе.

«Ни в коем случае не руководствуйся законом личного произвола: этот закон весьма распространен среди невежд, которые выдают себя за умников».

В наши дни этот закон правит бал на каждом шагу.

«Спи умеренно: кто не встает вместе с солнцем, тот не знает радостей дня; прими в соображение, Санчо, что расторопность есть мать удачи, врагиня же ее, леность, всегда препятствует достижению благой цели».

Для губернатора эти вещи совсем не лишние.

Наставления Дон Кихота пригодились бы любому современному начальнику, настолько они умны, толковы и назидательны.

Санчо Панса, в свою очередь, в мудрости и остроумии ничуть не уступает своему господину. «Кто был первый акробат?» - спрашивает он. И сам же отвечает: «Люцифер. Низвергнутый с неба, он кувыркался до самой преисподней».

 

                                                 Х   Х   Х

 

В романе много глав. Это как дыхание. Дыхание – естественное состояние человека; разделение романа на краткие главы – естественное построение повествования.

 

                                                 Х   Х   Х

 

Славный и благородный рыцарь «полагал, что всякое промедление с его стороны может пагубно отозваться на человеческом роде: сколько беззаконий предстоит ему устранить, сколько кривды выпрямить, несправедливостей загладить, злоуптреблений искоренить, скольких обездоленных удовлетворить!» - он «по воле небес родился в наш железный век, дабы воскресить золотой».

Великая программа! Но – увы! -  осуществить ее не мог даже он, самый мужественный, самый бесстрашный, самый неутомимый из всех странствующих рыцарей, ибо зло и коварство слишком укоренились в человеческой природе.

 Безумных, безнравственных людей мы встречаем чуть ли ни на каждой странице романа. Это и герцог со своей супругой, которым очень нравится издеваться над благородным рыцарем и его оруженосцем; это и красавица Леандра, которая сбежала с вертопрахом по имени Висенте де ла Рока, прельстившись его крикливым нарядом и умением бренчать на гитаре (рассказ козопаса); это и гости постоялого двора (не только образованные и воспитанные люди, но и простолюдины, и стражники с мушкетами, а также священник и цирюльник); это и Самсон Карраско, сумасшедший по своей воле – мало того, что он задумал никчемное дело, нарядившись в рыцаря, так он, после того, как потерпел неудачу в поединке с Дон Кихотом, решил ему отомстить; это и бакалавр Корчуэло, который схватился за рапиру, чтобы показать свое мастерство, а мастерства-то и не было, была лишь одна похвальба – он тут же убедился в безрассудности своего поступка; это и Басильо и Китерия, разыгравшие глупую комедию; это и вероломный дон Фернандо, который предал своего друга Карденьо, решив жениться на его невесте, – он искалечил жизнь не только Лусинды, но и другой прекрасной девушки – Доротеи; это и… всех безумцев, нарисованных пером гениального мастера, перечислить совершенно невозможно.

 

                                                 Х   Х   Х

 

Переводчик Н. Любимов сделал все для того, чтобы Дон Кихот и другие герои романа говорили на чистейшем русском языке, и читатели как можно реже вспоминали о том, что это перевод с испанского.

 

                                                 Х   Х   Х

 

К счастью, всему бывает конец. Пришел конец и приключениям Рыцаря Печального Образа. Он почил среди своих родственников, находясь в здравом уме (да, да, его странное умопомешательство закончилось), исповедался и причастился Святых Христиовых Таин, то есть умер как истинный и верный христианин. На могиле Дон Кихота была помещена следующая эпитафия (впрочем, уже не Дон Кихота, а Алонсо Кихано Доброго, так как это и было его настоящее хритианское имя):

 

                                       Под плитою сей замшелой

                                       Спит идальго, до того

                                       Телом мощный, духом смелый,

                                       Что бессмертья не сумела

                                       Даже смерть лишить его.

                                       Он по всей стране скитался,

                                       Всем посмешищем служил,

                                       С мненьем света не считался,

                                       Но, хотя безумцем жил,

                                       С жизнью, как мудрец, расстался.

 

                                                 Х   Х   Х

 

Произведение Мигеля Сервантеса – это верх совершенства, венец изящества, образец остроумия, средоточие высоких и полезных мыслей, игра фантазии, бездна поэзии, клядязь мудрости, увлекательнейшее чтение, пир искрометных идей, школа духовных наставлений.

Было бы замечательно, если бы этот роман стал настольной книгой не только юношей и девушек, но и людей зрелого возраста. Однако это вряд ли случится – в наш суетливый век книги чаще всего пылятся на полках.

«Дон Кихот» - наисовременнейшее произведение. Оно призывает к действию. Сейчас, как никогда, нужны в России люди, которые искореняли бы социальную порчу, выпрямляли бы кривду, защищали вдов и сирот, обличали бы зло, пригвождали бы к позорному столбу предателей и злодеев, вскрывали бы обман и ложь, выводили бы на чистую воду лицемеров и трусов, врачевали бы душевные и духовные болезни, насаждали православную веру, показывали пример исповедничества, прославляли Господа Бога, Который может спасти и помиловать каждого из нас.

Призываю каждого русского человека прочитать это бессмертное произведение.

                                                

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                        С ЛЮБОВЬЮ К ПРИРОДЕ

 

 

          В Москву приехал известный канадский художник-анималист, активный защитник дикой природы Роберт Бейтман. Он привез с собой около пятидесяти произведений живописи из музеев и частных собраний США и Канады, а также из своей личной коллекции, посвященных животному миру нашей планеты. Выставка открылась в залах музея-заповедника «Царицыно» и сразу привлекла к себе внимание не только любителей фауны, но и ценителей настоящего искусства.

          Роберт Бейтман родился в 1930 году в Торонто. В университете он изучал искусство и географию. Кроме того, он получил педагогическое образование и много лет посвятил преподавательской деятельности. Бейтман – кавалер ордена Канады, кавалер ордена Британской Колумбии, магистр искусств Королевского художественного колледжа, доктор искусств, доктор наук, доктор литературы, доктор права.  Он читает лекции и считается экспертом в области искусства, фотографии, изучения и охраны природы. Его выставки проходили в Канаде и США, Англии, Японии, Южной Африке.

          В своем развитии творчество Бейтмана прошло стадии, обязательные для художника модерниста. «Я начал серьезно увлекаться искусством в возрасте двенадцати лет: приходил домой после школы и ежедневно рисовал, - вспоминает он. - В том возрасте я создал свой первый список птиц. Я рисовал птиц в их естественном окружении реалистично, примерно до тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать лет. Мой друг сказал мне, что невозможно создавать искусство маленькой кистью. Шел 1948 год, и было принято рисовать в свободном стиле, более «красочно».

          Так я стал импрессионистом, потом постимпрессионистом в стиле Ван Гога. Затем последовал пероид кубизма и импрессионистская абстракция. Но на всех этапах меня воодушевляла природа, и обычно я работал именно на природе. В течение всего этого времени я был активным натуралистом и читал курсы учителям, как работать с детьми на природе. Для натуралиста важна точность. Художнику же невозможно выразить эту точность большой кистью.

          В возрасте тридцати двух лет я посетил выставку Эндрю Уайета, знаменитого американского художника-реалиста. Он придавал большое значение точности деталей окружающего нас мира и использовал маленькую кисть при завершении картин. Я пришел к заключению, что это – единственный путь для художника-натуралиста. Я почувствовал себя раскрепощенным».

          Бережное внимание к подробностям: к травинке, к капле воды, к самому малому из «братьев наших меньших» - свидетельство любви к ним и глубокого понимания природы. Это особенно близко нашим соотечественникам, так как в русском искусстве сложилась богатая традиция реалистического изображения природы. Реализм Бейтмана не исчерпывается фотографической точностью, умением изображать своих «героев» в их естественной среде. Сила его воздействия на зрителей определяется композиционной изобретательностью и выбором цветовой палитры. Художник в совершенстве знает тот мир, который изображает. Многие его работы хочется назвать портретами животных. Для него обитатели природы – это существа, чьи права и свободу должно уважать и оберегать.

          Анималистика Роберта Бейтмана – горячая проповедь о красоте, величии и беззащитности природы. Она обращена к человеку и взывает к человечности. Его творчество – это откровенный разговор, который не исчерпавается границами искусства.

          «Мне хочется праздновать многообразие мира природы, - говорит художник. – Я не могу представить что-либо более разнообразное, богатое и красивое, чем наша планета Земля. Мир природы коронует ее красотой. Мне хочется наблюдать и понимать, в меру своих сил, окружающий мир. А затем – воплощать мои наблюдения в картинах. Именно этому мне хочется посвятить жизнь».

          Уссурийский тигр и снежный барс, краснохвостый сарыч и светлый кречет, сибирский журавль и рыжая лисица, белый медведь и голубая цапля – вот очень краткий перечень животных и птиц, на которых художник остановил свой выбор. Он их видел, хорошо знает их повадки и привычки, поэтому все детали его картин так точны и выразительны.

          В полотнах Роберта Бейтмана есть второй план. Пикирующий пеликан, одинокий ворон, оборонительная стойка белоснежного журавля – эти штрихи автор, без сомнения, позаимствовал у людей.

          Выставка помогает посетителям глубже понять фауну планеты Земля, относиться к «братьям нашим меньшим» более бережно и заинтерисованно.

 

                                                                       

                                                                       

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В Московскую организацию Союза писателей России

от члена Союза писателей России

Кокухина Н.П., проживающего по адресу: 115551 г. Москва, Ореховый бульвар, д. 11, кв. 111. Тел. (495) 391. 88. 37.

Членский билет № 3758.

 

 

                                       РЕКОМЕНДАЦИЯ

 

        С большим удовольствием рекомендую в члены Московской организации Союза писателей России священника Валерия Мешкова. Он служит в храме Рождества Пресвятой Богородицы, что в Старом Симонове. Он пастырь, который пасет словесных овец. Каждый день к нему приходят люди со своими заботами, нуждами, житейскими проблемами, и к каждому из них он относится как чадолюбивый отец.

        Писатель в священном сане – это писатель во множественной степени. Он отлично знает не только «обычную» жизнь, но и ее духовную сторону. Поэтому его слово обладает особым весом и ценностью.

        Одной из главных тем о. Валерия Мешкова как писателя является Поле Куликово – Поле Великой Русской Славы. Он много раз бывал в этом историческом месте, посвятив ему прекрасное духовное исследование-книгу под названием «Священный зов». Эта книга проливает свет на многие доселе неизвестные страницы Великой Битвы, обличает тех, кто сознательно искажает о ней истину. Книга несет мощный заряд патриотизма, столь необходимый в наше лукавое время. Она стала своеобразным воином, который ведет бой за спасение нашего страждущего Отечества. Книга вышла в свет очень вовремя, она подобна громогласному набату, призывающему русских людей к борьбе, – сегодня вся Русь стала Полем Куликовым.

        Валерий Мешков, конечно, не мог обойти вниманием славных героев Куликовского Сражения, монахов Троице-Сергиевой Лавры – Александра Пересвета и Андрея Осляби, посвятив им отдельную книжку. Эти воины прославлены в лике святых. Их честные и цельбоносные мощи покоятся в том храме, где ныне и служит отец Валерий.

        Большим успехом у читателей пользуется еще одна книга писателя, в которой он рассказывает о православных праздниках, а также о наиболее известных святых Вселенской Православной Церкви («Праздники в Православии», М., Вече, 2007). В ней автор делится заветными мыслями о судьбах России и о русском народе.

        «Храм – это радость, - пишет он. – Мы как-то быстро забываем, что до недавнего времени ходящего в Храм верующего человека могли даже уволить с работы или принять иные административные меры. Мы сейчас имеем уникальную возможность не только ходить в храм, а хоть чем-то участвовать в восстановлении разрушенных святынь».

        Своим творчеством священник Валерий Мешков способствует духовному просвещению русского народа, воспитанию патриотических чувств и гордости за свое Отечество.

 

        17.02. 2011

 

 

 

 

                                                              

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                         ВОЛЬНОДУМСТВО РУССКОГО НАРОДА

 

                         (о трилогии Ивана Александровича Гончарова)                    

 

 

   «Обыкновенная история» -  первый роман знаменитой трилогии Ивана Александровича Гончарова. Он настойчиво подчеркивал единство всех трех произведений («Обыкновенная история», «Обломов» и «Обрыв»): «…Это одно огромное здание, одно зеркало, где в миниатюре отразились три эпохи старой жизни. … вижу н е  т р и  р о м а н а, а  о д и н. Все они связаны одной общей нитью, одной последовательной идеею».

О чем повествует первый роман? Это обыкновенная, много раз повторяющаяся, банальная история. Александр Адуев, молодой, романтически настроенный человек приезжает в Петербург, где уже давно живет его дядя, Петр Иваныч, преуспевающий заводчик. Очень быстро сверкающая, ослепительная столица с ее равнодушием, снобизмом, лживостью сбивает с молодого провинциала романтический налет, гасит творческие порывы, и он по совету дядюшки решает вернуться в деревню. «Прощай, - говорил он, покачивая головой и хватаясь за свои жиденькие волосы, - прощай, город поддельных волос, вставных зубов, ваточных подражаний природе, круглых шляп, город учтивой спеси, искусственных чувств, безжизненной суматохи! Прощай, великолепная гробница глубоких, сильных, нежных и теплых движений души. Я здесь восемь лет стоял лицом к лицу с современной жизнью, но спиною к природе, и она отвернулась от меня: я утратил жизненные силы и состарелся в двадцать девять лет; а было время…

                         Где я страдал, где я любил,

                         Где сердце я похоронил.

 

К вам простираю объятия, широкие поля, к вам, благодатные веси и пажити моей родины: примите меня в свое лоно, да оживу и воскресну душой!»

И правда, на лоне природы, в привычной деревенской обстановке Александр ожил, набрался сил, поразмышлял о своем прежнем житье-бытье и решил, что все не так уж и плохо и, самое главное, можно вернуться в столицу и начать жить заново, но уже на совершенно иной основе. Он так и сделал.

В Петербурге он стал таким, как его дядюшка, как многие-многие другие современные люди. То есть деловым человеком без души, но зато с трезвым умом. «Я иду наравне с веком, - говорит он, - нельзя же отставать».

Его могла спасти вера в Бога, но эта вера, заложенная в него в детстве маменькой, давно утрачена. «…когда теплота веры не греет сердца, разве можно быть счастливым?» - задает Александр себе вопрос. Ответ напрашивается сам собой.

Весьма примечателен его разговор с дядюшкой в конце романа. Петр Иваныч узнает, что его племянник женится по расчету.

«-Говорят, у твоей невесты двести тысяч приданого – правда ли?

-Да, двести отец дает да сто от матери осталось.

-Так это триста! – закричал Петр Иваныч почти с испугом.

-Да еще он сегодня сказал, что все свои пятьсот душ отдает нам теперь же в полное распоряжение, с тем, чтоб выплачивать ему восемь тысяч ежегодно. Жить будем вместе.

Петр Иваныч вскочил с кресел с несвойственной ему живостью.

-Постой, постой! – сказал он, - ты оглушил меня:  так ли я слышал? Повтори, сколько?

-Пятьсот душ и триста тысяч денег… - повторил Александр.

-Ты… не шутишь?

-Какие шутки, дядюшка?

-А имение… не заложено? – спросил Петр Иваныч тихо, не двигаясь с места.

-Нет.

Дядя, скрестив руки на груди, смотрел несколько минут с уважением на племянника.

-И карьера, и фортуна! – говорил он почти про себя, лубуясь им. – И какая фортуна! и вдруг! все! все!.. Александр! – гордо, торжественно прибавил он, - ты моя кровь, ты – Адуев! Так и быть, обними меня!

И они обнялись».

Итак, Александр стал не только богатым человеком, но очень богатым. Как его дядя. Как многие другие люди.

А теперь вспомним, что говорит Евангелие о таких людях.

 «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6, 19-21).

И в другом месте:

«Как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь угольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Мк. 10, 24-25).

Таким образом, Александр добровольно вымостил себе дорогу в ад. Дорогу, по которой идут очень многие люди. Идут, нисколько не сомневаясь в своей правоте, не глазея по сторонам, не отвлекаясь на мелочи, гордясь своим независимым положением.

Писатель дал своему герою такую фамилию, которая полностью отвечает его запросам и намерениям, - Адуев.

А в наше лукавое время разве меньше Адуевых? Не меньше, а в тысячи раз больше!

Иван Александрович Гончаров создал не современное, а сверхсовременное произведение.

Перейдем к «Обломову». В основу романа положена Евангельская притча о человеке, ушедшем на войну и давшего своим рабам определенное количество талантов; двое из них распорядились своими талантами правильно, то есть вернули их с прибылью, а один закопал свой талант в землю и пытался вину свалить на хозяина.

 Илья Ильич Обломов похож на нерадивого Евангельского персонажа. Господь дал ему многое: добрую отзывчивую душу, мягкое сердце, нестяжательность. «… он болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть, теперь уже умершее, или лежит оно, как золото, в недрах горы, и давно бы пора этому золоту быть ходячей монетой.

Но глубоко и тяжело завален клад дрянью, наносным сором. Кто-то будто украл и закопал в собственной его душе принесенные ему в дар миром и жизнью сокровища. Что-то помешало ему ринуться на поприще жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли. Какой-то тайный враг наложил на него тяжелую руку в начале пути и далеко отбросил от прямого человеческого назначения…»

Почему так случилось? Что помешало Обломову стать деятельным творческим человеком? Где корни этой трагедии? Они – в том  неудачном укладе, который сложился в помещичьей усадьбе. С самого раннего детства Илью лишили самостоятельности, за него все делали слуги, даже чулки ему надевал Захарка; он «подставляет ему лежа то ту, то другую ногу; а чуть что покажется ему не так, то он поддаст Захарке ногой в нос… ему иногда, как резвому мальчику, так и хочется броситься и переделать все самому, а тут вдруг отец и мать, да три тетки в пять голосов и закричат: «Зачем? Куда? А Васька, а Ванька, а Захарка на что? Эй! Васька! Ванька! Захарка! Чего вы смотрите, разини? Вот я вас…»

Нельзя сказать, что Илья Ильич, став взрослым человеком, ничем не занимался. Он был коллежским секретарем, ходил в службу, но она не доставляла ему абсолютно никакого удовольствия. И он постарался поскорее от нее избавиться.

«Жизнь моя началась с погасания, - признается Обломов в беседе со свои лучшим другом Штольцом. – Странно, а это так!.. Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню…»

      Однако Илья Ильич не прилагал никаких усилий, чтобы изменить свою жизнь, дать ей энергичный толчок, чтобы она стала здоровой, насыщенной, интересной, разнообразной. Для этого у него не было ни решимости, ни желания.

      «Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем жить» (слова Штольца).

      Был один период в жизни Обломова, когда, казалось, он вот-вот воспрянет, оставит свою лень, апатию, хандру и начнет совершенно новую, не похожую на прежнюю, жизнь. Я имею в виду его отношения с Ольгой Ильинской, молодой, умной, красивой девушкой. Тем более сама Ольга прилагала все силы к тому, чтобы поворот произошел. Да и Илья Ильич на некоторое время проснулся, даже не ложился на диван после обеда, сделал несколько деловых визитов, читал книги, которые ему давала Ольга. Но… вскоре это все как-то незаметно стало гаснуть. Надо, например, ехать на свидание, но, как на зло, на Неве развели мосты; а в другой раз погода неудачная, осень наступила…

      Ольга сильно переживала, она поняла, что любила будущего Обломова, а не этого безвольного человека.

      «Отчего погибло все?» - задает вопрос Ольга во время решающего разговора с Обломовым (кстати, эта глава – лучшая в романе, она написана блистательным пером). И продолжает: «Кто проклял тебя, Илья? Что ты сделал? Ты добр, умен, нежен, благороден… и… гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу…

      -Есть, - сказал он чуть слышно.

      Она вопросительно, полными слез глазами взглянула на него.

      -Обломовщина! – прошептал он…»

       Вернемся к Евангельской притче. Как поступил хозяин с «лукавым и ленивым рабом», который закопал свой талант в землю. Он приказал слугам: «Негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов».

      Справедливое возмездие.

      Весьма печально закончилась и жизнь Ильи Обломова.

      Заслуга Ивана Александровича Гончарова не только в том, что он построил свой роман на Евангельском фундаменте, но и в том, что подметил одну из самых заметных черт падшего человека – его леность. Если дать человеку все, в чем он нуждается, если окружить его комфортом и всеми благами жизни, если ему не нужно будет спешить, сломя голову, на работу, чтобы добывать деньги для своего существования, то он, скорее всего, будет лежать на диване, как гончаровский персонаж, и плевать в потолок.

      Роман очень длинный; в девятнадцатом веке такие романы можно было не только писать, но и читать, потому что люди были не такие суетливые, как мы; сейчас мало кто возьмется одолеть такое большое произведение; скажет: «Времени нет!» Или: «А мы его в школе проходили».

      Кое-где «Обломов» пробуксовывает – из-за неоправданных длиннот, а также из-за некоторых натянутых, искусственных диалогов Ильи Ильича и Ольги.

      Но это частности. И. А. Гончаров написал великое сочинение, которое не потеряло своей злободневности и в наши дни.

  И наконец третий роман - «Обрыв». Громаднейшее по объему произведение – 850 страниц. Сейчас такие большие вещи, наверно, никто и не читает – некогда. Я осилил этот роман для того, чтобы иметь представление о всей трилогии. Замысел ее кроется уже в названии произведений, в них присутствует слог об, то есть имеется в виду то, что обрывается, обламывается, обваливается.

 «Обрыв» - хоть и большое, но стройное повествование. Иван Александрович Гончаров - мастер неспешного подробного обстоятельного рассказа. Речь идет о дворянской усадьбе, расположенной где-то в средней части России, и ее обитателях. Их не так уж и много, поэтому каждому из них писатель может уделить какое-то внимание. Главный герой – Борис Павлович Райский, хозяин большого, богатого, хорошо устроенного имения. Он приезжает сюда из Петербурга, спасаясь от тоски, городской суеты, неудачной любви. В сельской местности, на природе, среди новых людей он немножко оживает, а потом влюбляется в молодую красивую неординарную девушку.

Люди, которые окружают Райского, самые разные: бабушка Татьяна Марковна, ее внучка – неотразимая красавица Вера, председатель палаты Нил Андреич, молодящаяся Полина Карповна, выразитель новых нигилистических идей Марк Волохов, ветреная Ульяна Андреевна, еще более ветреная Марина, дворня. Через некоторое время выясняется, что все эти люди, мягко говоря, далеки от идеала. Ими движут сильные страсти. С ними, по учению святых отцов, надо бороться каждый день, каждый час, чтобы не пасть, а эти люди плывут по течению.

 В судьбе каждого персонажа романа, за редким исключением, наблюдается обрыв, облом, надлом, падение, нравственная катастрофа. Дворня не упускает ни одного случая, чтобы напиться до положения риз. Блуд, прелюбодеяние - эти черви поразили, похоже, абсолютно каждого человека, с которым судьба сталкивает Бориса Павловича. «Какая перспектива грубости, лжи, какая отрава жизни, - размышляет он. – И целые века проходят, целые поколения идут, утопая в омуте нравственного и физического разврата – никто, ничто не останавливает этого мутного потока слепо-распутной жизни! Разврат выработал себе свои обычаи, почти принципы и царствует в людском обществе, среди хаоса понятий и страстей, среди анархии нравов…»

Автор на примере одной усадьбы, одного имения, небольшого круга людей, связанных узами родства и не связанных ими, показал  падение нравственности всего российского общества, всего человечества. Как и предыдущие два романа, «Обрыв» несет мощное обобщение, он рассказывает обо всех временах и обо всех народах.

Обрыв, облом, падение начинается там, где нет Бога, где нет страха Божия, где празднует (то есть не выполняется) Евангелие. Нил Андреич, председатель палаты, строго отчитал одного франта за то, что тот в праздник Пресвятой Троицы не был в церкви. «Это вольнодумство!» - заключил он свою речь. В наши дни вольнодумство широкими волнами покрыло просторы России – большая часть русского народа забыла дорогу в храм.

Роман написан почти полтора века назад, но он нисколько не устарел. Наоборот, та проблема, которую столь пристально рассматривает писатель, приобрела еще большую остроту.

 

                                         Х   Х   Х

 

Гончаров писал свои романы не спеша, кропотливо. «Обыкновеннаую историю» он создал, можно сказать, очень быстро – всего за три года. «Обломов» создавался более десяти лет. «Обрыв» задуман был в 1849 году, отрывки из него появились в печати через одиннадцать лет, полностью роман был опубликован в 1869 году. «Это дитя моего сердца, - писал автор, - я слишком долго … носил … под ложечкой, оттого он и вышел большой и неуклюжий. Я его переносил».

 

                                         Х   Х   Х

 

Фамилия главного героя «Обыкновенной истории» Адуев, главного героя романа «Обрыв» - Райский. В первой фамилии явно просматривается слово «ад», во второй – «рай». Автор показыает, что жизнь каждого человека находится между адом и раем. И от него самого зависит, чем закончится его земная жизнь и куда он попадет после смерти.

Два совершенно противоположных полюса – выбирай: или вечные муки или вечное блаженство.

 

 

 

 

 

 

 

                              

 

 

 

                        БЛАЖЕННЫЙ ИОАНН КОРЕЙША

 

 

 

        В романе «Бесы» Федор Достоевский вывел карикатурный, нелепый образ юродивого Семена Яковлевича. Он имел ввиду, конечно, известного московского юродивого С. Я. Корейшу. Николай Лесков в рассказе «Маленькая ошибка» тоже высмеял его. Не очень лестно отозвался о нем и святитель Игнатий (Брянчанинов).

«В чем тут дело? – подумал я. – Почему два известных писателя да впридачу и маститый иерарх так отозвались о блаженном? Не кроется ли здесь какая-то досадная ошибка?» Я решил разобраться в этом вопросе. Поиски привели меня в храм пророка Божия Илии, что в Черкизово.

-Где могилка блаженного Иоанна Корейши? – спросил я у женщины-дворника, которая подметала двор.

-Вон, под деревом. – Она указала на могилку, которая находилась рядом с храмом, у его южной стороны.

 Аккуратная оградка, крест, в маленьком киоте теплится лампада. Около могилки высокий ветвистый тополь, ствол его наклонен в сторону оградки. То место тополя, что ближе всего к оградке, было вытерто до блеска.

-Кто так отполировал дерево? – обратился я за разъяснением к дворничихе, показав на блестящее пятно.

-Наши прихожане, милок; проходя к могилке, они наклоняются и спиной касаются дерева – это ведь не просто дерево, а святыня, связанная с именем блаженного.

-Кто настоятель вашего храма? – спросил я.

-Отец Николай. Дмитриев его фамилия.

-Можно его увидеть?

-Конечно. Обедня уже отошла. Да вот и он – легок на помине.

В дверях храма появился седой, почтенного вида священник. Пройдя под деревом и коснувшись спиной тополя, он приблизился к могилке, приложился ко кресту и в течение одной-двух минут помолился, слегка склонив вперед голову.

-Чем могу быть полезен? – обратился он ко мне, закончив молитву.

 -Я хотел выяснить некоторые детали относительно блаженного Иоанна Корейши.

-Слушаю вас.

-Как Вы считаете, почему Достоевский и Лесков высмеяли его в своих произведениях?

-В этом нет ничего удивительного. Многие люди – современники юродивого – считали его просто больным человеком. Всегда, во все времена были противоположные мнения о том или ином прославляемом святом. Когда прославляли блаженную Ксению Петербургскую, то одни люди были за, а другие – против; так же обстояло дело и с царевичем Димитрием. Вспомним преподобного Серафима Саровского. Все были против его прославления, один Царь был за, и благодаря ему и произошло прославление. А сколько копий было сломано, когда шла дискуссия, прославлять Царя-мученика Николая Второго или нет? Сколько архиереев высказывалось отрицательно о нем? Но пришло время – и прославили! И правильно сделали!

-Вы служите молебны блаженному?

-Поскольку он еще не прославлен в лике святых, мы служим не молебны, а панихиды.

-Как часто?

-Каждое воскресенье. В летнее время. Зимой не служим, так как здесь покатое место, и трудно стоять. Очень часто панихиды заказывают прихожане. После Литургии я, как правило, объявляю о том, что состоится панихида.

-Много народу остается?

-Человек сто-сто пятьдесят. Наши прихожане очень почитают угодника Божия.

-Были ли чудеса у его могилки?

-Да. Один мужчина со своим сыном, которому было лет семь-восемь, подошел к могилке помолиться. У креста стояла бутылка из-под молока, и в ней вода и цветы.

-Сынок, - сказал мужчина, - пятьдесят копеек, которые я тебе дал на мороженое, подари юродивому на цветы.

-Значит, я останусь без мороженого? – спросил мальчик.

-Ну один-то разочек ты можешь обойтись без мороженого?

-Мне жалко отдавать, - сказал мальчик, доставая монету из кармана.

Неожиданно монета выскочила у него из руки и оказалась… в бутылке, хотя горлышко ее было узко, и монета не могла туда пройти.

-А вот еще одно чудо, - продолжал отец Николай. – Ко мне подошла одна женщина, ей было уже за сорок.

- Я одинока, и мне очень трудно жить, - сказала она.- Посоветуйте, выходить мне замуж или нет.

-У нас есть советник лучше меня, - ответил я.

-Где он живет?

-Рядом. – Я показал на могилку блаженного Иоанна.

-А как же я буду с ним разговаривать?

-Как с живым – он все слышит.

-Что мне ему сказать?

-Задайте вопрос: «Надо ли мне выходить замуж?»

Женщина так и сделала.

Прошло две недели. Женщина снова пришла к могилке блаженного.

-Мне приснился сон, - сказала она, дождавшись меня.- Будто я пришла в храм. На душе у меня очень радостно, так радостно, что хотелось петь. Храм пустой, и посредине его стоял подсвечник, а на подсвечнике горело две свечи.

-Вот вы и получили ответ на ваш вопрос, - сказал я.

Женщина вскоре вышла замуж и своим мужем очень довольна.

Отец Николай поправил цветы, лежащие на могилке.

-Многие люди приходят за помощью к угоднику Божию, - продолжал он. – И студенты, и рабочие, и пенсионеры. И те, кто обращаются к нему с верою, получают то, что им нужно. Если бы люди не получали просимого, они бы и не приходили сюда.

-Почему Корейша до сих пор не прославлен в лике святых?

-Из-за неблагоприятного стечения обстоятельств.  Были собраны все необходимые документы для его прославления. Они были поданы в Священный Синод. Собор Русской Православной Церкви, который состоялся в 1917-1918 годах, должен был рассмотреть этот вопрос. Но, к большому сожалению, власть в стране перешла в руки большевиков. Они не разрешили рассматривать вопрос о прославлении нового святого.

-Готовите ли Вы документы для прославления Семена Яковлевича Корейши?

-В нашем храме есть несколько человек, которые занимаются этим вопросом. Чтобы прославить угодника Божия, нужны чудеса, которые совершались не только в прежнее время, но и сейчас.

-Они, конечно, есть.

-Правильно. Кроме того, нужны живые свидетели чудес. С ними будут разговаривать члены Священного Синода и подробно расспрашивать об исцелениях, пророчествах и других чудотворениях у могилки блаженного.

      -Не могли бы вы вспомнить некоторые детали из жизни блаженного Иоанна, - попросил я.

  -Иван Яковлевич родился в Смоленске в семье священника, закончил духовную семинарию и академию. Вскоре он принял на себя подвиг юродства. Враг рода человеческого воздвиг на него гонение. По его проискам Ивана Яковлевича поместили в московскую Преображенскую больницу для умалишенных, где он и провел более сорока лет. Ему выделили просторную, светлую комнату, но Иван Яковлевич поселился около печки, на полу; он провел черту и уже никогда не позволял себе протянуть ноги за ее пределы. Остальную часть комнаты он отдал посетителям, которых бывало у него очень много.

        Чтобы не давать телу покоя, Корейша постоянно дробил камни, бутылки, кости и другие вещи, обращая их в мельчайший порошок. Затем он перемешивал его с песком, приказывал вынести и доставить новый материал.

        Однажды к Ивану Яковлевичу пришла очень бедная женщина. Она оставила дома детей, которые уже три дня ничего не ели. В этот день в комнате было очень много народу. Женщина остановилась у дверей, ожидая, когда Иван Яковлевич освободится. В это время к нему пришла одна богатая посетительница и в благодарность за какой-то добрый совет вручила ему целый кусок, аршин в пятьдесят, дорогой шелковой материи. Корейша тут же отдал этот материал бедной женщине. «Продай его и купи детям хлеба», - сказал он. Она зарыдала и бросилась ему в ноги. Но он был уже в своем углу.

        Вот еще один случай.

        Богатый татарин, живший на Татарской улице, в своем доме, за Москвой-рекой, услышал об угоднике Божием и решил зайти к нему. «Я еду на Нижегородскую ярмарку, - сказал он, войдя в его комнату. – Удачна ли будет моя поездка?» Иван Яковлевич не дал ему никакого ответа. Татарин присел на стул.  «Авдотья Савишна, - обратился Корейша к старушке, которая ухаживала за ним, - сними с моего посетителя ермолку, а его самого подведи к иконе Божией Матери, чтобы он приложился к ней». Авдотья Савишна исполнила просьбу Ивана Яковлевича. Татарин, приложившись щекою к иконе, заплакал. Корейша подошел к нему, благословил его обеими руками и отпустил с миром.

        В Нижнем Новгороде татарин вместе со всем своим семейством принял Православие. До конца жизни он глубоко почитал Ивана Яковлевича.

        Угодник Божий отошел ко Господу 18 сентября 1861 года. Последние его слова были: «Спасена буди вся земля». Его похоронили в ограде нашего храма.

         Я не сомневаюсь, что придет время, когда Русская Православная Церковь прославит Семена Яковлевича Корейшу в лике святых, - закончил свой рассказ отец Николай.             

 

 

 

 

                  «МОЙ ПУТЬ ИДЕТ МЕЖ БЕЗДНАМИ…»

 

  Несколько слов о поэме святителя Григория Богослова «De vita sua»

 

Может ли архиерей писать стихи? Праздный вопрос. Не только может, но и должен, если  у него есть поэтический талант. В стихотворной форме он может в сто раз ярче и образнее, чем в проповеди, выразить свою мысль, в том числе и богословскую. Я уже не говорю о том, что под его пером может найти духовное разрешение жгучая наболевшая проблема, которая волнует умы его современников. Вспомним гениальную поэму «Горный венец», написанную черногорским митрополитом, правителем и поэтом Петром Негошом. В ней он рассуждает о судьбе своей Родины, свободу и независимость которой приходится защищать от поганых турок чуть ли не каждый день.

А вот святитель Григорий Богослов, великий вселенский учитель, ревностный защитник православной веры, пишет о своей личной жизни, которая полна крутых поворотов и суровых искушений. Я имею в виду его книгу «De vita sua» («О своей жизни»). Она имеет подзаголовок: «Стихотворение, в котором святой Григорий пересказывает свою жизнь». Это, скорее, поэма, а не стихотворение – как по размеру, так и, главное, по содержанию и высоте мысли. На русский язык она переведена впервые; это заслуга греко-латинского кабинета Юрия Анатольевича Шичалина (перевод с древнегреческого иерея Андрея Зуевского); издатели нашли для книги редкий иллюстративный ряд - прекрасные фрески пещерных храмов Каппадокии.

Я прочитал поэму в один присест, настолько она меня захватила. Это предельно искренняя исповедь святого Григория, исповедь о том, как он стал епископом и какие злоключения претерпел на этом ответственном, со многими подводными камнями поприще.

 

  Мой путь идет меж безднами, оступишься –

Вмиг пред вратами адскими окажешься, -

 

сознается автор.

Но опасности опасностями, а дело делать надо. И святитель Григорий, не жалея сил, сеет слово Божие, наставляя, просвещая и вразумляя свое словесное стадо.

 

  Так я и паству взращивал и, видимо,

Уж был богатым земледельцем, разве что

Была не вся пшеница с поля убрана:

Местами только вспахано и вырванный

Сорняк лежит, местами уж засеяно,

Местами показались всходы робкие –

Все зелень, но и первых стеблей завязи,

А там взошло, и нива убеленная

Ждет жатвы. Там уж гумна заполняются,

Провеяно, помолото и хлеб пекут,

Тем самым и венчая земледельца труд.

 

Владыка жил в очень тревожное время, когда многочисленные ереси, и прежде всего ересь Ария, терзали тело Церкви. Сколько сил отдал святитель для борьбы с этими живучими язвами, сколько огненных слов сказал в защиту Истины, сколько духовных битв выдержал, сколько ран претерпел от служителей сатаны, - об этом ведает только он сам и Господь Бог.

Приведу один пример. Константинопольская церковь святых Апостолов принадлежала в то время арианам. Чтобы вернуть ее законным владельцам, то есть верным православным христианам, пришлось применить военную силу. Мало того, сам император вместе со святым Григорием пошел в храм. День был мрачный, непроглядные тучи застилали небо, мрак царил кругом, но как только святитель с императором вошли под своды храма, тучи расступились, яркие лучи солнца озарили город, - враги были посрамлены, а верные православные христиане торжествовали.

Служить людям – значит кровь проливать. Святой Григорий отдавал ее капля за каплей, день за днем, год за годом. Чем усерднее он служил своим ближним, тем сильнее восставал враг: зависть, клевета, доносы и прочие искушения следовали одно за другим, подрывая и без того слабое здоровье угодника Божия. Однако он, несмотря ни на что, оставался верен Христу.

 

  Кому служу я – большинству иль Господу?

Скорей огонь вам ледяным покажется

И реки вспять теченье обратят свое,

Чем отступлю я от пути спасения.

 

А в другом месте добавляет:

 

Я покаянью отдал жизнь и Господу.

 

А ведь могло случиться совсем по-другому. Проучившись несколько лет в Александрии, Григорий отправился в Афины, чтобы  продолжить свое образование. Корабль, на котором он плыл, попал в жестокий шторм. Команде, а также всем пассажирам грозила неминумая гибель.

 

          Мы все боялись смерти, но страшней того

          Была мне мысль о гибели души моей,

          Ведь отделяла эта тьма нещадная

          Меня от вод крещения живительных!

 

Да, Григорий не был крещен, хотя ему было уже около тридцати лет. Узнав об этом, все пассажиры стали горячо, пламенно молиться Господу Богу о спасении его души (вот что значит христианское сострадание!). Но усерднее всех молился, конечно, сам Григорий:

 

          Спаси меня, и буду для Тебя лишь жить,

          А нет – лишишься верного служителя.

          Ужель Тебе нет дела, что я гибну здесь?

          Стряхни Свой сон! Пусть буря успокоится!

 

   Не успел он произнести последние слова, как шторм утих, море успокоилось, мрачные тучи исчезли, и на небе засияло ласковое солнышко.

Вскоре Григорий вернулся на свою Родину и принял святое Крещение от своего отца, епископа Назианского. С этой минуты и до конца своей жизни он ревностно служил Господу нашему Иисусу Христу.

Конец поэмы – это нота редкой пронзительности. Не желая бороться с завистью, обманом, ложью, ненавистью (не кого-нибудь, а самых близких друзей), считая себя, и совершенно справедливо, выше всех этих дрязг и сплетен, святой Григорий оставляет кафедру и удаляется из города. Он терпит поражение, но в этом поражении заключена ВЫСОЧАЙШАЯ ДУХОВНАЯ ПОБЕДА. Победа ревнителя Божией правды, аскета и подвижника.

 

  К такому вот итогу Бог привел меня,

Жизнь уделив, превратностями полную.

Так завершится ли, скажи мне, Господи,

Мой путь в Чертоге несказанной Троицы,

Чья даже тень, неясная и слабая,

Меня приводит ныне в восхищение?

 

В поэме «De vita suа» поэтический дар святителя Григория сияет, подобно весенней радуге, многоцветьем тонких художественных образов, глубиной богословской мысли, безкомпромиссными покаянными мотивами. Да и не только в этой поэме, но и во многих других (их насчитывается более четырехсот).

Вот что говорит о них один из исследователей его поэтического творчества: «Все поэмы св. Григория… увлекательны в высшей степени, блестят роскошными картинами Греции; в них глубокое созерцание природы одушевлено благоговейной мыслью о Божьем Всемогуществе, которое движет гармонией вселенной и растит бедную былинку; в них ясный взор на природу человеческую в одно время проникает и темную бездну, куда пал человек с престола невинности, и светозарную высоту, куда возносится он по лествице креста… Все поэмы святого старца пышны и прекрасны, как розы, из которых не знаешь, какую сорвать, чтобы ближе полюбоваться ее красотою…»

 

  Не сладка жизнь архиерея, весьма не сладка. Она и никогда не была гладкой и лучезарной. Ни у греческих архиереев, ни у иерусалимских, ни у Антиохийских. В том числе и у русских. А в наши дни – особенно. Потому что наши дни – это дни последние.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                       Князю Николаю Романову

                                       Chalet  “А” - Le Dognag,  1838,

                                       Rougement,  Suisse

 

 

 

Глубокоуважаемый Николай Романович!

       

        Вам пишет церковный писатель Николай Кокухин. Несколько слов о себе. Я закончил (уже довольно давно) Литературный институт имени А.М.Горького. Сначала я был “обычным”, светским писателем. Двадцать с лишним лет назад я обратился к Господу Богу. После того, как я понял, что нахожусь на правильном пути и когда у меня появился собственный духовный опыт, я направил свое перо на служение  Господу нашему Иисусу Христу и стал писать только на духовные темы.  Одну из своих последних книг я Вам с большим удовольствием дарю. Это как бы моя визитная карточка.

        Непосредственно о деле. У меня возник творческий замысел: создать книгу- интервью. Интервью с Вами. Это будет живой рассказ о судьбах русского народа и России, о русском характере, о Промысле Божием в жизни России, о Царской Семье и русской эмиграции. Царь-мученик Николай Второй и вся Августейшая Семья, прославление их в лике святых - эта тема найдет свое достойное место в нашей книге. Главный герой  сочинения - Россия, ее прошлое, настоящее и будущее.

        Объем книги - пять-шесть авторских листов. В ней найдут место и иллюстрации.

 Буду чрезвычайно признателен Вам, если Вы выскажете свое мнение об этом замысле.

        Ваш адрес мне любезно предоставил барон Владимир Игоревич Кнорринг, с которым я поддерживаю дружеские отношения.

 

 

                                       С любовью о Господе

 

                               Николай Кокухин.

       

31 января 2001 г.

 

 

 

Книга не получилась, потому что князь не ответил на мое письмо. Не ответил потому, что у него побывали московские телевизионщики и наврали про него с три короба. После этого он, конечно, прекратил всякое общение как с журналистами, так и с писателями.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

               

 

                СВЯТЫНИ, СВЯЗАННЫЕ С ЗЕМНОЙ ЖИЗНЬЮ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА И ЕГО КРЕСТНОЙ СМЕРТЬЮ

 

        1.Выставка в звоннице ивана Великого (Кремль). Каталог выставки: “Православные святыни Кремлевских музеев” (лето 2000 г.).  Можно приобрести в Кремле.

2. Книга “Прииди и виждь”. Автор и составитель - Н.Н. Луговой. Рассказывается о православных святынях во всем мире. Текст и иллюстрации. Книга большая и дорогая. Продается в главных церковных лавках, можно взять и в библиотеках православных.

3. Святая Гора Афон. 20 монастырей. В каждом монастыре- множество святынь, в том числе и тех, о которых идет речь.

4. Дары волхвов, преподнесенные Младенцу Иисусу Христу - золото, ладан и смирна (хранятся в монастыре св. Павла на Святой Горе Афон). Я сделал небольшой текст (3 стр.), как я их встретил, и сфотографировал их.

5. Святой Эчмиадзин (Армения). В храме - несколько святынь, связанных со страданиями Господа нашего Иисуса Христа: копие, которым были прободены ребра Господа, и др.

6. Грузия. Мцхета. Хитон Господа нашего Иисуса Христа.

7. Московские храмы: а) Елоховский собор: большая частичка мощей святого апостола Андрея Первозванного (в ковчеге с другими святынями); б) храм преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках - Трубная площадь: крест-мощевик; очень большой крест, в котором много частичек мощей многих святых; частичка Честного Животворящего Креста Господня. И т. д.

8. Плащаница. Турин. Москва - Сретенский монастырь: фото плащаницы в натуральную величину - с двух сторон; в храме, слева, на стене.

9. Патмос. Пещера святого апостола и Евангелиста  Иоанна Богослова. У меня есть книга об этой пещере.

10. Главные церковные книжные магазины: а) Данилов монастырь. 955.67.07; Донской мон-рь.952.21.94; Новоспасский монастырь.276.93.71. Сретенский мон-рь.923.80.46; 34.44; Подворье Троице-Сергиевой Лавры. 281.35.58 вахта. Магазин “Православное слово” на ул Пятницкой: 951.51.84.

11. Справочник действующих монастыпей и храмов г. Москвы “Православная Москва”. Там много всякой информации. Приобрести можно в любом монастыре или церковной лавке.

 

Этот список можно продолжать до бесконечности – они рассыпаны по лицу всей земли. Ну а лучше всего приехать в Святую Землю и пройти пешком по тем местам, где ступала нога Иисуса Христа, а закончить свое путешествие в Храме Гроба Господня, побывать на Голгофе, а потом поклониться Камню Помазания и тому месту, где был погребен Господь и где Он через три дня воскрес.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                         ЮНЫЙ МУЧЕНИК

 

Эта фотография потрясла весь мир. На ней был запечатлен трехлетний сирийский мальчик. Он был весь в ранах: шея и грудь кровоточили, левая рука висела, как плеть, на голове виднелись пятна крови. Его доставили в больницу сирийские врачи. По всей вероятности, он получил ранения во время обстрела города наемными боевиками-бандитами, его тело поразило множество осколков от снаряда или гранаты. Мальчик горько плакал. Несмотря на свой возраст он понимал, что не выживет от столь тяжелых и серьезных ранений. Он сказал:

-На всех вас пожалуюсь Богу. Все Ему расскажу.

Он прожил еще три дня и скончался в ужасных муках.

Ему очень не хотелось умирать; он прожил совсем немного, не успел насладиться лучами солнца, цветущей мимозой, вкусом абрикосов и персиков, улыбками папы и мамы, дружбой со сверстниками, не успел поиграть со своими сестрами и братиками в различные игры, не успел сделать им подарки в день рождения, не успел стать взрослым мужчиной, чтобы взять в руки автомат и защищать свое любимое Отчество от злобных извергов, не успел выучиться грамоте, чтобы читать Евангелие и Псалтирь.

Ему было всего несколько лет, но в его сердце уже жил Бог. Мальчик ощущал Его присутствие и разговаривал с Ним. Он ушел к Нему, чтобы быть с Ним вечно. И уже не знать тех страшных мук, которые он в избытке испытал в своей короткой жизни. Не сомневаюсь, что Господь принял его как мученика, который крестился в своей собственой крови.

Мне было так жаль, так жаль этого славного чудесного мальчика, что я несколько дней был сам не свой, - мое сердце болело, душа страдала и изнемогала от сострадания к нему, порой я ловил себя на мысли о том, что лучше бы я, грешный человек, погиб, а этот мальчик остался жив. В эти минуты я вставал на колени и умолял Господа Бога, чтобы безумное кровопролитие побыстрее прекратилось не только в Сирии, но и в России, и в Ираке, и в Ливии, и в Афганистане, и в Таиланде и в других уголках земного шара и чтобы дети оставались живыми, смотрели на мир не печальными, а веселыми глазами и долго, очень долго радовались жизни.

Мне особенно близок этот мальчик (жалко, не знаю его имени) потому, что я до войны был в Сирии. Я и мои попутчики, знакомясь с Дамаском, побывали во многих его районах, в том числе и в Старом городе. Однажды мы, изрядно устав, присели отдохнуть на скамейку вблизи главной мечети. Рядом несколько мальчиков играли в мяч. Они резво бегали по площадке, издавая веселые возгласы. В один из моментов мяч, подпрыгивая, оказался у моих ног. Я взял его в руки, чтобы возвратить детям. Но не успел этого сделать, так как один из мальчиков (ему было не больше трех лет) подбежал ко мне. Я передал мяч в его руки и погладил его по голове. Мальчик застенчиво улыбнулся и убежал, на ходу кинув мяч своим друзьям…

 

 

Я вспомнил о другом мальчике, примерно такого же возраста, которого украинские изверги распяли в Новороссии (если не ошибаюсь, в Славянске). Они пригвоздили его к стене на глазах его матери и других жителей города. Мальчик кричал, изнемогая от боли, а палачи делали свое дело. Страшная картина!

Еще один юный мученик ушел на Небеса в объятия Господа нашего Иисуса Христа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

          ПАЛОМНИЧЕСТВО – ЭТО ДУХОВНЫЙ ПОДВИГ

 

 

                                            1.

 

 

      Православие и святыня - неотделимы. Как не бывает лесного костра без жара, как солнце воспринималось бы какой-то нелепостью без света, как не может обойтись река без берегов, так невозможно представить себе Православия без святыни.

      Поклонение святыне - насущнейшая потребность христианской души. Как земля засыхает и покрывается трещинами, когда долго нет дождя, так и душа приходит в полное расслабление без духовной пищи, в том числе без общения со святыней.

      Нам, русским людям, очень повезло: мы родились в России, в лоне Православия,и святыни встречаются у нас на каждом шагу: стоит выйти из дому - перед тобой храм, пройдешь двести-триста метров - на солнце сверкают золоченые купола белоснежно-величавого монастыря, завернешь за угол - и чудный колокольный звон остановит тебя, и ты, как завороженный, будешь долго стоять на одном месте, позабыв о своих самых необходимых делах и поражаясь виртуозному мастерству еле видимого на колокольне звонаря, и когда наконец продолжишь свой путь, то будешь чувствовать себя совсем по-иному, чем десять минут назад.

      Куда бы ты ни поехал: на далекий север, к пустынным берегам Белого моря, или на знойный юг, в роскошно-восхитительный Крым (это уже “малая” заграница), к желтым дюнам Балтики (та же заграница) или за Уральский хребет, в первозданную, еще не затоптанную Сибирь, - везде соприкасаешься со святыней: с обителями и скитами, с чудотворными иконами и с мощами угодников Божиих, с целебными источниками и с веригами, которые носили на себе подвижники благочестия.

      Да что Россия и так называемое “ближнее”  зарубежье, которое, кстати, является той же Россией, только по иронии судьбы, а  точнее, по нашим грехам отошедшее от нас, - святыни есть везде, во всем мире, потому что Православие проникло в самые отдаленные уголки земного шара. В Египетской пустыни, начиная с первых веков христианства, селились отшельники. Антоний Великий, Макарий Великий,  Евфимий Великий - все эти столпы Православия “прозябли” именно в этих местах. Уже в новейшие времена в таких странах, как Тунис, Алжир, Марокко и другие, возникли христианские общины. Совсем недавно на самом юге Африки, в Йоханнесбурге, возник еще один очаг Православия, находящийся под омофором Московской Патриархии.

      Перенесемся на Американские континенты: в США и Канаде Православная Церковь утвердилась давно и прочно. Есть православные общины, в том числе и русские, в Аргентине, Бразилии, Чили и во многих других местах.

      В Японии Православие насаждал русский миссионер архиепископ Николай (Касаткин), ныне прославленный в лике святых. В Токио построен чудесный христианский храм во имя святителя Николая, который посещают сотни жителей столицы и ее окрестностей.

      Австралия - далекий континент, на другой стороне земного шара, но  и сюда достиг свет Православия: русские, украинцы, болгары и люди других националностей спасаются  в таких городах, как Сидней, Мельбурн, Аделаида, Брисбен.

      Даже в Индонезии есть православные христиане - я их лично встречал в Иерусалиме, куда они приезжали целыми семьями поклониться Гробу Господню.

      Как бы это ни выглядело заманчиво, но все святыни посетить совершенно невозможно, да в этом и нет особой нужды. Другое дело - самые главные святыни, и в первую очередь Святая Земля, место, связанное с земной жизнью Господа нашего Иисуса Христа. Вот здесь надо побывать обязательно, хотя бы один раз в жизни. Куда еще поехать? Об этом, на мой взгляд, рассуждать не имеет смысла - куда Бог благословит, туда и поезжай.

 

 

                                                2.

 

      Кто был первым паломником? Увы, это нам неизвестно. Можно только сказать, что стремление поклониться святыням у боголюбивых и богобоязненных людей возникло давно. В четвертом веке, например, путешествие по святым местам Средиземноморья (включая и Палестину) совершили две знатные и богатые римлянки Павла и Этерия. Что двигало ими, когда они отправлялись в неизвестный, полный всяческих опасностей путь? Строки из письма святого Павлина из Нолы, который повествует об одной из паломниц того времени, проливают на это достаточный свет: “Так же, как и путешественники, увидев что-то достойное внимания на берегу, не проплывут мимо, но опустят свои паруса и замедлят ход, чтобы дать насладиться своему взору, так и я должен изменить поток своих речей, чтобы рассказать тебе о ней хотя бы вкратце.Я описываю ту, которая была как воин Христов, несмотря на то, что принадлежала к слабому полу. Она радостно сбросила с себя оковы человеческой любви, уплывая на корабле, в то время как все, ее провожавшие, плакали. Она присоединилась к неутомимой борьбе морских волн, чтобы победить так же, как и оне, мир, и уплыла вдаль. Покинув мир и родину, она избрала духовные дары в Иерусалиме и там обитала, странствуя как бы вне  своей плоти. Она сделалась изгнанницей, вдали от своих родных, но зато согражданкой святых. Исполненная мудрости и святости, она избрала удел быть слугой всех в этом мире суеты для того, чтобы царствовать в мире свободы”.

      Русский игумен Даниил побывал в Иерусалиме в двенадцатом веке. Он предпринял это многотрудное путешествие “единственно по чувству благочестия и из желания нравственной пользы себе и другим” (митрополит Макарий). О своих впечатлениях игумен рассказал в книге “Паломник, или Странник”. Она ходила по Руси в бесчисленных списках и пользовалась невиданной популярностью; говоря нынешним языком, она была “бестселлером” своего времени. “Я, недостойный игумен Русской земли Даниил, худший из всех иноков, смиренный по множеству грехов, не совершивший никакого доброго дела, будучи нудим мыслию своею, с нетерпением ждал видеть святой град Иерусалим и землю обетованную,- пишет автор.- И, благодатиею Божиею, достигал я святых мест с миром и своими очами видел святые места, обходил всю обетованную землю, по которой походил ногами своими Христос Бог наш и где совершил Он многие чудеса. Все то видел я своими грешными очами, и показал мне Господь видеть в продолжение многих дней, что желал я видеть. Братие и отцы, и господа мнихи! Простите мне и не зазрите худоумию моему за то, что я, по грубости моей, написал о святом граде Иерусалиме и о Святой Земле той, и о своем путешествии… Я описал путь мой и святые места, не возносясь и не величаясь, будто бы я сотворил что доброе на пути сем, да не будет: я не сотворил на пути никакого добра. Но из любви к святым местам я описал все, что видел моими грешными очами, чтобы не забыть того, что показал мне Господь, недостойному, видеть…”

      Боголюбивый паломник добавляет, что в такого рода странствии спешить нельзя, а надо спокойно, без суеты, с молитвой знакомиться с великими святынями, и тогда это все пойдет на пользу. Он пробыл в Иерусалиме шестнадцать(!) месяцев (не сравнить с нами, современными паломниками: мы прибываем в Святую Землю всего на шесть-восемь дней, успеваем, разумеется, побывать далеко не везде, да и то “галопом по Европам”). Господь дал ему прекрасного провожатого (гида, если говорить по-современному), образованного начитанного монаха, и тот показал ему все святыни и подробно рассказал о них.

      “Все сказания благочестивого игумена кратки и безыскуственны, показывают душу простую, верующую, проникнутую смирением и любовью к Богу и Его святым”(митрополит Макарий). Именно любовь к Богу подвигнула его на поступок, который он сам и описывает: “В великую Пятницу, в первом часу дня пошел я, худой и недостойный, к князю Балдуину  и поклонился ему до земли. Увидев меня, он подозвал меня к себе с любовию и сказал: “Чего ты хочешь, игумене русский?” Он знал меня хорошо и очень любил, потому что он был человек добрый и смиренный и нимало не гордился. Я отвечал ему: “Княже мой и господине! Молю тебя ради Бога и ради князей русских, я хотел бы поставить лампаду свою на святом Гробе Господнем от всей Русской земли и за всех князей наших, и за всех христиан Русской земли”.

      Князь с радостию повелел мне поставить лампаду и послал со мною своего лучшего слугу к иконому храма святого Воскресения и к ключарю Гроба Господня. Оба они велели мне принести кандило мое с маслом. Поклонившись им, я пошел на торжище с великою радостию, купил большую стеклянную лампаду, налил в нее чистого деревянного масла без примеси воды и уже вечером принес к Гробу Господню, где застал одного только ключаря. Он отпер мне двери к Гробу Господню, велел разуться и босого ввел меня одного ко Гробу Господню. Здесь велел мне поставить лампаду мою моими грешными руками в ногах, а в головах стояла лампада греческая, а на персях Гроба стояла от всех монастырей, а на средине поставил я, грешный, русскую лампаду. Благодатию же Божиею все те три лампады зажглись сами собою, а фряжские лампады, висевшие вверху,  не возгорелись ни одна. Поставив лампаду мою на святом Гробе Господа нашего Иисуса Христа, я поклонился честному Гробу тому и, облобызав с любовию и со слезами святое место, где лежало пречистое Тело Господа Иисуса, вышел  из Гроба с великою радостию…”

      Инок-подвижник Василий Григорьевич Барский посвятил знакомству  со святынями Востока всю свою жизнь. Совсем молодым человеком он в 1723 году покинул Киев и пешком отправился в Италию. Здесь его поджидали серьезные искушения: во-первых, он потерял свой патент (по-современному, загранпаспорт), а человек без патента, по меткому замечанию Барского, то же самое, что “человек без рук, воин без оружия, птица без крыл, дерево без листвия”. Во-вторых, у него так разболелась нога, что он едва мог ходить. К счастью, путешественник как раз достиг города Бари, где покоились мощи Святителя Николая. Он горячо помолился угоднику Божию, прося его со слезами, “да поможет ему в обех тех”. Молитва его была услышана: нога исцелилась и патент нашелся, так что он мог продолжить свой путь.

      Остров Корфу, святая Гора Афон, Иерусалим, остров Хиос, Дамаск, Сидон, Алеппо, остров Патмос, Триполи - вот самый беглый перечень географических мест, где удалось побывать неутомимому пилигриму. Странствования его продолжались двадцать четыре (!) года. Когда Барский вернулся домой, в Киев, то родная мать не узнала его - так он изменился. Ей понадобился целый час, чтобы по каким-то ей одной известным признакам узнать в незнакомом человеке своего сына.

      Видимо, тяготы пути были столь велики, что Василий Григорьевич через месяц тяжело заболел и скончался.

      “Путешествие к святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723 году и оконченное в 1747 году, им самим писанное” - так называется литературный труд Барского, который неоднократно переиздавался в России и который пользовался неизменным успехом читающей публики.

      С чувством глубокого благоговения и величайшего смирения поклонялись святыням (будь это в собственном Отечестве или вне его) члены Императорской Фамилии России.

        13/25 мая 1859 года Великий Князь Константин Николаевич Романов написал из Бейрута своему брату Государю Императору Александру11 письмо. В нем говорится:

“Любезнейший Саша!

        Вот наше Иерусалимское путешествие на поклонение святыне Господней, по благословению Божию, благополучно совершилось и оставило в нас всех, которые удостоились этого счастия, неизгладимое впечатление и память на всю жизнь. Описать, что чувствуешь, что происходит в душе, когда мы прильнули губами к Святому Гробу и к Голгофе, когда мы осматривали места, ознаменованные земною жизнию Иисуса Христа, как то: Вифлеем, Гефсиманский сад, Элеонскую гору и так далее, нет никакой возможности. Я не знаю, как у других, а у меня вся душа обращалась в молитву, а между тем я слов для выражения молитвы не находил. Было в одно и то же время    и страшно в своем недостоинстве находиться среди такой Святыни, и в высшей степени утешительно, так что оторваться не хотелось. Самое глубокое впечатление на меня произвела Русская Обедня на Голгофе. Там и иконостаса нет, так что все происходит на виду. И так видеть среди нашей чудной литургии приношение Бескровной Жертвы, на Том Самом Месте, где за весь род человеческий была принесена страшная кровавая Жертва, слышать слова: “Пийте от нее вси, сие есть Кровь Моя” на том месте, где в самом деле эта Кровь обливала то Место, на котором мы стояли, это производило такое ужасное и глубокое впечатление, что решительно этого выразить нельзя, я не плакал, а просто таял слезами. Было в то же время и страшно, и сладко, и утешительно. Мысли о Тебе, мой милейший Саша, об нашей дорогой Мама, об вас всех, о Папа, об Адини, об всей России - все это сменялось и смешивалось в душе бессознательно и обращалось без слов, без определенных мыслей в одну общую несказанную молитву. Обедню эту я во всю жизнь мою не забуду!

        Описать теперь в письме все путешествие и пребывание в Иерусалиме нет никакой возможности, это составило бы несколько томов. Откладываю это до того счастливого времени, когда можно нам будет словесно передать все это Тебе…

        Наше дело устройства русского поклонничества пойдет, надеюсь, на лад. Купленные земли прекрасно выбраны, утверждены за нами фирманами, и, надеюсь, что иерусалимский паша нам будет помогать. Станиславская лента, которую я вручил ему Твоим именем, тоже этому поможет…”

        А вот несколько отрывков из дневника (1859 г.) Великого Князя Константина Николаевича, который он вел аккуратно, изо дня в день.       

        “3 мая. В 9 часов Патриаршая обедня в Приделе Ангела у Гроба Господня. Мы сперва на паперти, потом в самом Гробе. Ужасное пение мне мешает молиться, так что далеко не то впечатление, что вчера на Голгофе. Патриарх подарил нам частицы Честного Древа - для меня, жены, Николы и Костюшки. В 4 часа в Замок Давидов, с башни вид, потом в Яффские ворота, кругом стен северных, в  Иосафатову долину и долинами кругом всего города… Мост, через который вели Спасителя, гробницы Авессалома, Иакова и Захарии. Деревня Силоам. Источники Силоама, Марии и Неемии. Оттуда чудный вид, самая плодородная часть долины.

        4 мая. Поездка в монастырь  св. Саввы. Очень удачно, но там жестоко жарко. Замечательное положение монастыря.

        5 мая. Утром осматривал место, купленное для нашего консульства. При этом проходили сквозь монастыри Коптский и Абиссинский, подле самого Храма…

        6 мая. Чудная поездка в Вифлеем. Прелестные виды по дороге. Там все христиане. Патриаршая обедня. Разговор с Патриархом. Моя поездка в Вифсагур. Остатки Храма Явления Ангела, желал бы возобновить его. Молебен в Вертепе Рождества. Рождественские детские чувства. Возвратный путь в чудный вечер.

        7 мая. День явления Креста Константину. “Сим знамением победиши”. Большая Патриаршая обедня в Храме Воскресения с панихидою. В 5 часов ездил в Вифанию. Прелестные виды на долину, на Мертвое море и на город. В Вифании место дома Лазаря и его так называемая гробница. Вечером у нас большой обед для Патриарха нашего и Армянского.

        8 мая. Ночью в 1/2 1-го маленькая русская обедня на самом Гробе Господнем. Прелестно. Потом Патриарх нас позвал в Алтарь и сам при нас отрезал и дал нам частицы мощей: 1) Царя Константина, 2) Царицы Александры (для жинки и для Мама), 3) Василия Великого, 4) Марии Магдалины. Потом обошли снова все Святыни огромного Храма. Спали до 9 часов. Утром Патриарх сам принес и подарил мне превосходную модель Кувуклии и камни от Гроба и от Голгофы и бездну образов, крестов и четок. Делаем распоряжения насчет завтрашнего отправления. Вечером ездили в Крестный монастырь, где школа, учрежденная Патриархом для греков и арабов.

        9 мая. Утром в 8 часов поехали на Элеонскую гору полюбоваться чудным видом Иерусалима. Поклонились Вознесению Господню, сошли с горы пешком и имели Русскую архиерейскую обедню в вертепе Гефсиманском Гроба Богоматери. Приятное впечатление на прощание. Пили кофе тут же, под деревом в тени.  В 3 часа ходили прощаться с Патриархом, потом в Храм.Там напутственный молебен русский и наконец прощание с Гробом Господним и Голгофой. Ужасно плакали, оторваться не могли…”

Осенью 1888 года Великий Князь Сергей Александрович* и его супруга Великая Княгиня Елизавета Феодоровна на крейсере “Кострома” отбыли в далекое путешествие. Несколько писем,**  которые Великий Князь написал Наследнику  Престола Цесаревичу Николаю Александровичу, дают живое представление об этом паломничестве. Первое письмо датировано 20-м сентября 1888 года, оно написано на борту крейсера.

      “Дорогой мой Ники, пишу тебе в ту минуту, когда мы проходим мимо острова Кипра - чудное море, тихо и так жарко, что пишу тебе в рубашке и то потею. Вкратце сообщу тебе, что мы делали после Киева, откуда, я надеюсь, ты получил мое письмо. Переход Черным морем довольно хорош, но дамы немного осовели и пролежали целый день, кроме Екатерины Сергеевны.                

        В Царь-граде часто вспоминал о тебе - чудо как было хорошо - погода дивная - султан страшно был любезен и всячески нас одарил, для экипажа он прислал несметное количество баранов, индеек, кур, уток ит.п.*

Дарданеллы и Эгейское море проходили в дождь, пришли в Смирну 18-го сент[ября] рано утром - снова чудная погода - залив великолепен; направились гр[еческий] собор -   греки орали и аплодировали. Накупили чудные ковры смирнские и поехали в Ефес - его развалины живописны - разъезжали верхом…

        Теперь мы вторые сутки в море и, Бог даст, завтра утром придем в Бейрут.”

         Другое письмо Великий Князь написал через шестнадцать дней во время перехода крейсера “Кострома” из Яффы в Порт-Саид.

“Дорогой мой Ники, хотя ты мне и не пишешь, хотя жара убийственная, и я обливаюсь потом, все же хочу тебе сообщить о нашем паломничестве. Скажу тебе, что мы остались в полном восторге от дороги из Бейрута по Ливанским горам… - дивные виды, дивные освещения гор; местами они как бы сливаются с небом - до того они покрыты голубоватой дымкой - я ничего подобного не видал…

Переход из Бейрута в Хайфу совершили ночью и рано утром съехали на берег, чтоб ехать в Назарет. В Назарет прибыли днем и прямо направились к месту Благовещения; ночевали мы в палатках. На другой день рано я поехал в Кану Галилейскую помолиться на месте, где был дом, в котором Иисус был на браке, а оттуда верхом…

 Взбираться на Фавор ужасно трудно -  тропинка отвратная… на месте Преображения -  отслужили молебен и отдыхали в греч[еском] монастыре с митрополитом, который нас встречал. Ты можешь себе представить, как я думал о Полке - и меня забавляла мысль, что это первый команд[ир] Преобр[аженского] полка, который вскарабкался на Фавор. Спуск был ужасен, жара неимоверная -  в тот же день вечером мы были на “Костроме” и снялись, чтоб идти в Яффу - увы, и в море не было прохлады!

Утром 29 сент[ября] выехали мы из Яффы и в 4 ч[аса] въехали в Иерусалим. Ты себе представить не можешь, какое дивное чувство испытываешь у Гроба Господня.

1-го окт[ября] мы освящали церковь в память Мама* на Элеонской горе -  чудная была минута…

(Пребывание в Святой Земле произвело на Великую Княгиню Елизавету Феодоровну такое неизгладимое впечатление, что она воскликнула:

-Господи, как бы я хотела найти упокоение на этой Земле!

Как мы знаем, Милосердный Господь исполнил это заветное желание - ныне ее мощи покоятся как раз в том храме, на освящении которого она присутствовала).

 Ходили мы ночью к обедне к Гробу Господню - пешком через весь Иерусалим - чудные лунные ночи! Вчера ночью мы все приобщились [Святых Христовых Таин]; как хотелось бы, чтоб и ты, дорогой мой Ники, испытал это блаженное чквство.

Мы объехали только ближайшие окрестности Иерусалима; были в Вифлееме,в Вифании - и на разных святых местах в самом городе. Вчера мы покинули Св[ятой]  Град, ночевали в Яффе, в доме нашего архимандрита, кругом большой сад лимонных деревьев…”

В 1890-91 годах наследник Российского Престола Цесаревич Николай Александрович на крейсере “Память Азова” совершил кругосветное плавание. Во время пребывания в Египте он изъявил желание поклониться тому месту, где Божия Матерь с Предвечным Младенцем были избавлены от большой опасности. По Преданию, спасаясь от слуг Ирода, они спрятались в дупло большой сикоморы, и враги, не заметив их, прошли мимо. Здесь чудесным образом забил источник, в водах которого Пресвятая Богородица омыла Своего Сына. Попив воды из источника, Цесаревич приложился к дереву, благодаря   Господа Бога, Который до сих пор сохранил и то, и другое.

Став Императором России, Николай Александрович проявлял постоянную заботу о святынях Средиземноморья. Как известно,  Святитель Николай является небесным покровителем и заступником Государя Императора. На средства, пожертвованные Николаем Александровичем, в нижнем храме  великолепной базилики,  где покоятся мощи святого, был выложен мраморный пол, который сохранился до  сегодняшнего дня.

В 1913 году Русский Царь выделил средства для покупки в городе Бари большого участка земли. Здесь возникло подворье Русской Православной Церкви (храм во имя Святителя Николая, странноприимный дом, больница, трапезная), предназначенное для приема многочисленных паломников, прибывающих сюда со всех концов Руси.

 

 

3.

 

Почти семьдесят лет двери нашей страны были закрыты на крепкий замок, и выехать заграницу с паломническими целями было практически невозможно. Но вот повеяли новые ветры, а с ними снова появилась возможность путешествовать куда хочешь. Чаще всего верующие люди пользуются услугами паломнических служб, которых сейчас довольно много. Сотни и сотни людей отправляет паломническая служба Московской Патриархии. Путешественники, прибывающие в Палестину, живут в Горненском монастыре; во время поездок по Святой Земле их сопровождают сестры этой обители - что может быть лучше этого?!

Большой популярностью среди москвичей (да и не только среди них) пользуется паломническая служба “Радонеж”. Она предлагает им десятки маршрутов как внутри страны, так и за ее пределами. Одна из последних новинок “Радонежа” особенно полюбилась путешественникам. Судите сами: в течение одной поездки они знакомятся со святой Горой Афон, греческими монастырями в Метеорах, поклоняются честным мощам Святителя Спиридона Тримифунтского (остров Корфу), Святителя и чудотворца Николая (город Бари), преподобного Нектария Эгинского (остров Эгина), святого апостола Андрея Первозванного (город Патры). Паломнической службой руководит несомненный знаток своего дела Юрий Минулин. “Мой долг - отправить в путешествие каждого христианина, который приходит к нам”,- говорит он.

А вот еще одна служба - “Православный паломник”.Она находится в Одессе, но у нее много филиалов в других городах, в том числе и в Москве. Ее клиенты путешествуют морским путем. За одно плавание пять-шесть стран - где такое еще встретишь! Бывали  случаи, особенно летом, когда теплоход не мог взять на борт всех желающих (а вместимость судна шестьсот-восемьсот (!) человек).

Можно знакомиться со святынями и в одиночку - у этого вида путешествия много преимуществ: ты не привязан ни к маршруту, ни к группе - где захотел, там и остановился, причем на одном месте можешь жить, сколько захочешь. Но тут нужно  непременное условие - ты должен хорошо знать хотя бы один иностранный язык, лучше всего английский - на нем можно объясниться где угодно. Без языка в любой стране ты будешь чувствовать себя как рыба, выброшенная на берег.

Однажды, во время пребывания на острове Патмос, я неожиданно встретил московскую писательницу Валерию Алфееву. До этого момента я  не был с ней знаком, но зато очень хорошо знал ее литературные труды, опубликованные в разных столичных журналах. Встреча была краткой, но, несмотря на это, мы смогли обменяться своими впечатлениями и поделиться паломническим опытом. Так вот, Валерия Алфеева путешествует всегда одна, никем и ничем не связанная, и только благодаря этому она смогла написать свои прекрасные произведения, посвященные величайшим святыням Православия.

Ну ладно, мы с вами путешествуем то самолетом, то теплоходом, то автобусом (последний вид поездок приобрел в последнее время огромную популярность), то есть весьма комфортно, а я знаю одного человека, который совершил паломнический вояж из Владивостока в Иерусалим… пешком (он просил не называть своего имени). Он находился в пути три года, несколько раз был на волосок от смерти, но рука Господня хранила его.

Я спросил моего знакомого:

-Сколько пар обуви ты износил за время своего путешествия?

-Две пары,-ответил он.

-Всего-навсего?

-Да.

-А почему так мало?

-Наверно, потому, что я шел больше по воздуху, чем по земле,- пошутил он.

 

 

 

4.

 

 

Выскажу оригинальную мысль: можно путешествовать не выходя из дому. Каким образом? Да очень просто: открываешь книгу, и ты вместе с автором восходишь глубокой ночью на святую Гору Синай,  любуешься переполненной кораблями разных стран бухтой Золотой Рог в Константинополе, ликуешь всей душой и всем сердцем при схождении Благодатного Огня на Гроб Господень. Те паломники, которые во время путешествия ведут дневники или пишут письма своим родственникам, друзьям или знакомым, делают доброе дело: последние становятся их  с о п у т е ш е с т в е н н и к а м и - Великий Князь Сергей Александрович помог соприкоснуться со святынями Востока не только юному Наследнику Престола, но и нам с вами, хотя он этого и не предполагал.

Русские люди на постоялом дворе где-нибудь на окраине России забывали и про сон, и про еду, и про свой дом, и про своих домочадцев, когда рядом с ними оказывался странник и начинал рассказывать о своих приключениях. Иной крестьянин намеревался утром рано быть на ярмарке, чтобы продать воз репы да впридачу кобылу с жеребенком, а на вырученные деньги купить гвоздей, сахару да мануфактуры на платье трем своим дочерям, а себе добрую двустволку, но… странник заводил речь о своей встрече с Оптинским старцем Амвросием и о том, как она потрясла его и как он обливался очистительными слезами у его ног, и он стал совсем другим человеком после этого и лютой ненавистью возненавидел грех,- крестьянин, продав на ярмарке воз репы да впридачу кобылу с жеребенком, вырученные деньги отдал в уездный монастырь во спасение своей души и душ своих сродников и был так доволен своим поступком, что до самого дома пел псалмы и благодарил Господа Бога за встречу со странником.

То, что я понял и прочувствовал во время своих поездок, я изобразил пером, а те краски, детали, лица, которых я не коснулся, вы увидите на моих фотографиях, и они поведают вам, возможно, гораздо больше, чем мое поверхностное перо.

 

 

5.

 

 

Паломничество - это духовный подвиг. Человек, у которого нет веры, у которого нет собственного духовного опыта, дальше порога своего дома никуда не уйдет. Настоящий же паломник легко расстается с городскими удобствами и домашним уютом; его не смущает ни жара и ни холод, ни дождь и ни град - он знает: там, куда он стремится и куда его ведет христианская вера и благочестие, его ждет великая духовная награда.

Недавно я прочитал рассказ об одной монахине-подвижнице, которая (это было еще в прошлом веке), несмотря на свой, мягко говоря, немолодой возраст и бесконечные изнурительные тяготы пути, прибывала в Святой Град Иерусалим каждый год. Поистине паломник - это человек, который шагает в Небесный Иерусалим.

 

Наверно, самые активные, самые неутомимые, самые богобоязненные паломники – это русские люди. Их можно встретитиь и в Святой Земле, и в Греции, и в Константинополе, и в Италии, и на Кипре и в других странах. Их ведет, ими движет живая пульсирующая вера, без которой невозможно сделать и одного шага. Русские паломники пускаются в путешествие даже тогда, когда грохочут пушки, взрываются снаряды, пикирут истребители – они спешат к святыням для того, чтобы  своей молитвой остановить тайну беззакония.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

               

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                           «НЕ ВСЯКОМУ ДУХУ ВЕРЬТЕ…»

               

Фильм «Остров» - идеологическая диверсия против русского народа.

 

       

        Я не собирался смотреть эту кинокартину: у меня не так много времени, чтобы знакомиться с работой неизвестных авторов. Но мои друзья и знакомые на все лады расхваливали фильм: и съемки хорошие, и актер замечательный, а самое главное, на православную тему.

«Если это в самом деле так, то надо посмотреть, – подумал я, - а то прослыву ретроградом».

Оказалось, что фильм насквозь фальшивый.

При виде немцев, которые захватили баржу и буксир, у Анатолия, главного героя фильма, возникает жуткий панический страх за свою жизнь. Он предает старшего друга, капитана буксира, и, чтобы спасти свою жизнь, убивает его. Грехи страшные, смертельные, душа Анатолия теперь находится полностью во власти сатаны - он не устоял перед врагом видимым, как же ему устоять перед врагом невидимым, который в тысячи раз хитрее и опаснее? Иуда Искариот, совершив предательство, покончил жизнь самоубийством. Этим путем должен был пойти и Анатолий, так как он духовно безоружен (жил в атеистическом государстве и был человеком неверующим).

        Однако у авторов фильма свои цели, и они, пренебрегая духовной правдой, делают из Анатолия «святого».
        Правда (допустим на секунду и такой вариант), Анатолий мог пойти на фронт, чтобы героическими поступками искупить свой тяжкий грех. Но трус на это не способен.      

        Кое-кто может возразить: мол, Мария Египетская  была блудницей, а потом покаялась и стала святой. Здесь совсем другой случай: Марию призвал Господь. Она вняла этому призыву, ушла в пустыню и, подвизаясь в посте и молитве, изнуряя свое тело, спаслась.

         Анатолий живет при монастыре, в кочегарке, юродствует, исцеляет больных, изгоняет бесов, предсказывает будущие события. Однако каждый день (об этом он сам неоднократно говорит) его душу терзает давний грех. Это значит, что он не раскаялся в убийстве. Мы прекрасно знаем, что если исповедать грех, то Господь его прощает, и душа становится мирной. Анатолий ни разу не исповедовался у священника, ни разу не причастился Святых Христовых Таин, то есть живет, по сути дела, вне Церкви, вне Христа. Любимое его занятие – удалиться на заснеженную поляну, шагать по ней взад и вперед, а потом падать на землю и жевать мерзлую траву. Эту траву он решительно предпочитает Телу и Крови Господа нашего Иисуса Христа.

        Преподобный Серафим Саровский сказал: «Стяжи мир, и вокруг тебя спасутся тысячи». Он подтвердил это своей святой жизнью. Отец Анатолий – полная противоположность преподобному: поскольку у него нет мира в душе, то он одержим гордыней, а молитву таких людей Господь не слышит.

        Другими словами, главный герой находится в бесовской прелести, он творит «чудеса» силой слева, то есть силой сатаны.

        Смерть – важное событие в жизни человека, она многое может сказать нам. Как же умирает Анатолий? Он умирает как язычник, не приступив к церковным Таинствам. Верующий человек (будь то мирянин или монах) перед смертью обязательно исповедуется и причастится Святых, Безсмертных и Животворящих Христовых Таин, обязательно пособоруется, чтобы избавиться от забытых грехов и с чистой душой наследовать Вечность. Причем сделает это не раз и не два. А герою фильма даже в голову не пришло поступить таким образом, хотя он знает о своей скорой кончине.

(Преподобная Мария Египетская, прежде чем отойти ко Господу, попросила старца Зосиму исповедовать ее и напутствовать Святыми Тайнами).

        Когда Анатолий лег во гроб, монахи спросили его, как им жить дальше. Он ответил:

        -Не делайте больших грехов, и все будет нормально.

        Значит, маленькие грехи делать можно? А кто хорошо знает разницу между большими и маленькими грехами? И надо ли исповедовать те и другие?

        Показу фильма (режиссер – П. Лунгин) предшествовала назойливая реклама – чуть ли ни на каждом уличном столбе. Кто ее организовал и оплатил? Кому она на руку? Ведь если бы фильм был по-настоящему хороший и правдивый, если бы нес ощутимый заряд нравственности и духовности, если бы способствовал возрождению России, то его никто не стал бы рекламировать, его бы не выпустили на большой экран, его бы мгновенно оклеветали и очернили. Его бы никогда не показали по центральному телевидению, да еще в великий праздник Рождества Христова.

А вот «Остров» показали. Почему? Чтобы «попотчевать» зрителей тонким ядом, спрятанным в обольстительную упаковку.    

        Ну, а что же православные? Отторгли ядовитый фильм? Возмутились явной подделкой? Ничего подобного! Они приняли его с восторгом! Как же – ведь если звучит Иисусова молитва (да еще в самом начале), значит, фильм «наш»! Мало того – чуть позже главный герой читает пятидесятый псалом – классический гимн покаяния! Да и как читает – «с чувством, с толком, с расстановкой»! Значит, фильм вдвойне «наш»! А дальше вообще триумф – герой на каждом шагу творит «чудеса»! Ведь их может творить только «наш» человек, а не какой-нибудь сектант! У православных чуть ли не рекой потекли слюни. А про людей светских и говорить нечего. (Чем правдоподобнее играет актер Петр Мамонов, тем выше эффект соблазна).

        И те, и другие походили на жителей острова Патмос, которых колдун и чародей Кинопс прельщал ложными чудесами. Народ прозрел только тогда, когда Апостол и Евангелист Иоанн Богослов силой своих молитв разрушил чары жалкого колдуна.

        Зрители попались на самую элементарную духовную удочку. А что будет, когда придет антихрист? Ведь фокусы плешивого престижидитатора будут еще ярче и восхитительнее!

        Мы живем в чрезвычайно лукавое время, когда враг рода человеческого делает все для того, «чтобы прельстить, если возможно, и избранных» (Мф. 24, 24). Он расставляет свои ловушки везде: и в книгах, и в театрах, и в выставочных залах, в газетах, журналах, я уж не говорю о демоническом TV.

 Поэтому совсем нелишне почаще вспоминать нам предостережение святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, сказанное как будто сегодня: «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире. Духа Божия (и духа заблуждения) узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире» (1 Ин. 4, 1-3).

 

 

                                                        

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     

“СОФРИНО” – МАРКА С МИРОВОЙ ИЗВЕСТНОСТЬЮ

 

 

        В сорока километрах от Москвы, в лесистой дачной местности, находится художественно—производственное предприятиеРусской Православной Церкви “Софрино”. Можно смело сказать, что ни один храм, ни один монастырь, находящиеся на территории России, не могут обойтись без помощи этого предприятия. Что же оно выпускает? Давайте совершим краткую экскурсию по его владениям.

   Вот иконописные мастерские. Они изготовляют изделия нескольких тысяч наименований: иконостасы, клиросные и аналойные киоты, аналои, деревянные престолы и жертвенники, самые разные складни. Здесь работает большая группа иконописцев с высшим художественным образованием. Как и в Древней Руси, иконы создаются по артельному методу. Часто иконы украшаются ризами и драгоценными камнями. Есть в мастерских и реставрационный участок, мастера которого занимаются восстановлением и консервацией старинных икон.

--Где, помимо Софрино, можно познакомиться с искусством ваших мастеров?-- спросил я одного из руководителей мастерских Л.Еманову.

-- “География” наших работ весьма широка,-- ответила она.—В Москве, например, мы создали иконостасы для храмов святого Георгия Победоносца, что на Поклонной горе, святых Бориса и Глеба, что на Арбате, и Иверской иконы Божией Матери. Кроме того, богомольцы могут увидеть наши иконостасы во Владивостоке ( храм Покрова Пресвятой Богородицы) и в  Дмитровграде Ульяновской области (храм святого Георгия Победоносца). Наши иконописцы полностью расписали Свято—Никольский Собор Православной Церкви в Америке (Вашингтон).

   Цех по производству церковной утвари – один из самых больших и прекрасно оборудованных в Софрино. Его изделия ( подсвечники, кресты на купола, ограды для солеи, различные паникадила весом от пяти килограммов до трех тонн и многое другое) отличаются филигранной отделкой и большими художественными достоинствами. Некоторые паникадила были созданы софринскими мастерами по сохранившимся рисункам 17—18 веков.

   Ювелирный цех. В нем трудятся молодые способные мастера, закончившие Абрамцевское, Строгановское и другие знаменитые художественные училища. Тонкие узоры ювелиров украшают лампады, ризы икон,  напрестольные кресты, оклады богослужебных книг, пасхальные яйца. Работники этого цеха могут создать церковное изделие, которое не будет ничем отличаться от своего “собрата” 15—16 века – будь это потир из серебра или изящная дарохранительница.

   Есть в Софрино и совсем уникальное место – здесь художницы—вышивальщицы освоили традиционное для Древней Руси искусство – шитье золотом и серебром. Архиерейские облачения, митры, праздничные скатерти, венчальные рушники, крестильные рубашки --  вот далеко не полный перечень изделий, к которым приложили руки софринские мастерицы.

   -- Где вы научились всему этому? -- спросил я у них.

   -- В женских монастырях,-- ответили они. – Именно там, в далеких и тихих обителях, сохранились секреты этого замечательного искусства. Пюхтецкий монастырь  в Эстонии, Корецкий монастырь на Украине – вот адреса, куда мы часто ездим и где черпаем из неоскудевающего кладязя народного творчества.

   Наша недолгая, но чрезвычайно насыщенная экскурсия подошла к концу. Софринское предприятие – это целое государство, и подробно познакомиться со всеми его цехами и со всеми изделиями совершенно невозможно. Добавлю к сказанному, что, пожалуй, самая популярная и ходовая продукция “Софрино” – это свечи, без которых не обходится ни один храм на Руси. Они пылают на церковных подсвечниках и в праздники, и в будни – во славу Божию и во славу  тех незаметных скромных тружеников, которых мы встретили в Софрино.

   Ну а самые почетные изделия, которые создаются здесь,-- это предметы облачения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси – куколь, панагия, митра, омофор, палица, саккос.

   Замечательные софринские изделия известны сегодня во всем мире. Предприятие постоянно участвует в международных выставках, с честью представляя на них  творчество православных русских мастеров.

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                        Николай Кокухин

 

 

 
         «БУДЕМ УЧИТЬСЯ НА ПИСАТЕЛЕЙ…»

 

 

  Когда я учился в Литературном институте имени А.М. Горького, то на творческих семинарах вел подробный дневник. Он составил три общих тетради большого формата. Я о них забыл и, скорей всего, никогда бы и не вспомнил, если бы не звонок из «альма-матер». Написать воспоминания? С удовольствием! Но они ведь будут весьма скудные - столько времени прошло! Вот если бы найти дневник!

  Три или четыре дня я разбирал свой архив. И – о чудо! – нашел свои тетради! Простите за дерзость сравнения, но, наверно, А. Пушкин так не радовался своей очередной находке в «Капитанской дочке», как я при виде своих тетрадочек. Они были пыльные, потертые, с загнутыми уголками обложек, но что мне было до того? Я нашел самого себя почти сорокалетней давности!

  Дневник помог мне вспомнить некоторые драгоценные детали моей институтской жизни.

 

                         МАСТЕР

 

  Я попал в семинар прозаика Виля Липатова и с нетерпением ожидал первого занятия. Как оно пройдет? Что скажет мастер? Как сложатся наши отношения с ним? Я и мои новые институтские друзья волновались.

  И вот этот день наступил. Виль уверенно вошел в аудиторию и поздоровался. Он был среднего роста, крепкого телосложения, с темными волосами, зачесанными вперед и закрывающими половину лба, с аккуратно постриженными усами; глаза внимательные, цепкие с легким прищуром. Он сел за стол и сказал:

  -Будем учиться на писателей.

  Эти слова нам очень понравились; было видно, что он пришел сюда с серьезными намерениями - сделать из нас писателей, и ему хотелось, чтобы и у нас было стремление как можно быстрее научиться писательскому мастерству. Он говорил с остановками, и мы поняли, что он тоже волновался.

  -Мне сорок два года, - продолжал Виль, - у меня вышло пятнадцать книг («Ого!» – сказал каждый из нас про себя), я встаю в пять часов утра, сажусь за пишущую машинку и работаю почти без перерыва до десяти - одиннадцати часов. Писательский труд – это каторга. Чтобы овладеть писательским мастерством… для этого и всей жизни мало… Я хочу вас немножечко припугнуть, чтобы у вас всякие иллюзии исчезли, мол, это легкая дорога к славе и деньгам.

  Как появляется книга? Надо идти от жизни. Жизнь, а потом литература – вот правильный путь. О ком бы писатель ни говорил, какой бы образ ни создавал, он пишет… самого себя. Это называется самочтение. Как я поднимаюсь по лестнице, как я держу ложку, как я воспринимаю картину Ван Гога, как я радуюсь или гневаюсь  – все, абсолютно все пригодится писателю во время творчества.

  Надо много писать, чтобы что-то получилось, чтобы прорезался голос. Но еще больше надо читать. У Александра Твардовского есть правило: один авторский лист написал – сорок прочитал. И нам надо так же.

  Но бывает и так, что писатель, начав писать, не может читать, - все мозговые клетки пишут.

  Литература должна быть доброй; даже если она жестокая, все равно где-то она должна быть доброй. В Феодосии, в музее Айвазовского, есть картина «Над бездной», так вот в этой картине, несмотря на ее трагичность, есть лучик надежды.       

  Договоримся сразу: мы писатели, и будем звать друг друга только так. К слову писатель надо привыкнуть, его не надо бояться, не надо окружать каким-то ореолом – парикмахер не окружает свою профессию ореолом. Чем быстрее вы привыкнете к этому слову - тем скорее станете писателем. (В справедливости его слов я позднее убедился на собственном опыте).

  Ну, а потом начались рабочие будни: один за другим мы, студенты, предлагали на обсуждение свои рассказы. Анатолий Кривоносов («Солодухин и Путинцев»), Леонид Касаткин («Чертово колесо»), Виктор Пшеничников («Корень зла»), Алексей Чупров («Прощай, Джек») – мы знакомились не только с рассказами, но и с их авторами – можно прожить рядом с тем или иным человеком всю жизнь, но так и не узнать его по-настоящему; но можно прочитать всего один его рассказ – и он будет у тебя как на ладони, - в прозе нельзя спрятаться. Почти все сочинения были ученическими - слабыми, поверхностными, неумелыми, да иначе и быть не могло – ведь мы пришли учиться. Несмотря на это, Липатов относился к рассказам очень серьезно: если находил в них удачное слово или удачный образ, то радовался больше нас.

  Распуская нас на каникулы после первого года обучения, он сказал:

  -Прошу вас: не выдумывайте сюжетов, берите их из жизни; их вокруг нас предостаточно. Первый курс у нас получился слабенький, второй (я уверен в этом) будет гораздо лучше. Он самый трудный, как и вторая книга. На третьем - мы должны достичь уровня семинара Леонида Леонова.

  (Как учил своих студентов Леонов, я так и не узнал, потому что его в институте уже не было).

 

                         ВТОРНИКИ         

 

  Каждый вторник (именно в эти дни проходили встречи с мастерами) был для нас серьезной школой: крупинка к крупинке, наблюдение к наблюдению, открытие к открытию – медленно, но верно накапливался писательский опыт, тайны писательского мастерства переставали быть для нас тайнами.

  День шел за днем, и вдруг Анатолий Кривоносов преподнес нам сюрприз: в журнале «Новый мир» он опубликовал свою повесть «Простая вода». Конечно, это произошло не без помощи Липатова, но какое это имело значение?! Мы гордились, что в нашем семинаре родился писатель, и немножко завидовали ему.

  Прочтя повесть, я записал в своем дневнике: «Все просто в этой повести – и название, и сюжет, и композиция, и герои, и язык, и даже главная мысль. Рассказ ведется от первого лица – двадцативосьмилетнего геолога Николая Свиридова; показаны три месяца из его жизни, действие происходит где-то в центре России.

  Повесть во многом автобиографична. Автор описывает то, что хорошо знает. Взаправдашность событий подкупает, она и является главным достоинством произведения.

  «Свои - чужие» – один из важных акцентов повести. Приехали как-то в Полужье (городок, где происходит действие повести) строители, мы, говорят, быстренько вам построим, что нужно. И «построили». Кинотеатр, возведенный их руками, через несколько месяцев дал трещину. Не так поступает Свиридов. Он с бригадой ищет воду, бурение, к сожалению, не дает результатов. Что делать? Буровики могут сняться с места и уехать, это их право – нет воды, значит, нечего тут делать. Кое-кто из бригады хочет так и поступить, например, Славка Комаров. «Не люблю я почему-то Славку, - признается Свиридов. – А Поперечный доверяет ему бригаду. Что он в нем такого нашел?»

  Для Свиридова небезразличны те люди, которые живут в Полужье. «Что они обо мне скажут, если я не найду воду и уеду отсюда?» – думает он. И предлагает продолжить бурение, на этот раз вне города. Правда, без разрешения начальства. На свой страх и риск. Он, Свиридов, свой, а не чужой в этом городке, он привык все делать так, чтоб не стыдно было перед людьми.

  Вода была найдена, главный герой одержал нравственную победу».

  В один из ближайших вторников мы обсудили Толину повесть. Участники семинара говорили как о несомненных достоинствах повести, так и о ее очевидных недостатках.

  Липатов сказал, что автор изобразил жизнь довольно талантливо. Очень хорошо, что простую воду нашли простые хорошие люди. Кстати, недостатки повести являются продолжением их достоинств. «Простая вода», добавил он неожиданно, пижонская повесть. Автор как бы говорит: вот вы там что-то пишете, а вот нате вам такую вещь.

  Через некоторое время Анатолий Кривоносов выпустил книгу, в нее вошла повесть «Простая вода», а также несколько рассказов (все вещи про геологов). Виль, конечно, опять помог. И правильно сделал.

  Мы опять радовались. «Ну, до окончания института Толя выпустит еще две-три книги». Этого, к сожалению, не произошло. Обсуждаться он обсуждался, но книг больше не было.

  Защитив диплом, он уехал к себе на родину – в Брянскую область, купил дом и стал заниматься огородом. Писать перестал. Почему? Этого я не знаю. Может быть, потому, что исчерпал свою тему.

  Во втором семестре Виль предложил обсудить роман Георгия Владимова «Три минуты молчания», опубликованный в журнале «Новый мир». Роман был на рабочую тему – о рыбаках, - рабочая тема широко приветствовалась советской властью, официальным писателям ничего и не оставалось, как пахать эту ниву. Г. Владимов, чтобы не быть занудой, как некоторые его коллеги, нашел выигрышный ключ – написал роман от лица молодого парнишки, «бича», как «окрестил» народ несерьезную, гуляй-поле публику, он, этот «бич», говорил на своем развеселом жаргоне - на этом и держался роман.

  В. Липатов предложил мне выступить первым, - видимо, он считал меня специалистом, потому что я на полгода выходил с мурманскими рыбаками в Атлантику и написал морскую повесть. Я сказал, что роман читается с большим интересом, в нем много писательских находок, психологически верных сцен, удачных диалогов, но в какой-то момент (где-то в середине повествования) я перестал верить автору – он сбился с верной ноты и начал фальшивить. Г. Владимов стал придумывать одну сцену за другой, но придумывать крайне неудачно – его подвело недостаточное знание материала. Таким образом, сказал я в заключение, писатель потерпел сокрушительное поражение.

  Мое мнение произвело на семинар ошеломляющее впечатление: как! известный писатель, опубликовавший свое произведение в таком авторитетном журнале, автор многих других заметных книг – и вдруг неудача! Наверно, Николай хватил через край! Однако Виль меня поддержал: «Да, это действительно неудача Георгия Владимова. И в этом нет ничего удивительного – поражение может потерпеть любой, даже самый большой, автор. Владимов увлекся и не заметил, как вместо правды стал писать ложь. «Три минуты молчания» – это, образно говоря, минуты об упокоении его романа».

 

                         ПЕРЕДЕЛКИНО

 

  Однажды я прочитал в журнале «Новый мир» статью Вениамина Каверина «Собеседник (заметки о чтении)». Она мне очень понравилась, так как в ней были хорошие мысли о времени, о литературе, о чтении. Я дал прочитать эту статью моим друзьям-однокурсникам Владимиру Григорьеву и Ивану Баеву, и они тоже лестно отозвались о ней. Я предложил встретиться с В. Кавериным.

  В течение нескольких дней я звонил писателю домой, но к телефону никто не подходил. Наконец мне повезло. Я изложил свою мысль, и В. Каверин неожиданно легко согласился.

  -Я живу на даче в Переделкино, - добавил он, - поэтому, если не трудно, приезжайте туда.

  -Для нас это будет приятная прогулка, - сказал я.

  Мы – я и мои друзья – встретились около института в условленный час.

  -Надо, наверно, винца прихватить, неудобно как-то без винца, - предложил я.

  -Коньяку возьмем, - уточнил Иван.

  Григорьев был постарше нас и, значит, поопытнее, у него было другое мнение.

  -Обычно старички, такие, как Каверин, не пьют, - пояснил он, - но на всякий случай что-нибудь надо прихватить.

  Мы зашли в гастроном у Никитских ворот. Был румынский коньяк за семь пятьдесят.

  -Мура, - сказал Григорьев, - пить противно.

  -А что тогда брать? – спросил Иван.

  -Может, сухое, - предложил я.

  Их сухого было только «Алиготе».

  -Ну, эту кислятину вообще стыдно брать, - заявил Григорьев.

  -Давайте заглянем в другой гастроном, напротив Калашного переулка, - сказал я, - может, там есть что-нибудь приличное.

  В этом магазине винный отдел, к сожалению, куда-то исчез. Григорьев объяснил этот факт как заботу о здоровье народа, и мы отправились в следующий магазин. Тут винный отдел был на месте. Было и сухое вино – венгерское. Оно внушало доверие, так как стоило два рубля тридцать копеек. Мы взяли две бутылки.

  Теперь предстояло поймать такси, чтобы доехать до Киевского вокзала. С машиной нам повезло, но не повезло с электричкой, она запаздывала. Через двадцать минут появилась. С большим трудом, орудуя локтями (час пик), ворвались в вагон. Ивану удалось занять места. Сидим, сжатые со всех сторон. На станции Солнечной вагон пустеет. Мы острим что-то насчет солнца, Солнечной и работяг.     

  Но вот и наша станция. Идем за редкими пешеходами. Узкая тропинка в снегу – всю ночь и все утро шел снег. Без затруднений нашли дачу Каверина (улица Горького, 15). Звоню. Никто не выходит. Звоню еще раз. Никого. Григорьев решительно открывает калитку. Расчищенная тропинка. Одноэтажный дом. Светятся окна. Стучимся. Кто-то открывает дверь.

  -Можно видеть Вениамина Александровича? – спрашивает Григорьев.

  -Это я, - говорит пожилой человек. – Бросайте папиросу и входите.

  Мы входим в комнату, вернее, на веранду; она довольно просторная, с большими окнами.

  -Пальто кладите на диван. Рассаживайтесь. – Каверин расставляет стулья, сам садится в плетеное кресло. Пожилая женщина, видимо, жена писателя, убрав со стола посуду, уходит, закрыв за собой дверь.

  Мы с Иваном сели на стулья, Григорьев – на диван.

  У Каверина худое лицо, большой нос, нависающий крыльями над верхней губой; зрачки навыкате. Лицо в глубоких морщинах, они группируются на переносице, расходясь отсюда веером. Руки тоже худые, тонкие, он их держит на коленях, сцепив пальцы. Теплая кофта придавала старому человеку домашний вид.

  -Вы прошли большой путь в литературе, и нам хотелось бы узнать о ваших молодых годах, - свободно, безо всякой робости заговорил Григорьев.

  Каверин обвел нас внимательным взглядом, чуть помедлил, погладил подбородок.

  -Я закончил Петроградский университет и институт восточных языков – на образование мне жаловаться не приходится. - У него был негромкий, сухой голос. - Я знал многих выдающихся литераторов нашего времени; учился у Юрия Тынянова…Это было прекрасное время – я был молод и полон нерастраченных сил!

  Ну, а потом дело пошло хуже: одна война, другая, неурядицы всякие, неважное положение в литературе…

  -Вы были знакомы с Горьким? – спросил я.

  -Конечно. Он помог мне войти в литературу. Это очень сложная личность. Как писатель он не первого класса, но как отец советской литературы – это фигура ни с кем не сравнимая. Он посоветовал мне не обращать внимания на отрицательные отзывы критики, его совет сохранил мне много здоровья.

  -Каковы были его последние дни?

  -Накануне его смерти нас, несколько человек (состав был довольно странный), позвали к нему. Разговор был незначительный. Назавтра он умер –  стал кому-то мешать…

  Он очень любил конфеты, из Кремля ему частенько присылали это лакомство. Однажды, когда он был болен, к нему приехали врач и медсестра. Он угостил их конфетами, а потом, когда они ушли, выпил чаю со своим любимым лакомством. Примерно через час ему позвонила медсестра и сказала, что врач только что скончалась, а она чувствует себя очень плохо, и посоветовала ему не есть конфет. Но было уже поздно - через считанные минуты Горький умер.

  Писатель замолчал.

  -Трудно быть художником в наше время, - сказал Григорьев.

  -Быть художником всегда трудно, - с расстановкой произнес Каверин.

  -Мы стоим перед дилеммой: или писать в стол, или вообще не писать, - заметил Григорьев.

  Мастер погладил подлокотники кресла, сказал убежденно:

  -Писать надо всегда, даже если не печатают. У художника нет выбора.

  Григорьев оттолкнулся от спинки дивана, подался вперед:

  -Трудно не только писать, но и жить. Гайки закручиваются все туже. Нашу жизнь вообще трудно назвать жизнью.

  -Н-да, понимаю, - кивнул Каверин. – Мне в этом отношении проще: у меня вышло много книг (они и сейчас постоянно выходят), в деньгах я не нуждаюсь. Дети тоже на ногах: оба доктора наук, получают больше меня… Я продолжаю писать. Это мой долг. Только смерть может вырвать из рук писателя перо!

  -Над чем вы сейчас работаете?

  -Заканчиваю роман «Перед зеркалом». Действие его начинается в начале века и заканчивается в 1930-1932 годах. Он уже поставлен в план издательства «Советский писатель»… Но вы ведь пришли поговорить о мастерстве?

  Никто из нас не ожидал этих слов. Нам, конечно, было бы интереснее поговорить о жизни, но мы из вежливости не стали возражать.

  Наш собеседник потер правой ладонью кулак левой руки:

  -С каждым годом литературное мастерство растет (ну, это и так ясно), самое главное - надо приучить себя работать каждый день (это нам тоже хорошо известно)… Фраза дается не сразу (знаем мы все эти вещи), я поступаю таким образом: на отдельном листочке сначала пишу фразу вчерне, шлифую ее и только потом пишу набело (у каждого своя метода).

  -А как у вас возник замысел статьи «Собеседник»?

  -Я написал статью под названием «Первая фраза» и показал ее Корнею Чуковскому. Он  познакомился с ней и сказал, что получилось две статьи на разные темы – о первой фразе и о чтении. Я написал второй вариант и снова показал Корнею (и еще кому-то, кажется, Юрию Олеше). Они сделали некоторые замечания. Я написал третий вариант, он и был напечатан в журнале. Кстати, в редакции статья понравилась всем без исключения.

  -Мы нашли в ней много полезного для себя…

  -Заканчивая наш разговор (что-то очень быстро!), я хочу сказать, что вы живете в хорошее время (как бы не так!). Скоро наша литература войдет в нормальное русло (что-то не верится!), ну, может, еще лет десять-двадцать продлится эта тягомотина, а потом все наладится. Потому что литература принадлежит народу, а народ потребует свое (что-то из области фантастики выдал старина).

  С этими словами Каверин встал, давая понять, что встреча окончилась. Мы попрощались и вышли.

  -Не раскрылся Вениамин Александрович, - сказал я, когда дача осталась позади.

  -Он не дурак, чтобы раскрываться перед незнакомыми людьми, - сказал Григорьев. – Знаете, за кого он нас принял? – Владимир сделал паузу. – За кэгэбэшников!

  -А чего ему осторожничать? - продолжал я, - жизнь-то практически уже прожита…

  -Прожитая жизнь его многому научила. Поэтому он и вел себя так.

  -Хитер старик…

  -А вы обратили внимание на одну вещь? – Григорьев остановился, мы с Иваном - тоже. - Он не задал нам ни одного вопроса! Мы его совершенно не интересовали – зачем ему какие-то молодые писатели? Он живет в своем обособленном, приятном, комфортабельном мирке: на роскошной бесплатной даче, абсолютно ни в чем не нуждаясь. Да хоть сгори там все, за забором, лишь бы это его не касалось!.. Мы пришли поговорить о жизни, а он заговорил о мастерстве – как будто за один час можно научить как писать…

  Мы подошли к станции. Падал редкий снег. Вдали показалась электричка, ее огни становились все ярче. Пронзительно гудя сиреной, не сбавляя скорости, она промчалась мимо перрона, обдав нас волной холодного воздуха и снега. Мы поставили портфели на одну из редких скамеек, отряхнулись от снега (он был мокрый и липкий), посмотрели расписание. Следующая электричка должна была быть через пятнадцать минут.

  Иван открыл портфель и достал одну из бутылок (на даче вино было, конечно, неуместно). Григорьев оживился. Я предложил распить вино в городе, в теплом хорошем месте, например, в ЦДЛ или, в крайнем случае, в центральном доме архитекторов.

Но нетерпение было велико, и бутылка пошла по кругу.

  -Высший класс! – сказал Григорьев, сделав несколько глотков.

  Вино, в самом деле, было отменное, правда, холодноватое.

  Подошла электричка. Мы сели в пустой вагон и, передавая бутылку из рук в руки, не спеша прикончили ее.

-Доставай вторую, - обратился Григорьев к Ивану. – За старика Каверина мы пить не будем, а вот за наши будущие успехи – можно.

 

 

                         РЕКТОР

 

  Творческие семинары – квинтэссенция Литинститута. Я всегда ждал их с нетерпением. И очень жалел, когда наступали перерывы – то ли зимние каникулы, то ли летние. Семинаров было много: Виктора Розова и Егора Исаева, Сергея Залыгина и Виктора Панкова, Евгении Леваковской и Фазиля Искандера, Александра Межирова и Бориса Зубавина. Пожалуй, я был единственным студентом, который обошел все семинары без исключения.

  Ректором института в то время был Владимир Федорович Пименов (театральный критик). Когда он шел по институтскому коридору, на его губах играла отеческая улыбка. С каждым студентом он здоровался за руку, спрашивал о чем-нибудь, внимательно выслушивал ответ, давал какой-нибудь совет и шел дальше. Большую часть студентов он знал по именам. Знал тех, кто уже издал книги, и тех, кто готовился к этому. Знал, у кого больна престарелая мать, и кто собирается замуж. Мне кажется, он знал о нас все или почти все. Он любил нас, а мы – его. В каждом из нас он видел будущего  Лермонтова или Достоевского.

  В. Пименов занимался с драматургами. Однажды я пришел на его семинар. Занятие проходило в его небольшом, но уютном кабинете. Слева – диван, справа – мягкие стулья, у стола – два громадных кресла в зеленой обивке. Между двух окон портрет Ленина, а на противоположной стене - Горького. В углу справа – магнитола, на ней – лампа, выше, на стене, старинные часы. У двери – большой красного дерева шкаф, за стеклом видны корешки книг, бюсты каких-то литературных персонажей, кажется, гоголевских. Большой стол светло-коричневого дерева занимал чуть ли не треть кабинета, на нем чернильный прибор, перекидной календарь, книги, бумаги.

Хозяин кабинета в светлом костюме, спокойный, добрый. Волосы седые, бобриком. Брови идут с висков на лоб под углом, нос крупный, чуть загнутый книзу, как у армянина, две глубокие складки пролегли от крыльев носа к основанию подбородка, так что рот оказался в скобках; в нижней части подбородка ямочка.

Присутствовали семь человек: пятеро ребят и две девушки. Я восьмой. Обсуждалась пьеса И. Белых «Случай в тайге». Студенты один за другим высказывали свое мнение: пьеса аморфна, в ней слишком много текста (сто десять страниц).

  В. Пименов сказал, что в пьесе должно быть не больше семидесяти пяти страниц. Ваш герой, - обратился он к автору пьесы, -  зря совершает убийство, оно за пределами логики, никак не подготовлено. Выстрел лучше убрать. Но если мы уберем выстрел, не будет пьесы, так как она держится именно на нем.

  У Леонида Андреева есть пьеса «Екатерина Ивановна». Она начинается так: поднимается занавес, на сцену выбегает человек, вдруг раздается выстрел, и человек падает. А потом уже рассказывается о том, кто стоит за этим преступлением, чем оно было вызвано и так далее. Леонид Андреев так построил пьесу, что зрителю все понятно, никаких вопросов не возникает…

                        

        

                         ТВАРДОВСКИЙ

 

  В декабре 1971 года умер Александр  Твардовский. Это была очень заметная фигура в литературе военных и послевоенных лет. Он долгие годы возглавлял журнал «Новый мир». С его смертью в прошлое ушла целая эпоха.

  Поэта хоронили двадцать первого декабря. В первой половине дня я пришел в институт на семинар поэта Егора Исаева. Он, конечно же, заговорил о Твардовском:

  -Это был (как-то не могу говорить «был» - он есть) сложный человек. Но сразу могу сказать: главная черта его характера – доброта. Он был осторожен; ему казалось, что его обманывают. Но когда он хорошо узнавал человека и верил ему, то стоял за него горой. Он был легко раним.

 Еще одно его качество – внутренняя основательность: то, что он перечувствовал и пережил, что глубоко затронуло его душу, оставалось в нем надолго.

«Страна Муравия», «Василий Теркин», «Дом у дороги», «За далью – даль» – все эти вещи создавались «в соавторстве» с жизнью. Не было бы Великой Отечественной войны, не было бы и «Василия Теркина». Кстати, книга про бойца пользовалась во время войны величайшей популярностью. А после войны ее целый год не могли напечатать. Вернее, не хотели. Мол, там нет комиссара. Один чиновник из Союза писателей пришел к Сталину со списком кандидатов на государственную премию. Сталин, познакомившись со списком, спросил: «А где «Василий Теркин»? Чиновник попал в затруднительное положение. «Книга еще не закончена», - попытался вывернуться он. «Война закончилась, значит, и книга закончена», - сказал Сталин.

Твардовскому, конечно же, дали Государственную премию. Но и после этого его еще долго называли «кулацким» поэтом. А в те времена это было ого-го какое обвинение!

Твардовский знал жизнь очень хорошо. И мы с вами должны знать ее хорошо. Если мы будем знать ее плохо, то ничего хорошего не напишем. Задача художника – написать речку так, чтобы слово ушло, а речка осталась. Пушкин, на мой взгляд, мог бы быть и председателем колхоза, так как он знал начальную экономику. Лермонтов затачивался на бруске действительности: он служил в действующей армии, а не отсиживался в штабе…

Затем мы пошли в ЦДЛ, где должна была состояться гражданская панихида (отпевание Твардовского, видимо, состоялось утром, в одном из московских храмов, после Божественной Литургии). На улице Герцена милицейский заслон. Егор Исаев показал свой писательский билет, и нас пропустили.

  Без проблем вошли в клуб. Сразу же поднялись на второй этаж, в большой зал. Он заполнен народом, все сидячие места заняты, они опоясаны белым шнуром. Негромко звучала траурная мелодия. Мы прошли по левому проходу вниз, к сцене, где стоял гроб с телом поэта, а потом по правому проходу поднялись наверх. Останавливаться, а тем более где-то присесть нельзя – тут же услышишь: «Проходите! Проходите!»

  Я попытался раздеться в гардеробе – не раздевают, нет писательского билета. К счастью, подошел Борис Леонов, наш преподаватель, мы вместе и разделись. Я снова поднялся на второй этаж, вошел в зал, остановился в проходе.

  -Не задерживайтесь! – раздался за спиной голос дежурного.

  Я спустился на несколько ступенек вниз, и в этот момент с откидного сиденья поднялся мужчина; я сел на его место.

  На сцене у гроба каждые несколько минут менялся почетный караул – писатели, поэты, драматурги, критики. У покойного белое нездешнее лицо, белые нездешние руки. То, что происходит вокруг него, подумал я, ему совершенно не нужно; это все нужно тем, кто пока еще жив.

  Но вот двери, ведущие в зал, закрыли; оба прохода, правый и левый, забиты народом. Сергей Наровчатов открыл гражданскую панихиду. Хорошо поставленным голосом он прочитал по бумаге речь, составленную заранее. Речь была хорошая, прочувствованная. Следом за ним выступили Алексей Сурков, Сергей Орлов, а также другие поэты и писатели, от имени Главного Управления советской армии слово сказал Константин Симонов.

  Панихида закончилась.

  Сергей Наровчатов сказал:

  -Прошу всех покинуть зал. Остается только семья покойного для краткого прощания.

  Люди потянулись к выходу.

  Вдруг худенькая женщина, которая сидела впереди меня и на которую я еще раньше обратил внимание (она нервно вздрагивала и оглядывалась по сторонам; она мне почему-то не понравилась своей дрожью и тонким птичьим носом), эта женщина, встав с места, быстро-быстро заговорила:

  -Надо все же сказать правду! Никто из выступающих не осмелился ее сказать! У Твардовского отняли его любимое детище – журнал «Новый мир»! Его последнюю поэму отказались печатать! Ему заткнули рот! Его убили, потому что он стал неугоден властям!

  Она еще что-то хотела сказать, вернее, выкрикнуть, но тут подоспели люди с повязками на рукавах, взяли ее за руки и повели к выходу.

  У меня переменилось мнение об этой маленькой хрупкой женщине, которая не побоялась сказать правду всем собравшимся (а тут собрались, конечно, все тузы Союза писателей, да и кэгэбэшников было полно), я посмотрел на нее совсем другими глазами.

  Послышались комментарии:

  -Греет руки на смерти!

  -Это ваша?

  -Наша, наша…

  -Нахалка!

  Я вышел в холл и сел на диван. Через минуту рядом сели двое мужчин.

  -Солженицына видел, – сказал один из них.

  -Где?

  -В первом ряду сидел, рядом с семьей Твардовского.

  -Хорошо Сурков сказал, взволновал меня…

  -Все по бумажке читали, а из армии товарищ – без бумажки, по-человечески…

  -Можно так и так…

  Постепенно весь народ вышел на улицу. Я заглянул в зал. Выносили венки, и гроб обнажался. Семьи Твардовского я что-то не увидел.

  Шестеро мужчин подняли гроб и понесли его к выходу. Вступила траурная мелодия. Невысокий человек, подойдя к местному телефону, который находился у двери, быстро набрал номер.

  -Кто вам разрешил включить музыку? – властным голосом спросил он. – Немедленно выключите!

  Музыка умолкла.

  Я стоял у выхода, на предпоследней ступеньке. Несколько человек пронесли подушечки с наградами усопшего (к чему эти награды? У него сейчас другие заботы). Следом шли шестеро мужчин с гробом. Один из мужчин в последнем ряду был ниже других ростом, из-за этого гроб наклонился влево, и голова покойного мотнулась в ту же сторону; мужчина выровнял гроб руками – голова вернулась в прежнее положение.

  Гроб поравнялся со мной. Никто не мешал мне смотреть на усопшего поэта. Маленькое, уже ссохшееся лицо (видимо, прошло много времени со дня смерти), глубокие залысины, очень неестественные, неживые волосы, выражение лица удивительно доброе, даже смерть не смогла погасить главное свойство его души. 

  И хотя я ни разу не встречался с Александром Трифоновичем, не разговаривал с ним, не слышал его голоса, в эту секунду я узнал о нем в с е. Я легко мог себе представить, как он встречал посетителя в своем рабочем кабинете, как с доброй улыбкой пожимал его руку, как приглашал сесть, как интересовался его здоровьем и самочувствием, как предлагал ему стакан крепкого чая, как… словом, я видел его таким, каким он был в своей повседневной жизни.

  Другими словами, мне открылось главное качество его  души…

  За гробом шли родственники и друзья усопшего, среди них был, кажется, Солженицын. Процессия спустилась на первый этаж. Я подбежал к окну, взобрался на подоконник, открыл внутреннюю створку, протер запотевшее стекло внешней створки. Рядом со мной примостился мужчина средних лет.

  Улица была запружена народом; звучал военный духовой оркестр. На подоконник взобрался молодой человек и открыл еще одну створку – музыка стала слышнее.

  Под нами, на улице, показался гроб; он плыл, как корабль среди людского моря; его поставили в автобус-катафалк, туда же сели ближайшие родственники. В этот момент к писательскому клубу подошло несколько автобусов, и люди стали садиться в них. Я быстро сбежал вниз, взял из гардероба пальто и, пробежав вдоль ряда автобусов, сел в последний (там еще были свободные места).

  Через полчаса мы прибыли на Новодевичье кладбище. Здесь состоялась еще одна, правда, краткая, гражданская панихида. Со словом прощания выступили Михаил Луконин, Михаил Дудин и земляк Твардовского из Смоленской области. Гроб закрыли крышкой, застучал молоток; затем гроб с телом покойного пронесли на новую территорию кладбища. Двое дюжих парней в синих фирменных куртках опустили его в могилу. О крышку гроба застучали комья мерзлой земли; их стук походил на выстрелы.

Я подошел к могиле один из последних, когда парни уже вовсю работали лопатами. Уголок передней части гроба еще виднелся среди темной массы земли. Я взял небольшой твердый холодный комок и бросил его вниз – так, чтобы он упал рядом с гробом. И отошел в сторону, чтобы не мешать парням выполнять свою работу…

 

                         НЮРА

 

Это случилось в середине марта, когда стало пригревать солнце. В полдень с крыш капало, а ночью возникали сосульки. Во дворе института Юра Виноградов (студент, а по совместительству дворник) занимался полезным делом – долбил наледь, помогая весне. Я остановился рядом с ним – до начала семинара было еще добрых полчаса. Юра с силой ударял острием лопаты – ледяные брызги весело разлетались в стороны. Через минуту к нам подошел  Егор Исаев. Полюбовался Юриной работой, улыбнулся.

-То ли ивановский, то ли костромской поэт написал четверостишие, которое я помню до сих пор.

 

         Я, бывало, ледом, ледом,

         Леда нету, я – водой.

         Я бывало: Нюра! Нюра!

         Нюры нету – я домой.

 

-Складно! – сказал я.

-Ловко! – добавил Юра, оставив работу.

-Действительно ловко, - согласился Егор. – Уж сколько лет прошло, а все равно хорошо помню. «Ледом» – как это хорошо сказано! «По льду» – не то. «Ледком» – тоже не то. А вот «ледом» - прекрасно! Тут и его характер, и даже ее, понимаете! Их взаимоотношения – как на ладони! Что за душа у Нюры, чем она дышит, как будут дальше развиваться события между героями? – обо всем этом можно думать! И лирика тут есть, и все, все. Одним словом, полная удача!..

 

                         КАССИЛЬ

 

В первый год обучения, четырнадцатого октября, я посетил семинар Льва Кассиля. Это был высокий седой человек в светлом полосатом костюме и темных очках; из кармана пиджака выглядывал уголок белоснежного платка; галстук цвета морской волны удачно гармонировал и с рубашкой, и с костюмом. Правая щека была заклеена лейкопластырем, рот скошен в левую сторону, в нем затаилась саркастическая улыбка, которая нет-нет да и давала себя знать. Он немного шепелявил, некоторые слова произносил невнятно.

 Кассиль походил на утомленного жизнью джентльмена, который вернулся из не очень удачного морского путешествия. Начав разговор, он заменил темные очки на светлые.

Обсуждались два рассказа первокурсника Саши Смолякова. Один из них назывался «Побег» и был посвящен детдомовским ребятишкам. Первым выступил скуластый студент с жидкой прической, он был гораздо старше своих сверстников.

-О побегах из детдома написано много, - сказал он. - К этой теме обращались, например, Леонид Пантелеев и Лидия Сейфулина. Я работал в детдоме преподавателем, и мне знакома эта жизнь. Однажды в нашем детдоме случился побег – убежали двое подростков. Когда они вернулись, я попросил их описать свои похождения. Они охотно выполнили мою просьбу, употребляя такие жаргонные словечки, как «мильтон», «стибрил» и другие. «Где вы ночевали?» – спросил я. «На чердаке, - ответили беглецы. – Мы собирали в подъездах тряпки, о которые вытирают ноги, и на них спали».

Рассказы были слабенькими, ученическими, и поэтому серьезного разговора не получилось. Семинар спасли «байки» Льва Кассиля, которые он остроумно рассказывал по тому или иному поводу. Одна или две из них были посвящены Сталину, голос и манеру разговора которого Кассиль очень удачно воспроизводил.

Второй раз посетить семинар этого мастера я не успел, так как он неожиданно умер. Смерть наступила в тот момент, когда он сидел у телевизора и «болел» за свою любимую футбольную команду.

 

                 БОЖИЙ ПРОМЫСЛ

 

Моя первая морская повесть не получилась. Я потерпел более серьезное поражение, чем Георгий Владимов. Повесть и не могла получиться, потому что у меня не было писательского опыта. Он пришел позднее – после окончания Литературного института. Я написал несколько новых повестей (на московском материале), но ни одна из них не была опубликована. В то далекое время я сожалел об этом, а сейчас только радуюсь – Господь пощадил меня. Я стал публиковаться только после того, как обратился к Господу Богу и стал писать духовную прозу, рассматривая жизненные ситуации, человеческие характеры, поступки героев с точки зрения Евангелия. Очерки, рассказы и повести составили более десяти книг (сначала они печатались в православных газетах и журналах).

  Р. S. Институтский дневник я читал в течение десяти дней. И не мог оторваться: во-первых, я вспомнил те далекие годы, своих однокашников, учителей, вспомнил, как проходили занятия, что мы обсуждали; во-вторых, записи были очень интересные, важные, почти на каждой странице являлось какое-нибудь откровение; одним словом, это была самая настоящая энциклопедия литературного мастерства. «Это же готовая книга! – подумал я, перевернув последнюю страницу последней тетради. – Тут и история Литинститута, и портреты знаменитых мастеров, и первые шаги молодых писателей. А самое главное, мысли, мысли и мысли о литературе и о творчестве. Книга может стать хорошим подспорьем для студентов Литинститута да и для других людей, интересующихся писательским делом».

Я позвонил Борису Николаевичу Тарасову, ректору Литинститута, и предложил издать мою книгу. Он ответил:

-Ваш очерк мы опубликуем в сборнике, который выйдет к юбилею института. А вот книгу издавать не возьмемся, потому что у нас много расходов в связи с юбилеем.

У меня тут же созрел план новой книги: в нее войдет рукопись о Литинституте (четыре-пять авторских листов), а также мои очерки о русской классике (Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский) - получится книга на семь-восемь авторских листов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                      ЦАРСКИЙ КРЕСТ

 

       

        В храме  Христа Спасителя открылась выставка «Царский крест», посвященная Царю-мученику Николаю Второму и Его Августейшей Семье. Она сразу привлекла к себе пристальное внимание как москвичей, так и гостей столицы. То, о чем она рассказывает, не может оставить равнодушным ни одного посетителя.

        Рождение Государя Императора, его детские годы, венчание на Царство, саровские торжества, посвященные прославлению преподобного Серафима, первая мировая война,  большевистский переворот, заточение и мученическая кончина Царя и Его Семьи – любой этап их жизни вызывает живейший интерес.

        Другой, современный раздел выставки знакомит нас с ипатьевским домом, где были подло расстреляны Государь Император, его супруга и дети, а также с монастырем Святых Царственных Страстотерпцев, расположенным в урочище Ганина Яма близ Екатеринбурга (здесь были сожжены их тела).

        Главный экспонат выставки – Крест-мощевик, который принадлежал Царской Семье. Он хранится в небольшом изящной работы ковчеге. «Крест – хранитель всея вселенныя, крест – красота Церкве, крест – верных утверждение, крест – Ангелов слава и демонов язва» - эти слова начертаны на его четырех сторонах. В нем хранятся величайшие святыни: частичка Животворящего Креста Господня, кусочки риз Пресвятой Богородицы и Господа нашего Иисуса Христа, а также частички мощей сорока угодников Божиих – честного и славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, апостола Андрея Первозванного, вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, праведного Лазаря Четверодневного, великомученика Феодора Тирона, преподобных Антония, Пимена и Евфимия Великих, Даниила Столпника, блаженного Максима московского, Христа ради юродивого, и других чудотворцев.

        Величайшая святыня Вселенского Православия была передана династии Романовых князьями Шаховскими и играла большую роль в жизни Российской Империи. Государи благословляли ею на ратные подвиги наших выдающихся полководцев Александра Суворова, Михаила Кутузова, адмиралов Павла Нахимова, Федора Ушакова и других защитников Отечества. После большевистского катаклизма Крест-мощевик хранил человек, близкий к Царскому дому. Позднее его сберегали несколько благочестивых семейств, передавая из поколения в поколение. Накануне канонизации Царской Семьи святыня была передана Русской Православной Церкви и пребывала в екатеринбургском храме Преображения Господня. С середины 2001 года Крест обрел постоянную «прописку» -  монастырь Святых Царственных Страстотерпцев в Ганиной Яме.

        В ковчеге, кроме Креста, хранится золотое кольцо Великой Княгини Ольги. Один из убийц Царской Семьи, терзаемый сребролюбием, отрубил палец Царевны и спрятал его. Через некоторое время он расточил кольцо, сделав его шире, и отправился на рынок. Здесь он и был пойман.

        В 2000 году Екатеринбург и монастырь в Ганиной Яме посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий. Здесь он особенно усердно молился о спасении России. Об этом визите рассказывает один из разделов выставки.

        Около ковчега с Царским крестом постоянно дежурит иеромонах Иов, насельник монастыря Святых Царственных Страстотерпцев. К нему подходят посетители, задают вопросы о монастыре, о Царской Семье, о судьбах России, о своих собственных проблемах, просят помолиться о заблудших родственниках. Отказа никому нет – батюшка дает духовные советы, разъясняет, как нужно поступить в том или ином случае, утешает, врачует душевные раны, благословляет.

        Около него останавливаются юноша и девушка.

        -За что прославили Царя и Его родственников? – спрашивают они.

        -За святость их жизни, - отвечает отец Иов. – Они жили как Ангелы во плоти.

        -В некоторых книгах пишут, что они были плохие.

        -Не верьте этому. Большевики оболгали Царя-батюшку, его царственную супругу и детей, очернили их. Это они сделали для того, чтобы  оправдать свои злодеяния. Клевета на Царскую Семью продолжается до сих пор, нисколько не ослабевая. Книги, фильмы, спектакли – все идет в ход. Но усилия клеветников напрасны – правда всегда выходит наружу, как бы глубоко ее ни зарывали.

        -Царские дети очень красивые. Мы, наверно, полчаса смотрели на их фотографии.

        -Они воспитаны в православной вере и жили во Христе. Церковь была для них вторым домом, они прекрасно знали богослужение. Для них понятия чести, Отечества, служения ближним – самые главные. Когда началась Первая мировая война, Царевны стали сестрами милосердия и ухаживали за ранеными в госпиталях. Они не только перевязывали им раны, но и утешали их.

        У Цесаревича было очень мягкое и доброе сердце. Он сказал: «Когда я стану Царем, не будет бедных и несчастных, я хочу, чтобы все были счастливы».

        Книга отзывов о выставке стала, наверно, одним из заметных экспонатов. В ней очень много записей. Приведу несколько из них (жалко, фамилии большинства авторов неразборчивы).

        «Убийство Царской Семьи – величайшее преступление 20-го века. Тот, кто ищет этому оправдание, говорит с сатаной. Простите нас, Святое Семейство. Вечная Вам память».

        «Помоги нам, Господи, вернуть Россию на праведный путь»

        «Я очень благодарна всем, кто устроил эту выставку. Очень тяжело от увиденного. Я – мать. И как же это можно было погубить таких деточек, славных, умных, добрых? Как же это могла подняться рука? Какая жестокость! Надо каяться всем нам в этом ужасном грехе. Легче только от того, что все безвинно убиенные находятся в Царствии Небесном. Господи, прости нас, грешных».

        «Дай Бог, чтобы такие выставки, как эта, были каждодневно и круглосуточно во всех городах, храмах и культурных центрах по всей России. Только тогда трагедия Царской Семьи дойдет до каждого русского сердца, до каждой русской души, даже невоцерковленной, - после увиденного она обязательно покается перед Богом за богоотступничество и цареубийство наших предков и

обратится ко Христу.

        Казачий атаман Свято-Николаевской заставы СКФ, войсковой старшина В. В. Солодовник».   

        И еще одна запись, скорее, не запись, а крик души:

        «Господи, спаси нас!»

        Одно из важных достоинств выставки заключается в том, что у нее есть серьезный и глубокий подтекст: Царский крест – это невиданные по своей горечи испытания, которые выпали на долю Государя Императора Николая Второго и Его Семьи. Они претерпели клевету, измену министров, генералов, дипломатов, родственников, армии. Император желал опереться на верных служителей Трона, но их не было; он отдавал приказы, но их не выполняли; он хотел довести войну с Германией до победного конца, но ему не дали этого сделать. Русский народ и пальцем не пошевелил, чтобы спасти Царскую Семью.

 Царские мученики как бы говорят нам:

-Все упование мы возлагали на Господа Бога – и вас призываем к этому.

Мы каялись в своих грехах – и вас призываем к этому.

        Мы любили Россию – и вас призываем к этому.

        Мы болели душой за родное Отечество – и вас призываем к этому.       

        Мы пролили свою кровь за Россию – и вас призываем к этому.

        Мы отдали свои жизни за родное Отечество – и вас призываем к этому.

        Мы молимся за вас у Престола Божия – не подведите нас.

 

                                              

 

 

 

 

 

 

 

ПИСЬМО

 

 ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ II

 

 

        Ваше Императорское Величество!

        Всемилостивейший обожаемый Государь!

 

        Прежде всего прости мне те, должно быть, безумные строки, которые я написала Тебе, посылая Святой Крест с мощами. Известие о болезни Государя Наследника точно обухом по голове хлопнуло меня, да и каждого русского… Если бы Ты мог видеть, как молилась вся Россия, Ты бы понял, что Господь послал Тебе и Государыне тяжкое испытание для того, чтобы всколыхнулось сердце народное, чтобы почувствовала Россия, как дорог ей Твой Сын и Твое горе как близко…

        И я, старуха, как прочла первые бюллетени в «Новом времени», стала на молитву и слышу, ясно слышу голос: «Пошли свой Крест Болящему». Государь родной, дороже этого Креста нет у меня ничего. Спас он мужа от смерти во время турецкой войны; с тех пор, как я носила его на груди, легче жить мне стало. Верила я, что счастье мое от Креста того зависит. Но, видит Бог, ни секунды не колебалась. Мы все твердим: «готовы жизнь отдать за Царя». Вот он, случай. Отдавай свое благополучие, если Господь хочет. А сердце так болело о бедном Ребеночке. А тут еще муж,  старый врач опытный, так печально говорил. Не знаю, что и написала Тебе. Одно знаю: торопилась послать выздоровление. И хоть верит душа моя, что достиг Крест своей цели, хоть и первый лучший бюллетень появился в тот день, когда моя посылка должна была прийти, а все же… все же хотелось бы знать наверно, что получил Ты Святой Крест, что исполнил мою просьбу и отдал его Цесаревичу. На счастье.

        И вот смею просить Тебя, Великий Государь, окажи милости великие старухе: прикажи хотя бы придворному Ведомству напечатать в «Новом времени», что Святой Крест с мощами для Государя Наследника получен и милостиво принят.

        Это ведь сделать нетрудно и ничьего внимания не возбудит. Мало ли таких посылок, думаю, было Тебе, Государь, в те дни скорбные. Мне же это будет великое утешение. А ежели захочешь превысить меру милости своей, подари мне крестик взамен отданного Тебе. Самый простой, серебряный или деревянный, крестик. Из Твоих рук будет он мне подателем счастья взамен отосланного Тебе. А сделать это нетрудно. Крестик маленький можно завернуть в бумажку, положить в обыкновенный конверт да и послать по почте. Любой Твой камердинер либо флигель-адъютант может это сделать. Я же буду так счастлива. И Твой крестик унесу с собой в могилу.

        А Тебе еще должна передать мнение моего мужа. Он ведь ученик Боткина и непрактикующий старый врач, которому можно верить. Много я видала примеров медицинского ясновидения с его стороны. Так вот он удивлялся: как у такого ребенка, здорового, крепкого и веселого, каким нам изображали Государя Цесаревича знающие его люди, могла случиться такая гематома. Это болезнь редкая, доказывающая, что не все ладно в питании, и чтобы на это обстоятельство обратили внимание. Ибо иначе от простого «широкого шага», как сказано в бюллетене, такая страшная вещь произойти не могла.

        Прости, Великий Государь, что пишу это. Но здоровье Твоего возлюбленного Сына – это наше счастье, наше будущее.

        А засим, Великий Государь, разреши мне передать Тебе еще одну вещь, имеющую громадное значение для Тебя, как и для всей России.

        Явился к нам в главный совет Дубровинского Союза крестьянин-союзник и принес заявление другого крестьянина Киевской губернии Звенигородского уезда села Хижинцы Иосифа Антоновича Рябоконя. Этот неграмотный Рябоконь заявляет, что с 1901 года он посещаем видениями. Является ему Святитель Николай Мирликийский и приказывает осведомить Святейший Синод и все власти о том, что он не желает больше лежать в Италии, а желает, чтобы его останки были привезены в Россию. Это краткая сущность пространного заявления. Сначала крестьянин не обратил внимания на видения, но Святитель стал являться грозен  и говорил, что «будут беды великие для России, ежели оставит она мои в мире плавающие мощи в Бари, в Италии». Согласись, Великий Государь, что неграмотному мужику где было знать, что такое Бари, когда он и об Италии вряд ли слыхал. Но еще страшней слова в мире плавающие. Я же не знала, что мощи Святителя Николая плавают в благоухающем масле вроде мира святаго. Откуда это мог знать несчастный Рябоконь?

        С 1906 года видения стали чаще и грозней. Наконец на угрозу Святителя - «самому тебе грозят беды великие, понеже не исполнишь моего повеления, не осведомишь все власти духовные о моем желании» - крестьянин осмелился возразить: «Кто же поверит мне, бедному, только осмеют». Святитель отвечал: «Поверят! То уже не твоя забота. Ты только доведи до сведения, что я приказываю…» (Крестьянин не знает, как это было – во сне или наяву, - считая себя, грешного, недостойным явления Святителя).

        Припомнил Рябоконь, сколько горя вынесла Россия с 1901 года и ужаснулся. А тут весть о болезни Государя Цесаревича. Подумал мужик: «Это святой Николай гневается» и побежал в ближайший отдел Союза Русского Народа. Там рассказал видение. А из отдела сельского, захолустного, прислали в губернский, Киевский, оттуда – сюда. У нас решили копию препроводить в Священный Синод и рассказать всем, кому возможно. Я же подумала про себя, что, быть может, Господь послал мне эту весть для Тебя и, ложась спать, молилась, да укажет Господь, должна ли Тебе писать об этом. И три ночи кряду видела во сне Святителя Николая, как на образах его пишут, и он трижды указывал мне на дворец Твой в Царском Селе (я ведь знаю его фасад), а в третий день выговорил:

«Напиши, что воля моя лежать в Земле Русской, ибо враги Господни замышляют недоброе против останков моих. России же Господь посылает новую благодать. Если исполнит волю Его и послушает меня».

Тогда я не сомневалась больше и вот пишу Тебе. Быть может, Ты прикажешь Священному Синоду расследовать это дело. Допросить этого Рябоконя. А там и купить мощи святого Николая. Один мой знакомый был в Бари недавно (привез мне даже медальку оттуда) и говорил, что Италия продаст мощи, которые не умеет ценить. Да там теперь кругом масонство взяло верх, и понятно желание Святителя уйти из рук святотатцев-изуверов, которые могут осквернить его нетленные останки. Святитель Николай – Твой заступник и покровитель. Его мощи в Россию перевезти – навеки прославить Твое имя, Государь. А какой будет подъем благочестия, Ты Сам знаешь.  Великий Государь, попытайся поговорить об этом с королем Итальянским. Осчастливь Россию, исполни желание Святителя и создай Заступника и Крепкого Хранителя Себе и Сыну Своему.

 

 

       (ГАРФ. Ф.601. Оп. 1. Ед.хр. 2322).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Представители     турецкой общественности обратились к итальянцам с требованием вернуть в Турцию мощи Святителя Николая. Директор Барийского Свято-Николаевского исследовательского Центра католический священник Джерардо Чоффари в ответ  на это заявил: «Если кому и отдавать мощи святого, так это не туркам и не грекам, а русским, почитающим его как никто другой».

 

 (ж. «Православная Русь», № 5, март 2001 года, стр. 16).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       
 
 
 
 

       

 

                        ЧЕРНОГОРСКИЙ АПОСТОЛ

                       

 

        Цетинский мужской монастырь – духовная жемчужина Черногории. Здесь покоятся честные и цельбоносные мощи основателя этого монастыря святителя Петра Цетинского. Вся его земная многоскорбная жизнь была посвящена служению ближним – нищим, недугующим, заблудившимся, отчаянным; он неустанно насаждал в своем народе веру и благочестие. Он настолько угодил Господу Богу, стяжал такую высоту смирения, был настолько кроток и незлобив, что Вседержитель, прославив его на Небесах, и на земле даровал ему такую мзду, какой не удостаивался ни один из смертных – в его раку Он послал две величайшие святыни Вселенского Православия: десную руку пророка Иоанна Предтечи и частицу Честного и Животворящего Креста Господня. Нескончаемой рекой текут к этим святыням паломники из разных стран. Он, этот поток, значительно увеличился после того, как последние две святыни побывали недавно в России.

        Я был среди тех счастливчиков, которым удалось поклониться черногорским святыням. Но, несмотря на это, а точнее, благодаря этому, я поехал в Черногорию и прожил в Цетинском монастыре две недели. Каждое утро я приходил в храм, чтобы облобызать мощи святителя Петра Цетинского, а также десницу Крестителя Господня и частицу Животворящего Креста. Я подолгу молился здесь и, если бы была моя воля, то остался бы в этом месте навсегда. С утра до вечера под своды этого чудного, единственного в своем роде храма входили сотни и сотни паломников, и большинство из них были русские. Это меня очень радовало.

        «Жива Россия, если люди, отринув суету и преодолев большие расстояния, прибыли сюда», - думал я, наблюдая, как мужчины и женщины, дети и убеленные сединами старики, простолюдины и знаменитости, подходили к высокой нарядной раке и с благоговением, в простоте сердца прикладывались к святыням.

        Вернувшись в Москву, я решил прочитать житие святителя Петра Цетинского – ведь когда знаешь подробности жизни того или иного святого, условия, в которых проходило его служение Богу, молиться ему гораздо легче и проще. Я открыл собрание сочинений Димитирия Ростовского – там жития не было. В книге, содержащей жития сербских святых, оно также отсутствовало. В других книгах, посвященных Сербии и Черногории, нужного текста тоже найти не удалось.

«Как же так, - подумал я, - такой великий столп Православия, а жития на русском нет!»

Я заглянул в патриархийный церковный календарь. Меня ждало большое разочарование – в день памяти святителя Петра Цетинского – 31 октября по старому стилю (13 ноября – по новому) – имя святого было даже не обозначено.

Я позвонил Ирине Солнцевой, которая прекрасно знает сербский язык и много раз была в Сербии и Черногории, и рассказал о своей печали.

-Не печальтесь, - сказала она, выслушав меня. – Житие святителя Петра Цетинского на русском уже есть.

-Неужели? – обрадовался я. – Кто же сделал перевод?

-Я.

-Когда?

-Три дня назад.

Уже на следующий день я прочитал житие. Святитель предстал передо мною во всей своей аскетической красоте, смирении и верности своему пастырскому долгу. Теперь надо было думать о том, чтобы житие как можно быстрее стало достоянием боголюбивого читателя. Нечего и говорить, что Ирина с удовольствием согласилась передать рукопись журналу «Пастырь».

Мне остается только добавить, что житие святителя написал великий угодник Божий, просиявший не так давно в сонме сербских святых, духовный просветитель Сербии и Черногории - преподобный Иустин (Попович).

 

                                              

 

       

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                         ВСЕЛЕНСКИЙ ПАТРИАРХ

 

                                                 I

 

                                 МОНАСТЫРЬ

 

 18 августа 1987 года мне позвонил Борис N:

-Сегодня в Москву прибывает Вселенский патриарх Димитрий I, - сказал он. – В Даниловом монастыре он будет служить всенощное бдение.

-Спасибо за информацию. Ты придешь на богослужение?

-Конечно. А ты?

-Я тоже. Главное – успеть.

Я в то время служил в Антиохийском подворье чтецом и алтарником. У нас всенощное бдение начиналось в восемнадцать часов, а в Даниловом монастыре – в семнадцать. Но у нас служба заканчивалась рано, поэтому я надеялся успеть и на монастырское богослужение.

Я вышел из нашего храма в начале девятого и сел в трамвай. Маршрут очень удобный – от дверей до дверей безо всяких пересадок. Через полчаса уже был около монастыря. На остановке увидел несколько старушек.

-Ну как? – спросил я у них.

-Уже закончилось, - ответили они.

-Что закончилось? - У меня екнуло сердце.

-Помазание.

Это ничего, подумал я, елеопомазание было и у нас.

Я вошел в обитель, сразу увидел новинку: двор был выложен брусчаткой. Постарались к приезду патриарха, еще несколько дней назад этого не было.

В Троицком соборе пели «Хвалите…»

-Патриарх здесь? – спросил я у Бориса, который стоял недалко от входа.

-Да. В алтаре.

-Давно приехал?

-После шестопсалмия.

И по большому скоплению народа, и по торжественной атмосфере, царящей в храме, и по небудничному виду монахов, которые более торопливо, чем обычно, сновали по храму, и по тому, что служил протодиакон Стефан из Патриаршего собора – по всему было видно, что в храме находится высокий гость.

Но вот служба подошла к концу. Открылись Царские врата, и из алтаря на солею в сопровождении довольно многочисленной свиты вышел Вселенский патриарх. Вместе с другими людьми я подошел к аналою, на котором находилась икона Преображения Господня, и оказался всего в нескольких метрах от гостя. Он был чуть выше среднего роста, смугл, как и все члены его свиты, в строгом клобуке темного цвета, в длинной мантии; с заметной проседью недлинная борода, тонкие, позолоченные очки, сквозь которые смотрели  внимательные проницательные глаза, худое лицо – перед нами был монах-аскет.

-Возлюбленные братья и сестры! – тихим глухим голосом произнес он по-гречески.

В храме воцарилась глубокая тишина, всем хотелось услышать слво приветствия Вселенского патрирха, гостя, в нашей стране чрезвычайно редкого – последний раз Константинопольский патриарх приезжал в Россию в 1589 году, то есть четыреста (!) лет назад, чтобы с другими восточными патриархами по просьбе Царя Алексея Михайловича решить судьбу русского патрирха Никона.

Димитрий I выразил благодарность за приглашение побывать в России и, в частности, в Даниловом монастыре, который возрождается к новой жизни.

Главная мысль его приветственного слова состояла в том, что Господь Бог является центром жизни любого человека и любой страны, и без Его воли не может произойти ни одно, даже самое маленькое событие.

Наместник монастыря архимандрит Тихон вручил высокому гостю подарок (какой, я не рассмотрел).

Патриарх широким плавным крестным знамением – на три стороны – благословил всех находившихся в храме. Затем  спустился с амвона и в сопровождении свиты направился к выходу. Большая часть народа последовала за ним.

 Один из монахов начал читать первый час. Я приложился к праздничной иконе и, проходя мимо чтеца, заметил, что тот испытывает явное неудобство из-за недостатка освещения (верхний свет в храме был выключен). Я подошел к подсвечнику, стоящему у иконы благоверного князя Александра Невского, взял горящую свечу и подошел к чтецу. Тот кивнул головой, и я зажег три свечи, которые стояли на его аналое.

Я отошел в сторону и дослушал первый час до конца; кстати, чтец был превосходный – каждое слово, произнесенное им, было отчетливым и понятным.

Кто-то тронул меня за плечо; я оглянулся – это был Борис.

-Пойдем? – предложил он.

Откровенно говоря, уходить из храма не хотелось – уж больно хорошо тут было. И домой я не спешил. Но и особенно задерживаться не имело смысла, так как монахи стали тушить свечи на подсвечниках.

Выйдя на паперть, мы с удивлением обнаружили, что народ еще не разошелся. Внизу, у ступенек, стояла свита патриарха, включая наших архиереев, наместника монастыря и кое-кого из братии. Среди них я отыскал глазами и патриарха; у него было радостное и просветленное лицо - к нему цепочкой подходили люди, чтобы взять благословение.

-Боря, скорей! – воскликнул я.

Мы сбежали со ступенек и буквально прилипли к группе людей, которые стремились попасть в узкую «горловину», ведущую к патриарху (несколько человек, взявшись за руки, оцепили эту группу). Мы с Борей поспели во-время: я лишь нагнул голову, чтобы проскользнуть под сцепленные руки, чуть-чуть поднажал на людей в «горловине», шаг, еще один – вот уже и патриарх виден.

Через минуту, а может, и меньше я приложился к благословляющей руке и быстро отошел в сторону – за мною было еще много народу.

Думаю, высокого гостя до глубины души тронул религиозный порыв русских христиан. Это была для него встреча с Россией, с русским народом, о котором он много слышал и читал и с которым впервые встетился лицом к лицу.

 

                                                 II

 

                                 ХАМОВНИКИ

 

-Завтра Вселенский патриарх будет в Хамовниках, - сообщила моя жена, вернувшись с работы (это было через два дня, накануне празднования Толгской иконы Божией Матери).

-Во сколько?

-В половине второго.

-Очень удобное время. Еду! – решил я. – Илюша, поедешь со мной? – обратился я к своему семилетнему сыну.

-Конечно, - радостно и без колебаний ответил тот.

… Храм сиял чистотой: иконы тщательно протерты, подсвечники блестят, как хрусталь, каменные плиты похожи на зеркала; всюду много цветов; от главного алтаря к иконе Божией Матери «Споручница грешных» протянулись две широкие ковровые дорожки - было видно, что к приезду высоко гостя готовились основательно.

На лицах прихожан, пока еще немногочисленных, написано ожидание, смешанное с торжественностью.

Мы с Илюшей прошли к главному алтарю и заняли место слева от праздничного аналоя, чтобы быть поближе к боковой двери, через которую должен войти Димитрий I.

-Едут!

По храму прошло заметное оживление.

Из алтаря вышел о. Георгий с подносом в руках, на котором лежал большой позолоченный крест; его сопровождали два диакона – о. Сергий и о. Михаил – с кадилами и с двукирием и трикирием в руках. Они остановились напротив открытых дверей, сквозь которые нам было видно, как Вселенский патриарх вышел из лимузина и в сопровождении многочисленной свиты направился в храм. У ступенек, ведущих на паперть, настоятель храма протоиерей Николай вручил высокому гостю хлеб-соль, а когда последний вошел в храм, о. Георгий с поклоном преподнес ему крест. Димитрий I взял его в руки и благоговейно облобызал, а затем поднялся в алтарь и приложился к престолу.

Хор запел тропарь, посвященный празднику Преображения Господня.

В этот момент в храм вошел митрополит Минский Филарет; он выглядел весьма озабоченным и возбужденным; его можно было понять: как глава Отдела внешних церковных связей он отвечал за прием и обслуживание высокого гостя.

Выйдя из алтаря, Димитрий I в сопровождении отца настоятеля приблизился к чудотворной иконе Святителя Николая, которая находилась в иконостасе, справа от Царских врат; приложившись к ней, он довольно долго, молясь, оставался на месте. Затем о. Николай проводил его к иконе Божией Матери «Споручница грешных».

Помолившись Царице Небесной, патриарх вернулся на амвон.

Отец настоятель преподнес ему подарок – сувенироное пасхальное яйцо. Клирики храма один за другим стали подходить к патриарху под благословение, а следом за ними – и прихожане. Мы с Илюшей, не теряя времени, протиснулись ближе к амвону и поднялись по ступенькам. В это время патриарх повернул голову влево – кто-то на солее обратился к нему с вопросом.

«Наверно, сейчас уйдет», - подумал я.

Томительные секунды ожидания текли одна за другой, а патриарх по-прежнему разговаривал с кем-то из его свиты.

«Уж больно долго беседует», - с тревогой подумал я.

Наконец Димитрий I, закончив разговор, заметил нас, благословил сначала Илюшу, затем меня, а потом спустился по ступенькам с амвона и вышел из храма.

Во дворе среди многочисленных прихожан, которые и не думали расходиться (высокий гость со свитой зашел в церковный домик на краткую трапезу), я увидел своего друга Сашу, чтеца одного из московских храмов.

-Благословение взял? – первым делом поинтересовался я.

-Да, только что.

-Я тебя в храме что-то не видел.

-Я прибежал минуту назад, был в храме Иоанна-воина, что на Якиманке; патриарх пробыл там всего несколько минут, благословил народ – и дальше. Я узнал, что он поехал в Хамовники, и быстрей - сюда.

-А где он еще был?

-Вчера был в Новодевичьем монастыре, потом в Патриаршем соборе, а позавчера - в Троице-Сергиевой Лавре.

-Насыщенная программа, ничего не скажешь.

-Завтра он уезжает в Ленинград, а затем в Почаевскую Лавру и во Львов.

-Ну, как он тебе?

-Понимаешь, в нем есть простота…

Из церковного домика показался патриарх, впереди него размашисто шагал митрополит Филарет; поравнявшись с прихожанами, он развел руки в стороны, давая понять, чтобы они освободили дорогу гостю.

Пока греки садились в лимузин, стоящий у калитки, мы с Илюшей вышли за пределы церковной ограды. Митрополит Филарет был уже у ворот; посмотрев на часы, он подал знак водителю. Лимузин тронулся с места и медленно покатился со двора. Я еще раз увидел патриарха, его сухое, аскетическое лицо, которое озаряла светлая улыбка. Сидя на заднем сиденье, он правой рукой благословлял христиан, стоящих как внутри, так и снаружи церковной ограды. В лице нас он благословлял всю Русь, молящуюся и страдающую, мятежную и смиренную, немощную и величавую…

 

 

В те баснословные года я мало чего знал о Димитрии I – ом, да и о других Вселенских патриархах – тоже. Я плохо представлял себе цель, которую преследовал Димитрий I, посетив Россию, успешен или нет был его визит, и чем все это закончилось.

Да это в конце концов и неважно. Главное – совсем в другом. Я новыми глазами увидел русский народ. В то время Россия еще крепко спала под большевистским атеистическим одеялом, гонения на Церковь нисколько не ослабевали, небо было покрыто темными тучами.

Но – и подо льдом вода течет. Действующих православных храмов было немного, но, несмотря на это, верующие люди молились, приступали к церковным Таинствам, крестили, пусть и тайком, своих детей.

Визит Константинопольского патриарха показал, что вера в России жива, русский народ не сломлен, он открыто исповедует свою принадлежность к Православной Церкви, и я видел это собственными глазами.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                         СТАЛИН

 

                         (несколько заметок о русском патриоте)

 

                  Познакомился с книгой «Сталин». Ее написал Святослав Рыбас (Издательство «Молодая гвардия», серия «Жизнь замечательных людей»). Книга очень большая, пятьдесят авторских листов, одолеть ее весьма затруднительно. Структура тома простая: восемьдесят три главы. Если бы автор разбил книгу на несколько (пять-шесть) частей, было бы куда лучше.

 К сожалению, в книге много недостатков. Автор сознательно (я не оговорился) говорит неправду. Он прекрасно знает, что Сергея Есенина убил Троцкий с помощью своих агентов. Об этом опубликовано масса статей, очерков, заметок. И, несмотря на это, С. Рыбас говорит, что поэт покончил жизнь самоубийством.

Еще одна сознательная ложь. Автор утверждает, что смерть Сталина наступила в результате болезни. Это не так – вождя отравили. Существовал заговор, в результате которого Иосиф Виссарионович был умерщвлен. Об этом также есть много, даже очень много публикаций. Трудно поверить, чтобы С. Рыбас ни одну из них не читал.

Автор пишет о Сталине: «Судьба этого человека печальна». Не совсем так. Скорее его судьба окружена орелом героизма. «Песок истории равнодушно засыпает его дела». Опять промах. Во-первых, никакого равнодушия нет, наоборот, чем больше времени проходит после его смерти, тем востребованнее становится его фигура, а главное, его выдающиеся дела. Во-вторых, русские люди не сбросили его с пьедестала, он остается для них человеком, который сделал для страны очень многое, который был созидателем России, а не разрушителем ее. В-третьих, авторитет Сталина растет с каждым годом.

 Святослав Рыбас человек нецерковный, у него нет собственного духовного опыта. А потому многие его оценки ошибочны. Например, он пишет: «Иногда после заседаний Политбюро Сталин заходил в пустующий Успенский собор и стоял там в полном одиночестве минут сорок». Стоять сорок минут в пустом храме и ничего не делать может только безбожник. Да и безбожник этого делать не будет, так как храм для него ничего незначащее место: зачем он будет впустую терять время.

Сталин же был верующим человеком, он учился в духовной семинарии и чуть-чуть не закончил ее. Его мать хотела, чтобы он стал священником, она каждый день молилась о нем. Вождь заходил в Успенский храм для того, чтобы без лишних свидетелей помолиться. Он молился о спасении своей собственной души, а также  душ всех своих сродников. А более всего, кладя земные поклоны, он молился о России, чтобы она выстояла, несмотря на происки врагов (как внутренних, так и внешних) и не погибла.

 «Было ли что-то, что может искупить вину (Сталина)? – задает вопрос автор. – Была ли вера? Был ли промысел Божий?

Перед этим вопросом кажутся мелкими его оценки Черчиллем и Мао Цзэдуном. Хотя неизвестно, есть ли вообще на него ответ».

Ответ, конечно, есть, но только не для С. Рыбаса. Он его не знает, потому что мелко плавает. Сталин несколько раз спасал Россию. Кроме него, этого не мог бы сделать никто. Далее: Сталин – истинный патриот нашей страны, но С. Рыбас ни разу (подчеркиваю: ни разу) не употребляет этого слова.

Слово «Промысл» пишется с большой буквы, буква «е» в нем совершенно лишняя – это автор тоже, к сожалению, не знает.

Во время Великой Отечественной войны у Сталина нередко возникали споры с маршалом Жуковым о том, какое решение следует принять в тот или иной момент, чтобы военная операция закончилась в нашу пользу. И всегда автор становится на сторону Жукова, мол, тот как профессионал гораздо лучше разбирается в том, что происходит на театре военных действий.

Далее. Автор дает несколько искаженный текст тоста, который вождь произнес 24 мая 1945 года на приеме в Кремле в честь командующих войсками.

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа»

Если бы С. Рыбас дал себе труд найти точные сталинские слова, он бы нашел их. Но он не стал этого делать – для него это слишком большой и кропотливый труд.

Подлинный, а не искаженный текст сталинского выступления звучит так:

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье всего русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «Ура!»).

И далее идет окончание выступления.

Еще одно серьезное упущение автора. А точнее серьезная ошибка: он не дал Завещания Сталина. А ведь Завещание – это такой документ, без которого биография любого человека, а тем более такого титана, каким был Сталин, будет очень и очень неполной. Звещание – это эпилог, оно подводит итог жизни данного человека.

С. Рыбас не дал текст Завещания не потому, что не нашел его (оно есть во многих исследованиях, посвященных вождю), а потому, что оно характеризует Сталина как истинного патриота России, ее истинного вождя, а это бы пошло в разрез всей концепции книги.

Вот оно, Завещание Сталина. Привожу его для того, чтобы было ясно, о чем идет речь.

«

С. Рыбас заканчивает свою книгу словом «Аминь». Это слово обычно употребляет священник, заканчивая очередную проповедь. В устах нецерковного, неверующего человека оно звучит нарочито и неестественно.

 

Все это если не перечеркивает книгу, то ставит ее в очень низкий разряд.

 

 

 

                                         Х   Х   Х

 

  Очень мало мы знаем правды о Сталине. Но крупица за крупицей она все же приходит к нам. Вот еще одна маленькая крупинка; о ней поведали Сергей Крайнов и Владимир Семенов в газете «Русский Вестник».

 

«Пожалуй, пик реальной власти И.В. Стали­на — это победные дни 1945 года, когда он на приеме в Кремле в честь командующих войсками 24 мая, в день святых равноапо­стольных Мефодия и Кирилла, просветите­лей славян, сказал свои, видимо, самые ис­кренние слова, подняв тост за здоровье ве­ликого русского народа.

Но и этот, поистине исторический тост, до нас дошел не так, как он был произнесен в жизни.

Об этом есть свидетельство Юрия Андре­евича Жданова (1919—2006 гг.), будущего зятя Сталина, члена-корреспондента Акаде­мии наук СССР, затем — РАН, сына Андрея Александровича Жданова (1896—1948 гг.). Он вспоминал:

"Мне не пришлось быть в Кремле 24 мая 1945 года на приеме в честь командующих войсками Красной Армии. В те дни я нахо­дился еще в Вене и собирался в Белград.

Как известно, на этом приеме Сталин произнес тост за русский народ. В 15 томе Сочинений Сталина этот тост изложен со ссылкой "По газетному отчету". И звучит его начало так: "Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего совет­ского народа, и прежде всего русского на­рода.

Я пью прежде всего за здоровье русско­го народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входя­щих в состав Советского Союза".

Таково было газетное изложение текста. Но когда я вернулся из Югославии в Моск­ву, услышал от отца несколько другой вари­ант. Первая фраза Сталина была: "Я хотел бы поднять тост за здоровье всего русско­го народа". И тут на весь зал прозвучала реплика: "Советского народа". Сталин не­много помолчал и повторил приведенную фразу без изменений." (Ю.А. Жданов. "Взгляд в прошлое". Ростов-на-Дону, "Фе­никс", 2004 г., с. 135).

На основании этого вполне авторитетного свидетельства мы можем восстановить под­линный текст знаменитого сталинского вы­ступления, без которого никакие учебники русской истории XX века не могут быть достоверными.

 

ТОСТ НА ТОРЖЕСТВЕННОМ ПРИЕМЕ

В ЧЕСТЬ КОМАНДУЮЩИХ ВОЙСКАМИ КРАСНОЙ АРМИИ 24 МАЯ 1945 г.

 

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье всего русского народа. (Бурные, продол­жительные аплодисменты, крики "ура").

Я пью, прежде всего, за здоровье рус­ского народа потому, что он является наи­более выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящая сила Советского Союза среди всех наро­дов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руко­водящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и тер­пение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам се­ла и города Украины, Белоруссии, Молда­вии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, — покидала потому, что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь,

мы поставим другое правительство, кото­рое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства, он пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому пра­вительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашиз­мом.

Спасибо Ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа!»

Свидетельство сына А.А. Жданова ста­вит, кроме того, перед нами, желающими знать правду русской истории, чрезвычайно важный вопрос: кто же тогда посмел "все­сильного тирана" прилюдно, при всех ко­мандирах нашей армии, при всем руковод­стве страны, перебить? И после этого "сме­льчак" не только не был "стерт в лагерную пыль", но в газетах был опубликован вари­ант тоста с его поправкой.

Ясно, кто: один из тех, кто боялся самого для них страшного в этот важнейший мо­мент русской истории — его единения с во­енными на русской основе.

И не собирался сдаваться.

И не сдался.

Тут и до 2 марта 1953 года, а потом и до "разоблачения культа личности" было уже недалеко...

Один этот факт для непредвзятого взгля­да опровергает легенду о том, что якобы всесильный Сталин тридцать лет делал в стране всё, что ему вздумалось, а всё, что происходило у нас тогда, делалось только по его воле.

Впрочем, для предвзятого отношения к истории любое доброе свидетельство о Сталине всегда будет "мифом", а любая клевета — правдой.

Факт этот, конечно, не один, их безчисленное множество.

О реальном положении мнимого "тира­на" говорят и его слова, которые он, со­гласно устному свидетельству, идущему от митрополита Николая (Ярушевича), сказал в конце знаменитой ночной встречи с тремя митрополитами 4 сентября 1943 года. На этой встрече, как известно, от Сталина ис­ходило множество предложений в пользу Церкви, начиная с избрания Патриарха. А провожая своих ночных гостей, он подал пальто митрополиту Сергию (Страгородскому) и сказал:

— Ваше Высокопреосвященство, это всё, что я пока могу для вас сделать.

С этим преданием согласуется и то, что мы встречаем в воспоминаниях Главного маршала авиации Александра Евгеньевича Голованова (1904—1975 гг.):

"Сталин всегда, когда к нему приезжали домой, встречал и пытался помочь раздеть­ся, а при уходе гостя, если вы были один, провожал и помогал одеться. Я всегда поче­му-то чувствовал себя при этом страшно неловко и всегда, входя в дом, на ходу снимал шинель или фуражку. Уходя, также старался быстрее выйти из комнаты и одеть­ся до того, как подойдет Сталин". (А.Е. Голованов. "Дальняя бомбардировоч­ная..." М., "Дельта", 2004).

Вот так одни факты истории подтвержда­ют другие. И постепенно, по крупицам складывается настоящая русская история. Если относиться к фактам живой жизни, к свидетельствам современников непредв­зято, она сложится.

Ю.А. Жданов свидетельствует и о том, как Сталин с единомышленниками повора­чивал курс государственной идеологии от троцкистско-большевицкого к патриотичес­кому отнюдь не с началом Великой Отече­ственной войны, а уже с приходом Гитлера к власти, в том числе и в вопросах препода­вания русской истории. До этого в школах такого предмета не было, а была "история классовой борьбы" в духе вульгарно-со­циологической исторической "школы По­кровского".

Летом 1934 года Юрию Жданову испол­нилось 15 лет. Дело происходило на даче Сталина в долине Мацесты...

"Минуем ворота, подъезжаем к дому. На балконе Сталин и Киров, они живо что-то обсуждают. После встречи и знакомства Сталин, Киров и Жданов уходят куда-то в кабинет, где обсуждают проекты учеб­ников по истории нашей Родины и новой истории. При этом я не присутствовал, но был приглашен к столу, когда они собрались обедать: куда же меня денешь.

Естественно, соображал я тогда не слиш­ком много, да и протекли с тех пор десяти­летия. Однако запомнил общую атмосфе­ру: она была деловой и легкой, серьезной и шутливой. Разговор касался тех проблем, которые они обсуждали в кабинете, но так­же переходил и на общие темы. Так, много говорилось о Покровском и покровщине, что для меня было тайной за семью печатя­ми. Но вот Сталин сказал, что в истории надо знать не схемы, а факты, и под общий хохот заявил, что для схематиков история делится на три периода: матриархат, патри­архат и секретариат.

Пошли и факты. Касаясь принятия Русью христианства, Сталин отмечал культурную роль монастырей: "Они несли людям гра­мотность, книгу". Переходя к другим вре­менам, Сталин заметил, что после периода смут и неурядиц крепкую власть удалось установить Петру: "Крут он был, но народ любит, когда им хорошо управляют". Да­лее Сталин упомянул о том, что величие Екатерины определялось ее способностью найти любовников среди сильных, талантли­вых людей, которые собственно и правили страной: Потемкин, Зубов, Орлов. Он упо­мянул о польском короле Сигизмунде вре­мен польской интервенции, назвав его впол­не непечатную кличку...

В итоге позже появились "Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР" за подписями И. Сталина, А. Ждано­ва, С. Кирова, датированные 8 августа 1934 года. Следующим днем датированы "Заме­чания о конспекте новой истории" за под

писями и. Сталина, С. Кирова, А. Жданова. Таковы были единомышленники, собрав­шиеся "под дубом Мамврийским"...

Обращаясь к революционным годам, Сталин вспомнил о первом съезде горских народов Кавказа. По составу он был неве­роятно пестрым. Наряду с большевиками, там были меньшевики, эсеры, анархисты, национал-демократы. Немало было и рели­гиозных деятелей.

Страсти бушевали, шли дебаты по про­блемам государственного устройства, хо­зяйственных отношений. Стоял великий шум и гвалт. Но вот взял слово мулла, речь его была краткой:

— Сациал-мациал, меньшевук-балше- вук... Наш народ цар хочет. Цар будет — порядок будет.

Все это впечатывалось в юношеское со­знание. А потом обед кончился, и Киров мне сказал: "Пошли собирать ежевику". Сталин в ответ: "А мы пойдем к дубу Мам- врийскому, там всегда сходились едино­мышленники".

Киров обладал удивительным обаянием, он притягивал к себе человека, брал его в плен...

От проблем школы Сталин перешел к то­му, что немцы усиленно готовят к войне молодежь. И, обращаясь к Кирову: а у вас граница под носом в Сестрорецке...

Вновь заговорили о школе. Сталин пред­лагал развернуть широчайшую программу строительства новых школ... Нужно строить и для учащихся, и как возможные госпиталя в случае войны..." (С. 147-150).

Та встреча, то их совместное решение, тот поворот в истории — вот, может быть, истинная причина убийства Кирова...

"И вот раздался громовой удар, поразив­ший всю страну и в том числе и в первую очередь Сталина: Киров убит... — вспоми­нал далее Ю.А. Жданов. — Десятки лет партийцы задавали себе и другим вопрос: чем же было убийство Кирова? Задавала отцу этот вопрос и моя мать. Уже после войны резко и запальчиво он сказал: "Про­вокация НКВД!"

Многие не верят этому и сейчас. Тогда пусть вспомнят события недавнего прошло­го.

А может быть, стоит прислушаться к суж­дениям Бухарина, о которых пишет Исаак Дойчер в своей книге "Троцкий в изгна­нии". По его утверждению, Бухарин гово­рил Каменеву: "Ягода и Трилиссер, два первых заместителя ГПУ, и другие были готовы подняться против Сталина. Утверж­дая, что оба ведущих руководителя ГПУ на его стороне, Бухарин тем не менее не пе­реставал говорить, пребывая в страхе перед ГПУ"...

Широко распространено с давних времен мнение, будто любимой песней Сталина бы­ла "Сулико". На вопрос: так ли это? Сталин ответил: "Нет... Пожалуй, "Таво чемо". На русском правильнее всего звучал бы перевод: "Бедная моя головушка". (С. 153- 154).

Сегодня нам тоже, как воздух, нужна достоверная русская история XX века — ко­торую "внукам дадим, и от плена спа­сем..." Нам нужно правильно понимать свой вчерашний день, чтобы ясно видеть сегодняшний и правильно смотреть в зав­трашний. Нам нужно быть зрячими, чтобы видеть, где наша сила и где нас подстерега­ют опасности. Потому-то и идет лютая борьба за истинную историю нашей страны.

Не правда о Сталине, а ложь о нем по- настоящему разъединяет общество. Соеди­няет правда, соединяет истина».

 

 

 

                                                 Х   Х   Х

 

 

          Вот еще один штрих о Сталине. О нем рассказал адмирал Исаков: «По-моему, это было вскоре после убийства Кирова. Я в то время состоял в одной из комиссий, связанных с крупным военным строительством. Заседания этой комиссии происходили регулярно каждую неделю – иногда в кабинете у Сталина, иногда в других местах. После таких заседаний бывали иногда ужины в довольно узком кругу или смотрели кино, тоже в довольно узком кругу. Смотрели и одновременно выпивали и закусывали.

В тот раз, о котором я хочу рассказать, ужин происходил в одной из нижних комнат: довольно узкий зал, сравнительно небольшой, заставленный со всех сторон книжными шкафами. А к этому залу от кабинета, где мы заседали, вели довольно длинные переходы с несколькими поворотами. На всех этих переходах, на каждом повороте стояли часовые – не часовые, а дежурные офицеры НКВД. Помню, после заседания пришли мы в этот зал, и, еще не садясь за стол, Сталин вдруг сказал: «Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо.  Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…» Я, как и все, слушал это в молчании. Тогда этот случай меня потряс. Сейчас, спустя много лет, он мне кое-что, пожалуй, объясняет в жизни и поведении Сталина, не все, конечно, но кое-что». (К. Симонов, «Глазами человека моего поколения» (ж. «Знамя», 1988, № 5, стр. 69).

 

 

                 

 

 

            

                    ЗАВЕЩАНИЕ СТАЛИНА

 

 

На мой взгляд, эти строки отца нации должен знать каждый русский человек, во всяком случае, русский-патриот.

 

    « ...После моей смерти много мусора нанесут на мою могилу, но придет время и сметет его. Я никогда не был настоящим революционером, вся моя жизнь -непрекращающаяся борьба с сионизмом, цель кото­рого - установление нового мирового порядка при господстве еврейской буржуазии... Чтобы достичь этого, им необходимо развалить СССР, Россию, уничтожить Веру, превратить русский державный народ в безродных космополитов.

Противостоять их планам сможет только Импе­рия. Не будет ее - погибнет Россия, погибнет Мир... Хватит утопий. Ничего лучше монархии придумать невозможно, а значит, не нужно. Я всегда прекло­нялся перед гением и величием русских царей. От единовластия нам никуда не уйти. Но диктатора должен сменить самодержец. Когда придет время.

Единственое место на Земле, где мы можем быть вместе, - Россия. Реформы неизбежны, но в свое вре­мя. И это должны быть реформы органические, эволюционные, опирающиеся на традиции, при постепенном восстановлении Православного самосознания. В их ос­нове - реализм и здравый смысл. Очень скоро войны за территории сменят войны «холодные» - за ресурсы и энергию. Нужно быть готовыми к этому. Овладение новыми видами энергии должно стать приоритетным для наших ученых. Их успех - залог нашей независи­мости в будущем. Армия может быть сильной только тогда, когда пользуется исключительной заботой и лю­бовью народа и Правительства. В этом - величайшая моральная сила Армии, залог ее непобедимости. Армию надо любить и лелеять!

Я одинок. Россия - колоссальная страна, а вокруг ни одного порядочного человека... Старое поколение поголовно заражено сионизмом, вся наша надежда на моло­дежь. Пришла пора объявлять новый крестовый поход против интернационала, а возглавить его сможет толь­ко новый Русский Орден, к созданию которого нужно приступить незамедлительно. Помните: сильная Россия миру не нужна, никто нам не поможет, рассчитывать можно только на свои собственные силы.

Я сделал, что мог. Надеюсь, вы сделаете больше и луч­ше. Будьте достойны памяти наших великих предков».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                 МИХАИЛ ЛЕРМОНТОВ

 

                         Заметки на полях его произведений

 

                                                 I

 

                                         МОЛИТВА

 

                  В минуту жизни трудную

                  Теснится ль в сердце грусть:

                  Одну молитву чудную

                  Твержу я наизусть.

 

                  Есть стла благодатная

                  В созвучье слов живых,

                  И дышит непонятная

                  Святая прелесть в них.

 

                  С души как бремя скатится,

                  Сомненье далеко –

                  И верится, и плачется,

                  И так легко, легко…

 

Такое стихотворение мог написать только верующий человек, у которого есть собственный духовный опыт.

 

                                 II

 

Поэма «Мцыри».         

                                                                       

 

                                                

 

 

          «Я ЗНАЛ ОДНОЙ ЛИШЬ ДУМЫ ВЛАСТЬ…»

 

 

                                 Два чувства дивно близки нам,

                                 В них обретает сердце пищу:

                                 Любовь к родному пепелищу,

                                 Любовь к отеческим гробам.

 

                                 Александр Пушкин (1830 г.)

 

 

 

В далекой юности, путешествуя по Грузии, я посетил однажды то место, или, точнее, ту гору, с которой хорошо видно долину,

 

                         …где, сливаяся, шумят,

                  Обнвшись, будто две сестры,

                  Струи Арагвы и Куры…

 

Я долго стоял на одном месте, не в силах отрвать взора от чудной картины, которую создал Творец. По небосклону плыли сияющие облака, воды Арагвы и Куры искрились в лучах полуденного солнца,  одноэтажные дома древнего города Мцхеты, который раскинулся на пологом берегу, походили на стадо пасущихся овец, а далее, за городом, возвышался могучий, закрывавший полнеба, хребет.

Мой друг, который привез меня сюда, не торопил меня – он и сам любовался панорамой, хотя бывал тут десятки раз. Мы пробыли на горе, наверно, добрый час, прежде чем снова сели в машину и отправились дальше. Через полчаса мы были уже в Мцхете, где посетили один из самых древних храмов Грузии - Светицховели.

В этих местах был в свое время Михаил Лермонтов. Здесь у него возник замысел поэмы «Мцыри», которую он написал, возвратившись в Петербург.

Поэма впервые была опубликована в сборнике «Стихотворения М. Лермонтова» в 1840-ом году. Она не могла пройти мимо известного критика В. Белинского, который внимательно следил за литературным процессом своего времени. Анализируя поэму, он оценил прежде всего ее художественные достоинства: «Этот четырехстопный ямб с одними мужскими окончаниями, как и в «Шильонском узнике», звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонируют с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы. А между тем, какое разнообразие картин, образов и чувств!»

Далее он продолжает: «Что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии его собственной личности».

Очень хорошо подмечено!

Многие литературоведы справедливо указывали на вольнолюбивый характер Мцыри. С этим трудно не согласиться. Ну, а какова идея поэмы? Чему она нас учит?

Неволя – это смерть, это все равно, что быть заживо погребенным в могиле. Вот главная мысль произведения, она красной нитью проходит через всю ткань повествования.               

Когда шестилетний мальчик оказался в неволе, то

 

                  Сначала бегал он от всех,

                  Бродил безмолвен, одинок,

                  Смотрел, вздыхая, на восток,

                  Томим несною тоской

                  По стороне своей родной…

 

Он жил в чужой стороне, среди чужих людей, язык которых был ему незнаком, в непривычной обстановке, без отца, без матери, без близких родственников, да и природа здесь была совсем другая, - и это продолжалось не год, не два, а гораздо дольше.

 

                  Я знал одной лишь думы власть,

                  Одну - но пламенную страсть:

                  Она, как червь, во мне жила,

                  Изгрызла душу и сожгла, -

 

признается Мцыри.

Что это была за страсть? Свобода! Милая, любезная свобода, без которой человек засыхает, как куст магнолии, если его не поливать живительной влагой. И, конечно, неистребимое желание вновь оказаться там, где он родился, где делал первые шаги, где произнес первое слово; вновь увидеть лица своих родителей, братьев, других близких людей, угрюмые скалы, в тени которых он играл, снова утолить жажду из ручья, который протекал в низине, в ста метрах от его дома, сорвать мягкий спелый плод чернослива и насладиться его неповторимым вкусом.

 

                  И вспомнил я отцовский дом,

                  Ущелье наше, и кругом

В тени рассыпанный аул;

Мне слышался вечерний гул

Домой бегущих табунов

И дальний лай знакомых псов…

А мой отец? Он как живой

В своей одежде боевой

Являлся мне, и помнил я

Колчуги звон, и блеск ружья,

И гордый непреклонный взор,

И молодых моих сестер…

Лучи их сладостных очей

И звук их песен и речей

Над колыбелию моей…

 

Да, все это жило в его впечатлительной душе. Память об этих счастливых и незабываемых днях, конечно же, не могла угаснуть никогда и ни при каких обстоятельствах. Монастырские стены сковали его, как цепи. Ну так что же? Эти цепи ведь можно разбить. Он так и сделал, совершив побег. «Я цель одну – пройти в родимую страну – имел…» И всеми силами старался осуществить ее.

Увы, не суждено было вольнолюбивому юноше достичь желанной родины – измученный бесплодными скитаниями, жалкий и подавленный, он вновь оказался у стен того монастыря, из которого три дня назад совершил побег. Теперь он обречен закончить здесь свою горькую долю.

 

                                                 Таков цветок

                  Темничный: вырос одинок

                  И бледен он меж плит сырых,

                  И долго листьев молодых

                  Не распускал, все ждал лучей

                  Живительных. И много дней

                  Прошло, и добрая рука

                  Печалью тронулась цветка,

                  И был он в сад перенесен,

                  В соседство роз. Со всех сторон

                  Дышала сладось бытия…

                  Но что ж? Едва взошла заря,

                  Палящий луч ее обжег

                  В тюрьме воспитанный цветок…

 

Удивительную по своей внутренней силе метафору нашел автор!

Мцыри, охваченному огнем неисцелимого недуга, осталось жить всего несколько часов. К нему в келию пришел старец, и юноша облегчил свою душу предсмертным рассказом-исповедью. Но и в эти последние минуты он думает… о чем? О сражении с диким барсом, в котором вышел победителем? О молодой грузинке с тонкой талией, которую встретил у горного потока? О простой, безыскусной песне, которую она пела? Нет, его думы были о ином.

 

                                          …пускай в раю,

                  В святом, заоблачном краю

                  Мой дух найдет себе приют…

                  Увы! – за несколько минут

                  Между крутых и темных скал,

                  Где я в ребячестве играл,

                  Я б рай и вечность променял…

 

Написав эти строки, я позвонил знакомой учительнице русского языка и литературы.

-Сокращен ли список обязательных классических произведений, в первую очередь Пушкина и Лермонтова, в сегодняшней средней школе? – спросил я.

-Нет, не сокращен, - ответила она. – Проблема совсем в другом. Сокращено, причем очень существенно, количество часов для изучения литературных произведений. Поэтому освоить всю программу совершенно невозможно. Но и это не все. Ученикам теперь необязательно читать стихотворения, поэмы, драмы и повести наших классиков.

-Если они не будут их читать, значит, не будут и знать.

-Знать они, конечно, не будут, у них будет лишь некоторое представление о том или ином произведении.

-Как это понять?

-Очень просто. В интернете есть краткий пересказ любых произведений – как прозы, так и поэзии. Например, «Капитанская дочка» Пушкина «умещается» всего на одной-двух страницах.

-Это значит только одно: дети быстро отвыкнут от чтения.

-Они уже давно отвыкли. Исключения есть, но они весьма редки.

-У чиновников министерства просвещения, наверно, вместо голов что-то другое, если они внедрили в наше среднее образование такие глупые вещи.

-Не знаю, что у них вместо голов, но факт есть факт.

Я помолчал, переваривая информацию, сообщенную моей собеседницей.

-Поэма Лермонтова «Мцыри» учит любви к Родине, – продолжал я. – Было бы хорошо, если бы ее прочитал каждый старшеклассник.

-Конечно. Но этому уже не бывать. Ее прочитают только те молодые люди, которые любят изящную словесность и которые с удовольствием знакомятся с нею.

-Слава Богу, у нас такие еще есть. Они, будем надеяться, вырастут верными сынами России.

 

                                                 III

 

Гибель одного гениального поэта повлекла за собой гибель другого гениального поэта. Михаил Лермонтов написал стихотворение «Смерть поэта», сказав всю правду о гибели Пушкина, а также о том, кто виновен в его                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                           смерти, и его сослали на Кавказ в действующую армию. Здесь через некоторое время он, как и Пушкин, погиб на дуэли.

 

                                                 IV

 

 

«Дары Терека»

Баллада небольшая, но у нее большой подтекст.

Терек – это река жизни, и она несет много, даже очень много «даров». Эта река применима к любому времени – к веку девятнадцатому, двадцатому, но особенно к нашим, взрывчатым, огненным дням.

 

                                                 V

 

«И скучно и грустно»

Такое ощущение, что стихотворение написано неверующим человеком. Жизнь для лирического героя – «такая пустая и глупая шутка…» Сразу приходит на память стихотворение А. Пушкина, в котором он говорит, что жизнь - это «дар напрасный». Митрополит Филарет (Дроздов) откликнулся на него своим стихотворением, в котором показал, что жизнь – это дар Божий, но совсем не напрасный, а, наоборот, нужный, необходимый.

А. Пушкин, увидев свою ошибку, написал новое стихотворение, но уже в правильной христианской тональности.

Михаилу Лермонтову – увы! – никто не прислал стихотворного возражения. Если бы митрополит Филарет и этому поэту написал пусть несколько строк, то, возможно, его жизнь приняла бы иное направление.

 

                                                 VI

 

  «Выхожу один я на дорогу»

В стихотворении пять строф. Лермонтов мог бы ограничиться только одной, первой строфой, так как это вполне законченное, очень глубокое произведение.

 

                  Выхожу один я на дорогу;

                  Сквозь туман кремнистый путь блестит;

                  Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

                  И звезда с звездою говорит.

 

 

                                                 VII

 

 

          БЕССЛАВНЫЙ КОНЕЦ АРАВИЙСКИХ ПАЛЬМ

 

 

«Я ничего не могу творить Сам от Себя… ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца»

Ин. 5, 30.

 

                                                 I

 

В 1839 году в журнале «Отечественные записки» (№ 8) было опубликовано стихотворение Михаила Лермонтова «Три пальмы» (оно имеет подзаголовок «Восточное сказание»). Современники встретили его по-разному. Известный критик Виссарион Белинский отозвался о нем с большой похвалой. «На Руси явилось новое могучее дарование – Лермонтов, - писал он в письме общественному деятелю и поэту Н. Станкевичу, пересылая ему за границу журнал с опубликованным произведением. – Какая образность, так все и видишь перед собою, а, увидев раз, никогда уже не забудешь! Дивная картина – так и блестит всею яркостью восточных красок! Какая живописность, музыкальность, сила и крепость в каждом стихе!»

Совсем по-другому прочитал стихотворение революционный демократ Н. Чернышевский. «Жаль этих прекрасных пальм, не правда ли? – задается он вопросом. – Но что ж, ведь не век было расти и цвести им, - не ныне, так завтра, не завтра, так через год умерли бы они, - ведь уже и листья их начинали вянуть: смерти не избежит никто. Так не лучше ли умереть для пользы людей, нежели бесполезно? Не надобно ли, жалея о прекрасных пальмах, с тем вместе признать, что смерть их была лучшею, прекраснейшею минутою всей их жизни, потому что они умерли для спасения людей от холода и хищных зверей?..

Когда хорошенько подумаешь обо всем этом, невольно скажешь: хороша жизнь, но самое лучшее счастье не пожалеть, если надобно, и самой жизни своей для блага людей».

Многие литературоведы отмечали связь стихотворения М. Лермонтова с одним из фрагментов «Подражаний Корану» А. Пушкина. Связь действительно есть: у Лермонтова на Бога ропщут три пальмы, которые росли «в песчаных степях аравийской земли», а у Пушкина – путник, который блуждал в пустыне «три дня и три ночи». На этом аналогия заканчивается, и продолжать дальнейшие поиски, чтобы уловить еще какую-то «связь», бессмысленно – оба произведения совершенно самостоятельны.

Ни В. Белинский, ни тем более Н. Чернышевский, ни советские литературоведы не дали, к сожалению, глубинной христианской оценки лермонтовской притчи. Она, эта оценка, лежит в духовной плоскости.

 

                                                 II

 

О чем повествует «Восточное сказание»?

В Аравийской пустыни росли три пальмы; в их тени журчал холодный ручей. Многие годы к пальмам никто не приходил, чтобы отдохнуть в их тени и утолить жажду из родника.

 

                  И стали три пальмы на Бога роптать:

                  «На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?

                  Без пользы в пустыне росли и цвели мы,

                  Колеблемы вихрем и зноем палимы,

                  Ничей благосклонный не радуя взор?..

                  Не прав твой, о небо, святой приговор!»

 

Не успели они произнести эти слова, как вдали показался караван верблюдов; через некоторое время арабы-кочевники разбили в тени пальм походный лагерь и утолили жажду прохладной водой из родника.

А потом произошло нечто неожиданное.

 

                  Но только что сумрак на землю упал,

                  По корням упругим топор застучал,

                  И пали без жизни питомцы столетий!

                  Одежду их сорвали малые дети,

                  Изрублены были тела их потом,

                  И медленно жгли их до утра огнем.

 

Неужели такое могло произойти? Неужели у арабов-кочевников не было ни капли жалости к пальмам? Неужели они не понимали, что сотворили зло? Вопросы остаются без ответа – утром караван снялся с места и продолжил свой путь.

 

                  И ныне все дико и пусто кругом –

                  Не шепчутся листья с гремучим ключом:

                  Напрасно пророка о тени он просит –

                  Его лишь песок раскаленный заносит

                  Да коршун хохлатый, степной нелюдим,

                  Добычу терзает и щиплет над ним.

 

                                         III

 

Вот и вся печальная история. Какой же вывод следует из нее? Три пальмы не захотели жить по воле Божией, им захотелось жить по своей воле. То есть они проявили непослушание своему Творцу. Почему они так себя повели? Причина тут одна – непомерная гордыня.

Непослушание Богу, как видим, неумолимо ведет к гибели.

Когда Россия жила в согласии с Богом, то все было хорошо. Но когда она проявила своеволие и отказалась от Бога, то есть вышла из благого послушания Ему, то все изменилось: мы пожали безбожную смуту 1917-го года, затем гитлеровское нашествие. Но и этого оказалось мало – пришла бесовская перестройка, и наша страна окунулась в страшный омут разрухи и еще большего духовного одичания.

Современная жизнь на каждом шагу напоминает нам о притче гениального поэта.

Разгул сатанизма на просторах России – это бесславный конец аравийских пальм;

Насаждение безнравственных начал (однополые браки, сексуальное «воспитание» в школах и т. д.) - это бесславный конец аравийских пальм;

«Зеленая улица» наркотикам, табаку, алкогольным напиткам – это бесславный конец аравийских пальм;

Разорение семей с помощью «ювенальной юстиции» - это бесславный конец аравийских пальм;

Убийство детей во чреве – это бесславный конец аравийских  пальм;

Кровавые события на Украине – это бесславный конец аравийских пальм.

 Каждый день и каждый час приносят нам тревожные, апокалиптического оттенка, новости. Жизнь становится такой, что содрогается сердце, а ум отказывается верить в случившееся. И что же? Народ как-то встрепенулся, пришел в ужас, опомнился? В храмах стало так тесно, что не продохнуть? Ничего подобного, люди ведут себя так, как будто ничего не случилось, как будто темные тучи не покрыли российский небосклон.

Может ли произойти чудо? Может ли что-то измениться? Может ли наступить рассвет?

Да, может. Но только при одном непременном условии: если русский народ отбросит свою греховную волю и станет творить волю Божию.

И только тогда, повторяю, только тогда над Россией забрезжит рассвет.

 

                                                 VIII                                       

 

 

«Утес».

В стихотворении несколько планов:

Неразделенная любовь.

Одиночество.

Пустыня, в которой находится утес, нет никого, с кем бы можно было поделиться своими думами, своей печальной участью, и ему остается только одно – плакать.

Поэт говорит в этом стихотворении о себе.

 

                                                 IX

 

«Пророк».

Насквозь автобтографическое  произведение.

 

                                                 X

 

 

 

 

                         «И БЛАГО БОЖИЕ РЕШЕНЬЕ…»

 

  Духовное прочтение поэмы Михаила Лермонтова «Демон»

 

Поэт работал над поэмой в течение десяти лет, многократно перерабатывая, дополняя и изменяя ее. Что он хотел сказать в ней, какая мысль волновала его? Почему работа над ней затянулась на такое длительное время? Какие внутренние мотивы двигали сочинителем? Попытаемся разобраться в этом.

Действие поэмы происходит на Кавказе среди величественных гор, бурных, клокочущих рек, роскошных плодоносных равнин. Князь Гудал выдает замуж свою дочь Тамару, на кровле его дома гремит музыка, поднимаются бокалы с пенистым вином, звучат все новые и новые тосты. Ожидая жениха, Тамара веселится последний раз.

 

                                         …и бубен свой

                         Берет невеста молодая.

                         И вот она, одной рукой

                         Кружа его над головой,

                         То вдруг помчится легче птицы,

                         То остановится, глядит –

                         И влажный взор ее блестит

                         Из-за завистливой ресницы…

 

Пролетая над горами Кавказа, ее танец увидел «печальный демон, дух изгнанья».

 

                                         … на мгновенье

                         Неизъяснимое волненье

                         В себе почувствовал он вдруг.

                         Немой души его пустыню

                         Наполнил благодатный звук –

                         И вновь постигнул он святыню

                         Любви, добра и красоты!..

                         И долго сладостной картиной

                         Он любовался…

 

Он решил овладеть Тамарой, но было одно препятствие – ее жених, который с большим караваном верблюдов, нагруженных богатыми дарами, спешил на свадебный пир. Для кого-то, может быть, это и явилось бы препятствием, но только не для демона – караван попадает в засаду, и «злая пуля осетина» сражает храброго князя.

А коварный бес, приняв личину Ангела света, уж тут как тут, успокаивая Тамару и в то же время вливая в ее душу соблазнительный яд.

 

                         Пришлец туманный и немой,

                         Красой блистая неземной,

                         К ее склонился изголовью;

                         И взор его с такой любовью,

Так грустно на нее смотрел,

Как будто он об ней жалел…

 

Юная княжна удаляется в монастырь, но и тут мысль о ночном госте, который произвел на нее такое сильное, неизгладимое впечатление, не покидает ее.

 

                         Тоской и трепетом полна,

                         Тамара часто у окна

                         Сидит в раздумье одиноком

                         И смотрит вдаль прилежным оком,

                         И целый день, вздыхая, ждет…

                         Ей кто-то шепчет: он придет!

                         Недаром сны ее ласкали,

                         Недаром он являлся ей,

                         С глазами, полными печали,

                         И чудной нежностью речей.

                         Уж много дней она томится,

                         Сама не зная почему;

                         Святым захочет ли молиться –

                         А сердце молится ему…

 

Злой гений снова является к ней. Он много и страстно говорит, соблазняя Тамару, сулит ей все, что только есть на земле и вне земли:

 

                         Тебя я, вольный сын эфира,

                         Возьму в надзвездные края;

                         И будешь ты царицей мира,

                         Подруга первая моя…

                         Толпу духов моих служебных

                         Я приведу к твоим стопам;

                         Прислужниц легких и волшебных

                         Тебе, красавица, я дам;

                         И для тебя с звезды восточной

                         Сорву венец я золотой;

                         Возьму с цветов росы полночной;

                         Его усыплю той росой;

                         Лучом румяного заката

                         Твой стан, как лентой, обовью,

                         Дыханьем чистым аромата

                         Окрестный воздух напою;

                         Всечасно дивною игрою

                         Твой слух лелеять буду я;

                         Чертоги пышные построю

                         Из бирюзы и янтаря…

 

Но все это ложь; он был и остается законченным лжецом, у него ничего не было и нет, а значит, он ничего не может дать.

Княжна Тамара не выдержала искушения лукавого беса. Но ведь и каждый из нас падает десятки раз в течение дня, попадая в сети искусителя; однако, упав, мы с помощью Божией встаем и продолжаем свой путь.

Главная цель диавола – завладеть душою человека и увести ее в ад. Слабое, романтически настроенное существо, Тамара пала бы и в том случае, если бы за ней ухаживал не отважный князь, а простой молодой горец. А демон – это такая силища! Он может одним мизинцем опрокинуть земной шар, если ему позволит Господь, он может вызвать страшную бурю и потопить сразу десятки кораблей, если Господь опять же позволил бы ему это сделать. А что ему стоит соблазнить слабую, беззащитную женщину, которая жаждет любви и  которая день и ночь мечтает о том, когда же наступит этот день и час, и она, наконец, обретет свое земное неверное счастье. Ласково-нежный голос демона, его огненные очи, гибкий торс, роскошные кудри, его пламенный поцелуй – да какая дева устоит против этого?!

Это была «пиррова победа» демона, в конечном итоге он терпит поражение. Он хотел бы унести душу Тамары в адские глубины, но это не в его власти, есть другая сила, сила светлого Ангела, могучая, всепобеждающая, которая преградила ему путь.

 

                         Исчезни, мрачный дух сомненья! –

                         Посланник неба отвечал: -

                         Довольно ты торжествовал;

                         Но час суда теперь настал –

                         И благо Божие решенье!

 

Итак, душа Тамары спасена. Спасена потому, что так хочет Сам Господь, Который Своей смертью на Кресте искупил грехи всего рода человеческого, в том числе и самого последнего грешника (отметим, что в эту решающую минуту душа героини не дремала, а молилась).

Кто главный герой повествования? Конечно, не демон, жалкий и лживый искуситель, конечно, не он, гордый и мрачный обитатель преисподней. Главный герой  – светлый Ангел, ревностный исполнитель Божественной воли.

Поэтому и название поэмы должно быть другое. Автор, как бы догадываясь об этом, оставил нам его в подзаголовке – «Восточная повесть».

«Демон» - одно из самых лучших духовных сочинений Михаила Лермонтова. Это светлая, мажорная, торжествующая поэма. В ней нет никакой печали, а только радость. Это произведение о каждом из нас, о каждом человеке, о каждом православном христианине.

Преподобный Варсонофий оптинский, исследуя творчество  Лермонтова, сказал, что его душа «стала воспевать демона». Это, конечно, не так. Поэт демона не воспевал, а, наоборот, показал его лживость и ничтожность.

 Бессилие ада – вот что стоит в подтексте поэмы, вот что имел в виду автор, неоднократно перерабатывая ее и добиваясь сильнейшего, пронзительнейшего звучания. Путеводной нитью в его творческих поисках были, без сомнения, крылатые слова святителя Иоанна Златоуста: «Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?»

 

 

                        

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ХРАМ-ПАМЯТНИК

 

 

         Идея создания этого храма возникла у начальника военно-морской части, расположенной в городе Канске (Красноярский край) Александра Эвальдовича Гутяр. Дело в том, что в годы Великой Отечественной войны в Красноярске был открыт военно-морской госпиталь, усопших воинов которого хоронили в Канске. На этом же кладбище стали предавать земле и местных воинов-моряков. “Пусть этот храм будет памятником всем военным морякам, сражавшимся на разных театрах военных действий и отдавшим свои жизни за Родину”, - решил А. Гутяр. ( Такие храмы раннее были возведены лишь в Кронштадте и Канининграде). Он обратился к командующим всех флотов с просьбой выслать по горсти земли, обагренной кровью воинов. Первым откликнулся командующий Балтийским флотом. “Высылаю землю с места захоронения военных моряков-балтийцев, погибших при штурме г. Пиллау (ныне Балтийск Калининградской области) в ходе Восточно-Прусской операции во время Великой Отечественной войны”, - написал он в сопроводительном письме. Вскоре была получена земля из Новороссийска, Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, Владивостока и Новосибирска.

         Благое дело благословил архиепископ Красноярский и Енисейский Антоний. Он освятил закладной камень в основание храма. Сюда была торжественно положена земля, полученная из разных мест России.

         Храм (архитектор Владимир Березинский) был построен на средства военно-морской части за рекордно короткий срок - всего за семь месяцев. Он был посвящен святому апостолу Андрею Первозванному, покровителю моряков. Изящный деревянный иконостас изготовил мастер из города Ачинска Юрий Дуженков. Трехярусное паникадило, а также иконы выполнены в художественно-производственном предприятии “Софрино”.

         Чин великого освящения храма  возглавил архиепископ Красноярский и Енисейский Антоний. На церковное торжество прибыли гости из Москвы, Калининграда, Хабаровска, краевого центра, близлежащих сел и деревень.Теплая, ясная погода. Зазвучал колокол, и солнечные лучи стали еще светлее и ярче. Во время Божественной Литургии владыка и все христиане молились об упокоении душ военных моряков, сложивших свои головы в битвах за Отечество (такое поминовение будет совершаться в этом храме за каждым богослужением).

         Затем состоялся крестный ход православных христиан, а после этого - торжественный парад военных моряков и воспитанников морского кадетского корпуса, которые порадовали всех присутствующих безупречной выправкой и безукоризненным строем.

Настоятелем храма назначен священник Вячеслав Бачин (перед началом богослужения владыка поздравил его с присвоением звания протоиерея).

         Возгорелся еще один духовный очаг на сибирской земле. Он согрел сердца не только  военных моряков, которые проходят службу в местной части, но и жителей всего города.

         -Храм-памятник, который я сегодня освятил и в котором мы прилежно молились, первый в моей жизни, - поздравляя моряков и жителей Канска, сказал архиепископ Антоний.- И поэтому он мне особенно дорог. Такие храмы возводят люди, которые по-настоящему любят Россию, ее боевую славу и ратные подвиги, которые делают все для того, чтобы наше дорогое Отечество не только не погибло, но и вновь стало процветающим!

 

 

                                     

          

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                            МОРЯКИ ВСТРЕЧАЮТ СВЯТЫНЮ

 

 

 

        В храм святого апостола Андрея Первозванного, построенного на территории военно-морской части в городе Канске, прибыла великая святыня – частичка мощей адмирала Феодора Ушакова. Она была доставлена сюда из Санаксарского монастыря, что в Мордовии. По городу прошел торжественный Крестный ход. В нем участвовали священнослужители Канска со своею паствою, моряки войсковой части, казаки из разных сибирских городов, местные кадеты.

        Приняв в свои руки святыню, командир военно-морской части Александр Гутяр сказал:

        -Когда народ помнит о своих героях, воздает должное их подвигам, то он укрепляет связь времен. Благодаря этому созидается дух воина, который нужен ему гораздо более, чем сила физическая. Святой Феодор Ушаков – воин и христианин – высоко поднял славу российского флота. Его воинское искусство было столь совершенным, что он не знал поражений. Ныне он пришел к нам, на сибирскую землю. Пришел не символически, а реально – частичкой свих мощей. Великий флотоводец – мы не сомневаемся в этом - будет помогать нам нести  воинскую службу, укреплять нашу православную веру, умножать военно-морскую славу Отечества.

 

 

                              

       

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                              

 

 

 

 

 

 

 

                     СРЕЧКО ДЖУКИЧ О СЛАВЯНСТВЕ

 

  Эта встреча произошла во время паломнического путешествия по реке Енисей на теплоходе «Александр Матросов». Среди нас были паломники не только из краевого центра и других городов России, но и из далекого зарубежья. К последним относился посол Сербии и Черногории в республике Беларусь доктор Сречко Джукич с супругой. Прекрасно образованные и воспитанные,  деликатные и внимательные, они были любимцами всего теплохода. Они хорошо владели русским, поэтому у нас не было затруднений в общении.

       По благословению архиепископа Антония, который возглавлял наше путешествие, один из дней был посвящен Сербии, стране, которая нам, русским, далеко не безразлична. Нас, русских и сербов, связывают очень тесные узы, исторические, церковные, культурные. Все, что происходит в Сербии, в том числе трагические события на Косово, острой болью отзываются в наших сердцах. Многие из нас, в том числе и владыка Антоний, несколько раз бывали в Сербии, общались с людьми разных сословий, своими глазами видели разрушения, причиненные недавней войной. Поэтому когда прозвучало объявление о том, что состоится встреча с господином послом, то все свои дела, встречи паломники отложили до другого раза и поспешили в кают-компанию.

       Вопросов было много, и посол отвечал по порядку.

       -Как Вы стали дипломатом?

       -Я закончил экономический факультет Белградского университета и в течение десяти-пятнадцати лет занимался экономической дипломатией, - сказал Сречко Джукич. - В те времена Югославия поддерживала тесные экономические отношения не только со странами социалистического лагеря, но и с капиталистическими странами. А потом я стал политическим дипломатом. Уже много лет я работаю послом в славянских странах. Три раза был послом в России,  работал в Болгарии и вот сейчас – в Белоруссии. Это дало мне как человеку и как христианину очень многое. Я понял, какую могучую силу представляют из себя славянские народы:  русские, украинцы, белорусы, болгары, сербы, чехи, словаки. У нас единая вера – Православие, наша сила – во Христе. К большому сожалению, сейчас славянские народы разобщены. Враг рода человеческого – диавол – посеял рознь между нами. Но это явление временное. По пророчеству святых отцов, придет время, когда все славянские народы объединятся, и этот союз будет прочнее стали, нас никто не сможет одолеть. Константинополь будет в наших руках, мы будем контролировать проливы Босфор и Дарданеллы.

       Федор Достоевский в июне 1876 года писал: «Да, Золотой рог и Константинополь – все это будет наше, но не для захвата и не для насилия… Это случится само собой, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы».

       Далее он продолжал: «Во имя чего же, во имя какого нравственного права могла бы искать Россия Константинополя? Опираясь на какие высшие цели, могла бы требовать его от Европы? А вот именно – как предводительница Православия, как покровительница и охранительница его, - роль, предназначенная ей еще с Ивана III, поставившего в знак царьградского двуглавого орла выше древнего герба России, но обозначившаяся уже несомненно лишь после Петра Великого, когда Россия сознала в себе силу исполнить свое назначение, а фактически уже и стала действительной и единственной покровительницей и Православия, и народов, его исповедающих…»

       Когда произойдет единение славян, то глобализация, темным валом захлестывающая планету, захлебнется. Для этого нам нужно только одно – обрести веру, и Сам Бог постоит за нас, как это часто бывало в нашей истории.

       По мнению Достоевского, славянская идея в ее высшем смысле – это прежде всего есть жертва, потребность жертвы даже собою за братьев, с тем, чтобы «основать впредь великое всеславянское единение во имя Христовой истины, то есть на пользу, любовь и службу всему человечеству и защиту всех слабых и угнетенных в мире».

       Сербский святой – преподобный Иустин (Попович), – с увлечением прочитав всего Достоевского, написал большой труд, который называется «Достоевский о Европе и славянстве». В нем он глубоко и всесторонне рассматривает славянскую тему.

       – Какую роль играет в жизни государства и народа Сербская Православная Церковь?

-Очень большую. История нашей Церкви – это история нашего государства. И во времена турецкого ига, которое продолжалось пять веков, и в во время других испытаний Церковь не давала угаснуть духу нашего народа. Враги хотели искоренить нашу веру, но это им не удалось. Мы всегда уповали на Бога, но не человека, как бы велик он ни был.

Сейчас, по попущению Божию, Косово и Метохия оказались в чужих руках: там правят бал албанские бандиты и иностранные войска. Сербы, которые остались здесь, живут как будто в концлагере. Им очень трудно. Их единственная надежда и опора – Сербская Церковь. Она молится о своих братьях и сестрах, укрепляет их дух, помогает выносить скорби и страдания. 

       -Трудна ли работа посла?

       -Посол – это дипломат. Дипломатическим путем можно решать, и весьма успешно, очень трудные и запутанные вопросы. Один дипломат может принести своей стране больше пользы, чем целая армия, оснащенная самым совершенным оружием. Дипломаты разговаривают, а солдаты стреляют. По-моему, лучше разговаривать, чем стрелять.

       Посол – образец вежливости, тактичности,  предупредительности. Посол везде и всюду должен оставлять о себе хорошее впечатление, потому что за ним – его страна, а он – ее эталон.

       Мне больше всего нравится работать в России и Белоруси. Я нахожусь здесь среди братьев. Мне легко решать с ними все или почти все вопросы.   

       Самый трудный период для меня как посла был во время НАТОвской агрессии. Я в то время работал в Болгарии. Почти каждый день приносил скорби. Мне приходилось устраивать беженцев, которые покинули Родину и у которых не было крыши над головой.

       -Ваше впечатление о Сибири?

       -Сибирь произвела на меня очень сильное впечатление. Своими просторами, своим богатством, своими людьми. Я родился и вырос в Сербии, маленькой стране, - и вдруг попал в Сибирь, которая вмещает в себя сотни Сербий! Енисей – это такая река, что дух захватывает! Если собрать все реки Европы, то это будет для него одна капля! В Европе людям уже негде жить, а тут на сотни и сотни километров тайга, где еще не ступала нога человека! Будущее, разумеется, за Сибирью!

       Здесь живут люди, которые еще не заражены проказой цивилизации. Они просты, добры, отзывчивы, как дети. Я бы хотел пожить среди них, но я так занят, что, к сожалению, это невозможно.

       С неменьшим интересом мы слушали и супругу посла – Веру.

       -Вы помощник мужа. Какое главное направление в Вашей работе?

-Мы  устраиваем встречи для работников посольства с дипломатами, деятелями культуры – писателями, художниками, композиторами, певцами, общественно-политическими деятелями...

В Минске есть Международный клуб женщин, который объединяет жен не только послов, но и других дипломатов и иностранных представителей. Мы часто проводим благотворительные вечера. На вырученные деньги покупаем одежду, обувь, музыкальные инструменты для детей-инвалидов, организуем их отдых, помогаем пострадавшим от чернобыльской аварии. В следующем году, в связи с двадцатилетием чернобыльской катастрофы, все собранные деньги мы передадим чернобыльцам. В конце каждого года мы посещаем детские больницы и дома-приюты, чтобы порадовать детей новогодними подарками.

       -У меня есть хобби – живопись. Я пишу портреты, пейзажи, натюрморты. Живописью увлекаются еще несколько наших женщин, в том числе моя подруга – жена казахского посла в Беларуси. Однажды нас пригласили в город Любань, там мы устроили выставку наших работ; она пользовалась большим успехом.

       Недавно в Белоруссию по нашему приглашению приезжала группа детей из Косово. Этот творческий коллектив  называется «Косовские пионы»; им руководит сербская актриса, председатель общества сербско-русской дружбы Ивана Жигон. Коллектив участвовал в Третьем международном театральном форуме «Золотой витязь», который организовал и руководит известный кинорежиссер Николай Бурляев. Встреча происходила в минском Доме милосердия, в ней участвовали дети из воскресных школ, преподаватели, священники. Нас посетил высокий гость – митрополит Минский и Белорусский Филарет. «Косовские пионы» исполнили несколько сербских песен, в которых говорилось о родном крае, о потерянной свободе, а также прочитали стихотворения сербских поэтов, посвященных косовской трагедии. Коллектив получил один из главных призов «Золотого витязя».

       -Что Вам лично дало пребывание в России и Белоруссии?

       -Оно меня сильно обогащает. Я соприкасаюсь с православной культурой: смотрю театральные спектакли, слушаю музыку в концертных залах, хожу на художественные выставки, читаю русских писателей и поэтов. Мне становится понятнее славянская душа.

       -В какой храм Вы ходите в Минске?

       -В храм Всех святых. Мы с мужем верующие православные люди, и храм является нашим вторым домом.

      

 

 

 

 

                  

 

 

        

“КТО ХОДИТ ДНЕМ, ТОТ НЕ СПОТЫКАЕТСЯ”

 

(освящен самый северный храм в мире)

 

 

 

        Хатанга. Маленький поселок  в заснеженной однообразной тундре. Это гораздо севернее Якутска, севернее Анадыря и даже Норильска. Это семьдесят второй градус (!) северной широты. Полгода здесь светит солнце, а полгода длится полярная ночь. Без солнца жить можно, а вот без Бога жить нельзя. Поняв это, жители Хатанги построили православный храм и назвали его в честь праздника Святого Богоявления. Он стоит на мысу, который далеко вдается в могучую широкую реку того же названия, что и поселок,- прибывает ли человек в Хатангу самолетом или теплоходом, в глаза ему бросаются прежде всего сияющие купола новой церкви. Она освятила не только сам поселок, но и всю территорию неоглядного Таймырского полуострова.

        На празднества, посвященные открытию храма, прибыли гости из Дудинки, Норильска, Диксона и, конечно, из краевого центра. Архиепископ Красноярский и Енисейский Антоний разрезал символическую ленточку перед входом в храм. Над северной землей поплыли звуки колокола. Многие жители поселка - и пожилые, и молодые, и дети - слышали их первый раз в жизни. После освящения храма состоялась праздничная Божественная Литургия. Владыка обратился к христианам с кратким архипастырским словом:

        -“Кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего; а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним”,- говорится в Евангелии.  Для вас, мои возлюбленные братья и сестры, наступил День, который, во-первых, никогда не кончится и который, во- вторых,  не будет омрачаться ни сумерками, ни ночной мглой, потому что вы теперь будете жить со Христом. А кто живет со Христом, тому не страшны, ни холод, ни пурга, ни обычные человеческие невзгоды. Нет более могущественной силы, чем Святая Соборная Апостольская Церковь, к которой вы принадлежите и к которой, я надеюсь, будут постоянно присоединяться все новые и новые люди, в том числе и северяне.

-Великое духовное событие совпало с приятным юбилеем - нашему поселку исполнилось 375 лет, - дополняя владыку, сказал глава администрации Хатангского района Николай Фокин, который более всех потрудился для того, чтобы на далеком севере возник храм.- В Хатанге живут замечательные люди - открытые душой, отзывчивые к чужой беде, влюбленные в север, с такими людьми можно горы свернуть. Именно поэтому храм был возведен за  короткий срок. “Жив Бог, жива душа моя”, - говорят в народе. Среди жителей поселка есть и русские, и украинцы, и долгане, и ненцы, а объединяет нас одна вера - Православие.

Настоятель храма иеромонах Евфимий от имени прихожан преподнес владыке дар - золотое кадило. Архиепископ поблагодарил христиан за чудесный дар и пожелел, чтобы кадило осталось в этом храме.

-Тот фимиам, который будет восходить во время богослужений, пусть напоминает вам о Небесных Чертогах, в которые стремится каждая благочестивая христианская душа, - сказал он.

Вечером во дворце культуры состоялся большой праздничный концерт. Перед зрителями выступили фольклорные национальные ансамбли, танцоры, певцы, детский хор. Губернатор Красноярского края Александр Лебедь тепло отозвался о самодеятельных артистах и добавил:

-Прибыв в Хатангу, я понял одну важную вещь: значение населенного пункта для возрождения страны определяется не количеством людей, которые в нем живут, а их духом, причастностью к вере наших предков.

 

 

                                              

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                  

 

 

 

 

 

 

 

                         ПОДВИГ РУССКИХ КНЯГИНЬ

 

 

Какое самое главное назначение представительниц прекрасного пола? Далко не каждый правильно ответит на этот несложный вопрос, включая и православных. Один (или одна) скажет: женщина – это  домохозяйка, другой (или другая) добавит: хранительница очага. И тот, и другой отчасти правы. Но главное все же не в этом.

 Женщина – это помощница мужу. Господь создал ее из ребра Адама, подчеркнув тем самым полную зависимость от мужа, в полном послушании которого она должна проводить свою жизнь. Об этом говорит и Апостол Павел: «Жены, повинуйтесь мужьям своим, как прилично в Господе» (Кол. 3, 18).

Русская история дает нам множество примеров добродетельных и благочестивых женщин, которые ни в чем не преступали заповедей Господних, жили в страхе Божием, рожали и воспитывали детей, были прилежными помощницами своим мужьям. К ним, без сомнения, относятся княгини Екатерина Ивановна Трубецкая и Мария Николаевна Волконская. Их мужья стали на путь измены, выступили против Царя и монархии и потому были сосланы в Сибирь на каторжные работы. Княгини Трубецкая и Волконская будучи верными христианскими женами последовали за своими опальными супругами.

Это был акт величайшего мужества и самопожертвования. Они отправились, можно сказать, на верную смерть. В то время еще не была проложена транссибирская железнодорожная магистраль, и путь на возке, в зимнюю лутую стужу, от одного постоялого двора к другому, где нужно было менять лошадей, занимал несколько месяцев. А если добавить к этому, что их мужья заслужили справедливое презрение русского народа и стали изгоями, то шаг Екатерины Ивановны и Марии Николаевны вызывает особое уважение.

Почему они решились на такой жертвенный шаг? Почему уговоры родителей и родственников не остановили их? Что двигало их чувствами и волей? Они поступили так потому, что были истинными христианками, жили не по своей греховной воле, а по воле Господа нашего Иисуса Христа. Ими двигало желание облегчить участь своих мужей, которые находились не на курорте, а в рудниках, на тяжелых каторжных работах. Они, жены, выполнили одну из важнейших заповедей, начертанную в Евангелии: «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» (Гал. 6, 2).

  Да, они думали не о себе, слабых и немощных, а о своих несчастных мужьях, с которыми соединили свои судьбы, стоя в церкви под обручальными венцами, и которым остались верны до самой смерти.

Подвиг Екатерины Трубецкой и Марии Волконской воспел Николай Алексеевич Некрасов. Он посвятил им две поэмы, объединенных общим название «Русские женщины».

 

                         Пленительные образы! Едва ли

                         В истории какой-нибудь страны

                         Вы что-нибудь прекраснее встречали.

                         Их имена забыться не должны, -

 

восклицает поэт.

По пути в Сибирь Мария Волконская останавливается в Москве у своей родственницы княгини Зинаиды Александровны,  художественный салон которой часто посещали известные артисты, писатели и поэты, в том числе Пушкин. Александр Сергеевич (его образ чисто художественный) преклоняется перед поступком благородной женщины:

 

                                 Идите, идите! Вы сильны душой,

                                 Вы смелым терпеньем богаты.

                                  Пусть мирно свершится ваш путь роковой,

                                 Пусть вас не смущают утраты!

 

                                 Поверьте, душевной такой чистоты

                                 Не стоит сей свет ненавистный!

                                 Блажен, кто меняет его суеты

                                 На подвиг любви  бескорыстной!

 

Княгини Екатерина Трубецкая и Мария Волконская – это образцы для подражания. Но много ли женщин в наше время подражает им? Много ли представительниц прекрасного пола служат своим мужьям так, как они? Ну, пусть не в полной мере, а хотя бы на сотую, даже тысячную долю их подвига? Помогают ли им так же беззаветно и самоотверженно? Следуют ли за ними, ну, не в Сибирь, конечно, а, предположим, в Крым или на Кавказ, чтобы помочь им в их трудах? Или хотя бы в Подмосковье или в Калужскую область? Может быть, и есть такие жены, не спорю, но, думаю, не ошибусь, если скажу, что их все же ничтожно мало.

Не те времена, не та вера.

 Не та высота души, не то послушание.

Не та любовь к ближнему своему.

 Не то радение к выполнению заповедей, данных нам Самим Христом.

Если кто-то ясным солнечным днем возьмет по примеру Диогена фонарь и пойдет по московским стогнам и улицам, чтобы найти истинную помощницу мужу, горящую желанием выполнить свой главный долг, то его поиски вряд ли увенчаются успехом. Удрученный большой печалью, он потушит свой фонарь и, горько вздохнув, скажет:

-Да, дорогие мои братья и сетры, времена княгинь Трубецкой и Волконской безвозвратно прошли.

И, едва волоча ноги (устал все же за целый день), побредет домой.

 

                                                

 

 

 

 

 

 

 

 

* Он был державным покровителем Императорского Православного Палестинского Общества.

** письма публикуются впервые.

* для птиц и животных на корабле было устроено специальное помещение.

 

* Императрица Мария Александровна, супруга Императора Александра 11.

Международный клуб православных литераторов «Омилия»