Рула-терула (из цикла «Сны про детство»)

Бабушка (её Маша упорно зовёт мамой) ушла в булочную, а прабабушка плохо слышит. Она поворачивает рычажок — и музыка гремит на всю просторную квартиру, улетая к высокому потолку, отражаясь от печного бока и железных ставен на окнах, что ведут на крышу пристроя. У Маши (ей, кстати, скоро четыре) распахиваются карие блестящие глаза. «Рула-терула…» — поёт тётя с крохотного экрана в широкой, как у принцессы, юбке, — «…Если к другому уходит невеста, то не известно, кому повезло!» Музыка словно несёт её куда-то, где хорошо и где поют и танцуют — на Ёлку или в театр… Маша подпевает и кружится, кружится и подпевает — «Рула-терула!».

Возвращается бабушка, но Маша уже не может остановиться. Две косички разлетаются так, что бантики порхают, как две розовые бабочки. «Приплёт» — тонкая косичка сбоку — вылетел и хлопает певицу по носу… — «Рула-терула, терула-ла-ла! И мчится вдаль паровоз, и на дачу мы уедем! И землянику там дадут! Рула-терула, терула-ла-ла!» — «Машенька!» — «Рула — терула-терула-терула…» — «Маша!» — «Рула-терула!» — «Ма-ша!!!» — «ТЕ-РУЛА-ЛА-ЛА!!!» — «Нет, это не ребёнок! Надо говорить с матерью».

Мать (она же «мама-Светлана») работает в вечерней школе и у неё уроки утром и поздно вечером, а в другое время она проверяет тетради — «Меня нет дома», — говорит она).

— Так, посиди-ка в чулане! ОЧЕНЬСТЫДНОТАКСЕБЯВЕСТИ, — говорит бабушка весьма привычное длинное слово и ведёт Машу в сени, где живут две старушки-керосинки — одна добрая, сутуленькая, худая, а другая — круглая, серая, строгая — зато ей доверяют кипятить большой бельевой чайник с салфетками. Маша только успевает наскоро кивнуть им. Чулан открыл своё тесное тёмное нутро… (это приключение ей до невозможности интересно!) — И ПОДУМАЙ!

Маша старательно думает про дачу с земляникой, потом про тётю из телевизора и… — «Рула-терула. Терула-терула!» — запевает она в темноте. В чулане восхитительно пахнет свежими новыми мочалками (любит она эти связки узеньких пахучих жёстких полосочек — жёлтых, беловатых, коричневых), а ещё — керосином — это еда для старушек-работниц в сенях.

Маше почти не страшно. Правда, она не забывает ни на минуту, что в чулане живут чёрные тараканы, а ещё, как давно подозревает Машенька, Злой Гений из балета «Лебединое озеро». Вот выскочит, захлопает страшными нептичьими крыльями. Вообще-то она знает, что он появляется только с музыкой. В театре ей запомнилась только одна «музыка» — тревожащие и печальные длинные звуки — «ти-и-и-и-… та-ти-и-и-…». Девочка зажимает себе рот двумя руками. — Вот и выскочит сейчас! — Но все тихо. — Нужна ещё яма — «кестровая яма» с музыкальными людьми — у них разные дудки. Скрипочки… Без «кестровой ямы» он не выскочит. Это точно. — В длинную щель подсвечиваются банки с краской на длинной верхней полке и любимые мочалки. Машенька поднимается на цыпочки и стаскивает длинный-длинный мочальный хвост. — И-и-и! Мы красные кавалеристы и про нас… Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля… ведут рассказ… И-и-и-и-! Я люблю мою лошадку! Причешу ей чёлку гладко… И поедем мы на дачу, и землянику там дадут! — Она кружится на крохотном пятачке, лихо подскакивает со своей мочальной лошадкой и вдруг задевает что-то холодное в темноте. Раздаётся тонкий и красивый, а ещё чуточку шуршащий звук. — Это большая лохань висит спинкой кверху. — Так. Надо повторить. — Маша уже специально ударяет лохань по спине, и та отзывается волшебно красивым звоном. — «Рула-терула-терула-терула!» — Бам! Бам! Бам! — «Рула-терула-терула- ла -ла!» — Бам! Бам! БАМ!!! — Бабушка открывает дверь и смотрит на Машу. А потом принимает какое-то решение. — «Возьми книжечку, на. Посиди…» — ласково говорит она, а потом даёт ей чашку прохладного киселя (тоже нежно любимого).

Вечером поднимается температура. Машенька лежит с разгоревшимися щеками и шепчет: «Рула-терула…» Мама-Светлана молча гладит её по голове. Они так и не увиделись сегодня. Бабушка и прабабушка — это хорошо! Дай им Бог здоровья! Но умненькая молодая мама знает, как правильно обращаться с этим существом по имени Машенька. Да вот когда? Когда?..

"Мгарский колокол", август 2011

Рис. Тамары Твердохлеб