Прощеное Воскресенье

О том, что завтра — Прощеное Воскресенье, Рита узнала, когда смотрела телевизор. Это давно стало ее насущной потребностью. Потому что у нее не было ни родных, ни друзей. И те людские голоса, которые с утра до вечера слышались в ее квартире, раздавались с телеэкрана… Телевизор был едва ли не последним, что еще связывало Риту с окружающим миром. Вот и вчера, когда она, усевшись перед ним, по привычке начала переключать программы, на экране вдруг появился какой-то молодой благообразный священник. Он говорил о том, что послезавтра начинается Великий Пост. А завтрашнее воскресенье у православных людей называется Прощеным Воскресеньем, потому что в этот день принято просить прощения у тех, кого мы обидели, и мириться с ними. Вот тогда-то ей вдруг и вспомнилась Женька. Та, у кого ей больше всего хотелось бы попросить прощения. Вот только все эти годы, более полувека, она не решалась сделать это. Потому что знала — если бы кто-то поступил так с ней самой, она ни за что не простила бы его.

А ведь когда-то в юности они слыли подругами. Возможно, что наивная Женька и впрямь считала Риту своей подругой, и глядела на нее с таким восхищением и преданностью, как никто другой. Что же до самой Риты, то она никогда не воспринимала их дружбу всерьез. Ведь Женька во всех отношениях была ей неровней. В отличие от Риты, она не выдалась ни ростом, ни внешностью. И учеба давалась ей с трудом, так что, кое-как окончив школу, она пошла работать санитаркой в больницу. Зато Рита поступила в педагогический институт, причем не куда-нибудь, а на престижный факультет иностранных языков, где уверенно одолевала курс за курсом, пока не началась война и в здании института не разместили госпиталь. Впрочем, не зря Рита считала себя личностью, способной найти выход из любых обстоятельств. Сразу же после закрытия института она поступила на таможенные курсы, и уже который год работала контролером в городском порту*. Причем была там на хорошем счету, так что начальник не раз намекал девушке, сколь заманчивые перспективы могут открыться перед ней в будущем. И Рита была уверена — все произойдет именно так: после войны она окончит институт, а там…мечты доводили ее до офицерского звания и должности руководителя отдела переводчиков. Что до Женьки, то все это время она так и продолжала возиться с ведрами и тряпкой, пока Рита не посоветовала ей устроиться на таможню. Благо, там как раз освободилось место после ареста одного из контролеров, попытавшегося стащить несколько банок американской тушенки… Но, хотя Женька работала на таможне, как говорится, еще «без году неделю», начальник уже однажды успел похвалить ее за старание. Это случилось после того, как она за несколько дней дочиста отдраила не убиравшееся с незапамятных времен дежурное помещение таможни. Мало того — он даже поставил ее в пример Рите, которая ни разу не удосужилась хотя бы подмести полы в дежурке. Так что той оставалось лишь вспоминать известную поговорку: «не делай добра — не получишь зла». И запоздало сожалеть о том, что она не последовала ей в отношении Женьки.

* * *

В начале зимы 1944 г. Риту с Женькой командировали в соседний портовый город. Они жили в местном общежитии, по соседству с военными, метеорологами, и даже заезжими артистами из какого-то московского театра, и досматривали приходившие в таможенный порт иностранные суда, которые привозили туда по ленд-лизу всевозможные грузы — от танков до перевязочного материала и банок с тушенкой. Разумеется, основная часть работы доставалась Рите, имевшей уже большой опыт в деле таможенного досмотра. Помимо этого, начальник вменил ей в обязанность приглядывать за Женькой, и, в случае необходимости, помогать ей. Поэтому, когда в порт пришел очередной караван английских судов «либерти», которые таможенницы между собой называли «либретками», девушки отправились их досматривать вдвоем.

Стояла зимняя ночь, на редкость морозная и настолько темная, что поднятые над судами флаги были едва различимы. Женька шла по трапу первой, путаясь в полах форменного тулупа и шаркая ногами в больших, не по размеру, резиновых сапогах. Рита следовала за ней, всей душой желая только одного — чтобы эта недотепа опять не свалилась вниз. Такое уже случилось однажды, в тот раз, когда они вместе досматривали американское судно. Хорошо еще, что тогда полы Женькиного тулупа распахнулись, и она барахталась среди ледяного крошева до тех пор, пока ее, насквозь промокшую и полумертвую от страха, не вытащили на берег. А перед этим, падая, она едва не сбила с ног ее, Риту…

* * *

Впрочем, на сей раз они благополучно поднялись на корабль. Помня приказ начальника, Рита взяла на себя самую трудную часть работы — осмотр трюма. Но, едва войдя туда, чуть не упала вниз с крутой лестницы, поскользнувшись на обледеневшем полу. После чего поняла, что поступила крайне предусмотрительно, не послав в трюм Женьку. Ведь эта неумеха наверняка сломала бы себе шею. А отвечать за это пришлось бы ей.
Теперь нужно было посмотреть, как обстоят дела у Женьки. Пользуясь тем, что за ней самой не наблюдало ничье бдительное око, Рита наскоро выполнила свою часть досмотра и пошла вдоль палубы судна. Дойдя до иллюминатора матросского кубрика, она заглянула внутрь и увидела Женьку. Та, привстав на цыпочки, пыталась дотянуться до верхнего яруса коек, а матросы, столпившись у двери, с глубокомысленным видом наблюдали за ее героическими усилиями. Вдруг один из них — юркий чернявый парень, с наглой ухмылкой подскочил к Женьке сзади, и, ухватив ее пониже талии, приподнял к самому потолку… но вдруг, вздрогнув, словно от удара, бережно опустил девушку на пол и вытянулся в струнку. Вслед за тем Рита увидела вошедшего в кубрик высокого человека, по виду офицера, который, судя по испуганному выражению на лице зарвавшегося матросика, что-то строго выговаривал ему. Он стоял спиной к иллюминатору, поэтому Рита не могла разглядеть его лица. Вдруг он повернулся… Как же он был красив, этот англичанин! Почему-то Рита решила, что его непременно зовут Джеймсом. Уж слишком он походил на бравого капитана Джеймса Кеннеди из ее любимой песенки, который на своем эсминце так «точно бил немца», что был даже награжден за это советским орденом. Если верить той же песенке, в этого офицера, «гордость флота англичан», были влюблены «все девушки страны». Теперь Рита убедилась — это было правдой… Она прильнула к иллюминатору… и лишь потом спохватилась, что это может броситься в глаза кому-либо из членов команды или работников порта, по долгу службы находящихся сейчас на борту «либретки». Однако вокруг не было никого. Лишь внизу, возле судна, поеживаясь от мороза, стояли вооруженные пограничники. И Рита облегченно вздохнула — и на сей раз все обошлось благополучно.

* * *

Разгрузка английских судов продолжалась около недели. Рите не составило особого труда узнать, когда члены их команд получат разрешение выйти в город. Еще легче было догадаться, что первым местом, куда они отправятся, станет ресторан при местной гостинице «Интурист» — излюбленное место отдыха иностранных моряков. Теперь дело оставалось за немногим — пойти туда и сделать так, чтобы Джеймс непременно обратил на нее внимание. И тут Рите подумалось, что ей гораздо проще будет это устроить, если она возьмет с собой Женьку. В самом деле, рядом с такой дурнушкой Рита будет выглядеть просто неотразимо! Однако Женька едва не испортила все дело, наотрез отказавшись идти в ресторан.
-Да брось ты дурить! — битый час уговаривала ее Рита. — Что такого, если мы разок туда заглянем? Опять-таки, помнишь, как нам комсорг велел туда ходить? Чтобы этим англичанам-американцам было с кем танцевать! Ты что, не хочешь выполнять комсомольское поручение?
Лишь после этого Женька наконец-то согласилась. Хотя с большой неохотой. Впрочем, какое Рите было дело до этого! Главное, что ей удалось добиться своего.

* * *

Они договорились встретиться в шесть вечера возле гостиницы. Ведь Рите надо было еще сбегать на другой конец города. Там жила знакомая парикмахерша, у которой она каждую неделю делала завивку, расплачиваясь за это продуктами из своего пайка. А для похода в ресторан требовалась не просто завивка, а прическа, да такая, чтобы она сразу бросилась в глаза Джеймсу.
В итоге Рита явилась к гостинице на час позже условленного времени. Женька поджидала ее на улице, пряча лицо в воротник своего нелепого длиннополого тулупа и притопывая ногами. Они вместе вошли в вестибюль ресторана, и Рита, сняв шинель, устремилась к большому зеркалу, стоявшему у стены. Оттуда на нее глянула разрумянившаяся от мороза красавица в пестром крепдешиновом платье чуть выше колена, с полупрозрачным шарфиком на шее и гордо вздымающейся над головой волной темных волос, на гребне которой каким-то чудом удерживалась, словно кораблик, сдвинутая набекрень маленькая шляпка. Эта девушка была так хороша собой, что Рита улыбнулась ей — и красавица ответила ослепительной улыбкой…

И тут к зеркалу прошлепала Женька в огромных черных туфлях, черной длинной юбке и кителе с эмблемами таможенной службы на пуговицах. Встав рядом с красавицей, она достала из-за пазухи большой черный форменный берет, и, нахлобучив его на голову, принялась сдвигать набок, словно передразнивая обладательницу изящной шляпки.
Этого Рита не могла стерпеть. Схватив Женьку за руку, она потащила ее в угол, злобно шепча ей в ухо:
-Дура! Пугало огородное! Ты хоть соображаешь, на кого ты во всем этом похожа?..
Вдруг дверь распахнулась, и в ресторан, громко и оживленно переговариваясь, ввалилось человек пять английских моряков. Среди них Рита увидела Джеймса и выпустила Женькину руку… А он застыл на пороге, изумленно уставившись…не на нее, а на Женьку в ее нелепом берете и огромных туфлях.

И тут сзади кто-то воскликнул:
-О! Майти Маус!
Это был уже знакомый Рите чернявый матросик, который, дурашливо ухмыляясь, показывал на Женьку пальцем. Но Джеймс по-английски резко бросил насмешнику: заткнись! и, перемежая родную речь с ломаным русским языком, подчеркнуто любезно пригласил «charming Russian customs»* разделить с ними такой чудесный вечер в столь замечательном городе. Женька замялась. Но Рита так решительно ухватила ее за локоть, что той оставалось лишь последовать за ней.
Как же Рите хотелось, чтобы Джеймс усадил ее возле себя! Однако он почему-то предпочел ей Женьку. Вслед за тем на столе появились закуски и водка. Им налили полные стопки и предложили выпить за знакомство. Сперва Рита колебалась, стоит ли это делать. Но ведь рядом, совсем рядом, сидел Джеймс! Вдобавок, после первого глотка водки ее робость прошла, сменившись приятной полудремой. Кто-то из англичан спрашивал, как ее зовут, и приглашал завтра прийти в ресторан на танцы. Рита рассеяно отвечала. Потому что смотрела только на Джеймса, который уговаривал Женьку выпить с ним за таких замечательных русских девушек. А она мотала головой и отодвигала от себя так и не пригубленную стопку.

Вдруг оркестр в глубине зала заиграл танго. Джеймс резко поднялся со своего места и со словами: «ты танцевать со мной!» протянул Женьке руку. Она вскочила, опрокинув на пол стул, и бросилась прочь, на бегу обронив одну из своих огромных черных туфель. А потом, схватив в охапку тулуп и валенки, выскочила на улицу. Насмешливый матросик, отпуская остроты в адрес «русской Синдиреллы», двумя пальцами поднял с полу ее туфлю и торжественно вручил находку Джеймсу, предварительно вынув оттуда большой комок серой ваты и продемонстрировав его своим товарищам. Те покатились со смеху. А Рита смотрела, как Джеймс молча сидит за столом, сжимая в руке пустую стопку, с Женькиной туфлей на коленях…

* * *

Назавтра она снова оправилась в ресторан в надежде увидеть там Джеймса. На сей раз Женька наотрез отказалась идти с нею. Впрочем, теперь в этом уже не было нужды — Рита решила воспользоваться вчерашним приглашением на танцы. Когда она явилась в ресторан, английские моряки уже находились там и встретили ее приветственными возгласами и аплодисментами. Вот только Джеймса среди них не было.
Он пришел позднее, и, заметив Риту, сразу же пригласил ее танцевать. Пока они кружились в вальсе, Джеймс, к полной неожиданности девушки, вдруг спросил ее по-английски:
-Где твоя подруга? Как ее зовут? Джейн? Дже… Жень-ка… Передай ей, что я извиняюсь за вчерашнее. И что хочу ее видеть. Пусть завтра она придет сюда. И еще...
Тут музыка оборвалась. Потом оркестр заиграл «Сулико» и танцующие пары вернулись за столики. А Джеймс подошел к ресторанному прилавку и быстро заговорил с продавщицей. В ответ она подала ему что-то, предварительно завернув покупку в бумагу. Джеймс вернулся к Рите и протянул ей сверток:
-Отдай это ей. — И, на ходу надевая куртку, вышел из ресторана.

* * *

Разумеется, Рита, сгорая от желания увидеть содержимое свертка, поспешила в общежитие. Женька была там, одна, и сидела в темноте возле печки, кутаясь в серый вязаный платок. Когда Рита протянула ей сверток, она испуганно подняла на нее глаза:
-Я не возьму это.
-Может, хотя бы посмотришь, что там внутри? — спросила Рита.
-Нет. Кто знает, что там может быть такое… — лепетала Женька.
-Ну ты и трусиха! — усмехнулась Рита. — Да я сама видела, как он это покупал в ресторанном буфете. Чего ты боишься?
-Нам же нельзя этого делать, — твердила Женька. — Нас же за это с работы снимут…
-Послушай, Женька, не будь дурой, — урезонивала ее Рита. — Похоже, ты приглянулась этому англичанину. Видишь, он уже посылает тебе подарки. Ну что тебе стоит за это пойти и потанцевать с ним?

-Нет, — с неожиданной твердостью в голосе отрезала Женька. — Я не пойду. И этого тоже не возьму. Сейчас же пойди и верни ему это.
-Ну, как знаешь, — раздраженно промолвила Рита и вышла из комнаты.
Лишь дойдя до соседней улицы, она поняла, какую глупость сморозила Женька, велев ей вернуть сверток Джеймсу. Интересно, как она сможет это сделать? Явится к нему на корабль? Или завтра в ресторане будет объяснять ему, почему его подарок оказался отвергнут? Вдобавок, Риту продолжало одолевать любопытство — что же все-таки находится в свертке? Зайдя в ближайший закоулок, она стала осторожно разворачивать бумагу — и все-таки надорвала ее. После этого оставалось лишь вовсе снять обертку. Под ней обнаружилась коробка шоколадных конфет. Рита убеждала себя, что только одним глазком поглядит на ее содержимое. Но конфеты пахли так заманчиво, что она не удержалась и сунула в рот одну, потом еще одну… Она торопливо глотала их до тех пор, пока на дне коробки не остались лишь две конфетки. Рита подумала, что неплохо было бы оставить хоть что-то для Женьки… и поспешно засунула их себе в рот.

* * *

Назавтра вечером она опять отправилась в ресторан. К удивлению Риты, у крыльца ее поджидал Джеймс.
-Где твоя подруга? — спросил он. — Почему она не пришла?
Рита испугалась, что он спросит, понравился ли Женьке его подарок. Но вместо этого Джеймс повел ее в парк, находившийся возле ресторана. Остановившись под деревом, он сунул ей в руку что-то продолговатое, завернутое в бумагу:
-Отдай это ей. И скажи ей, что она — очень хорошая девушка.
-Джеймс… — прошептала взволнованная Рита. Но он уже шагал прочь. А она стояла под деревом, не в силах броситься ему вслед.
Придя в себя, Рита огляделась по сторонам и направилась вглубь парка. Убедившись, что вокруг никого нет, она развернула сверток. Внутри оказалась коробка, где лежали новенькие лакированные туфли-лодочки, крохотные, почти детские, как раз Женькиного размера. При виде их у Риты потемнело в глазах, так что она вынуждена была сесть прямо в глубокий снежный сугроб…

* * *

Ее арестовали тут же, в парке, со злополучным свертком в руках. Как видно, за ней уже давно следили. Так Рита оказалась в местном райотделе милиции.
Она громко возмущалась происшедшим. В самом деле, по какому праву ее задержали? Разве она не может в свободное время сходить в ресторан? И какое им дело до ее коробки с туфлями? Да, ей дал их английский моряк! Но разве она в ответе за то, что ему взбрело в голову сделать ей подарок?
Тем временем сотрудник райотдела, открыв коробку, извлек из-под туфлей конверт со странной запиской на чужом языке, сплошь испещренной маленькими крестиками. В течение следующего часа находка переходила из рук в руки, пока не угодила прямехонько к следователю из особого отдела НКВД.

Разумеется, тот сразу понял, о чем в ней идет речь. Ему уже не раз приходилось держать в руках подобные записки от влюбленных иностранных моряков, адресованные русским девушкам. И он хорошо знал, что каждый крестик на ней означает: «целую тебя». Однако у него в голове успел сложиться некий план действий. Достаточно рискованный. Но все-таки настолько заманчивый, что следователь решил, как говорится, пойти ва-банк. И попытаться любой ценой добиться своего.
После этого неудивительно, что, несмотря на поздний час, он почтил своим визитом райотдел милиции. И сразу же повел себя с Ритой так, словно вина ее была уже доказана. Это оказалось полной неожиданностью для девушки, уверенной в том, что ее вот-вот отпустят, да вдобавок еще и извинятся за причиненное неудобство. И она сидела, изумленно уставившись на властного незнакомца, обращавшегося к ней на «ты», не решаясь ответить дерзостью на эту дерзость.
-Кем тебе приходится Томас Смит? — спросил ее следователь.
-Я не знаю никакого Томаса, — недоумевала Рита.

-Это ложь, — возразил следователь, пристально глядя на девушку. — Эта шифровка была найдена в твоей коробке с туфлями. Ты сама подтвердила, что тебе подарил их английский моряк. Будешь дальше отрицать свою вину или все-таки расскажешь правду?
Он поднес к лицу Риты злополучную записку. Но она успела прочесть лишь имя «Джейн» и подпись: «твой Томми Смит». Потому что все вокруг нее вдруг закружилось в бешеном вихре, и она едва не упала на пол со стула…
-Что ж, — произнес следователь, довольный тем, что все шло по намеченному им плану. — Похоже, ты хорошо знаешь, о ком и о чем идет речь в этой шифровке. А знаешь, что будет с тобой, если ты и дальше станешь отрицать свою вину? Это ведь уголовное дело, измена Родине… Тебя отправят в такое место, где ты и года не протянешь. А ведь «самое дорогое у человека — жизнь. И она дается ему только один раз…» Так что твое будущее теперь зависит только от тебя. Подумай над этим хорошенько, пока еще не поздно.
…Спустя несколько дней бледная, сникшая Рита снова сидела перед следователем. Он положил перед ней лист бумаги и показал место, где она должна поставить подпись. И Рита нетвердой рукой вывела свою фамилию, даже не прочитав того, что было напечатано на листе…

А потом состоялся суд. Вот только обвиняемой на нем была не она, а Женька. Что до Риты, то на том суде она проходила всего лишь, как свидетельница. Потом ее освободили. А Женьке дали большой срок. За измену Родине.

* * *

Да, Рита осталась на свободе. Но все-таки не избежала наказания. Ее сняли с работы и с позором исключили из комсомола. Когда же после войны снова открылся педагогический институт, двери его тоже оказались закрыты для Риты. Так в одночасье рухнули все ее надежды. А отчаянные попытки девушки найти себе достойную работу кончились тем, что она смогла устроиться лишь уборщицей в баню на окраине города. И проработала там всю жизнь. Мало того — за ней навсегда закрепилась репутация сексотки, предавшей свою лучшую подругу. Ее сторонились. Впрочем, с годами и сама она стала чуждаться людей — ведь среди них ей, отверженной, сломленной, не находилось места.

Проходили годы, и сверстники и бывшие знакомые Риты один за другим уходили из жизни. Лишь ее смерть обходила стороной. Почему? Этого Рита не могла понять. Но с годами ей все больше казалось — это как-то связано с тем, что на другом конце города живет Женька.
Она вернулась незадолго до смерти Сталина, отбыв свой лагерный срок. Устроилась работать на лесозавод. Потом вышла замуж за рабочего парня-трудягу, не побоявшегося жениться на девушке, имевшей судимость по 58 статье. А спустя несколько лет, когда начали пересматривать несправедливо вынесенные в недавнем прошлом приговоры, была реабилитирована. Несколько раз, приходя в День Победы на городскую площадь, Рита, стоя в толпе, видела ее на праздничной трибуне среди ветеранов войны, по-девичьи стройную, седовласую, с блестящими медалями на груди. Да еще в день военно-морского флота почти лицом к лицу столкнулась с Женькой в городском парке. Та шла, ведя за руку светловолосого мальчика лет пяти с трехцветным флажком в руке. Судя по всему, внука. Однако тогда Женька не узнала ее. А Рита не посмела заговорить с ней.

* * *

И вот теперь ей подумалось — не случайно она узнала, что завтрашний день называется Прощеным воскресеньем. Она все-таки должна решиться и попросить прощения у Женьки. Пусть даже спустя почти полвека. Ведь, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Вернее, пока еще не поздно… Никогда прежде Риту с такой остротой не посещала мысль о близкой смерти. И она поняла — ей надо торопиться.
На другой день она встала спозаранку, и медленно, едва передвигая отчего-то отказывающиеся слушаться ноги, добрела до автобусной остановки. А потом долго ехала по еще полутемным улицам к тому дому, где Женька, как ветеран войны, по слухам, недавно получила квартиру. Судя по тому, что окна угловой квартиры на шестом этаже были освещены, хозяйка находилась у себя. Однако, войдя в полутемный подъезд, Рита обнаружила, что лифт не работает. Ей оставался лишь один путь наверх — по лестнице.
Задыхаясь, останавливаясь на каждой площадке, Рита медленно преодолевала лестничные пролеты. Отчего-то прежде она никогда не задумывалась над тем, отчего подниматься вверх гораздо труднее, чем спускаться вниз. Наконец ее восхождение закончилось. Рита стояла перед Женькиной дверью, судорожно вцепившись в поручень лестницы, потому что ей казалось, будто земля уходит у нее из-под ног, а глаза словно застилает густая пелена тумана… Ей оставалось сделать лишь один, последний шаг к двери. И протянуть руку к кнопке звонка.

Примечания

* Личности главных героинь этого рассказа являются полностью вымышленными. Большинство реалий любезно предоставлено автору Д.В.И., а еще ряд — заимствован из книги О. Голубцовой «Любовь по ленд-лизу».
** Очаровательных русских таможенниц — англ.