Новое счастье

Было Рождество. За окном мела метель. В доме было тихо, только слышно, как тикают в гостиной часы, а своей комнате вздыхает бабушка.

Сережа и Юля, брат и сестра, каждый в своем углу занимался какими-то делами, а скорее всего, они просто делали вид, что очень заняты и им всё равно. Всю ночь родители были на праздничной Рождественской службе и теперь мирно спали, не подозревая, что пока они молились в храме, причащались и пели тропарь Рождества, их дети ссорились дома и обидели бабушку. Собственно, это была не новость, что дети редко уступали друг другу, но поссориться в Рождественскую ночь — это было уже слишком. Все это понимали, но мириться, кажется, никто не собирался, и роль миротворца, как всегда, взяла на себя бабушка.

Мария Петровна тихонько вышла из своей комнаты, неся на вытянутых руках поднос, но котором стоял какой-то предмет, укрытый шелковым платком...

Через некоторое время она заглянула к внукам:

— Внучек, внученька, идите сюда ко мне, я для вас что-то приготовила.

Ах, какое это было облегчение услышать бабушкин голос и понять, что она совсем не сердится! Но что-то не позволяло детям показать, как они рады вместе с бабушкой оказаться возле елки, поэтому не глядя друг на друга, они уселись на диван и вопросительно посмотрели на бабушку.

— Садитесь-ка вокруг стола, давайте зажжем елочку и поговорим, только тихо — пусть мама и папа еще поспят.

— А что это? — спросила Юля, не умея скрыть своего любопытства.

— Дом, — снимая платок с пряничного дома, ответила Мария Петровна.

При виде этого душистого чуда детские глаза загорелись, да и как им было не загореться, ведь дом был так хорош! Ребята поворачивали поднос, чтобы рассмотреть бабушкин подарок со всех сторон. Усыпанный сахарной пудрой домик светился мармеладными окошками, и все в нем было по-настоящему: карамельная черепица крыши, крылечко и даже верандочка. А возле домика стояла пряничная елочка — такая веселая, будто танцующая.

— Вот это да! — восклицали дети, — Кто тебя научил, бабуля, ты сама его придумала? А когда же ты его сделала, почему без нас?

— Да вот хотела сделать вам сюрприз этой ночью, да как-то не получилось, — просто отвечала бабушка, в то время как Юля и Сережа стыдливо опустили глаза: действительно рождественская ночь было бесповоротно испорчена, и было очень нехорошо на душе. Слава Богу, что родители ничего не знают.

— Хотите, я вам расскажу кое-что про этот домик? — спросила внуков Мария Петровна.

— Еще бы! Расскажи, бабуля, — дети очень любили бабушкины истории, особенно те, которые она рассказывала на Рождество.

Мария Петровна немного помолчала, а потом дети услышали ее голос, который им трудно было узнать. Горечь и печаль звучали в нем.

— Это была зима 1943-го года. В Ленинграде, где жила со своей мамой девочка Маша стоял лютый холод. Люди умирали повсюду: в свих домах, по дороге на работу или за крохотным кусочком хлеба, который должен был поддерживать в них жизнь. Маша целыми днями сидела дома и ждала маму, и каждый вечер ей казалось, что сегодня мама не вернется домой, потому что упала где-нибудь без сил и замерзла. Это ожидание — самое страшное, что пришлось испытать Маше во всю ее жизнь. И однажды мама, действительно не вернулась домой... На другой день пришли какие-то люди и велели девочке быстро собрать самое необходимое — внизу ее ждала машина —

нельзя было упустить возможность выехать по дороге Жизни в тыл, где не было такого голода и холода, где не было пустых комнат, из которых вынесли мебель и книги, чтобы развести огонь и хоть как-то согреться.

Соседи пообещали Маше узнать, что случилось с ее мамой, и сообщить той об отъезде дочери. Они утешали девочку, убеждая, что ее мама наверняка жива, просто задержалась в своей больнице — она ведь хирург и могла остаться на ночное дежурство.

Спускаясь по лестнице подъезда, Маша простилась с детством. Она плохо запомнила, как везли ее и других детей через Ладогу, как падали где-то рядом бомбы. Ужас одиночества, обрушившийся на девочку этой ночью, буквально придавил ее, заглушив все остальные впечатления.

Детей поселили в большом доме в глухой деревне. Если бы не война, Маша смогла бы оценить красоту и величавость сибирской тайги, надежность крепкого теплого дома с большой русской печью, пахнущей хлебом, заботу простых русских женщин.

Теперь же Маше все было безразлично, ей не хотелось ни о чем думать, даже есть ей совсем не хотелось. Ей нужны были только мама и папа. А без них ничего не имело смысла — даже мир, даже хлеб и тепло.

Иногда она смотрела на мальчика и девочку, часто стоявших у окна и рисовавших что-то на замерзшем стекле. Маша знала, что они брат и сестра и всегда держат друг друга за руку, неохотно расставаясь лишь на ночь, когда детей разводили по спальням. «Почему у меня нет брата ? — думала она. — Он взял бы меня сейчас за руку, и мне было бы не так страшно». От таких мыслей Маша начинала плакать, что почему-то радовало воспитателей, и они говорили осматривавшему Машу врачу: «Кажется, наша девочка оживает понемногу». После этого Маше давали что-нибудь поесть, и она съедала принесенное, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, только чтобы никого не огорчать...

А потом пришло Рождество. Машенька ничего не знала о нем, хотя елку ей родители ставили на Новый год. И детям в том интернате поставили елочку 31 декабря, нарядили ее бумажными игрушками и цепями, повесили какие-то немудреные лакомства. Маша в этих приготовлениях не участвовала — её по-прежнему ничего не радовало.

На Рождество тетя Катя, которая учила девочек какому-то нехитрому рукоделию, принесла в большую комнату пряничный дом и поставила его посередине стола. Конечно, это он так назывался — пряничным, скорее всего тетя Катя слепила его из постных коржей и посыпала сахаром, который копила много дней именно для этого случая. Но что это было за волшебство! Когда внутри ломика зажгли какой-то огарок и окошки из жженого сахара осветились, Маша почувствовала, как сердце ее наполнилось теплом и благодарностью. После тихого праздника, после всех сказок и поздравлений, когда все дети разошлись умиротворенные по своим спальням, тетя Катя позволила Маше одной посидеть возле домика. Девочка заглядывала в карамельное окошко, и ей казалось, что они видит комнату в их ленинградской коммунальной квартире, видит каждый завиток лепнины на потолке, который она всегда рассматривала, засыпая. По розовой ткани ширмы двигались тени: это родители при свете ночника приглушенно переговаривались, о чем-то хлопотали. Маша счастливая засыпала под их уютный шепот... А утром в комнате стояла елочка — вся в бусах и огоньках. И было такое счастье...

Тот домик вернул Маше надежду, хотя дело, конечно, не самом домике, а в любви и молитве о нас, детях,той самой тети Кати, которую я вспоминаю каждый день.

— Значит Машенька — это ты, бабуля? — тихо спросила Юленька.

Бабушка улыбнулась и обняла внуков.

— А что было дальше, расскажи, — попросил Сережа, стараясь повернуть лицо так, чтобы никто не увидил его влажных глаз.

— Я смотрела и смотрела в сахарное окошко и видела там все, что произойдет со мной в будущем. И представьте, это был не сон, потому что все произошло именно так.

Война закончилась. Папа вернулся с фронта живой и невредимый. Мама еще раньше нашла меня и забрала домой. Через пять лет после войны появился братик Митенька..

— Дедушка Митя? — оживились ребята. Они обожали его — веселого, бодрого, знающего много интересного дедушку Митю.

— Ну тогда он был не дедушка, а забавный карапуз — всеобщий любимец и баловень, рассмеялась бабуля.

На следующее утро Сережа смотрел в окно. В доме все спали. На улице еще были сумерки, и на чистейшем снегу были видны цветные пятна: свет немногих проснувшихся окон..

Во дворе появилась соседка — Сережа не знал, как ее зовут, знал только, что многие относились к ней с неприязнью. Она кормила голубей, бездомных кошек и собак, которые каждое утро поджидали ее во дворе. Женщина имела странный вид — бесформенное пальто, подпоясанное ремнем, делало ее похожей на сноп. Свалявшаяся шапка, видавшая виды сумка, из которой женщина доставала какие-то куски, косточки и крошки... Кто-то из соседей даже называл ее дурочкой. Сегодня дурочка тащила за собой большую сумку на колесиках. Вытащив оттуда пластиковые тарелочки, разложила угощения для своих подопечных. Похоже, сегодня был и у них праздник.

Кошки, собаки, невесть откуда взявшиеся голуби, не боясь и не задевая друг друга, с удовольствием ели возле ног своей благодетельницы, а та подняла голову вверх. Сначала она шевелила губами: то ли ловила ртом первые снежинки, то ли разговаривала с кем-то. Потом замерла и робко заулыбалась тому, кто сверху щедро сыпал на землю сахарную пудру, сыпал и приговаривал что-то доброе.

Это был не обычный снегопад. Этот снег падал только для тех, кто не спал, кто спешил в храм или на работу, кто хлопотал на кухнях, кормил бездомных животных, просто смотрел в окно и думал о счастье.

Снег шел долго, а потом небо очистилось, выглянуло солнце и заснеженный город, двор явились во всей своей святочной, пряничной красоте. У Сережи отчего-то защипало в носу, и он пошел будить самых любимых в мире людей: родителей, бабушку и сестру, чтобы поделиться с ними своим новым счастьем.