Белокурая бестия

В селе Шапкино, на тамбовщине, где в очень далекие и безмятежные времена мы проводили лето, все было подчинено определенной гармонии и порядку. Спаниель Бимка, дворняга Рыжий, киски-мурки, вездесующиеся  и пугливые куры-дуры, лещи, пойманные на реке Вороне, вместе с головастиками и лягушками в небольшом бассейне тенистого двора дома входили матрешками в мир детей, как мир детей входил в мир молодых, бесшабашных гостей и задумчиво-пожилых хозяев; как мир людей входил в таинственное пространство дома и сень яблоневого сада под вечность звезд и скоротечность времени человеческой жизни…

Миры соприкасались друг с другом, взаимопроникая, дополняясь и расширяясь. Бесшабашные молодые гости, три «чеховские сестры», мой брат, муж одной из них, и я постоянно придумывали и проводили литературные или музыкальные вечера, сценки, розыгрыши; Володя, муж старшей сестры и негласный лидер нашей компании, очень похожий на товарища Сухова из «Белого солнца пустыни», в культурных мероприятиях участие принимал скорее в качестве реквизита, в большей степени занимаясь организацией «основных событий лета».  Почетными зрителями и ценителями всех наших «действ» приглашались гости и хозяева из поколения пожилого, а дети и коты, как и полагается, крутились в это время под ногами и постоянно чего-то клянчили… — одним словом, все было удивительно прекрасно и гармонично… если бы не одна закавыка…  

— …А еще меня сегодня всю ночь кусали кусачие комары и мухи!

Представьте себе маленькую пухленькую, как церковная просфорочка, улыбчивую девчушку с чисто-васильковыми глазками и с льняными вьющимися кудряшками. Правда, прелесть? Так вот, она и была той самой «закавыкой». И «белокурая бестия»- это тоже про нее…

Будучи самой маленькой в нашем обществе, в нашей системе мироздания эта девочка оказалась той самой последней «неделимой»  матрешкой. Она сразу же определила выгодность своего положения  и быстро принялась все «делить на себя», и поделенные миры полетели в тартарары…

Анюта, так звали это удивительное существо пяти лет отроду, лишь отчасти проводила с нами эти летние дни, так как основным ее занятием было ежедневное мученическое противостояние сему миру, который, как известно, «во зле лежит»…

Все начиналось обычно утром, когда мы собирались в  саду за завтраком. Дождавшись, когда все рассядутся за столом, Анюта, как на эшафот, поднималась на крыльцо дома или становилась непосредственно перед столом под окнами, как девочка-партизанка на допросе перед мучителями и, тяжело вздохнув, начинала свое скорбное повествование. Это был рассказ о каких-то бесконечных «египетских казнях», которые приключались с ней непрестанно, денно и нощно… В двух словах, все силы стихии мира, насекомые, животные и люди изводили несчастного ребенка так, что разве что только многострадальный Иов сохранял за собой некоторые шансы конкурировать с Анютой. Начиналось это повествование всегда словами «…а еще», что свидетельствовало о нескончаемости страданий девочки, у которых не было ни начала, ни конца…

— …А еще на меня ночью напали пауки тарантулы,- печально сообщала Анюта,- и малярийные комары…

Наташа, мама Анюты, веселая и компанейская женщина, по-одесски иронизировала:

— Анют, я умоляю. Не делай маме нервы!

Консолидация взрослого общества была железная.

Понятно, среди нас не было ни одного человека, кто верил в эти детские фантазии.

Анюта плакала, отстаивая «свою правоту», за которую, казалось, была готова и умереть… Во всяком случае, если мы «перегибали палку» в обличениях «анютиных фантазий», девочка заболевала, и болезнь эта становилась вполне реальной, с жаром, потом и прочими страданиями… И мы сдавались… А Анюта, окрепнув, снова бралась ручонками за «треножник мироздания», нешуточно его расшатывая… Как все дети, она была до гениальности целостна и последовательна… Она строила на песке домик, в котором жила беззащитная девочка, каждодневно атакуемая пираньями, акулами, крокодилами; и чем больше взрослые все вместе и поодиночке поучали Анюту (что нехорошо выдумывать себе несчастья, наговаривать на других детей и вообще быть такой эгоисткой и занудой), тем больше Анюта напоминала сама себе ту девочку в домике на песке, тем горше и соленей становился комок, застывавший в горле…   

  Утром, увидев меня в саду с книгой на гамаке, она подходила и заявляла: «Хочу сюда!» Я освобождал свое «место под яблонями», а девочка быстро взбиралась на гамак и, закинув одну пухлую ножку на другую, сосредоточивалась…  Думаю, именно на этом философском месте под яблонями она и разрабатывала свои «мироломные» планы…

Не сдавался один Володя. Чтобы как-то развеять наше все более унывающее общество, он устраивал шашлыки и рыбалки, купания и прочие «выезды на природу».

— Едем на Ворону!- сообщил Володя как-то в одно такое утро после очередного Анютиного « …а еще».  Мы воспрянули духом … но не надолго… На реке, в самый пик отдыха и веселья, посреди нашего беззаботного общества тенью царевича Димитрия перед очами Годунова появилась бледная Анюта, поведавшая миру, что только что в реке была покусана рыбами, которые, судя по трагичности повествования, как минимум, были пираньями…  При этом сообщении Бим и Рыжий  отчаянно завыли… и напрасно это сделали, потому что тут же постскриптумом девочка зловеще добавила:

— А еще меня укусил Бимка…

…Надо сказать, Бимка, самозабвенно счастливо носившийся с детьми по берегу реки, был на глазах у всех, и кроме благодарного восторга никаких чувств ни у кого не вызывал! Это, безусловно, наглое сообщение девочки явилось той последней каплей, которая переполнила чашу всеобщего терпения! Все в негодовании набросились на Наташу, Анютину маму, которой просто была устроена публичная казнь!  С нее было взыскано и отсутствие отца, а также братиков и сестричек в жизни Анюты, и «бандитский» бирюлевский детсадик, и мягкость характера самой Наташи, «потакавшей Анюте во всем» и позволявшей ей «вить из себя веревки»... Анюта, понимая, что теперь она перегнула палку, тревожно смотрела на бледную молчащую мать… Но, вот что любопытно,  как бы отчаянно не ругали женщины Наташу, как бы ядовито не высмеивали фантазии Анюты, оставалось что-то недосказанное, что хмуро и сосредоточенно вызревало в них, как грозовая туча… Ни для кого не секрет, что женская молния всегда бьет только в мужчину… В любом бреду ребенка женщина всегда найдет для себя рациональное зерно истинного зла, причиной которого, безусловно, является тот и только тот, кто «высосал все соки», «угробил лучшие годы жизни» и т.д., и т.п…

— А что ты ухмыляешься?- сказала Лидуша Володе,- Ты забыл, как твой Бимка маленького Сашку цапнул?!

Бимка, преодолевший с заядлым охотником и рыболовом Володей столько лесных, болотных, речных и полевых верст, то застывая в напряженной стойке, то арбалетной стрелой разрывающий даль, то самоотверженно кидающийся в осеннюю речную глубь за подстреленной дичью, преданно вглядывался в мрачнеющее лицо хозяина, и на глаза пса накатились слезы: «И ты этому веришь?!»…

— Белокурая бестия…- только и сказал Володя…

Почти до вечера он не разговаривал с Лидушей…   

А вечером, когда дети, наконец, были уложены спать, взрослые с укрепляющейся в глазах надеждой выползли на открытую летнюю веранду под лампочку над столом, собравшую всю окрестную мошкару. На столе появились несколько бутылок сидора, яблочного вина, которые тут же собрали вокруг себя всех обитавших в этом доме мужчин. Лидуша, наконец, извинительно-ласково взглянула на Володю, лицо которого при этом несколько потеплело. Впрочем, свое самолюбие наш лидер сохранил солидарностью с мужским обществом, принадлежностью к которому как бы и приписывал эту вечернюю теплоту во взгляде. На веранду в качестве почетного зрителя вышла Наталья Ивановна, мама «чеховских трех сестер». Это послужило верным признаком того, что вечер пойдет «в зачет», увы, скоротечного, как жизнь этой вот мошки, летнего времени…

…И тут кто-то невидимый «выключил радость». Со страхом и трепетом все увидели на крыльце дома Анюту… На своем излюбленном возвышении, отчаянно-трагично обернутая в простыню, она стояла перед нами неизбежная, как сама судьба. Было ясно, что появилась девочка перед нами не с проста, что ее постигло очередное мировое горе, может быть,  нашествие аспидов и василисков… Натужно изобразив укор праведника в глазах, девочка стала говорить, что в доме пауки и темно, что ей душно и страшно…

— …А еще тетя Лида, тетя Таня и мама обещали мне  показать в книжке черных лебедей!

Анюта выдавливала из своих глаз слезы и из своего нутра всхлипы… От этой надрывной искусственности ей стало предельно тошно так, что она, наконец, вполне искренне разрыдалась…

— Все понятно!- молвил Володя, когда покрывшаяся пятнами Анюта перешла на всхлипы, и покинул веранду. Вздохнув, удалилась Наталья Ивановна. «Три сестры», убрав со стола бутылки сидора, пошли рассказывать Белокурой Бестии про черных лебедей. Покружив немного вокруг пустого стола, разбрелись по темным углам помрачневшего дома мужчины. Как последняя надежда, угас свет лампочки… 

— Доброе утро, река Брахмапутра!- приветствовал я на другой день Анюту, перефразировав Сашу Черного. Не зная, что мне ответить, но подозревая в моих словах подвох, девочка на всякий случай обиженно надулась, молча залезая на гамак с томиком Брокгауза и Эфрона на букву «А», где в обширной статье про Австралию есть красивая цветная вклейка, иллюстрирующая фауну этого удивительно-нереального континента. И там, рядом с кенгуру и коалами, ехиднами и утконосами, шлемоносными казуарами и страусами Эму, изображен черный, как смоль, лебедь с алым, как коралл, клювом…- действительно, удивительнейшее чудо природы, сравнимое, пожалуй, только с черной розой… Я и сам залюбовался картинкой, нашептывая себе под нос любимое блоковское:

…Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, Аи…

Анюта не отрывала глаз от черного лебедя на цветной вклейки, забыв про все на свете… Она даже не подозревала, что ожидает ее вскоре, какой страшный удар готовится ей этим утром!

К завтраку собрались все обитатели дома. День был прекрасный. Настроение тоже пока что ничем омрачено еще не было. Все боязливо поглядывали на Анюту в легком летнем коротеньком платьице, которая вышла с томиком упомянутого словаря на летнюю веранду, став спиной к окнам дома, у крыльца, перед столом, воссоздав таким образом перед почтенной публикой почти ту же вчерашнюю вечернюю и «всегдашнюю» свою мизансцену, начинающуюся неизменно-роковым «…а еще»…  «Неделимая» девочка-матрешка уже открыла было рот для этих слов и даже как будто сказала «…а», как случилось неожиданное… Спокойно лежащий в людских ногах пес Рыжий, этот лохматый флегматик, который позволял детям сидеть на себе, ездить, таскать за хвост и за уши и вообще делать с собой что угодно, вылез из-под стола, подошел к Анюте вплотную и грозно, громко гавкнул на нее! … Это было сверхъестественное явление природы! Скорее можно было поверить, что зарычит и загавкает половичок на пороге дома, чем Рыжий! От неожиданности Анюта отскочила, сделав буквально один только шаг назад, споткнулась и … плюхнулась на цветы, которые летом Наталья Ивановна всегда выносила из дома и выставляла под окна на солнышко вдоль стены… Там были, наверное, все виды растений, которые пожилые люди выращивают дома в горшках: от герани до алоэ, но за спиной Анюты в то злополучное и знаменательное утро оказался… кактус… И именно на него и села испуганная Рыжим несчастная девочка с выпученными от изумления глазами!… И тут случилось второе потрясение: абсолютно все зрители этой сцены взорвались дружным и громким смехом! Смеялись старики и дети, мужчины и женщины, растения и насекомые, кошки, собаки, птицы, рыбы и головастики в бассейне, солнце… смеялась даже мама… А «сокрушительница миров» сидела на кактусе и, даже не чувствуя от потрясения боли, никак не могла смириться с тем, что это единственно за все лето потрясение случилось с ней в действительности, а не плод ее бурных фантазий, которые раз и навсегда теперь развеяны этим дружным и сокрушительным смехом!

Да, потом, конечно, Анюта разрыдалась, покрывшись пятнами, мама и остальные женщины бросились к ней утешать и врачевать, но… событие было знаковое…

Володя уважительно поднял к верху большой палец:  

— Во!!!... У Бога все-таки есть чувство юмора! …

…Прошлым летом по дороге из Анапы домой, спустя почти тридцать лет,  я снова побывал в Шапкино. Конечно, многое изменилось с тех пор. Нет в живых Натальи Ивановны, нет моего брата… Нет шикарного яблоневого сада, который, вероятно, ушел туда же, куда ушел в свое время и бессмертный чеховский вишневый сад… Но есть дом, в котором  все также хлопочет по хозяйству изрядно постаревший Володя, есть упрямо не стареющие «чеховские три сестры», есть новое поколение, продлевающее жизнь шапкинского дома: крепкий и коренастый молчун Сашка, точная копия молодого Володи, и Арсюша, сын Сергея и Танюши, до боли похожий на моего старшего брата в молодости. Когда они вдвоем общаются, я думаю о том, что настоящая мужская дружба имеет право на второе издание … Да, много времени прошло, но «притча об Анюте, севшей на кактус», записана «на скрижалях вечности»! Это воспоминание вызвало такую же взрывную волну оживления и смеха, как и в первый раз!  А когда смех несколько иссяк, мне поведали, что Анюта живет теперь постоянно в Австралии…

Наконец-то она обрела свой мир, где были реальные тарантулы, акулы, крокодилы,- все то, что мерещилось маленькой Анюте в детстве, что так раздражало и смешило нас, взрослых!

…А еще в Австралии, как известно, в естественных природных условиях обитают черные лебеди…

…А еще в Австралии есть Православная церковь. И муж Анюты является клириком ее. Стало быть, Анюта матушка, матушка Анна… Она ходит в церковь, поет на клиросе, воспитывает детишек, которых, увы, только по скайпу может посмотреть ужасно соскучившаяся бабушка… Все уважают Анюту… И язык не поворачивается назвать ее по старой памяти Белокурой Бестией…