Пришел я вчера домой, мать мне, психуя, докладывает.
— Вампириха твоя из Италии приехала. Просила зайти.
Не любит она Белу — мою однокурсницу, просто на дух не переваривает. Вампирихой ее прозвала за то, что она по часу со мной на телефоне висит — душу изливает.
Бела — своя в доску типша, доброты в ней, как полноты, хоть отбавляй — 150 или 170 кг. будет. И от того и от другого она в вечном томлении. Лишний вес — мобильность снижает, а доброта — все вокруг проехаться норовят. При таком раскладе причин для жалоб на жизнь бывает выше крыши. Бела — убежденная атеистка и в то же время постоянно требует от Господа Бога отчета почему, мол, этот мир так плохо устроен. Само собой, связь с небом у нее не налажена и претензии всегда остаются без ответа. Вот потому и нервы у подруги моей ниже нуля и волны депрессии ее захлестывают. В такие моменты, а это бывает частенько, Бела хватает телефон и звонит мне.
Со стороны наша дружба, конечно, странно выглядит, но что есть, то есть. А что касается разных трудно объяснимых моментов в психике моей другини, так об этом потом, по ходу пьесы.
Думаю, тут два слова из биографии надо сказать. Бела из ИИС — интеллигентной интернациональной семьи. С бабушкой гаммы разучивала, английский зубрила, из школы золотую медаль вынесла, потом ГПИ наш на красный диплом кончила. В 90-ые годы уличной торговлей занялась и так в образ Мадам Стороженко вошла, что, хотя давно свой профиль поменяла, до сих пор только на жаргоне и базарит. Как говорится, «бытие определяет сознание».
Начну с очередного Белиного слезного водопада года 2 назад.
— ...Это куда твой Бог смотрит, Вахо? Нет, ты ответь мне! Эта тварь, Линка, меня на 700 долларов кинула и в Италию смылась.
( Лина — это ее подруга по двору, вместе росли. Бела ее в крестные дочке взяла. Причем обе неверующие, дымят, как паровозы, любовников коллекционируют, а туда же — живут в духе времени — решили породниться с помощью крестин. А теперь, вот, сюрприз.)
— ...Это у кого она деньги решила списать?! У меня?! Я годами во всем себе отказывала. В рваных резиновых тапках зимой хожу, одной спичкой три конфорки зажигаю. Во, руки все изрезаны — моторы от холодильников чищу и на базаре медь сдаю...
(Дальше последовал длинный перечень хозяйственных подвигов в стиле Плюшкина. Вы, наверное, решили, что моя Бела — самая социально незащищенная из всего Тбилиси. А вот и промазали. У Белы две хаты сдается, 2 тысячи долларов у верных людей на проценты крутятся да еще столько же в надежном месте заныкано. Потому моя подруга — любитель столы накрывать и гудеть на всю катушку.
Такие вот у Белы загадки натуры. Но и это еще не финиш.)
А она тем временем строчит, как пулемет, свои обиды на жизнь и планы на будущее.
— Ух, доберусь я до этой стервы. Утоплю вот этими вот руками в Средиземном море!...
Я представил себе эту картину и фыркнул. Обе клуши в супервесе. Средиземное море точно выйдет из берегов.
Бела тем временем проводит параллель между собой и бывшей подругой.
— ...И везет же этой негодяйке! Как везет! Такого мужа-лоха отхватила! И вид есть, и смотрит на нее, как солдат на генерала, и деньги зашибает! А эта ему еще и рога строит. Я б такому Виктору ноги мыла и воду с них пила...
Мужики у Белы — больная тема. Сколько экспериментов было, а толку — ноль. Все альфонсы попадаются.
Из трубки тем временем доносятся хлюпающие звуки.
— Вахо-о... Я тебя как брата прошу, найди мне кого-нибудь. Ты же в церковь ходишь. может, там какой-нибудь тип подвернется.
Я мысленно перебрал «типов» и представил рядом Белу. Мозаика однозначно не складывалась.
— Там глухой номер. Во-первых, мужиков мало, да плюс все нормальные давно разобраны.
— Вахо, ну, придумай что-нибудь. — Гнула свое Бела. — Когда там у вас общий сбор?
Я понял, что от нее так просто не отвяжешься и сказал нехотя.
— Соборование в этот четверг. Будет куча народа.
Хлюпанье тут же прекратилось.
— А это что? — Заинтересовалась Бела.
— Прощаются невольные и забытые грехи, — бормотнул я скороговоркой.
— Подходит! — Загорелась Бела — Иду!
— Ты ж неверующая, — говорю.
— Да иди ты! Когда надо, очень даже верующая. Лишь бы толк был. Ты на себя посмотри. То ходишь в церковь, то сачкуешь.
Я молчал. Крыть было нечем.
— Лучше скажи, кто там из святых помогает замуж выйти хорошо.
— Вроде, Николай Чудотворец, — сказал я первое, что пришло на ум.
— Я буду работать в этом направлении! — Трубка чмокнула от восторга.
Тогда ни я ни она не представляли во что выльется это ее «направление». А пока мы договорились сходить на соборование.
В церковь Бела явилась без опоздания, вооруженная каким-то бедуинским покрывалом с верблюдами и объявила мне вместо приветствия.
— Это, чтоб бабки не цеплялись. — И сразу взяла быка за рога. — Так. Где тут клиенты?
Народу уже собралось порядочно, в основном новые лица. Пустил кто-то слух, будто соборование для здоровья хорошо. Вот и повалил народ семьями, с грудными детьми. Благо платить обязаловки нет — сколько дашь.
Бела оглядела критически поле деятельности.
— Да, негусто. — И сразу подвела безнадежный итог. — На сто баб один прораб. — Но тут же наметила объект. — Вахо, тот,лысый справа, чем дышит?
— Оставь его, пьет часто. Теперь чу. Уже Евангелие читают.
Бела зажгла метровую канделябру и нацепила на свои обесцвеченые кудри полотно с верблюдами. Через пять минут из-под ее маскировки донесся шепот.
— А тот, впереди, борода как у неандертальца?
— Его не тронь, — зашипел я углом рта. — В монахи готовится.
— Серьезно, что ли? — и тут же диагноз ставит. — Мне с поехавшей крышей не надо.
Тут к ней поворачивается впереди стоящая Ольга и шамкает, грозно вращая глазами.
— У-у, блудница вавилонская! Давай уматывай отсюда! Совсем стыд потеряли... Уже в церкви клеются...
Я от греха подальше спешно вывел Белу во двор. Знаю, она если разозлится, совсем без тормозов....
.... Какое-то время мы не общались. Потом Бела первая позвонила. Восторг бил фонтаном из трубки.
— Вахо, поздравь меня, я к лютеранам втерлась!
Я будто лимоном подавился.
— Зачем тебе это? — Говорю. — Опять варианты ищешь?
— Ты совсем от жизни отстал! — Бела прямо соловьем заливается. — Я гигантское дело пробила. Теперь мою дочку, если воскресную школу не пропускать, в Германию бесплатно пошлют. Я там еще в дьякониссы пролезла.
— Куда?! — окосел я. Уж чего-чего, такой прыти точно не ожидал.
— Уши прочисть! В дьякониссы. У меня теперь 3 бабки — немки. Хожу, слушаю их бредни раз в неделю. Обо мне в их церковном вестнике написали. Известная личность я теперь. Усек, Вахо?
— А с дьяконис ты что будешь иметь?
— Все просчитано, Вахунхула. Для особо почетных прихожан у них богодельня имеется и пайки дают приличные. Я уже все продумала. Дочку в Германию пошлю за дарма, за это время она как раз немецкий подучит в этой воскресной школе. Она сто про там замуж выскочит. У меня тут на худой конец будет своя теплая гавань на старости лет в их богодельне. Так, на всякий случай. Ну что? Все гениальное просто! — торжествующе заключила Бела свой бизнес-план с лютеранским уклоном. А потом еще и подвела неожиданный итог. — Это мне Николай Чудотворец помогает.
Я невольно возмутился.
— Тебе?! Николай Чудотворец?! Ну, знаешь, всему есть свой предел.
На том конце последовал взрыв возмущения.
— Уж не вы ли, ортодоксы, везде свои рамки устанавливаете?...
( Ого, уже лютеране потрудись, отметил я про себя.)
— ... Ишь, оборзели в конец, — понесла Бела в своем обычном тоне, — уже на святых монополию объявили. Кто болтал, что ему даже мусульмане молятся, и ничего, что надо исполняет. А я, что рыжая, что ли?
Я стал в тупик и заткнулся. Бела продолжала разоряться.
— На него смотри! «Предел!» Я просила, чтоб мне за иностранца замуж выйти, вот все собой и устраивается. — Потом она слегка поутихла. — Цель у меня, понимаешь, Вахо. Из долбаного Тбилиси вырваться. А то совсем я здесь загнила... — В ее голосе послышались лирические нотки. — Опять же, мечта у меня. Жить в Германии или Италии, иметь свою ферму с розовым забором и свинюшек разводить. Свои цветы сажать...
— Заведи все это здесь. Подумаешь, мечта.
— О, что ты понимаешь. То Европа, а это Грузия. Одно слово чего стоит. Ломает мне все здесь, понял? Потому и прусь я к этим лютеранам каждое воскресение в 9 утра, как на работу, и уукаю.
— Чего делаешь? — не въехал я сразу.
— Уукаю. Там поют какие-то гимны, а я подвываю — фон создаю. Там активность надо проявлять, а то попрут.
Вообщем поговорили мы таким вариантом и распрощались. Через некоторое время произошло нечто такое, что и я в заступничество святителя поверил.
-... Вахо, ты там стоишь? — Звонит Бела через неделю. — Ты сядь, сядь. А то рухнешь.
Я сел так как понял, что мне предстоит длинный пересказ последних новостей.
— Мне Линка из Италии звонила, — выпалила Бела и замолчала, наслаждаясь эффектом.
— Че хотела?
— Извинялась и в трубку ревела. Чуть, говорит, в Италии в ящик не сыграла. И от страха Богу клятву дала, что мне деньги вернет. Потому и звонила.
— Ну, с тебя бутылка.- Говорю.
— Это еще что, — Бела приберегла основой шок напоследок. — Она, ведь, знает мою головную боль. Обещала мне там жениха найти. «На наших баб там большой спрос», говорит. Ну, как Вахо, не зря я свечки ставлю?
— И правда найдет? — Не поверил я таким совпадениям.
— Сердцем чувствую, найдет! — Бела дышала в трубку, как лошадь на финишной прямой. — Я ей уже и свою фотку на фоне соседской крутой мебели выслала, чтоб марку поднять....
Через месяц Бела позвала меня «на шампанское» и гордо выложила на стол итальянскую визу от какого-то пенсионера Джованни.
— А где живет твой суженый? — поинтересовался я, листая формуляр.
— На Б городишко какой-то, — безразлично дернула могучим плечом Бела. — Да мне плевать. Тут главное, он деньги на дорогу уже выслал.
Тем временем я нашел точный адрес и не поверил глазам. Там значилось Бари.
— Э-э, ты что замер? — встревожилась без пяти минут невеста. — Жуткая дыра, да?
— Там рака с мощами святого Николая.
Бела восприняла это как само собой разумеещееся.
— Ну как, утерся, монополист православный?
Я напрягал свое серое вещество, пытаясь осознать такие фантастические совпадения. Потом спохватился.
— Марику ты куда денешь?
(Марика — это Белына дочка 12-летка.)
— Все схвачено, Вахо! Ее Гоча везет в Хони к своей третьей жене.
(Гоча — это Белын 4 гражданский муж.)
— А ему эта обуза зачем?
Я ему отцовский парашют обещала. Лет двадцать назад он его из аэропорта потихоньку вынес. В подвале у меня гнил.
Я взвыл от таких переключений.
— Зачем ему, шоферу, дохлый парашют?
— Да ни к чему. Для понта. Я ему сказала: " Ни у кого в Грузии личного парашюта нет, даже у президента, а у тебя есть." Вот он и клюнул. Обещал: " Марику в Хони как царицу Тамар будут смотреть«.
Весть о том, что Бела с Плеханова 94 едет в Бари, быстро облетела общих знакомых и соседей. Было удивление с нескрываемой завистью.
— На ней печати негде ставить, а такое счастье. Тут люди, как монахи живут, и во Мцхета лишний раз не могут съездить — денег нет, а этой ( нелестный отзыв) все как на заказ! — Ораторствовала Белына заклятая врагиня Этери во дворе.
Свечей ей нанесли -кучу. И у всех одна просьба.
— Зажги там Николаю Чудотворцу за нас!
Короче говоря, Бела за месяц вызубрила итальянский разговорник от корки до корки и отбыла в Италию устраивать свою личную жизнь.
Узнав, что моя боевая подруга уже на родине предков, я бросил все дела и помчался к ней.
Бела встретила меня в своей крошечной балконной кухне. На подоконнике по ту сторону окна виднелся ее «огород» в старых кастрюлях — лук, укроп и желтая роза.
Покорительница Италии явно сбросила 20 кило.
— Ва а, ты классно выглядишь, — успел я вставить, пока на меня сыпался град поцелуев вперемежку со слезами. — Когда свадьба?
Я тут же был отпихнут из объятий на колченогую табуретку и услышал.
— Не будет никакой свадьбы. Я вернулась домой, Вахо. Понимаешь, домой! Хочешь верь, хочешь нет, я когда из аэропорта нашего вышла, бухнулась на колени и наш заплеванный асфальт поцеловала.
— Неужели тебе там было так отвратно?
— Как тебе сказать, — Бела задумалась, пытаясь поточнее сформулировать свои мысли. — Джованни ничего мужик. Конечно и хуже бывает. И понравилась я ему, и замуж меня хвал. Официально, все честь по чести. Я там изощрялась, грузинскую кухню ему готовила. Сациви, чахохбили, хачапури аджарские пекла. Он чуть тарелку следом не закусывал, так ему все по кайфу было. Короче, все тип-топ. Сам, правда, жмот редкий. Меня кактусами кормил, на постном масле поджаренными. К спагетти, говорит, очень подходит. А сам бэкон наворачивал. Но не в этом дело. После Гочи -афериста меня вообще ничем не удивишь. Смогла бы я и с Джованни поладить.
— Что, итальянцы в целом не понравились?
— Не, — вздохнула Бела, — макаронники вроде наших грузин. Такие же шумные и кишкануть любят. На всю Италия только Джованни экстра жмот. Его же братья мне кучу подарков надарили. Нормально все. Пожила я там и поняла, хоть и хорошо там у них, а не мое это. Не буду я там счастлива. Кстати, была я у Николая Чудотворца, поклонилась ему. Свечки ваши в той церкви оставила. У католиков их перед иконами не жгут, наверное, пожарная безопасность или еще чего. Не принято, короче. Постояла я там, у мощей и сама себе говорю. Неужели святой Николай откуда куда меня привел, чтоб я поняла, где мое счастье.
— И где же оно, Бел? Колись!
— Вот оно, — она повела рукой на маленький дворик за окном с бельем на веревках и краном 19 века, по бокам заросшего мхом.
— Все, что мне в жизни надо — это Марика, мой садик с луком, пыльный воздух Тбилиси, Мтацминда с телебашней, мои друзья и, конечно, ты, Вахо!
— Бел, — что говорить, тут и меня прошибло, — я всегда знал, что у тебя золотое сердце.
— Да иди ты! — она пихнула меня округлым локтем в бок и, отвернувшись, заплакала от избытка чувств...
Из цикла «Записки Вахо Антивируса»