Послесловие
…но их глаза белёсые, без век,
и как тростинки, тонки руки…
Господи, только не с ними!
Узнал я голос детей на заре,
что резвились на зеленеющих склонах,
веселясь, будто пчёлки
или бабочки, у которых столько цветов.
Господи, только не с ними!
Их голоса не срываются с уст.
Застревают, липнут к жёлтым зубам.
Море и ветер Твои,
на небосклоне звезда, —
Господи, чем мы стали — не знаем,
и чем могли стать,
раны врачуя травами здешними,
с этих склонов зелёных,
не чуждых, родных, —
как дышим, и как дышали бы
с краткой молитовкой каждое утро,
что застаёт у побережья тебя,
бродящим в памяти безднах.
Господи, только не с ними! А в остальном да будет воля Твоя.
11 сентября 1941 г.
Контекст
В 1939-м, видя и ощущая страшное и неотвратимое будущее мира, Йоргос Сеферис написал пророческое стихотворение. Его запретила цензура. «Послесловие» или «Постскриптум» вышло из-под его пера в 1941-м, когда для всех уже стало явным, как он был прав два года тому назад.
Неофит Затворник говорит
«Неофит Затворник говорит:
«…царя же Исаака, бывшего в оковах, он [Ричард Львиное сердце — прим. пер.] заточил в замок под названьем Маркаппо. И этот преступник ни в чем не преуспел против подобного ему Слалхандина, кроме как в том, что продал страну латинянам за двести тысяч ливров золота. Потому-то, как было сказано, с Севера пришло к нам великое горе и нестерпимый чад, так что не достанет времени желающему в подробностях изложить все это…»
Неофит Затворник. «О бедствиях в стране Кипрской»
Строенья внушительны: Фамагуста, Иларион, Буффавенто,— почти что сцена.
Но мы привыкли мыслить иначе: «Иисус Христос побеждает»,
и это узрели некогда в стенах Царьграда, цыган шатрами ныне изъеденных и сухою травою,
с громадными башнями ниц, ─ будто бы великан кинул игральные кости.
Для нас это было дело другое: сеча за веру Христову,
за душу, колена свои преклонившую пред Воеводою Взбранной;
в глазах её — многосоставное, словно мозаика, ромейское горе,
в бездне которого будто нашла равновесие справедливость.
Так пусть же играют теперь мелодрамы в домах де Лузиньян крестоносцев,
пусть задыхаются чадом, что с севера к нам переносят.
Пусть их разъедает, и пусть ветрами крушатся, словно вяжущие риф-сезни галеры, —
пожалуйте к нам на Кипр, о владыки. Траги и мимы!
Ноябрь 1953 г.
Контекст
Когда Слалахандин (Саладин, Салах-ад-Дин) взял Иерусалим, Ричард Львиное сердце двинулся на него вторым крестовым походом. Заехав на Кипр, «этот преступник» сверг и заточил царя Исаака, сам остров разграбил и продал изгнанным католическим владыкам иерусалимским. И тогда де Лузиньяны, символы которых — замки Фамагуста, Иларион, Буффавенто, начали четрехсотлетнее кипрское горе: грабежи, принуждения к принятию католичества, гонения, зверские убийства (как, например, тринадцати преподобномучеников монастыря Кантарас).
В это время уже основан и разросся скит прп. Неофита, названный им Энклистра. Святой не умолчал и обличил новых владык, когда они еще только ступили на кипрскую землю, называя их «Севером, чад которого отравляет», подобно нашему емкому: «Запад».
Гражданская позиция преподобного и слово «О бедствиях в стране кипрской» вдохновило и вдохновляет ромеев, то есть греков, мыслящих себя православными.
Где ныне те наводившие страх властелины? Их замки разрушаются ветром и порастают травой так же, как стены Константинополя.
Обо всем этом и многом другом вспоминал Йоргос Сеферис на Кипре в 1953 году, когда тот еще изнывал под тяжелой рукой англичан, мощными образами-мазками рисуя глубинную пропасть, что легла между Западом и Востоком.
Подробнее об этом — в очерке о прп. Неофите, глава «Ромейское горе».
Υστερόγραφο
Αλλά έχουν μάτια κάτασπρα χωρίς ματόκλαδα
και τα χέρια τους είναι λιγνά σαν τα καλάμια.
Κύριε, όχι μ’ αυτούς. Γνώρισα
τη φωνή των παιδιών την αυγή
πάνω σε πράσινες πλαγιές ροβολώντας
χαρούμενα σαν μέλισσες και σαν
τις πεταλούδες, με τόσα χρώματα.
Κύριε, όχι μ’ αυτούς,
η φωνή τους
δε βγαίνει καν από το στόμα τους.
Στέκεται εκεί κολλημένη σε κίτρινα δόντια.
Δική σου η θάλασσα κι ο αγέρας
μ’ ένα άστρο κρεμασμένο στο στερέωμα,
Κύριε, δεν ξέρουνε πως είμαστε
ό,τι μπορούμε νά ειμαστε
γιατρεύοντας τις πληγές μας με τα βότανα
που βρίσκουμε πάνω σε πράσινες πλαγιές,
όχι άλλες, τούτες τις πλαγιές κοντά μας·
πως ανασαίνουμε όπως μπορούμε ν’ ανασάνουμε
με μια μικρούλα δέηση κάθε πρωί
που βρίσκει τ’ ακρογιάλι ταξιδεύονταςστα χάσματα της μνήμης—
Κύριε, όχι μ’ αυτούς. Ας γίνει αλλιώς το θέλημά σου.
11 Σεπτέμβρη 1941
Νεόφυτος ὁ Ἔγκλειστος Μιλᾶ
... τῷ δὲ βασιλεῖ Ἰσσακίῳ κατακλείει ἐν καστελλίῳ καλουμένῳ Μαρκάππω. Κατὰ δὲ τοῦ ὁμοίου αὐτῷ Σαλαχαντίνου ἀνύσας μηδὲν ὁ ἀλιτήριος, ἤνυσε τοῦτο καὶ μόνον, διαπράσας τὴν χῶραν Λατίνοις, χρυσίου χιλιάδων λιτρῶν διακοσίων. Διὸ καὶ πολὺς ὁ ὀλολυγμός, καὶ ἀφόρητος ὁ καπνός, ὡς προείρηται, ὁ ἐλθῶν ἐκ τοῦ βορρᾶ...
NEOΦYTOY EΓKΛEIΣTOY
ΠEPI TΩN KATA THN XΩPAN KYΠPON ΣKAIΩN
Ὑπέρογκες ἀρχιτεκτονικές· Λαρίων φαμαγκούστα Μπουφαβέντο· σχεδὸν σκηνικά.
Ἤμασταν συνηθισμένοι νὰ τὸ στοχαζόμαστε ἀλλιῶς τὸ «Ἰησοῦς Χριστὸς Νικᾶ»
ποὺ εἴδαμε κάποτε στὰ τείχη τῆς Βασιλεύουσας, τὰ φαγωμένα ἀπὸ γυφτοτσάντιρα καὶ στεγνὰ χορτάρια,
μὲ τοὺς μεγάλους πύργους κατάχαμα σὰν ἑνὸς δυνατοῦ ποὺ ἔχασε, τὰ ριγμένα ζάρια.
Γιὰ μᾶς ἦταν ἄλλο πράγμα ὁ πόλεμος γιὰ τὴν πίστη τοῦ Χριστοῦ
καὶ γιὰ τὴν ψυχὴ τοῦ ἀνθρώπου καθισμένη στὰ γόνατα τῆς Ὑπερμάχου Στρατηγοῦ,
ποὺ εἶχε στὰ μάτια ψηφιδωτὸν τὸν καημὸ τῆς Ρωμιοσύνης, ἐκείνου τοῦ
πελάγου τὸν καημὸ σὰν ἧβρε τὸ ζύγιασμα τῆς καλοσύνης.
ηρίἊς παίζουν τώρα μελοδράματα στὰ σκηνικὰ τῶν σταυροφόρων Λουζινιᾶ
κι ἂς φλομώνουμε μὲ τὸν καπνὸ ποὺ μᾶς κουβάλησαν ἀπὸ τὸ βοριά.
Ἄσ᾿ τους νὰ τρώγουνται καὶ ν᾿ ἀνεμοδέρνουνται ὡσὰν τὸ κάτεργο ποὺ δένει μοῦδες·
Καλῶς μᾶς ἤρθατε στὴν Κύπρο, ἀρχόντοι. Τράγοι καὶ μαϊμοῦδες!
Ἐγκλείστρα, 21 Νοεμ. ῾53
