«Можешь мне сшить платье? Шелковое?»
Некоторые женщины наполняются годами. Словно вызревают изнутри. Как капля смолы к концу жизни превращаясь в чистый янтарь. Неповторимый, ясный и теплый. Они не прячут морщин — это их достояние, а хрусталь седых волос бережно несут на голове. Как венец.
Она смотрит на меня снизу вверх, прямая и статная.
— Тетя Люся, а какой у вас рост?
— Метр восемьдесят, а что?
— Высокая!
Улыбается, взгляд добрый и внимательный. А внутри вопрос: ну, сошьешь?
Я помню тетю Люсю с детства. Мы живём с ней через дом. Тогда её все называли Людмила Петровна, она председательствовала на садовых участках. Прямая спина, коса до пояса, круглые очки в черепаховой оправе. «Женька! — кричала она во всю женскую мощь с огорода. — Что это такое?» «Тетя Люся ругается», мы привычно жали плечами. «Что это здесь валяется, мать твою за ногу! Нельзя разве сразу убрать за собой инструменты?» Дядя Женя — худой и маленький, с белым добрым лицом, всегда кроткий и улыбчивый, тихо шелестел: «Сейчас, Люсенька, прости, мне еще немного доделать надо. Я уберу, уберу…».
Тетю Люсю все боялись. Особенно мы, дети. Потому что она всё знала и всё видела. И чем-то напоминала Фрекен Бок. «А что вы тут делаете?» — любила она нас спрашивать, встречая на улице или заходя к нам в дом, и мы с беспокойством оглядывались по сторонам, не видно ли чего предосудительного. Если тетя Люся что-то замечала, она тут же рассказывала не только нашим родителям, но и всем знакомым взрослым. «А Вы знаете, девки с дачи, снова к деревенским пошли! Это что такое вообще?».
«Генерал!» — кивала в сторону соседей моя мама, когда там снова раздавались крики. — «Но знаешь, — мама закуривала. — хорошая она, неравнодушная. Таких сейчас мало…»
Мама задумчиво выдыхала дым перед собой, затем, помолчав, продолжала. — «И Евгений Иванович её любит... Да если подумать, её невозможно не любить... Просто натура у неё такая. Сильная».
А потом одной весной, когда все дачники, как перелетные птицы, возвращаются из городов в свои деревянные домики, дядя Женя не вернулся. Инфаркт, зашептались знакомые.
Тятя Люся приехала одна, такая же прямая, осанистая, с той же длинной косой. Только глаза её были задумчивы и глядели долго. Она стала чаще гулять, навещать огородников, советовать что лучше посадить перед домом и как правильно обрезать розу, чтоб не уколоть пальцы. Она улыбалась, ворчала, покрикивала по привычке на сына. А потом беспомощно оглядывалась по сторонам, будто ждала кого-то. Но никто не приходил. Она седела, исполнялась годами. Величалась старостью. У неё появились внуки.
— Ну что про платье-то? Сошьешь? Я уже купила ткань. Шелк. Голубого цвета.
Она говорит, не спеша, смотрит пристально. Заключает:
— Я хочу, чтобы там он встретил меня красивой, мой Женечка.