Страницы
— Томисевари хадзиме! — скомандовал сенсей.
Андрей сосредоточился в наступившей тишине. Его товарищи замерли в отдалении, боясь отвлечь звуком или взглядом…
Один раз в год в секции каратэ проводятся квалификационные испытания учеников на их способность сломать доску кулаком, или ударом ноги. Доска тридцать на сорок сантиметров и толщиной четыре сантиметра для ломания рукой и три сантиметра — «для ноги». Удар ногой всегда более медленный и поэтому — более слабый. Сорок сантиметров поперек волокон… Широкая доска, но крепкая. Если удар выполняется не идеально, то доска сломается только ценой разбитого сустава, или совсем не сломается… Ломание досок и есть «томисевари».
У Андрея все его доски сломались легко. Ему достались доски и всех его менее техничных товарищей… Казалось, что ему стоило только поднести кулак, или голую стопу к доске, как она охотно трескалась, хотя перед этим стойко сопротивлялась натиску других бойцов. Осталась последняя четырехсантиметровая доска, и вдруг сэнсей предложил Андрею:
— Попробуй ее с разворота, в прыжке, — и секунду подумав, добавил, — в подвесе
Андрей в ответ сделал ритуальный рэй-поклон учителю и принялся прилаживать к доске ниточку подвеса. Прилаживал, а сам прикидывал каково это будет — разбить доску в подвесе, когда ее и в жестком упоре-то не каждый ломает… Ну и что, что он уже больше года лихо крутит на тренировках вертушки, доведя их выполнение до автоматизма. Спарринг-партнеры говорили, что от его удара пяткой с разворота можно только убежать… если успеешь. Движения ноги в момент удара не видно, и если повезет увернуться, то только слышен шум воздуха, не успевшего сомкнуться за пролетевшей конечностью. Радость от удачного ухода длится обычно менее секунды, так как Андрей тут же ввинчивается штопором в нижнюю полусферу и, расстилаясь туловищем по полу, достает противника на втором безостановочном развороте «китайской подсечкой». В теории эта подсечка выполняется по голеностопу, но Андрей успевал, заметив прыжок соперника, поднять удар на уровень пояса… Никто не мог уйти из этой мясорубки. Сенсей частенько внимательно наблюдал за учебными боями Андрея и брал его себе в пару на тренировках… Сейчас он предложил Андрею разбить доску самым сложным ударом в самой сложной фиксации — «в подвесе». Да и доска-то «ручная», а не для ломания ногой. Получится ли?
Доска еле заметно покачивается на нитке, которую держит на вытянутой руке напарник. Она висит выше головы сантиметров на пятнадцать… Такую только в прыжке… Выравниваем дыхание… Синхронизируемся с покачиванием доски… Закручивающий взмах левой руки… Добавка вращающего момента поворотом головы… Плечи… Правая рука… Все занимает доли секунды. Прыжок вверх с заносом бедра ударной ноги… Выхлест голени… Бедро… Пятка попадает точно в намеченную середину доски на ее встречном качании… Она, как взорвавшись, раскалывается на четыре осколка, которые веером взлетают на несколько метров вверх и падают за кустами, ограничивающими полянку… Получилось! Андрюха уже стоял на ногах, следя за разлетающимися осколками. Чуть помедлив, подошел сэнсей:
— За все время, сколько я занимаюсь каратэ, ни разу не видел такого удара! Поздравляю! Я такого не видел даже у черных поясов… Но ты не расслабляйся. Со следующей тренировки начинаем работать против нескольких противников…
«Вот и работаю» — весело подумал про себя Андрей, накладывая совковой лопатой очередную тачку строительного мусора — «за нескольких товарищей». Послушание у него такое монастырское — вывезти за ворота в овраг немалую кучу мусора, которую три дня целая бригада вытаскивала из колокольни. И чего это всплыло воспоминание о своих занятиях восточным единоборством? Ведь уже и исповедовался не раз в этом, а тут так ярко вспомнилось, так захотелось, пока никто не видит, махнуть пару раз ногой — вспомнить былую удаль… «Нет, монастырь — не место для таких упражнений» — окоротил себя Андрей. Хоть и не монах он, и даже не послушник, ... просто «трудник». Так в монастырях называют тех, кто приезжает пожить на несколько дней, или месяцев и потрудиться во Славу Божию… Ох, и разный народ приезжает в монастыри. У каждого свой путь. Объединяет одно — твердая вера в то, что только тут они могут получить реальную помощь. Вот и Андрей попал в монастырь не столько из-за своей религиозности, сколько от отчаяния. Тринадцать лет подряд, сразу после окончания института его мучила бессонница… То ли нервное напряжение сказалось от защиты диплома, то-ли все пропущенные им на тренировках удары сложились в одну болячку, но сон как выключился… Обошел в городе всех врачей. Все начинали с одного и того же «прогулка перед сном — успокаивающая ванна — валерьяночка и пустырник»… Заканчивали все тоже одинаково — «к психиатру». Ни у одного из них даже мысли не возникало при взгляде на широкоплечего парня, что тот уже годы глотает коктейль из реланиума с феназепамом, ради нескольких часов подобия сна… Как-то случайно встретился с однокашником, который и предложил попробовать съездить вместе с ним в монастырь к известному старцу. Андрей тогда отказался ехать, но название монастыря и имя старца запомнил… Через пару месяцев, когда от него отказался очередной врач, Андрей разыскал по карте этот подмосковный монастырь и поехал, вызнавая дорогу у всех встречных …
В привратной спросил у дежурного послушника, где можно найти отца Власия. Тот махнул рукой в сторону двухэтажного обшарпанного корпуса:
— Там найдешь, сейчас у него, кажется и народу не много… Повезло тебе, а то по несколько дней к нему очередь..
— Спасибо, а что у него спрашивать?
— Ну, ты, брат, даешь... — улыбнулся послушник, — если приехал сюда, значит есть, что спросить. Там вспомнишь…
Зайдя в полутемный коридор, Андрей увидел возле стены скамейку, на которой сидел человек. Напротив была дверь с повешенной на гвоздике около притолоки картонной табличкой «схиархимандрит Власий».
— Вы к отцу Власию? Последний?