Страницы
— Выменял, получается.
— Да, выкупил. Мне ведь еще одну икону принесли.
— Какую? — интересуемся мы с Александром.
— Да вон, я ее в спальню повесила, — отвечает Людмила, — кто-то выкинул, похоже. Пастух наш летом просто на лугу нашел. — Буднично говорит, вставая, женщина.
Заходим за занавеску и видим еще одну старинную икону «Успение» тоже не маленького размера. На небольшой книжной полке несколько зачитанных томов с закладками «Добротолюбие» Игнатия Брянчанинова… Не каждый священник такие книги читает, да еще и с закладками… Мда-а-а… не спроста иконы пошли в этот дом…
— Матушка, у вас ведь и не дом скоро станет, а место паломничества.
— Что же, так, видно, Богу угодно, чтобы я пока их хранила и людям показывала. Вот храм построят — я их все туда и отдам.
— Отдайте Александру, он ведь в соседней деревне храм восстанавливает, — говорю я.
— Что ж... Вот эти отдам ему, а Богородицу нельзя. Она должна остаться в Федотьево… — ровно отвечает Людмила.
— Да… пойдем мы, матушка. Пора ехать. Спаси Господи за гостеприимство. Помогай вам Господь, храните ваши сокровища бесценные.
Усаживаемся в машину и долго молчим после отъезда… Проезжаем опять мимо часовенки… Опять те же курицы на дороге, те же взгляды с обочины дороги…
— А ведь у Людмилы рак, — прерывает молчание Александр. — Ей врачи сказали «полгода осталось».
— Давно сказали?
— Да скоро уже три года будет, — смеется Александр. — Я это чудо и имел в виду, когда мы сюда ехали. Как раз тогда перед деревенским сходом Людмила из Рязани вернулась с обследования.
— А как она сейчас себя чувствует?
— У врачей недавно она была. Те думали, что у нее карту подменили. А у нее копии старых анализов все на руках остались… Вот сейчас медики-то головы чешут… Ее ведь тогда домой умирать отправили, а она через три года к ним явилась живьем… Говорят, что так не бывает, мол могли они ошибиться на месяц, или два, но не три года… Потащили по всем обследованиям… Никаких следов рака не нашли. Пристали «где лечилась, что пила?»… А что она им скажет? Что икону чудотворную в дом взяла? Смогут они понять, что ее исцеление — это обыденное чудо? Ведь это — приветствие Самого Господа за намерение отдать Ему свои последние полгода жизни…
С этим разговором подъезжаем к облупленному зданию храма в соседней деревне Новики. «Успенский» не храм даже, а почти собор по размерам… Не скупились раньше помещики на строительство храмов в своих имениях. В иной сегодняшней деревушке из полутора домов можно увидеть огромные храмы… Иногда из-за их удаленности большевики оставляли их даже без разорения… Этому храму не повезло… Хорошо, что хоть не взорвали.
— И что? Никто тебе не помогает восстанавливать храм? — спрашиваю я, пока Александр возится с замком и с трудом приоткрывает скрипучие железные ворота.
— Отчего же? Есть у меня пятеро помощников, — отвечает он, — трое в Рязани живут, двое в соседней деревне.
— А местные есть? — интересуюсь я, проходя вслед за Александром в темный придел храма.
Под ногами захрустел мусор. Со всех сторон нас обступило эхо и сумрак. На секунду мы замерли, чтобы перекреститься… Красные кирпичные стены, цементный пол, ярким пятном выделяется максимально дешевый фанерный иконостас с бумажными иконами… Святые Врата выполнены из резного дерева и выглядят наряднее и дороже всего остального убранства храма…
— Какие местные? Нет тут никого. Я отсюда мусора вынес на три машины, никто не пришел помочь, а я тут месяц в одиночку колупался, — говорит Александр, — да хоть бы не мешали и то хорошо…
— А что, мешают даже?
— Как тебе сказать? Последнего священника тут чекисты расстреляли. Приехали пьяные, зашли в храм. Застали только дьякона — сына священника. Тут же прямо в храме расстреляли его, и пошли самогон пить в ближайший дом. Приехал священник. Увидел в храме сына. Тот еще живой оказался и в сознании даже. Отец начал над сыном отходную читать, исповедовать перед смертью. Чекисты увидели свет в храме. Пришли проверить… Выволокли обоих на улицу. Дьякона добили и священника расстреляли… Как их звали, никто и не помнит уже. Их могилы около алтаря… Все время люди следили за могилами, но за последнее время начали зарастать. Я огородил, цветочки какие-то посадил, а на прошлой неделе приехал, смотрю — кто-то испражнился на могилу.
— Это какую же злобу нужно иметь? — поражаюсь я.
— Я после этого, — отвечает Александр, — решил даже по домам больше не ходить, не собирать деньги на восстановление. Если кто захочет — сам принесет, а так я могу случайно взять деньги из того дома, где живет этот выродок, прости, Господи… Вон, Святые Врата мне подарили. Сами привезли и поставили. Престол и жертвенник я уже выпросил в мастерской церковной… Они только за материал деньги с меня взяли. Скоро обещали двери вторые привезти с хорошими запорами. Одного висячего замка мало по нынешним временам.
— Ну, и дело ты затеял, — говорю я, оглядывая тотальную разруху вокруг.
— Ничего, по-немногу дело идет… Искушений бы только поменьше, да денег побольше, — улыбается в ответ он. — Хорошие двери поставлю, тогда бы и иконы по домам собирать начать можно. Многие готовы их вернуть в храм. Я знаю в каком доме какие иконы из храма, кое-кто считает их уже фамильными… Много времени прошло. Бог даст, и здесь опять службы начнутся. Иконы-то тоже не просто так не потерялись, а начинают проявляться из-под спуда. Видит Господь намерение и приветствует…