Страницы
— Садитесь, гости дорогие, угощайтесь, — старший брат широким жестом пригласил странников к столу. — Будьте гостями купцов Удалых! Меня Гордеем величать, а это брат мой — Прохор.
— И ты, малой, не стесняйся, — Прохор заметил Ерошку, — отведай-ка нашей походной каши. Тебя как звать-то?
— Ерошкой, — ответил тот, он почему-то нисколько не робел, будто был в гостях у давно знакомых людей.
Сели обедать. Вскоре взрослые повели свои обычные важные разговоры, а Ерошка, быстро наевшись, сидел и с любопытством оглядывался по сторонам. Широкий купеческий шатер был богато украшен. По стенам вытканы разные диковинные деревья и цветы, среди которых ходили незнакомые Ерошке звери и птицы. Сверху из одного угла на гостей из-за облаков выглядывало красное солнышко, а из другого — серебряный месяц со звездами. Множество молодых проворных слуг то и дело сновали взад-вперед, носили серебряные да золотые узорчатые блюда со снедью. Ерошка приметил, что у обоих братьев на поясе висели большие, богато украшенные ножи. — «Должно быть, от разбойников», — подумал он. Повернулся, хотел чего-то спросить у деда и только тут заметил, что за столом уже давно идет спор:
— Так ежели человек сам себя обманул, — Прохор весело оглядел гостей, — я-то зачем буду деньгу упускать? — он повернулся к Гордею. — Или ты запамятовал, брат, как батя наш, Царствие ему Небесное, богатство скопил? Копейку к копейке! Так в кулаке деньгу держал — медведь не выцарапает. — Прохор ухмыльнулся.
— Так-то оно так, Проша, — Гордей перебирал пальцами бороду, — да только копейка копейке рознь.
— Чем же, брат? — младший, веселясь, хлопнул себя по коленям, достал с подвязанного к поясу кошелька монетку. — На-ка, сравни со своими. Я так разумею — не отличишь.
— Да не про то я, — Гордей глянул на брата. — Родитель наш, твоя правда, дело крепкими руками держал. Однако ж, и не чужим добром разбогател, а своим трудом.
— А где ж оно чужое-то? — Прохор даже привстал. — Вот ежели пришел человек, приглядел товар, и в цене мы сошлись. Я ему все как есть по договору отмерил, а он просчитался и мне сам рубль или два лишку дал. Какое же это воровство? — Купец снова оглядел гостей, ища себе поддержки. — Это ж сам Бог мне подает, а его, стало быть, наказывает. Грех не взять-то. А если чего, так отдай потом тот рубль Божиим людям. А? Верно, я говорю?
Народ вокруг молчал, не встревая в братнин спор.
— А не так сказал, так давай спросим старого человека, — Прохор обратился к деду, — рассуди нас, дедушка, кто прав?
Братья замолчали, ждали, что скажет старик.
— Посадили около: «Суди мышь орла да сокола», — начал дед. Вокруг засмеялись, а он, выждав немного, продолжил:
— Я так думаю, добрые люди, если человек обронил что — поднять надобно да хозяину вернуть.
— В народе говорят: «Что с возу упало — то пропало», — Прохор хитро подмигнул Ерошке, — да если еще ночью… А тут само в руки идет, как откажешься?!
— Так ведь на то человеку и воля дана — чтоб уметь отказываться, — дед говорил негромко, и люди вокруг него примолкли. — Вот Господь тебя теми рублями и испытывает, устоишь али нет?
— А если не достанет сил устоять-то? — уже серьезно спросил Прохор.
— А ты у Него сил-то и попроси.
На том спор и закончился, люди начали вставать, благодарили хозяев, расходились. Братья вдвоем вышли из шатра провожать гостей, подошли и к деду с Ерошкой.
— Спасибо тебе, дедушка, за науку, — Прохор поклонился.
Может, Ерошке и показалось, да только он не приметил в глазах молодого купца привычной смешинки.
— Завтра рано утром приедем на ярмарку и уж боле не увидимся, — прощался Гордей. — Как будете в наших краях — милости просим! В доме купцов Удалых вы всегда желанные гости.
— Спасибо на добром слове, — дед поклонился братьям. — Божьей помощи вам в ваших трудах. Дело свое твердо знайте да не забывайте — придет такое время, когда наступит вечный день и никогда уж не будет ночи, тогда и все наши тайные дела станут явными. Прощайте.
Старик с мальчиком пошли потихоньку к своей подводе. Дед молча ступал в темноте, а Ерошку прямо-таки распирало любопытство:
— Дед, а дед, ты это чего им сейчас такого наговорил? — дергал он старика за рукав. — Я же тогда, про занавеску-то на небе, пошутил...
Старик и тут ничего не ответил, только погладил внука по вихрастой голове.