Посвящаю эссе одному из самых тонких и интересных авторов этого жанра – Светлане Коппел-Ковтун.
Когда бы ни писал поэт ( православный в первую очередь), он пишет не то чтобы для себя, а, скорее, собой. Он не сможет писать, если уберет «свое вольное «я» (Брюсов) из поэтического пространства. Все-таки наша личность – то зеркало, в котором когда ярко, когда смутно отражается весь мир Божий. И мы пишем и подносим к этому странному зеркалу свои тайные строки как к первому (нижнему?) мерилу. А куда деваться? – «Напрасно дух о свод железный/ Стучится, крыльями скользя./Он вечно здесь – над этой бездной!/ Упасть в соседнюю нельзя». - Валерий Брюсов.
Это вовсе не значит, что поэты не пишут для людей и для Бога. Но представьте картинку… - Мрачная группа старых зданий – городские бани. Рядом – обшарпанная котельная с долговязой кирпичной трубой. Из трубы на морозе - то ли дым, то ли пар. Солнце садится и подкрашивает слегка эти пухлые клубы… А поэт глянул и написал: «Розовый дым в небе колышится, будто за ним музыка слышится. То полетел, то недвижим – розовый дым, розовый дым…» А дальше – шире и глубже: «Розовый дым – что-то тревожное, розовый дым – будто пирожное. Он завладел сердцем моим – розовый дым…» И вдруг за лирикой – всплеск! Ужас и восторг грядущего ухода, благодарность и за жизнь, и за смерть… - «…Розовый дым - будто нечаянно, розовый дым – время прощания. Я ухожу к небу за ним – розовый дым, розовый дым, розовый дым…» Песня «Розовый дым», действительно, «завладела сердцем» - она стала популярной у нижегородской интеллигенции. А Слава Кауров (поэт, доктор мед. наук, обладатель Российской Нобелевской медали) «просто написал» для себя (из себя?).
Несообразный переход – знаю! – но царь Давид не мог не писать – уверена, он умер бы – ведь восторженные и пронзительные псалмы просто рвались из него. Написать – для себя смутное обозначить; написать – свои муки остановить… Но к Кому обращался святой псалмопевец?! И вместе с тем – не просто дошли до нас, а вошли в практику богослужения псалмы Давида. Значит, он знал, как написать, чтобы люди благоговейно внимали столько веков и отзывались душой; значит, и для людей писал.
«Шуберт Франц не сочиняет – как поется, - так поет./ Он себя не подчиняет,/ Он себя не продает…» - Вот эта непосредственность творчества, по-моему, тоже еще одно свидетельство «писания для себя». Но музыку Шуберта так часто называли «божественной», что нетрудно догадаться, для Кого были созданы писанные сердцем «Вечерняя серенада», «Форель» или любая другая песня из его бессмертных циклов. Вот просто попробуйте послушать еще раз «Вечернюю серенаду» - мерцающий лад (то мажорный, то минорный); взволнованный и ненавязчивый аккомпанемент, легко вздымающийся и опадающий, как звуки виолы в руках у юноши под окнами, как журчание фонтана под окнами Прекрасной Возлюбленной… Возвышенная, восторженная нежность, благородство; порыв души, измученной влюбленностью… Слушая первый раз, можно на несколько дней выйти из равновесия душевного, заболеть «Серенадой». Или, как я, навеки влюбиться в музыку Шуберта. В моей коллекции (на пластинках – увы!) почти весь Шуберт. Скажете, про композиторов писать не договаривались? А Шуберт - поэт!!! Только музыкальный.
Поэму П. Антокольского «Сын» о погибшем в бою девятнадцатилетнем Володе невозможно препарирвать: она написана кровью сердца безутешного отца. Возможно, просто чтобы не сгинуть от нестерпимой душевной боли. Но поэма ушла к людям и врачует наши души долгие десятилетия.
Значит ли это, что поэт всегда пишет для себя и для людей, для себя и для Бога? Наверное, да. А иногда само произведение выбирает адресата. Оно не спрашивает, а выпархивает из рук. Пусть это наивная и хрупкая безделушка начинающего, еще только будущего гения, пусть это ожидаемый нами очередной шедевр признанного автора. Помню, как я, тринадцатилетняя, сижу над бабушкиной тетрадкой, где она записывала любимые стихи в своих юных двадцатых годах. Серые стертые строчки карандашом расплываются. Я зажмуриваюсь и слезы мгновенно заливают лицо. Я снова и снова повторяю: «…А за окном шелестят тополя: нет на земле твоего короля…» Кому писала совсем зеленая поэтесса? Для кого? А «Сероглазый король» жив, здоров (наравне с ее самыми взрослыми и сильными вещами) в тетрадках прабабушек, в дорогих современных изданиях, в интернете…
Философ В. Бахтин говорит о непременном диалоге в понимании бытийности. Мы и высказываемся, и одновременно предполагаем ожидаемый ответ. Если говорить о писательстве, кто-то в этом диалоге обязательно эпатирует, пытается обидеть или задеть. Желая сделать нас лучше? Или просто по молодости? Этот вызов порой воспринимается наивно, по-детски. Великих мы простим за это. Ведь здесь-то уж понятно: для нас стараются (хотя и себя выражают).
Иногда в стихотворении, рассказе какая-то декларация, даже программа угадывается. Бахтин оперирует таким термином, как «высказывание» в смысле широкого обобщения (вплоть до того, что даже терроризм может выступить, как высказывание). «Юноша бледный со взором горящим, ныне даю я тебе три завета…» (Это опять мой любимый Брюсов). Для людей – единомышленников ушла телеграмма. Ее получили сто лет назад и получают и получат новые поколения. Такая вот особенность у настоящего искусства.
Интересны прямые (и косвенные) обращения к Богу у наших классиков; – отчасти довольно фамильярные (ну, к примеру «Молитва юнкера» у А. К. Толстого. Думаю, это шутка, обращенная к людям, литературный прием, и здесь эту адресность надо проигнорировать. Так же, как тонкая, щемящая и ироничная «Молитва» Булата Окуджавы… К Богу по настоящему обращены, наверное, те книги, в которых авторы зачастую не ссылаются и не поминают всуе, а просто пишут по Божески, по христиански. И даже своих героев оценивают с точки зрения такой «Божескости». У Эрве Базена в романе «Встань и иди» искалеченная войной и медленно умирающая девушка-парижанка успевает сделать множество добрых дел, помочь десяткам людей, разрешить чужие проблемы. Она – ярая атеистка, но писатель вкладывает в уста священника слова: «Это был характер евангелический…»
Чем же закончить сие, расплывчатое даже для автора, рассуждение? – Пишем мы, поэты, ДЛЯ СЕБЯ, ДЛЯ ЛЮДЕЙ, ДЛЯ БОГА.
Мне не отвертеться –
Выпала дорога…
Но пишу для сердца,
Но пишу для Бога.
Я хочу немного
Радости и света…
Я пишу для Бога,
Солнышком пригрета.
А в земной юдоли –
Всё ль на солнце греться?
Но и в горькой доле
Я пишу для сердца.
Что мне напевает
Сердце непрестанно? -
Сказочки слагает
Добрым христианам.