Страницы
Но тут главный злорадно прогромыхал:
— Ну, ничего. Здесь этот номер не пройдёт. У самоубийц обратного пути нет. Сами свою жизнь Распятому под ноги швырнули — считай, сами себя нам и отдали.
Миг — и ласточка-надежда безнадёжно оборвала свой недолгий полёт. Серый снова обмяк в руках мучителей.
— А то ещё был случай, — гнусил мелкий, словно в насмешку над обречёнными, — бабища одна… похвального поведения… из своего «мерса» в норковой шубе вышла, а на остановке её школьная подруга стоит. Пальтишко у богомолки на рыбьем меху, шапочка — так себе. Мёрзнет, автобуса ждёт.
И ведь не было никакой необходимости так себя мучить. Незачем было трёх щенков рожать! Уж не мы ли подсказывали людишкам средства предохранения от сопливой мелюзги, а этой, можно подумать, больше всех надо было!
Так вот, дурища наша богатая эту свою подругу всё же увидела, хоть мы ей рекламой глаза и мозолили. Охи-ахи. В ресторан повела. Потом домой к себе потащила. Шмоток целый пакет надарила, да ещё и наврала, что малы, дескать, хоть выбрасывай.
А та… как посмотрела на шикарную квартирку, как глянула на ручку без обручальной бирюльки, как соотнесла машину-брюлики-обстановочку с упорным молчанием по поводу места работы… так и схватила подругу — и потащила в храм. И вещи забыла. Тоже, вишь, пожалела (бесёныш смачно сплюнул зелёной вонючей жижей).
А там другой наш враг непримиримый — Мишка, поп тамошний — как назло, шёл бабку исповедовать. Так ведь задержался, исповедь принял, грехи отпустил, епитимью наложил…
Беса буквально корёжило, он становился всё мельче и всё противнее:
— А на следующее утро дурища наша бывшая в магазин поехала. Она ведь ходить-то, почитай, разучилась. А на пути — малец. И выбор-то был: ну, переехала бы его, ну, откупилась бы… а она (мелкий скрежетал зубами-клыками до искр, летящих во все стороны) в дерево влетела. И всё. Собой пожертвовала, мальца спасла, с исповедью подсуетилась! Даже шмотки подаренные, той подругой так и не полученные, зачлись! Вот ведь обидно!
Перед мысленным взором Серёги встал его любимый немецкий плащ, подаренный неизвестному старцу. И доброе лицо отца Михаила, о котором он слышал столько хорошего.
— Да, плохо, — подытожил главный. — Но самоубийцы, хвала нашему Хозяину, ещё не перевелись. Эти сами любую помощь отвергли. Ни записки, ни отпевания, ни все прочие вражеские происки им теперь не положены. Вечность, без права переписки!
Бесовское войско загоготало. А Сергей понял, что действительно совершил непоправимое!
Главный перешёл поближе к третьему обречённому, а мелкий продолжал юлить и прогибаться, причём в прямом смысле этого слова:
— А вот… тоже совсем недавно. По их летоисчислению — всего век назад… с моим хвостиком.
Серж вздрогнул.
— …Артистик один, эгоист порядочный, наш, вроде, человек, а поддался глупому суеверию. Пошёл на чудотворный образ смотреть (последние три слова дались бесу с видимым трудом, но он был обязан описать место сражения). И увидел там тётку.
Ревёт в три ручья — разливается. Ему бы внимания не обратить, а этот лопух с расспросами пристал. Ну и выяснил. На нашу голову. У этой бабы, видите ли, малец помирал. Доктора два дня давали.
И хорошо. Мелкого бы мы потеряли, а мамаша бы точно в уныние впала, а там и до богохульства, или ропота, или отчаяния с самоубийством недалеко. Все варианты хороши.
Так вот, она у этой иконы молилась. И вымолила-таки. Жив её щенок. А отблагодарить нечем. Можно подумать, Той, Которая там изображена была, деньги нужны или бирюльки. Да и монахи там, — бес заскрежетал зубами и снова сплюнул, — не подступишься нашему брату.
А наш клиент вдруг взбрыкнул. «У меня, мол, ничего нет, — говорит, — а перстенёк… вот, почитатели подарили, его берите. Будет и от меня подарок. Вы на маменьку мою умершую похожи. Тоже богомолка была».
И ведь что противно (в этом месте бес скорчил такую гримасу, которой некоторые современные юмористы, возможно, просто рукоплескали бы, так она была трагична и смешна), такую квартирку этому прощелыге приготовили, так его окручивали… А тут — перстень, золото, наше, казалось бы, оружие…
— Знаю, — рявкнул главный, — дальше началось такое, что и вымолвить страшно. В эпоху Нашей Великой Революции матросики начали драгоценности с иконки той сдирать. А этот малахольный рядом оказался, так он про всю свою разгульную жизнь забыл и про идейки современные — и защищать полез. Ну и…
Бес только лапой корявой махнул.
— Эх, ладно, там промахнулись, здесь восторжествуем.
— Не восторжествуете, нас старец вымолит, — сказал вдруг Серёга.
Но ответом на эту смелую реплику был поистине сатанинский хохот.
Придвинув к лицу Сергия свою зловонную рожу, бес плевать в его лицо ядовитые слова:
— Э, нет, шалишь! У самоубийцы обратного пути нет. Даже если наступит ваш так называемый Страшный Суд, в тартарары вы трое полетите вместе с нами. Хотя, мы, естественно, этого Суда никогда не допустим. И в последней битве исход тоже предрешён. Видимый мир катится по нашим рельсам и играет по нашим законам, значит и Невидимый нам покорится.
Вы не сумасшедшие, за себя отвечаете! Вот и ответите. Сами свой путь выбрали. Сами! Это не ваш Бог наказывает человека. Это человек наказывает себя. Сам делает свою душу такой, что она после смерти либо притягивается и порабощается адом, либо возвращается к своему Богу.
Да и что там, в пресловутом раю, ждёт нас с вами, с грешниками? Огонь сжигающий. Мы там с вами не выживем. Это праведники там благоденствуют, а вам — в другую сторону. Благоденствия не обещаем, но… мало не покажется.
— Да если бы мы знали… — вырвалось у Серого.
— Знали? — бес гнусно захохотал и придвинулся к лицу пленника…
…В этот момент раздалось ржание коней, и к месту событий стало приближаться сияющее облако. Из него выехали несколько сверкающих ангелов с мечами в руках. На головах у всех всадников сияли золотые нимбы, а по бокам летели и заливисто смеялись маленькие крылатые существа, немного напоминающие амурчиков. За спинами ангелов развевались пышные пушистые крылья, а в руках они держали какие-то свитки.
— Оставьте этих людей, исчадия ада! — грозно воскликнули сияющие.
Однако бесы не спешили освобождать пленников. Они явно тянули время и препирались со светящимися всадниками. Тогда главный ангел затрубил в какой-то немыслимый рог, и воинство помчалось на гнусных противников. После короткого, но ожесточённого боя отряд бесов, захвативших троих Сергеев, дрогнул, смешался, превратился в большой ком, чем-то напоминающий шаровую молнию, и укатился прочь.
— Бог вас любит, — сладко пропели ангелы. — Он освобождает вас! Он когда-то взял на себя бремя ваших грехов, а теперь вы спасены! Выберете одну из трёх дорог в райские владения и смело идите навстречу своей вечности!
И мгновенно перед тремя растерянными и оглушёнными душами материализовался огромный валун, навевавший явные ассоциации с былинами и сказками. На одной из дорог стояла юная женщина немыслимой красоты, на другой глаз притягивали сияющие плитки с золотом, на третьей гостей ждал богато сервированный стол, буквально прогибающийся от яств.
Серж метнулся было к столу, но, увидев, с каким огорчением смотрит на него юная красавица, махнул рукой — и стремительно кинулся к ней.
…Тонкий стан весь развернут к бегущему, волосы, струящиеся до пят и переливающиеся всеми цветами радуги, змеятся где-то у ног, нежнейший макияж и тонкие длинные ухоженные ногти, похожие на лепестки алых роз, создают аромат зрелой и опытной дивы. Полная грудь при неимоверно тонкой талии и неправдоподобно длинных ногах, огромные изумруды глаз и большой красивый рот, живущий, казалось, своей жизнью — всё это приправлялось таким взглядом, что Серж ни минуты не сомневался в своём выборе.
— Выходит, правда, что существует рай с гуриями! — в восторге подумал он, летя к своей мечте на всех парусах.
Сергей, однако, взглянул на красотку не только с пренебрежением, но и с омерзением. Он не раз встречал женщин, стремящихся к подобному идеалу, и не раз видел, какие несчастья они приносили тем, кто с ними сталкивался: несчастным обманутым мужьям, брошенным жёнам, обольщённым и покинутым мужчинам, на глазах превращавшимся в несчастных неврастеников или в тени с больным отрешённым взглядом. Даже если такая обольстительница будет с ним всегда рядом и никуда не денется, он не хотел бы разделить с нею вечность. Любимая жена была нежной и милой, с глазами, в которых плескалась улыбка, с добрыми умелыми руками и светлой, умненькой головкой. Она не признавала макияжа и была свежа и прекрасна и в стареньком халатике, и в вечернем платье. При взгляде на неё щемило сердце, и хотелось совершить какой-нибудь подвиг… И только потом она стала совсем другой… Что же касается стола и золота? Нет, увольте. Он сел не землю около камня…
Серый, конечно, выбрал путь со слитками. Он шёл по нему с чувством достоинства, но твёрдо и непреклонно, дабы никто его не смог опередить.
— А ты? — с нетерпением воскликнул ангел, глядя прямо в глаза Сергею.
— А я подожду старца, — упрямо ответил тот.
И в этот момент он увидел, что ломящегося стола на предназначенной ему дороге уже нет. Вместо него стояла настоящая летающая тарелка, а перед ней… Перед ней стояли и махали ему рукой настоящие инопланетяне. Всех видов, о которых только знало человечество. От людей с неправдоподобно большими головами и невероятно умными лицами до причудливых живых роботов. Были даже монстры, но они жались где-то в сторонке, явно обезвреженные и прирученные высокоразвитыми гуманоидами. Машинально, почти по привычке, из любопытства — но Сергей пошёл к НЛО. Он, казалось, уже забыл, как в детстве горел желанием вступить в контакт с жителями других планет, а теперь вот вспомнил. Но на середине пути Серёга всё же засомневался: среди гуманоидов стоял… их старец, только не в старенькой ряске, а в слепящем глаза одеянии. На голове его тоже красовалось нечто, напоминающее нимб.
Нет, такого смешения Сергей уже не выдержал. Он почему-то почувствовал, что старца здесь нет и просто быть не может. А потом яркой молнией мелькнули воспоминания о том, как любимая прабабушка как-то раз охарактеризовала его любимых инопланетян, и он закричал так, что, казалось, разорвет свои уже не существующие лёгкие:
— Бесы! Это бесы!
В этот же миг все участники спектакля: от лже-старца до ангелов и инопланетян — приняли свой настоящий облик. Серёжа повернул обратно, но его всё же схватили и швырнули к летающей тарелке.