Страницы
— Да ничего особенного... Луку в год крестили. Жалко, что поздно я согласилась. Зато Мате почти сразу крестили, как родился. Я даже не знала, что это так важно... И разница между ними есть. Вот каждое воскресение Деметре их водит на Причастие: старшего за руку, младшего в «кенгуру» сажает. (Я с ними в церковь не хожу). Так Лука каждый раз не хочет, упирается. Зато как причастится — выходит тихий, спокойный. А с Мате таких проблем нет.
— Как Деметре с ними общается?
— Он их очень любит. Мне то и дело говорит: «Элиз! Посмотри, каких нам Господь детей дал! Мы должны еще больше молиться!»
Я и так каждый день прошу Бога, чтоб Он меня вразумил. Как детей правильно воспитать. Вдруг что упущу. Вся ответственность на мне. Отец их редко видит. Очень хочу, чтобы они выросли хорошими людьми... Хотя у нас есть деньги, я не приучаю их к роскоши. Лука, когда что-то хочет, всегда осторожно спрашивает: «Мама, а ты можешь мне сегодня это купить?» Детей нельзя закидывать ни сладостями, ни игрушками. Когда всего много, ребенок это не ценит и не испытывает радости. А когда вдруг потеряет — у него целая трагедия. Ведь в жизни надо всегда быть готовым к тому, что сегодня деньги есть, а завтра их может не быть. Но это не катастрофа... Я Диане говорю, что хочу третьего, она удивляется: «Когда же ты будешь отдыхать и жить для себя?» А они это и есть моя жизнь. Зачем мне отдых?
— Твоя мама к вам приезжает?
— Да, недавно была. Хотела посмотреть, как я тут живу... Познакомилась она с Тасико — моей свекровью, увидела, что все у меня нормально. А потом давай мне по-азербайджански мораль читать. Чтоб другие не поняли:
— Смотри, узнаю я, что ты с Тасико плохо — голову тебе отрежу! Ты ей чаю, как можно, чаще давай! Налей и на подносе ей в комнату неси!
— Захочет, сама нальет. — говорю.— Отстань от меня, мама, грузины столько чая не пьют.
— Учи ученого! — злится она. — Дело не в чае, а в уважении!
Дальше — больше развоевалась моя Зейнаб — ханум.
— Давай, — говорит мне, — когда ты в Баку приедешь, детям обрезание сделаем!
Тут я психанула:
— Ну, уж нет! Они теперь крещеные! Куда им обрезание?! И Деметре будет неприятно!
Вообщем, уехала мать домой на меня надутая. А я спокойно вздохнула, когда мы ее в Бакинский поезд усадили...
Тут подошла Диана с малышами после качелей и присоединилась к разговору.
— Ну, как вы тут без меня? Не скучаете? — и тут же выдала «последние новости». — Маш, я тебе забыла сказать, Элиз меня по-азербайджански говорить научила! Теперь на базаре с татарками, кто зелень продает, торгуюсь только так. — И Диана тут же разыграла диалог в лицах. Прибавляя свои комментарии для доходчивости. Выходило у нее довольно лихо. В финале она снова перешла на русский. — ...Они мою речь слушают, на мои черные волосы смотрят и спрашивают:
— Ты кто? Гурджи?
— Иох, — говорю.— «Нет», значит.
— Гречанка?
— Иох.
— А кто?
— Ормени.
Те от удивления глаза таращат, головами качают, цокают, потом начинают мне киндзу, петрушку, тархун вот... такими пачками в сумку запихивать.
— Возьми все! Денег не надо. — Говорят.
Мы смеемся. Диана наслаждается произведенным триумфом. Но ей еще нужен заключительный аккорд. И она обращается ко мне:
— Скажи, Маш, что я талантливая.
— Да кто с тобой сравнится!
— А что, я в серьезе 5 языков знаю, — и загибает пальцы. — Армянский из дома — раз; русский со школы — два; грузинский с улицы — три; азербайджанский от Элиз — четыре; английский от моей хозяйки — шведки, у кого я бебиситером пахала — пять! Эх, мне только образования не хватает, а то была б я... министром иностранных дел. Не сидела бы в этом болоте.
Потом Диана переключается на Элиз.
— Ну, что вы на Пасху делали?
— Да как обычно... Свекровь яйца покрасила, потом на стол накрывали, Деметре в церковь на ночь пошел.
— А ты? — хитро улыбаясь, поглядывает на нее Диана.
— Что я? Что мне из дома надо было уйти, раз Пасха? Ведь для всех «Христос воскресе!» — отбивается Элиз. А потом неожиданно спрашивает. — А у вас есть Пасха?
Диана, даром что ростом «метр с кепкой», тут же становится в позу бойцовского петуха, руки в боки и, кажется, делается выше.
— Да мы?! Мы первые христианство приняли! — и яростно трясет меня. — Маш, скажи, что мы первые! Не помню я все эти даты!
— В 301 году, — выдаю я данные БСЭ т. 3 ст.92.
— Слыхала?! — у Дианы такой победоносный вид, как будто это была ее личная заслуга перед человечеством.
— Я и не знала, — пожимает плечами Элиз, и без всякого желания взять реванш удивленно спрашивает. — А почему ты тогда посты не держишь?
Я.... я. — Диана теряется, но только на минутку. — Я в свое время держала! — и опять ко мне. — Маш, скажи, что я держала!
— Было такое дело.
— Вот мой муж все держит, — резюмирует Элиз.
— Да, что ни говори, повезло тебе с ним, — как-то грустно соглашается Диана.
— А ты не переживай, — отзывается Лиз, зная недосказанное. — У тебя будет не хуже. 29 лет не возраст. Мы с Деметре всегда о тебе молимся, чтобы ты нашла свое счастье.
— Да, знаю, — без особого энтузиазма отвечает «объект молитв».
Обнаружив, что уже час дня, обе заторопились по домам — кормить и укладывать малышню.