Добавить комментарий

Наташка вдруг вскочила с постели.

— Ой, Булочка! А ведь я тебе подарок испекла! — Она стала развязывать коробку с тортом. — Только он, знаешь, не очень у меня получился. Но я так старалась, так старалась!

Она сняла крышку, и под ней оказался пирог. С одной стороны здорово поднявшийся, а с другой совершенно севший, но зато подгорелый; а посередине пирог разлезся, и из него вываливалась капустная начинка.

— Мда-а… — протянула Агния Львовна. — Ну ничего, может, он на вкус хорош.

— Знаешь, Булочка, честно тебе скажу, что он и на вкус какой-то странный. Хочешь, попробуем?

— Ну, давай рискнем.

— Ты лежи, лежи! Я тебе в кровать подам!

Пирог был ничего, даже съедобный местами — где пропекся, но не погорел, только вот начинка была просто катастрофически пересолена!

— Понимаешь, Булочка, я ведь из кислой капусты начинку делала, ну и не рассчитала…

— Ничего, детка! Зато благодаря тебе, у меня есть пирог для гостей. Что за день рожденья без пирога, верно?

— Верно, Булочка! Только ты Катерине не говори, что это я его пекла, ладно? И вообще никому ничего не говори. Пусть думают, что это ты по болезни с пирогом не справилась. Ведь могла ты один раз в жизни неправильный пирог испечь?

— Теоретически могла. Если я больная его пекла, так что с меня взять? Возьми на кухне большое блюдо и выложи на него МОЙ пирог.

— Булочка! Я тебя ужасно люблю!

Пирог был выложен на блюдо, и стол снова приобрел праздничный вид.

Тут зазвенел звонок.

— Ой, это или мама с папой, или Катюха со своим Марковкиным! Я открою, не вставай, Булочка!

— Открой. А по пути занеси на кухню коробку из-под пирога и запихни ее куда-нибудь подальше.

Наташка послала бабушке воздушный поцелуй, потом метнулась на кухню прятать улики, и только после этого пошла открывать дверь.

Вошла старшая внучка Екатерина со своим мужем Марком. Катюша несла в руке букет, а Марк — торт, на этот раз настоящий, потому что верхняя крышка у него была прозрачной и сквозь нее было видно что-то пышное и белое с розовым.

— Привет, Наталья! — сказала Катюша. Увидев Агнию Львовну в постели, она кинулась к ней.— Бабулечка, что с тобой? Приболела? Надеюсь, ничего серьезного?

— Спина.

— А врач у тебя был?

— Да не нужен мне врач, Катюша. Это я просто устала… пока пирог пекла.

— Так зачем же ты с ним возилась? Позвонила бы — я бы сама тебе испекла! Бедненькая ты моя старушенька! А теплым поясницу завязала?

— Завязала.

— А покажи!

Агния Львовна послушно откинула одеяло и продемонстрировала пуховый платок на животе.

— Молодец! Ну а стол мы тебе сейчас сами устроим. Ты только лежи и ни о чем не переживай. Марк, пошли по магазинам!

— Я с вами! — закричала Наташка.

— Пошли и ты!

— Ура! Марковкин, там на кухне стоит коляска на колесиках, захвати ее!

— Наташенька, да разве можно зятя, мужа старшей сестры, звать Марковкиным? — спросила Агния Львовна.

— Зятя может и нельзя, а Марковкина — можно! Катерина сама его так зовет!

— Пусть зовут как хотят, Агния Львовна, лишь бы уважали, — сказал Марк.

— Заслужишь — зауважаем! — сказала Наталья и высунула Марку язык.

— Бабулечка, а где ключ от квартиры, чтобы нам не звонить и тебя не подымать с постели? — спросила Катюша, выглядывая из прихожей.

— А там же, в сумке, в боковом кармашке! Нашла?

— Нашла. Тут еще кошелек и очки. Они тебе нужны?

— Нет, это уличные очки, а кошелек пустой.

— Понятно… Ну ты не скучай, мы скоро!

— Катюша, если будете заходить на рынок, возьмите немного сулугуни, хорошо?

— А разве…? Ладно, мы не забудем, бабулечка, купим тебе сулугуни!

Молодежь отправилась за покупками, и Агния Львовна снова принялась за «Иоанна Дамаскина». Ей было немножко стыдно, что так получилось: внуки за нее об угощении хлопочут, а она лежит-полеживает, книжечку почитывает! Но книга уж очень ей нравилась, и вскоре она увлеклась чтением и про все забыла.

Через час она услышала, как в дверном замке поворачивается ключ и приготовилась дальше изображать немощную больную. Вошли Артем и Надежда, сын с невесткой, с пакетами в четырех руках. Артем подошел к матери.

— Мам, с днем рожденья тебя! Расти большая и слушайся детей и внуков! — пробасил Артем, подходя и целуя мать, осторожно приподняв ее вместе с подушкой м «Иоанном Дамаскиным». — Чего это ты болеть придумала?

— Да это только спина, не волнуйся, Артемий!

— Ну, смотри… Ладно, я пошел на кухню воду для пельменей ставить.

Наденька поставила пакеты у дверей и тоже подошла к Агнии Львовне, наклонилась, поцеловала. — С днем рожденья, мама! Что с вами? Катюша говорит, спина опять разболелась? Только спина, больше ничего?

— Нет-нет, это только радикулит.

— Уборку делали?

— А как же без уборки ко дню рожденья?

— А позвонить и позвать?

— Ну что ты, Наденька! Вы все работаете, Наташка учится. Вот только того не хватало, чтобы вы ко мне приходили полы мыть!

— Так вы еще и пол сами мыли, мама?! Ну, тогда все понятно! Нет, надо вам переезжать к нам. Есть же место, Катюшина комната освободилась — ну почему бы вам к нам не переселиться?

— Наденька, золотко, а на кого ж я своих подружек оставлю? У них же никого, кроме меня, близких нет!

— Как это — нет близких? У Варвары Симеоновны, помнится, тоже есть сын и невестка, а также трое внучат.

— Милая моя, ну какие же это близкие, если они проживают в Германии?

— Она могла бы к ним переехать.

— А она не хочет оставлять меня и Лику.

— Замкнутый круг какой-то!

— Он самый — замкнутый круг старинных подруг.

Надежда вздохнула и пошла на кухню готовить салат.

— Булочка, давай пока подарки посмотрим, а?

— Ну давай. Я же вижу, что тебе не терпится.

— Ну да. У меня подарок не получился, так может хоть Катюха с Марком что-то путное принесли. Мамин подарок я знаю — она тебе халат сшила. Могла бы купить, конечно, но ей, видите ли, хотелось сделать подарок своими руками.

— Ой, да какой же красивый! И теплый какой… И как же это она ухитрилась его так аккуратно простегать? Молодец твоя мама!

— Хорошая у тебя невестка, Булочка?

— Золото! Я этого с первого взгляда поняла, как только твой папа привел ее сюда, вот в эту самую комнату, знакомиться.

— У нас вообще какая-то странная семья: Марк вот тоже говорит, что у него теща — золото. Прямо не семья, а ювелирный магазин! Разве это порядок, чтобы теща с зятем любили друг дружку?

— Самый порядок и есть!

— Ага, папка как всегда свой подарок в конвертике принес! Деньги значит. — Наташка открыла конверт, вытащила из него поздравительную открытку — в открытке лежали деньги, бумажками по пятьсот рублей. Наташка их быстренько пересчитала. — У! Пять тысяч. Булочка, одна пятисоточка моя?

— Твоя, твоя! Только спрячь и папе не говори.

— Уже сделано! А что Катюха с Марковкиным принесли? Ага, ангорская кофта! Ну, это мне не подойдет… И тапочки! Ну это они не угадали — вон у тебя какие новые зеленые тапочки! Это тебе, конечно, тетя Варя с тетей Ликой подарили?

— Они. Но мне вторые домашние тапочки как раз очень даже пригодятся. Эти я буду дома носить, а в этих — по улице ходить.

— В таких вот зеленых башмаках — по улицам?!

— А что, ты считаешь, что это будет очень неприлично?

— Ну что ты, Булочка! Нам с тобой можно по возрасту все носить. Как девушке в семнадцать с половиной, так и бабушке в семьдесят пять к лицу любые туфельки и любая шляпка!

— Это ты верно заметила! — засмеялась Агния Львовна.

Через полчаса стол был накрыт и ломился от угощения. В центре, возле вазы с розами, стояли две бутылки шампанского. Портил картину только кривобокий пирог с прорехой, который не стали убрать со стола, чтобы не обидеть виновницу торжества. Артем открыл и разлил в бокалы шампанское. Он же произнес тост в честь мамы и бабушки. Все с бокалами в руках подошли к Агнии Львовне, чокнулись с нею и расцеловались. Она отпила глоток шампанского, а потом поставила бокал на тумбочку. Туда же заботливая Катюша поставила для нее тарелку с салатом и кусочком осетрины — больше Агнии Львовне ничего пока не хотелось.

Когда все немного поели, Марк потянулся за второй бутылкой шампанского и стал ее открывать.

— Чего это ты сразу за вторую? — спросил зятя Артем.

— Надо! — коротко ответил тот. — Для второго тоста.

— За семью виновницы торжества? — спросила догадливая Наташка.

— Ну… Можно сказать и так. — Он разлил шампанское по бокалам, а потом подошел со своим бокалом к Екатерине, обнял ее и сказал: — Дорогая бабушка и все-все! Хочу сообщить вам потрясающую новость: мы с Катюшей ждем ребенка! И вот сейчас она выпивает во всеми нами свой последний бокал вина, потому что потом уже ей нельзя будет пить до самого конца кормления!

— Ну, уж ты с такими подробностями… — засмеялась Катюша, но ее слова заглушили общие крики восторга. Наташка — та просто визжала изо всей мочи, пронзительно и на одной ноте. Она хотела было кинуться к сестре и повиснуть у нее на шее, но ее предусмотрительно перехватил Марк — пришлось повиснуть на его шее и с тем же неукротимым визгом расцеловать его.

Катюша подошла к Агнии Львовне и обняла ее.

— Вот так, бабулечека, скоро ты у нас прабабушкой станешь!

— Слава Богу! — сказала Агния Львовна, поцеловала Катюшу, перекрестила ее и перекрестилась сама. — Давайте-ка все помолимся за нашу внучку, дочь, жену и сестру!

Все поставили свои бокалы на стол, но сами остались стоять — только повернулись к киоту с иконами.

— Спаси, Господи, сохрани и помилуй рабу Твою непраздную Екатерину, даруй здравие ей и нерожденному чаду ее. Аминь!

— Аминь! — сказали все, а Наташка добавила:

— Да здравствует непраздная наша Екатерина и нерожденное чудо ее! Ура!

— Нерожденное чадо, а не чудо! — поправила дочь Надежда.

— Нет, чудо! — возразила та. — И Марковкину тоже ура! И прабабушке нашей!

Потом все понемногу успокоилась, Надежда принесла кастрюлю с пельменями и праздник продолжился. Наташка, быстро справившись со своей порцией, подошла к Агнии Львовне.

— Булочка, можно я с тобой полежу немножко, у стеночки?

— Ладно уж, полежи.

Наташка скинула туфли и осторожно, стараясь не потревожить бабушку, переступила через нее и улеглась под теплый бабушкин бок.

— Случилось что-нибудь? — спросила Агния Львовна, поскольку в эту позицию Наташка забиралась, когда нуждалась в чувстве безопасности.

— Да нет, Булочка… Я просто за Катюху беспокоюсь. «Непраздная Екатерина»! Звучит-то как грозно! Вроде как все, что было до этого, это была как бы Катюхина молодость, праздничное время, а вот теперь она станет уже «непраздная» и начинается серьезная часть жизни! Страшновато как-то… В общем, я за нее очень беспокоюсь, Булочка!

— Ты права, детка: теперь уже наша Катюша становится по-настоящему взрослой.

— Мы все будем ей помогать, правда?

— Ну, а как же иначе? На то ведь и семья.

— Ты станешь прабабушкой, а я — тетушкой! А вдруг у Катьки будет двойня? Здорово-то как! — Тут чувство тревоги внезапно Наташку оставило, она вывернулась из-под одеяла, спрыгнула с кровати и побежала обнимать мать своих будущих племянников.

— Да оставь ты, Наташка! Какая двойня, с чего ты это вдруг взяла? — смеялась Катюша.

— Да ты подумай, это ж как удобно! Сразу — р-раз! — и ты уже мать двоих детей! Моих племянников! Ты уж постарайся, чтобы это были мальчик и девочка!

— Хорошо, я подумаю. Ты только не задуши меня, а то не будет тебе никаких племянников, ни мальчиков, ни девочек.

— Меня бы еще спросить надо, хочу ли я сразу стать многодетным отцом? — сказал Марк.

— Ой, Марковкин! Я тебя ужасно люблю! — закричала Наташка, вспомнив, что у ее племянников есть еще и отец. — Дай-ка я тебя тоже придушу немножко!

И до самого конца застолья Наташка то и дело вспоминала про радостную новость и кидалась обнимать то сестру, то зятя.

В девять часов Марк объявил, что у Кати теперь строгий режим, и им надо собираться домой.

— Да и маме пора отдохнуть, — сказал Артем. — Давайте-ка, девочки, убирайте со стола и мойте посуду. Пора и честь знать!

Стали уносить посуду и оставшиеся закуски, в том числе остатки злополучного пирога, от которого все гости все-таки вежливо съели по кусочку, чтобы не огорчать хозяйку.

Агния Львовна подозвала к себе Марка, усадила его рядом и сказала ему:

— Ну, Маркуша, на тебя вся надежда! Береги Катюшу и свое дитя в ней.

— А как же, бабушка! Я ей уже запретил делать всю тяжелую домашнюю работу и носить тяжести.

— Главная опасность — душевные тяжести, а не телесные.

— А как ее от них уберечь?

— Ну, тут рецептов нет. Разве что один. Но он очень трудный.

— Какой, бабушка?

— А вот такой. Поставь себе цель — сделать так, чтобы время своей беременности Катюша в будущем вспоминала как самое счастливое время своей жизни.

— А как это сделать? Ведь там же всякие неудобства, тяжесть. Ведь это такой труд — носить ребенка!

— Ну, уже хорошо, что ты это понимаешь. Но многое и от тебя зависит. У нее могут быть капризы, нападения беспричинной печали, а ты все это должен растворить своей любовью и заботой. И баловством! Почаще дари ей цветы и маленькие подарочки. Радуй ее. Помни, радуется она — радуется и младенец в ней.

— Я понял, бабушка. А можно если что, так я буду к вам прибегать за советом или звонить?

— Ну, конечно, можно, дорогой! Прибегай и звони. Я же бабушка и прабабушка! А я с этого дня буду усиленно молиться за непраздную Екатерину, ее чадо и ее супруга.

— Спасибо…

— Булочка! Так можно я половину твоих роз себе возьму? — спросила Наташка.

— Можно. Возьми на кухне бумажные полотенца и заверни, чтобы не уколоться. А вторую половину букета заверни для Катюши.

— Спасибо, Булочка!

Гости попрощались и вышли за дверь.

Спустившись во двор и оглянувшись на окна бабушкиной квартиры, они вдруг заговорили все разом.

— Мама совсем плоха стала…

— Нет, надо ее забирать к нам жить! И что она упрямится? Или это уже старческое?

— Да, возможно. Она, кстати, все путает: сегодня среда, а она попросила купить ей сулугуни.

— А вы знаете, что у нее в кошельке не было НИ КОПЕЙКИ! А ведь у нее позавчера была пенсия.

— Ну, деньги у нее теперь есть, я ей подарил в конвертике.

— А Марковкин ей в кошелек сунул тысячу.

— И при этом, вы видели — у нее совершенно пустой холодильник!

— Совсем, совсем сдала наша старушка…

— Да ладно вам! — возмутилась Наташка. — И ничего она не сдала, просто у нее вдобавок к мудрости с годам и прорезался здоровый пофигизм!

— Нет, это она от тебя заразилась!

Все засмеялись и почувствовали облегчение: пофигизм у старушки — это еще не так страшно.

После ухода гостей Агния Львовна еще немножко полежала, отдыхая от них, любимых и шумных, а потом встала и отправилась через площадку к соседкам. Позвонила в ту и в другую дверь, а когда подруги выглянули, сказала:

— Девочки! Берите Таньку и марш ко мне — будем теперь справлять мой день рожденья в самом узком семейном кругу!

И они его справили. Вынули из холодильника оставшиеся закуски, достали из буфета спрятанную в углу бутылку с оставшимся кагором и сели пировать. Поели, выпили по рюмочке, поговорила о том, что Агния Львовна скоро станет прабабушкой. А потом Варвара Симеоновна сходила к себе за гитарой, и они втроем пели песню, которую недавно узнали, но уже успели полюбить:

А на Марата, как тогда, летают сизые голуби,
снуют у белых колонн Музея Арктики.
Я вспоминаю о годах, в которых не было холодно,
когда мечты наши были завернуты в фантики.

Гитарой баловалась юность в наше время веселое,
и узнают меня все на этой улице,
и с рынка тянет свежей зеленью и маслом подсолнуха,
но чтоб увидеть тебя надо зажмуриться… [1]

…И засыпая в этот вечер, Агния Львовна сказала мысленно: «Спасибо Тебе, Господи, за этот чудесный день рожденья!»

[1]  Песня А. Розенбаума