— Устраивайся поудобней,— сказала бабушка следующим вечером. — Приближается Рождество, и чудес всё больше. Как насчёт вчерашнего?
— Думаю, оно настоящее,— заулыбалась Нюта,— потому что Вика хотела полюбить сердитый Кактус. А без любви он нипочём бы не расцвёл.
Бабушка была довольна.
— А сегодня расскажешь про кого? — не унималась Нюта.
— Пусть будет про цветок. Какой ты хочешь? Розу?
— Нет, белый пушистый одуванчик!
— Хорошо. Пусть про одуванчик! — И бабушка начала рассказ.
* * *
Начало нашей истории — в самом конце лета. Возле речки, где ветер колышет зелёную травку, рос одуванчик. Шапочка его уже побелела и распушилась. Ветер затеял игру: стал отрывать от неё пушинки. Мама-одуванчик говорила своим деткам-пушинкам на прощанье, отпуская на волю:
— Пробивайтесь к солнцу! Если над вами — земля, сухие листья и корни, всё равно, во что бы то ни стало, прорастайте! Запомнили? А теперь — летите!
Ветер подхватил и закружил пушинки. К каждой прилепилось семечко — будущий одуванчик. Ветер, шалун и озорник, крутил и подбрасывал их, то опуская, то поднимая.
Далеко от мамы отлетели детки и приземлились кто где. Одни — в огороде, другие — в широком поле, третьи — на лесной опушке. А одно семечко упало на проезжую дорогу. Здесь, на утоптанной земле, прорасти было непросто.
«Ничего,— успокоил себя будущий одуванчик,— буду доволен, что очутился на обочине, а не в сбитой и твёрдой колее!»
И он притих до времени, покуда талая вешняя вода не пробудит его. Засыпая, юный одуванчик приметил, как принёс ветерок и другие семечки, его дальних родственников.
А ветер проказничал всё больше, становился злее и холоднее. Под конец лета к трассе подъехали люди в оранжевых жилетах и покрыли её асфальтом. Потом пришла осень. И зима сыпала снежинки уже на новую дорожную одёжку. Вслед за зимой, как обычно, наступила весна.
А наше знакомое семечко всё спало. Асфальт загородил от него солнце. Вот уже зазеленели первые листочки, а он никак не мог пробудиться.
Наконец, дожди и ручейки хорошенько смочили землю, и одуванчик проснулся. Тут ему вспомнились мамины слова: «Пробивайся к солнцу…» Но как это сделать, если вокруг темным-темно, и солнца нигде не видно? Ни он, ни его соседи не знали, что очутились под асфальтом, и солнышка им не видать уже никогда.
А пока наш одуванчик решил выпустить корешок и немного укрепиться.
Вокруг уже пробуждались, прорастали другие семечки, его сёстры и братья: зелёная травка, крапива, колючка, кашка и даже пижма.
Одуванчик не успел как следует поздороваться со всеми. Ему опять вспомнились слова мамы. Солнца пока не было, но откуда-то сверху лилось тепло. Одуванчик выпустил почку и упёрся ею в асфальт.
Другие одуванчики, кашка, крапива, колючка и пижма тоже выпустили почки, но вверх тянуться не стали.
— Доброе утро,— зевнула кашка.
Все поздоровались тоже. А одуванчик ничего не слышал. Он пробивался к солнцу.
— Кажется, среди нас — грубиян,— проворчала крапива.
— Считает себя умнее других,— согласилась колючка.
Зелёная травка ничего не сказала, а пижма сочла себя слишком благородной для подобного разговора.
Солнышко грело асфальт, дарило тепло, и каждый выпустил по листочку. Другие одуванчики не стали тянуться и упираться, а листьями приникли к земле, ведь так и растут одуванчики. На землю легли и крапива, и все остальные. Только наш одуванчик всеми листочками тянулся вверх. Так его научила мама.
В конце концов крапива не выдержала:
— Скажите пожалуйста! Какой важный. Отчего Вы не хотите жить, как все? Считаете себя лучше?
— Чего добиваетесь? — уточнила кашка.
Одуванчик перестал тянуться, оглянулся на соседей и просто сказал:
— Мама велела мне пробиваться к солнцу, во что бы то ни стало!
Тут благородная пижма не выдержала и вступила в разговор:
— Всё это так давно устарело. Ваша мать — поколение прошлого года. Что могут посоветовать они нам, молодым?
— Да и росли они по-другому. Было не так темно. Всё изменилось. Разве можно так бездумно выполнять заповедь матери?
Одуванчик расстроился. Не знал, что ответить. А потому промолчал, укоренился и упёрся в асфальт.
— А вдруг он всё-таки пробьётся к солнцу? — засомневалась простодушная кашка.
Но на неё ополчились сразу все:
— Он просто гордец, не хочет быть, как другие.
— Да с чего вы взяли, что солнце вообще существует? — промолвила благородная пижма.
— В самом деле, кто из нас его видел? — отозвалась колючка.
И они, вцепившись своими бледными листьями в листья одуванчика, хором воскликнули:
— Будь как все, не гордись!
А одуванчик всё тянулся и тянулся, всё упирался и упирался. Он вспоминал слова мамы и верил им: она бы не обманула.
Он уже не слышал, что говорят остальные, а упирался всё сильнее.
Наконец, асфальт не выдержал и лопнул.
Из трещины показались листья. Солнышко обрадовалось, погладило и расправило их. А самым ласковым лучиком коснулось бутона, что спрятался в серёдке.
Бутон подрос и распустился — цветок был похож на маленькое солнышко.
Две девочки шли мимо за грибами. Они увидели радостный одуванчик, пробивший асфальт.
— Посмотри, что за чудо! — воскликнула одна из них.
А другая ткнула в цветок носом, и он тоже стал жёлтым, как солнце.
Одуванчик был счастлив. Как хорошо, что он послушался слов мамы! Тёплые лучи согревали, ветерок перебирал листочки, а вокруг безмятежно колыхались травы.
Пришло время, и головка его побелела и распушилась. Озорной ветер отрывал и разбрасывал пушинки. К каждой было прикреплено семечко.
Наш одуванчик, как когда-то его мама, говорил всем своим детям на прощанье:
— Что бы ни случилось, пробивайтесь к солнцу!
* * *
— А как же другие,— огорчилась Нюта, когда бабушка замолчала и замелькала спицами,— они так и остались под асфальтом?
— Они сами не пожелали трудиться.
Нюта задумалась.
— Всё равно, мне их жалко.
— Пойдём-ка молиться и ложиться спать, — и бабушка погладила Нюту по головке. — Пойдём-ка и мы пробиваться к нашему Солнцу!
Рисунок художника Елены Хисматовой