Я — Назорей Самсон, моя копна волос,
как грива льва, к себе других манила.
С детства берег ее, как только мог,
ведь в ней была особенная сила.
Не по годам взрослел, крепчали руки, торс,
и сладость поцелуев скоро я изведал.
И волос мой со мною быстро рос,
но тайну силы никому не выдал.
Я не боялся филистимлян ни других врагов,
одной рукой я побеждал десятки, сотни.
Но Далида с ее несказанной тоской,
с ее смущенным взором робким
меня пленила.
Продажная с другими, но со мной чиста
меня пленила так,
что я как пес, доверчиво и прямо,
уткнувшись головой в ее перса,
все рассказал ей без обмана.
Тихонько слушала меня
и только головой качала.
Когда закончился рассказ,
она меня поцеловала,
расплакалась сама,
«Прости!» — мне прошептала.
И вскоре я уснул с улыбкой на устах.
Хоть тайну я раскрыл — меня не мучил страх.
Я — Назорей Самсон, и мне отстригли кудри.
Простыми ножницами — щелк — и завитки,
упали тихо на пол, на подушку…
А я все спал.
Но спал не чутко,
не как удав, заботясь о своей добыче,
(как я обычно спал),
а тихо — как щенок,
уткнувшись в теплый материнский бок —
я спал.
Я спал впервые так…
Наутро свет ударил мне в глаза,
Но тело тяжело, и руки грубы
И голова гудит, и силы нет.
Я озираюсь на свою подругу…
но нет ее,
и пусто все вокруг
И вдруг как молния: что это? Волос?
Моя коса, растрепанная, жалкая, худая,
У изголовья вьется, как змея,
меня вдруг прямо в сердце жаля.
Да, я — Самсон, и сила, жизнь моя
Отрезаны, отсечены, убиты.
А я лишь лысая пустынная гора из мышц.
Я — Сон. Я сам как сон: Самсон.
А Далида, когда Самсона увели,
собрала кудри и в подушку их зашила.
В ту ночь она вдруг ясно поняла.
что он один ее любил,
и что она его любила.
2009–2011