* * *
Тоненькую тетрадь с потёртой коричневой обложкой, Голубев положил посреди обеденного стола, и обвёл взглядом собравшихся. Дед и Лидия Матвеевна по-прежнему сидели на диване, а Юлька с Федькой придвинули стулья впритык к столу и замерли, с интересом ожидая продолжения.
Стоя каждый день за прилавком, Голубев привык находиться в центре внимания. Обычно он без напряжения мог оборвать плохую шутку, похвалить товар или подбодрить покупателей весёлым окликом, типа:
— Колбаска, что ласка. Ешь не жалей — станет жизнь веселей.
Но сейчас он вдруг почувствовал себя глупо и растеряно. К щекам приливал румянец, и никак не подбирались нужные слова, чтобы начать объяснение.
Наверное, так чувствуют себя юбиляры, произнося благодарность гостям, усиленно изображающим повышенное внимание.
Чтобы сосредоточиться, Голубев снова взял в руки рукопись, развернул, закрыл, и наконец, сказал, обращаясь к розовой салфетке на тумбочке:
— Короче, в прошлом году ко мне приехала тётка из Весьегонска, и отдала вот эту тетрадь.
Перехватив взгляд Юлии, он в который раз удивился глубине и чистоте её глаз, имеющих над ним волшебную силу. Сейчас они смотрели с ласковым вниманием, словно подбадривая, и голос Голубева налился мягкостью:
— Я очень долго не мог разобрать своеобразный почерк прадеда — крюк на крюке. Да и чернила изрядно выгорели. Фёдор подтвердит, что я провёл за расшифровкой не одну ночь.
— Правда, Гена не врёт, — важно кивнул Федька с таким видом, словно именно от его свидетельства зависело признание подлинности рукописи.
Голубев продолжил:
— Оказалось, что мои деды и прадеды Голубевы были купцами третьей гильдии и имели свой секрет мастерства. Послушайте, что пишет прадед Фома Архипович о том, откуда пошло его состояние.
Сделав шаг назад, Голубев повернулся так, чтобы на раскрытую тетрадь падал луч света, и негромко принялся зачитывать тяжеловесные старинные строки, со старанием записанные остро оточенным гусиным пером.
«Я родился в семье зажиточного крестьянина Архипа Фомича в селе Вязники, Новгородской губернии 10 мая 1862 года.
Воспитание отец дал мне самое строгое. Будучи сам нигде не ученым полуграмотным самоучкой, он, несмотря на это, не усумнился взять на себя обязанность по обучению меня грамоте, и под его руководством я начал учиться, едва минуло пять лет от роду.
Утром он усаживал меня рядом с собою и, не переставая работать, указывал мне урок чтения. И я читал, начиная с азбуки, после которой мне дан был для изучения Псалтирь, затем Жития святых отцов, а потом уже весь круг богослужебных книг.
Постепенно я возрастал, а батюшка богател. Объявив нужный капитал в две тысячи рублей, он приписался к купцам третьей гильдии.
Чтобы укрепить дело, отец решил женить меня на дочке купца Сырникова — Агафье, девице высочайших достоинств, получившей отменное воспитание при монастыре.
Приехав с отцом к Сырниковым на смотрины, я обнаружил, что моя будущая невеста нрава строгого, если не сказать мрачного, и рука у неё тяжёленькая. Случайно это было подстроено, или нет, но я увидел как Агафья в сердцах ударила молоденькую подёнщицу и разбила ей лицо.
Будучи по натуре нрава незлобивого, я незаметно вышел на улицу, чтобы найти обиженную девицу и заплатить ей за нанесённый урон. Потому как Господь заповедал нам возлюбить ближнего, как самоё себя.
Стряпка Сырниковых указала мне на худосочную сироту в обносках и сказала, что сия девица почитается слабоумной дурочкой, и занимается тем, что подбирает к себе домой увечных животных, лечит их и кормит, а сама живёт впроголодь…
На этом месте чтения Юлька пошевелилась, и Голубев испугался, что ей неинтересно, и вообще, весь этот рассказ он затеял зря, потому что кого занимает чужая родня?
Но она напротив, подалась вперёд, удобно опершись подбородком на сплетённые пальцы, и напряжённо ждала продолжения истории.
— Гена, не отвлекайся, — подбодрила Лидия Матвеевна, и Голубев, почувствовав что чтение начинает затягивать слушателей уже уверенно вгляделся в угловатый почерк:
— …Найдя в кармане несколько монет, я подошёл к означенной девице, именем Иулия, и протянул ей деньги со словами:
— Не сердись на Агафью, она не ведает, что творит.
Но девица поклонилась и отвела мою руку с подношением, сказав:
— Хоть я и бедна, но не настолько, чтобы позволять себя за деньги бить. А ежели у вас, господин, завелась лишняя копейка, то пожертвуйте её на божеское дело.
Подивился я таковым умным рассуждениям и сказал:
— Слыхал я, что ты зверью помогаешь. Возьми тогда для них.
— Благодарствуйте, барин.
С того дня не стало для меня ни минуточки покоя, потому как все мои помыслы были не о насмотренной невесте Агафье Сырниковой, а о сироте Иулии.
Зачал я тогда молить Господа и Пресвятую Богородицу ниспослать мне вразумление или знак, как поступить. С месяц или более прошло, но на исходе Петровского поста, под ноги мне грянул голубь с переломанным крылом.
Попросив дворового мальчонку отнести голубя Иулии, я тотчас пошёл к отцу, и пав на колени, слезно просил его разорвать сговор с Сырниковой и оженить меня на безродной сироте.
Осерчав от такого неожиданного конфуза, батюшка изрядно потаскал меня за волосья, и повразумлял вожжами. Но я оставался непреклонен.
Видя, что меня не переломить, отец сказал таковы слова:
— Поскольку ты опозорил не только меня, но достойную девицу Сырникову, то убирайся с моих глаз в иную губернию. И не будет тебе моего благословения до тех пор, пока своим горбом не наживёшь капитал соразмерно моему.
Заплакав от горя, что придётся мне жить без родительского благословения, я поклонился отцу с матерью и, взяв личных средств два рубля с десятью копейками, ушёл из дому свататься к девице Иулии.
Надобно сказать, что жила она в ветхой избёнке на выселках из города, и в момент моего появления, выхаживала присланного мной голубя.
Сняв шапку, я положил крестное знамение на образ Спасителя, и Его именем испросил у девицы руки и сердца, горячо заверив её, что николи не будет ей от меня ни обиды, ни попрёка.
Не скрыл и то, что родитель мой решения моего не одобряет, и нам придётся зарабатывать его благословение.
Тут душенька моя улыбнулась, и кротко сказала:
— Коли свела нас судьба, значит на то воля Божия, а супротив неё человеку идти не заповедано. Но только как же ты меня возьмёшь? Ведь я не одна.
Тут я увидел, что вся изба заполонена зверьём, кое-ластиться к её ногам, с беспримерной любовию.
— И их с собой заберём, — сказываю, — только не откажи мне, девица, ибо задыхаюсь я без тебя, как без воздуха.
Как только мы повенчались, моя молодая супружница между делом рассказала, что её бабка при жизни, слывшая первостатейной прянишницей на всю округу, передала ей необыкновенный секрет производства пряников.
Тут я понял, что Господь снова посылает мне поддержку, и перебравшись поближе к столице, взял заём у ростовщика, нанял двух работников и принялся выпекать пряники в форме голубя, в благодарность за ниспосланную мне благодать от Господа.
С тех пор, пошла про голубиные пряники слава, как об наивкуснейшем лакомстве, и зваться наше семейство стало Голубевы.
В довершении скажу, что не было дня, чтобы мы с Иулией, коленопреклоненно не благодарили Всевышнего за Его несравненные милости, оказанные нашему дому, и за дарованную нам любовь.
Божиим соизволением, наши труды окупились сторицею, и мы с женой смогли получить и родительское благословение, и купеческое достоинство.
Посему, познавши нищету и богатство, и дабы не пропали всуе Господни дары, завещаю своим внукам и правнукам, приумножать родовое ремесло. А особливо завещаю привечать сирых и убогих, ибо сказано в писании:
«И, чего ни попросим, получим от Него, потому что соблюдаем заповеди Его и делаем благоугодное пред Ним».