Не церемонясь, Эккель поймал Таню за руку и развернул лицом к себе.
Его лицо с квадратным подбородком горело лихорадочным торжеством пьяницы в предвкушении обильной выпивки.
— Мадам Горн, Таня…
Прежде он никогда не называл её по имени, и Таня думала, что он его не знает.
Большие руки с перстнем на пальце в виде львиной головы крепко легли на её плечи, больно упираясь в кожу.
Она попыталась вырваться:
— Что вы себе позволяете, герр офицер?! Немедленно отпустите меня!
Обращаться к нему по имени было противно.
Он крепче сжал пальцы.
— Выслушайте меня, Таня. Вы ведь русская. Я знаю, русская! Вы не похожи на них, — Эккель неопределённо махнул головой в сторону улицы, явно намекая на французских женщин. — Француженки холодные, расчётливые, лживые, а у вас внутри горит огонь. Он может согреть или сжечь.
— Вы бредите!
— Нет, Таня, нет! Послушайте! Не пропустите великую новость! Этот день войдёт в историю! — внезапно отпустив её плечи, он резко выпрямился, вскинув руку в нацистском приветствии. — Сегодня армия Вермахта перешла советскую границу и атаковала позиции Красной Армии. Скоро Россия будет освобождена от коммунистов и снова станет свободной! Не этого ли вы хотели, когда бежали в чужую страну? Разве не об этом мечтали, оказавшись в изгнании? Таня! Я люблю вас, Таня. Я буду сражаться ради вас.
— Нет! — Таня не сразу поняла чей пронзительный крик раздаётся в ушах, отскакивая от высоких сводов старого дома. — Нет! Неправда! Гитлер не может напасть на СССР, у него договор о ненападении!
Ей показалось, что она попала под бомбёжку, а над её головой раскалывается крыша и с грохотом рушатся вниз балки.
— Да, Таня, да!
С блуждающей улыбкой Эккель шёл прямо на неё. Необыкновенно чётко она видела, как над правым карманом его мундира шевелятся серебряные крылья эмблемы Люфтваффе — орла, несущего в лапах изувеченный крест.
Собрав все силы, Таня хотела двумя руками ударить по орлу, словно намереваясь разбить его вдребезги, и опомнилась только в последнюю секунду, когда уже занесла кулак для удара. На войне побеждает тот, кто сумеет сохранить хладнокровие. От судороги на лице, болью свело скулы.
— Мне надо идти. Спасибо за известие.
Удивительно, оказывается она ещё не забыла французский язык и в состоянии связно произносить слова.
Курт не пошёл за ней, оставшись стоять внизу и пытаясь дрожащими руками раскрыть портсигар. Непостижимая, прекрасная женщина, недосягаемая как звезда в небесах. Курт наконец смог сунуть в рот сигарету, но сжал её зубами так сильно, что сломал. В последнее время он слишком много курит. Глупость, но рядом с Таней, он чувствовал себя курсантом, впервые севшим за штурвал самолёта.
Не став затягиваться, он отшвырнул сигарету на пол и посмотрел на часы: пора в полк, и майн гот, пусть найдётся тот, кто скажет, что майор Курт Эккель не дерётся как лев!
Пока Таня медленно поднималась по лестнице, перед её глазами колыхалось чёрно-красное зарево пожарищ, в эпицентре которого был Юра. За то, чтобы оказаться сейчас в России, она не задумываясь отдала бы свою жизнь. На последней ступеньке она села и обхватила руками голову, пытаясь втиснуть в душу страшное известие о войне в СССР. Обрушившаяся беда пригибала к полу, выкручивая узлом внутренности. От страшного спазма в животе, на глазах выступили слёзы.
Глядя, как в окне качаются ветки каштана, она думала, что по сравнению с Россией, война во Франции покажется миру потешными боями на масленицу, когда дерутся не всерьёз, а до первой крови из носу. Оккупированная Франция нахохлилась, поскучнела, побледнела, но в целом продолжала жить своей, вполне благополучной жизнью. Работали кафе и ресторанчики, по вечерам в районе площади Пигаль слышалась весёлая музыка и звучал смех. Люди ходили в гости, следили за модой. Постоянная клиентка бутика, живущая в фешенебельном районе парка Монсо, хвасталась, что назло фашистам два раза в неделю ездит на велосипеде в бассейн. Отличный способ борьбы! Интересно, сколько ленинградцев смогут похвалиться чем-то подобным?
Нет, безусловно, французы были патриотами Франции, но большинством населения фашисты не воспринимались как лютые враги, подлежащие немедленному уничтожению, пусть даже ценой собственной жизни. Несмотря на оккупационный режим, подспудно немцы считались «своими», к которым пусть с презрением, скрепя сердце, но можно притерпеться, подстроиться.
Покорить Францию — это значит занять её территорию и установить свои порядки, а покорить Россию — это значит убить почти всех русских, потому что русские никогда не сложат оружие перед вторжением иноплеменных. Они будут биться до последнего патрона, оставленного для себя. Сейчас, как никогда, Таня чувствовала, что связана с Родиной самой крепкой, смертной связью, идущей от колыбели до могилы.
— Юра, Юрочка, где ты? — на остатках дыхания, по-бабьи провыла она в сложенные ковшиком ладони.
Подняться со ступенек и пойти домой рассказать маме о начавшейся войне не хватало духа. Где-то внизу хлопнула дверь. Весёлым стаккато по лестнице протопали ножки соседской девочки. Резкий голос мадам Форнье громко распекал консьержку за неубранный с пола окурок.
«Неверное Эккель бросил», — вяло подумала Таня.
Она снова ощутила себя запертой в железном ящике, одинокой и опустошённой. Господи, тогда в руке был ключ от Юриной квартиры. Таня зачем-то сунула руку в сумочку, хотя знала, что медный ключ висит в гостиной на гвоздике рядом с портретом дамы в зелёной шляпе.
Значит немцам будет война до победного конца или до смерти. Другое русским не дано по праву рождения.