Страницы
И снова Лена оказалась в палате.
— А где же мой Ангел? — спросила Элен, уже привычно ожидая ответа. И она его получила.
Чудовище появилось из-под подушки, где лежала роковая коробочка.
—А я не подойду? — глумливо захохотало оно.
Расправив перепончатые крылья, монстр схватил её душу и с воем полетел прочь.
И вот тут-то снова вернулась боль.
— Может, я не умерла? — подумала Элен, но полёт в когтях чудовища был почему-то необыкновенно реален.
— Сон?.. Да нет, не могла бы я такое придумать. И на кошмары и галлюцинаций в бреду всё происходящее со мной совсем не похоже.
Несмотря на глубоко верующую прабабушку, Елена не была даже крещена… Что могла поделать со своими неверующими родственниками девяностолетняя старушка, кроткая и тихая? Она могла только молиться!
И, кроме того, шум чудовищных серых крыльев напоминал об участи самоубийц. Краем уха Елена слышала, что говорили об этом священники по телевизору, но всерьёз никогда не воспринимала: мол, бабушкины сказки.
Отдалённо похожее на птеродактиля существо вылетело в окно, причём прямо через стекло, потом помчалось куда-то со скоростью реактивного самолёта. Ясный, несмотря на чувство ужаса, ум подсказывал когда-то выученное в кружке палеонтологии, а потом забытое название: «сордес волосатый»… Вот на кого был похож этот крылатый монстр. И, кажется, слово «сордес», как раз и обозначает «нечисть»…
Города и поля замелькали, как в калейдоскопе, и вскоре впереди показались горы. Чудовище спланировало в какое-то ущелье, пронеслось далее, мимо сталактитов и сталагмитов, а потом нырнуло куда-то ещё глубже.
Пространство вокруг неуловимо изменилось: словно они, продолжая двигаться к центру земли, попали в какую-то иную плоскость или другое измерение.
Лететь было больно, страшно и неудобно. Елена надеялась, что жуткое подобие сордеса схватит её как-то половчее, но оно, видимо, и не думало уставать.
А Елена внезапно услышала какой-то шум. Постепенно она стала различать в этом шуме крики, плач и стоны. Горный воздух превратился в невыносимый смрад.
Несмотря на жуткую вонь, чудовище приземлилось не на помойке или на горе трупов, как обещал нестерпимый здешний запах, а около величественного дворца. Кожистая волосатая тварь выпустила пленницу, а та уже жадно вглядывалась в столь необыкновенное зрелище.
К замку, увенчанному башнями и шпилями, вел мост. Мост через огненную реку. И был он, видимо, из какого-то несгораемого материала, так как лежал практически на пламени. Стены, башенки и окна были украшены узорами, статуями и фигурами, а также вымпелами и флагами. Вокруг здания и по всей территории били какие-то причудливые фонтаны, а на деревьях висели затейливые гирлянды.
— Как красиво! Здесь, видимо, жить всё-таки можно! — пронеслось в голове Элен.
Но когда Елена сделала ещё один шаг, то буквально остолбенела: мост, замок и флаги были сделаны… из людей. Точнее — из их душ. И, видимо, все истязаемые здесь были самоубийцами.
Утопленники лежали на огненной реке, сплавленные чудовищным огнём в массив жуткого моста. Зарезавшие или отравившие себя застыли фонтанами, и легко представить, но нелегко произнести или написать, что именно лилось в бассейны, окружавшие замок… И всё это смешивалось с потоком горьких и безнадёжных слёз. Удавленники висели на шпилях и деревьях… И множество других несчастных были слеплены чьей-то чудовищной мощью в подобие блоков, составлявших эту адскую цитадель. И освещался этот ужас живыми факелами из тех, кто поджёг себя сам…
— Это твой вечный дом, — притворно захихикал птеродактиль, — располагайся! И куда же тебя определить? Сама выберешь или помочь?
И вот тут-то Елена наконец-то поняла, что самоубийство — это не точка, а многоточие, не прекращение мучений, а превращение их в вечные и бесконечные муки.
— Господи, помилуй! — закричала несчастная…
…И проснулась. Пробуждение было тяжёлым, но всё же оно означало, что Елена была жива. Жизнь, некогда казавшаяся ненавистной и постылой, снова вернулась к Елене великим и бесценным даром. Даром, который нельзя швырять под ноги Господу Богу.
У кровати стояли Муся и нянечка. И они хлопотали около неё.
Позднее кое-что выяснилось. Маняша всё же заметила коробку с лекарствами. Ещё бы! Ведь она сама когда-то прошла путь неудавшегося самоубийства и чудом вернулась к жизни. Именно Муся разыскала вышедшую на пенсию, но когда-то работавшую здесь нянечку, и за Еленой следили и присматривали. Снотворные и обезболивающие давали растворёнными в еде и питье, а собранные в страшной коробке лекарства заменяли безвредными.
Зная характер подруги, Мария не стала рисковать или отговаривать Элен. Она не учла только то, что именно сегодня Елена всё же раздобыла дополнительную дозу снотворного. И действительно чуть не впала в кому и не умерла. Страшно подумать, что было бы, прими Элен всё, что насобирала.
Осознав, что случилось на самом деле, Мария тут же позвонила знакомому батюшке, и тот утром приехал, чтобы принять исповедь, а потом и крестить Елену — смертного страха ради.
Что ещё сказать?
Бедная Ванда действительно умерла. Эта девушка искренне верила, что помогает человечеству, но молились за неё лишь герои нашего рассказа. Вся Церковь за неправославных не молится, уважая данную Богом свободу воли и выбора каждого человека, а с точки зрения протестантов, увы, в загробном мире у Ванды и так всё должно быть замечательно.
Голубоглазую Фотинию Елена поминает в каждой заупокойной записочке и надеется, что та когда-нибудь тоже её помянет в своих молитвах перед Господом. Ведь их души успели увидеть друг друга.
Ну и последнее. Впереди у Лены — долгая жизнь. Муж прощён: пусть живёт так, как ему хочется. А дети всегда были рядом с ней. Они были так сильно больны, что врачи даже не рисковали заговаривать об этом со своей нервной пациенткой или же сами многого не знали.
А впереди нашу героиню ждали многочисленные любящие внуки. И среди них, конечно же, Леночка, Маша и Светочка (на церковном языке — Фотиния). И любимый внук Ванечка, названный в честь отца Иоанна — священника, крестившего Елену. В три года Ванюша уже ждёт каждого причастия, а дома «кадит». И просит сшить ему облачение. И отец Иоанн, их общий духовный отец, эту игру почему-то благословил. Может, монах или священник растёт? А кто же, кроме любимой и любящей бабушки, сможет так хорошо воспитать своих православных внуков? Правильно! Никто.