«Заплакала верблюдица, как человек...»
Михаил Хонинов — калмыцкий поэт
Ветры калмыцкие, степи на тысячи вёрст,
Небо высокое — полное радужных звёзд.
В лёгких кибитках поклажа, с едою тюки,
Малые детки, мамки и старики.
Летом песок, а зимою безудержный снег.
Шли по степи караваны, в них жил человек.
Притчу премудрый калмык рассказал мне одну
Ехали вместе в вагоне мы с ним, в Астану:
«Срок подошёл молодой верблюдИце рожать,
Мучилась ночь, не могла — ни поесть, ни поспать,
В муках, страданиях целую ночь провела
И лишь под утро приплод наконец принесла.
Но очерствела от боли вербдюжья душа,
Не подпускает к себе ни на шаг малыша!
Слабнет малыш, как тюльпанчик примятый поник,
Тщетно хлопочет над ними премудрый старик -
„Как же верблюдицы норов теперь обуздать,
Как верблюжонка у смерти костлявой отнять?!
Надо нам песни печальные ласково петь!
Чтобы душа у верблюдицы стала скорбеть...“
Домбра и скрипка и голос печальный взывал
К сердцу верблюдицы. Маму отчаянно звал!
И зарыдала верблюдица как человек,
Падали крупные слезы у ней из-под век
Взбухли сосцы, прилила к её сердцу печаль
Вдруг нестерпимо ей стало родимого жаль.
Струны калмыцкой домбрЫ заставляли дрожать,
С песнею нежной проснулась в верблюдице мать.
Мягко ступая, младенца подводит чабан,
Замер в надежде на чудо ночной караван.
Ноздри трепещут — обнюхала. Свой, иль чужой?
Вырвался вздох и прерывистый и затяжной...
А верблюжонок толкался в набухшую грудь,
Прятал чабан свои слёзы, пытаясь сморгнуть.»
Стала занозой та притча на сердце моём.
Вот для чего мы с тобой наши песни поём! —
Чтобы, жестокость и гордость на сердце круша,
Красным, калмыцким тюльпаном раскрылась душа!