В санаториях только начался ужин. Но Соколовым совсем не хотелось в этот вечер кушать гуляш, оставшийся с обеда, неизменную паровую котлету, или люля-кебаб, или шницель, что в санаторной столовой было одинаковым. Тем более, что пару часов назад Борис Семёнович с женой и сыном хорошо посидели в «Чайном домике», скушав пару шампуров шашлычка из свиной корейки, по порции жареной форели, по сочно-жирной шаурме, да плюс салат, да плюс коньяк для взрослых и сок для Женьки. Однако совсем оставаться без ужина было бы неправильно, и Соколовы отправились на Курортный бульвар, где на «пятачке», в гастрономчике ютилось приличное кафе «Мороженое».

Посетителей в этот час было немного, и Борис Семёнович без всякой очереди взял по три разноцветных шарика ледяного лакомства, политых джемом и сиропом, присыпанных шоколадной и кокосовой крошкой. Соколовы расположились за свободным столиком на высоких «баночках» - так со времён своей флотской юности Борис Семёнович называл стульчики-табуреты. Люди в кафе неспешно, жмурясь от удовольствия, поглощали ложечками мороженое, запивая молочно-фруктовым коктейлем. Спиртного за столиками не было. Лишь у окна два сбитых мужичка безмолвно цедили пиво. У самого входа на «баночке» сидел бомжик. Он был завсегдатаем. В неизменном демисезонном пальтишке зимой и летом, тем не менее, чистеньком, без запаха, да и весь он был какой-то аккуратненький, чистенький, только что не бритый. Было ему уже за шестьдесят, а может и больше. Милостыню не просил, лишь изредка, когда кто-либо из посетителей не доедал мороженое или печенье, он спешно, чтобы не мешать людям, переносил лакомые объедки за свой столик и, радуясь, как ребёнок, кушал. К спиртному не притрагивался. Никогда. Время от времени посетители протягивали ему мятые бумажки денежных купюр. Сами. Он, расплываясь в счастливой улыбке, благодарил, спешно прятал деньги в карман пальтишка и всё также, стараясь никому не мешать, продолжал блаженствовать на своей «баночке». Женька, первый раз увидев этого бомжика, долго плакал. Так жалко ему было бездомного и больного «дедушку». А потом привык. А Борис Сергеевич и его жена Вера Васильевна и вовсе не обращали внимания на чудного старичка.

Пиршество Соколовых было в разгаре, когда в гастроном завалилась шумная молодёжная компания. Одна девица и семеро спортивных, круглолицых, широкоплечих, стриженых молодцов, каждый из которых – мечта районного и даже городского военкомов по выполнению плана призыва. С первой же секунды их появления стало ясно – пришли хозяева. Нет, не хозяева гастронома или кафешки. Хозяева всего: города, жизни, покоя, в том числе и семьи Соколовых. Будет весело им – могут веселиться и остальные, станет им грустно – держись, курорт, молись, курортник.

Они сдвинули вместе три столика. Девица и четверо самых внушительных молодчиков сразу плюхнулись на «баночки». Один пошёл делать заказ, а двое поплыли по залу собирать свободные стульчики. Таковых для весёлой компании требовалось всего четыре, а свободных оставалось в кафешке только два. И тогда, без долгих раздумий один из молодцов направился к бомжику. Тот, счастливо улыбаясь, поспешно вскочил с места, услужливо подвинул свой стульчик навстречу надвигающемуся несостоявшемуся защитнику отечества, и даже пробормотал какие-то слова благодарности. Молодчик, не глядя на старика, двумя пальчиками поднял увесистый стул и, как пушинку, понёс к своим столикам. Видевший эту картину Женька едва не заплакал:

- Папа, зачем они дедушку обижают?
- Тише, сынок, тише.
Борису Семёновичу и самому не понравилась выходка хамовитого верзилы, но ведь на «баночке» не написано, что она собственность бомжей и нищих стариков. Верно? В конце концов, никто этого старика сюда не прописывал. А ребятам отдохнуть хочется. Дело-то молодое. Вот он, Борис Семёнович, и жена его, и сын захотели сегодня посидеть в «Чайном домике», так это их право. На то и курорт, чтобы хорошо отдыхать. Ну, бесспорно, этот паренёк был излишне грубоват со старым человеком, и будь Борис Семёнович чуть помоложе, он наверняка бы сделал бы замечание. Но сейчас, на глазах у сына, да и бессмысленно это. Их же семеро. Семеро!

А тем временем для компании нашёлся последний стульчик. За соседним от того, где восседали Соколовы, столиком, на широкой и высокой баночке приютился карапуз лет четырёх. Напротив сидела его мама, а ещё один стульчик был занят пакетами. Очевидно, молодая мамаша заняла место для кого-то третьего. Квадратный молодчик подошёл и без малейшего интереса бросил в воздух не вопросительно, а почти утвердительно:

- Свободно.
- Занято. Сейчас вернётся мой муж.
- Когда вернётся, тогда вернётся, а сейчас – свободно.

Он снял пакеты, поставил их рядом со стульчиком малыша и хотел было нести освободившуюся баночку к своему столику, но тут взгляд его оценил стульчик ребёнка, более удобный и широкий. Он мгновенно перенёс малыша на освобождённую от пакетов баночку, а стульчик карапуза забрал с собой.

Тут уж Борис Семёнович не выдержал. Он хотел немедленно увести свою семью из этого вертепа хамства и бандитизма, но едва набрал в лёгкие воздух, чтобы скомандовать передислокацию, твёрдый, уверенный голос, из тех, что не повторяют фразы дважды, заставил его, да и всех посетителей кафе перенести своё внимание к окну, где восседали любители пива. Один из них, без малейшего намёка на волнение, с азартной искоркой усмешки в уголках глаз, выкладывал, как карту, прятавшую королевский покер, на широкое игровое поле судьбы выверенные до ультразвука слова:

- Погляди, Серёга, на этих «бычков». Они, видимо, решили, что стали козырными ребятами. Да только таких козырных мы с тобой, Серёга, видали. И не раз. Таких надо опускать на место.
Над строенным столиком воцарилась пятисекундная тишина, пока самый крепкий, лысый, с бульдожьей челюстью парнишка не поперхнулся возмущением:
- Что? Что он там провякал?
- Это ты мне? Это мне, мальчишечка, ты сказал: «провякал»?

Мужик не повысил голоса. Тот же тембр, та же интонация, та же искринка, ухмылка, усмешка. Но всем, без исключения, в гастрономе показалось, что над столиками прокатился раскат грома.
- Ты, мальчишечка, видимо, давно не брал уроки хорошего тона. Ты, видимо, считаешь себя героем. Придётся тебя разочаровать. Ты не герой. Ты – ноль.
- Что вы к нам привязались, мы же вас не трогаем, - влез в диалог тот самый молодчик, что отобрал стул у малыша.

- А тебе вообще слово не положено. После того, как ты обидел ребёнка, ты перестал быть человеком. Ты - дерьмо. Слышишь, брат мой Серёга, какая вонь из того угла?
Все присутствующие мгновенно обратили взоры на Серёгу. Тот сидел вполоборота к компании и пил своё пиво. Ни один мускул, ни одна жилка не дрогнули под короткой майкой, обнажавшей многочисленные татуировки. Серёга не ответил. Он лишь, не спеша, открывашкой откупорил новую бутылку, а затем твёрдой, как титан, рукой медленно-медленно налил пиво в бокал, по самую кромку. Вот это-то Серёгино спокойствие и решило исход кампании. Семеро молодчиков и их девица были раздавлены, как червяк колёсами КАМАЗа. Минуты две ещё они сидели притихшие, не глядя друг на друга, пока наконец девица не шепнула чуть слышно:
- Пойдёмте отсюда, мальчики.

Семеро смелых, сильных, крепких хозяев жизни, забыв про свой заказ, про пиво и мороженое, встали из-за столиков и, стараясь стать своими тенями, растворились в дверном проёме.
Серёга и его спутник всё так же спокойно, неспешно продолжали потягивать из бокалов пенный напиток. Борис Семёнович потёр от удовольствия руки, повторив про себя дважды: «Сделали они их. Вдвоём семерых. Сделали». Женька со смаком опустил ложечку в персиковый шарик мороженого. Хорошо! Вера Васильевна, обычно молчаливая, прошевелила губами что-то похожее на «Слава Богу!» Официантки раздвинули столики, аккуратно расставив возле них «баночки». А бомжик, сияя счастливой улыбкой, пособирал с этих столиков нетронутые вазочки с мороженым. То-то будет ему пир! Соколовы закончили ужин и отправились гулять в парк. У самой двери Борис Семёнович оглянулся на победителей. Серёга открывал новую бутылку. Поблагодарить бы их. Да вдруг не поймут.

5 августа 2005 г.