Это случилось год или два тому назад, когда в Михайловском медицинском институте был устроен капитальный ремонт. С учетом того, что подобный ремонт не проводился со времени основания института, то есть с конца тридцатых годов, его по праву можно было считать не менее выдающимся событием из жизни этого ВУЗ-а, чем смена очередного ректора. Ведь ректора, как короли, приходят и уходят, а стены стоят себе и стоят… впрочем, что о том говорить!
Любопытно было наблюдать, как в ходе ремонта старое здание преображалось на глазах. Но гораздо любопытнее оказывались находки и открытия, которые делали рабочие, выполнявшие этот ремонт. То за слоями штукатурки, обсыпавшейся под ударами перфоратора, как заветная дверца за холстом в каморке папы Карло, обнаруживался замурованный вход в позабытую-позаброшенную лаборантскую, заваленную заплесневелыми пособиями и протухшими лекарствами. То какой-нибудь злополучный рабочий получал травму электротоком, неладно наткнувшись на не значившиеся в плане кабели, проложенные неизвестно кем и неведомо для чего. Однако самая невероятная находка едва не стоила жизни одному из рабочих. По его словам, увидев это, он чуть не умер со страху.
Здесь следует сказать, что строительная бригада, ремонтировавшая здание мединститута, имела интернациональный состав. Начальника ее звали Нариманом, а среди подчиненных он имел и своих соплеменников, и нескольких русских, а также таджиков, которых предприимчивый Нариман поставил на самый грязный участок, где отказывались работать все остальные. Полагаю, понятно, что речь идет об институтском подвале.
Подвал Михайловского мединститута являлся весьма примечательным в своем роде местом. И потому заслуживает отдельного описания. Спуститься туда можно было по бетонной лестнице, положенной поверх старых железнодорожных рельсов. Однако не всякий человек решался совершить этот подвиг. Ибо лестница была настолько узкой и крутой, что смельчак ежесекундно рисковал свалиться с этого рукотворного межэтажного Эвереста. Оставалось загадкой, какому тайному недоброжелателю рода человеческого пришла в голову злодейская мысль построить лестницу, предназначенную не столько для перемещения по ней, сколько для падения с оной. Впрочем, решения и поступки, в основе которых лежит принцип «и так сойдет», приводят к куда более опасным последствиям, чем тщательно спланированные злодейства…
…Лестница вела в крошечный тамбур со щелястой дверью, за которой открывался сумрачный, смрадный коридор, где гуляли сквозняки. Пол коридора был выкрашен масляной краской. Точнее было бы сказать «вымазан», потому что при взгляде на него казалось: горе-маляры, решив не утруждать себя, просто вылили на пол бочку краски и размазали ее швабрами. В итоге засохшие лужицы краски приобрели вид не то болотных кочек, не то коровьих лепешек. А по центру пола на всем его протяжении виднелись две параллельные выщербины, напоминавшие дорожную колею. Эта загадочная, проложенная неведомым транспортным средством колея вела к двери на заднем конце коридора, за которой открывалось обширное помещение с бетонными сводами, которые с обеих сторон поддерживал ряд кирпичных столбов, и дощатым полом, местами вспучившимся, а местами провалившимся. Вот этот-то пол и было поручено разобрать молодому рабочему из Таджикистана Рашиду Мирбобоеву.
— Ломать — не строить! — ухмыльнулся Рашид, обрушивая тяжелую стальную кувалду на ветхие доски. В следующий миг под их жалобный треск он сам рухнул куда-то вниз.
В первые секунды после падения Рашид не мог понять, что случилось. Когда же к нему вернулась способность соображать, он догадался, что провалился под пол. К счастью, неглубоко — по пояс. Тем не менее, при падении он сильно ушиб ногу о какой-то твердый предмет внизу. Но что там может быть?
Рашид глянул под ноги и разглядел пол, облицованный метлахской плиткой. Похоже, тут когда-то была баня…
Затем он увидел край фанерного ящика с прибитой к нему табличкой. На табличке были написаны три слова: «Диссертация. Не вскрывать».
Разумеется, Рашид, не искушенный в тонкостях русского языка, не понял, что означает первое слово. Вроде бы, какое-то имя. Зато два других… Почти все люди, вне зависимости от их национальности и образованности, воспринимают их с точностью до наоборот. Вот и Рашид, поднатужась, приподнял фанерную крышку…
И заорал от ужаса, увидев женскую голову, пялившуюся на него белесыми, неживыми глазами. Голова плавала в банке с какой-то мутной жидкостью. Белокурые волосы покойницы колыхались, как водоросли в омуте, губы были искривлены в иронической улыбке. Казалось, голова сейчас насмешливо спросит: «ну, и как я тебе?»
Страшно, аж жуть!
* * *
Истошный крик Рашида пронесся по всем этажам мединститута — с первого по пятый. Но лишь один человек, а именно семидесятипятилетний профессор Онищенко, который в это время читал лекцию по нормальной физиологии, время от времени умильно поглядывая на пухленькую первокурсницу Юленьку, сидевшую на втором ряду слева, отреагировал на этот вопль должным образом. Недовольный тем, что кто-то осмелился прервать ход его мудрых мыслей и заставил испуганно вздрогнуть милую девушку, старый профессор вызвал охранника, возмущенно потребовал разобраться, кто это там безобразничает, и принять соответствующие меры к нарушителю порядка. После чего продолжил лекцию.
Спустившись в подвал, охранник извлек Рашида из подпольной западни. Однако вывести его наверх оказалось не так-то просто: похоже, при падении рабочий серьезно повредил ногу, и каждый шаг вызывал у него сильную боль. А вскоре после того, как вызванная бригада скорой помощи увезла Рашида в больницу, в мединститут пожаловал некий гость. То был человек средних лет, по виду — типичный потомок Авраама, чрезвычайно темпераментный и подвижный. Он обегал весь институт — побеседовал с охранником, спустился в подвал, навестил располагавшуюся на первом этаже кафедру топографической анатомии, а также соседние кафедры. И при этом тараторил, не умолкая:
— Как таки вы ничего не знаете? Не может быть! Я должен это выяснить! Я должен знать правду!
* * *
Спустя два дня на первой странице свежего номера местной оппозиционной газеты, главным редактором которой был скандально известный на всю Михайловскую область журналист Ефим Авраамович Гольдберг, появилась огромная статья под заголовком «Доктор Смерть из Михайловска». Вот что в ней было написано:
«Вчера в подвале Михайловского медицинского института была обнаружена страшная находка: расчлененное тело молодой красивой женщины. Оно было замуровано под полом и случайно найдено одним из рабочих. Редакции удалось выяснить, что, хотя ряд кафедр мединститута до сих пор по старинке пользуется анатомическими препаратами, тем самым нарушая право каждого человека на погребение после смерти, зловещая подвальная находка не является препаратом. Полагаю, понятно, какие выводы из этого следуют. Налицо преступление, и перед нами — его страшные следы.
Но кто та несчастная, жизнь которой была так ужасно и безвременно оборвана под сводами учреждения, где, как принято считать, учат людей, отнимающих у смерти людские жизни? И кто убийца?
Пока очевидно одно — это крайне опасный преступник, умеющий заметать следы. Ведь он не просто расчленил тело своей жертвы, но постарался придать ему вид анатомического препарата. А, чтобы действовать наверняка, замуровал его под полом мединститута, где, судя по всему, и было совершено убийство.
И все же кто тот, перед чьим преступлением меркнет зловещая слава Чикатило? Доктор Смерть, михайловский Менгеле1 — кто он? Мы ждем ответа от михайловской прокуратуры. Не просто ждем — требуем принять меры и обезопасить наши жизни от убийцы в белом халате, втихомолку готовящего новое преступление.
Кто станет его следующей жертвой?»
Под статьей значилось — Евфимий Михайловский. Именно таким псевдонимом подписывал свои статьи Ефим Авраамович Гольдберг.
А где статья — там и расследование.
(продолжение следует)
__________________
1 Йозеф Менгеле — врач-фашист, проводивший опыты на заключенных Освенцима и прозванный Ангелом Смерти.
Это случилось год или два тому назад, когда в Михайловском медицинском институте был устроен капитальный ремонт. С учетом того, что подобный ремонт не проводился со времени основания института, то есть с конца тридцатых годов, его по праву можно было считать не менее выдающимся событием из жизни этого ВУЗ-а, чем смена очередного ректора. Ведь ректора, как короли, приходят и уходят, а стены стоят себе и стоят… впрочем, что о том говорить!
Любопытно было наблюдать, как в ходе ремонта старое здание преображалось на глазах. Но гораздо любопытнее оказывались находки и открытия, которые делали рабочие, выполнявшие этот ремонт. То за слоями штукатурки, обсыпавшейся под ударами перфоратора, как заветная дверца за холстом в каморке папы Карло, обнаруживался замурованный вход в позабытую-позаброшенную лаборантскую, заваленную заплесневелыми пособиями и протухшими лекарствами. То какой-нибудь злополучный рабочий получал травму электротоком, неладно наткнувшись на не значившиеся в плане кабели, проложенные неизвестно кем и неведомо для чего. Однако самая невероятная находка едва не стоила жизни одному из рабочих. По его словам, увидев это, он чуть не умер со страху.
Здесь следует сказать, что строительная бригада, ремонтировавшая здание мединститута, имела интернациональный состав. Начальника ее звали Нариманом, а среди подчиненных он имел и своих соплеменников, и нескольких русских, а также таджиков, которых предприимчивый Нариман поставил на самый грязный участок, где отказывались работать все остальные. Полагаю, понятно, что речь идет об институтском подвале.