Ты, мой первый, мой рыцарь, был жгучим огнем.
Пожирал все, что есть, на пути, на своем.
Ты бросался, как в битву, и шел напролом.
Даже в доме своем был, как в поле чужом.

Был второй мой и тверд, и логичен — земля:
Все на месте своем, и причина — своя.
Он лепил и себя, и других, не тая:
«Ты и я, весь наш мир — мастерская моя».

Был мой третий, как воздух, и легок, и свеж.
Наполнял, опьянял сладким вкусом надежд.
Проникал сквозь мельчайшие поры одежд.
Исчезал без следа, как сомненья невежд.

А четвертый был мой вездесущей водой.
Был уступчив и ловок — совсем не герой.
Был податлив и мягок. Как сонной травой,
Мог расслабить — забрать в мир бесформенный свой.

Кем же я-то была? Просто нежным цветком.
И под солнцем чужим. И во поле чужом.
Обвевали чужие ветра. И дожди,
Что поили меня, были все не мои.

Мне хотелось дышать — не проветривать грудь.
Мне хотелось воды, чтобы пить — не тонуть.
Нужно было тепло: и себе, и в поля.
Чтоб расти, не лежать в ней — родная земля.

(Сб. «Острова любви»)