Страницы
— Счастливый ты человек, Аркадий, а мне почему-то никаких видений не является.
— Я твое видение, Игорек, вполне реальное, можешь пощупать. Ты когда в последний раз в церкви был?
— Два месяца назад, на годовщину матери заходил, свечки ставил.
— Заходил он, — передразнил его отец Аркадий, — как духовный врач я тебе, Игорь, ставлю диагноз: из прихожанина ты превратился в захожанина, потому-то и стал легкой добычей рогатого. Ты лучше мне ответь, когда ты последний раз исповедовался и причащался?
— Не помню, — Игорь прикрыл один глаз, напрягая память, — кажется, в прошлом году. Нет, в позапрошлом, перед Пасхой. Да, точно, на Страстной, в Великий четверг.
— И это все? — удивился Аркадий.
— Но в этом году на Великий четверг у меня была срочная операция.
— Он оправдался! — негодовал отец Аркадий. — Только на Великий четверг разве Божественная литургия служится?
— Ты сам виноват, уехал в свою деревню бороться со своим змием, а друга своего бросил одного, змий-то от тебя и приполз ко мне, паразит. Когда ты был здесь, я же каждое воскресенье ходил на службу.
— Нашел няньку, ты, вроде, уже давно взрослый человек.
— Не будем мы с тобой, Аркаша, ругаться, плохо мне. Между прочим, помнишь, что Экзюпери писал: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
— Что же ты, зверь какой, чтобы тебя приручать? — захохотал отец Аркадий.
— Так не буди во мне зверя, дай скорее выпить, — в тон ему закричал Игорь.
— Не дам, — смеялся отец Аркадий, — кусочек сахара — пожалуйста, да и то, если хорошо будешь себя вести.
— Буду вести себя хорошо, если дашь то, что настаивается на этом кусочке сахара, а если нет, то берегись, я зверь опасный, — и, зарычав сквозь смех, он кинулся на отца Аркадия.
Они, сцепившись и свалившись на пол, стали бороться, катаясь по ковру, как малые дети. Наконец отец Аркадий одолел Игоря и, восседая на нем, спросил:
— Ну что, сдаешься?
— Сдаюсь, сдаюсь, — взмолился Игорь. Когда они встали с пола и отряхнулись, отец Аркадий сказал:
— А ведь в детстве я тебя побороть не мог, делай выводы, Игорек, ты же у нас врач.
— Если серьезно, друг мой Аркадий, то я вот какие выводы из нашей беседы сделал. Здесь меня сейчас ничто не удерживает, так что забирай меня с собой в деревню. Смена обстановки, да и духовная терапия с твоей помощью мне только на пользу пойдут.
Отец Аркадий озадаченно почесывал переносицу, над чем-то раздумывая.
— Ну что молчишь, Аркаша? Не бойся, не объем тебя, у вас, небось, в деревне и врачей-то толковых нет, буду сельским врачом.
— Господи, ну что ты мелешь, Игорь, всякую ерунду, я совсем о другом думаю. Псаломщик у меня, Михаил Иволгин, ярый антисемит. Тебе это будет неприятно, да и он взбеленится.
— А, чихал я на твоего антисемита, меня как Марк Яковлевич уволил сегодня, я чуть сам антисемитом не стал.
— Ну, как знаешь, я тебя предупредил. Положа руку на сердце, я очень даже рад, что ты со мною будешь. Я ведь тоже по тебе скучал.
— Врешь, — радостно закричал Игорь, — ты не по мне скучал, ты по шахматным баталиям со мной скучал.
— Тут ты ошибаешься, Игорек. Иволгин — сильный шахматист, так что в этом мне скучать не приходилось.
— Отлично, отец Аркадий, значит мы с твоим антисемитом поладим.
— Навряд ли, — с сомнением покачал головой отец Аркадий.
С утра Игорь собрал необходимые пожитки и, разместившись в стареньком «Москвиче» отца Аркадия, они тронулись в путь. Когда подъезжали к селу Карповка, где служил отец Аркадий, то еще полчаса ждали паромную переправу через реку.
— Это вы каждый раз так ждете? — удивился Игорь.
— Еще, слава Богу, работает, а то он частенько ломается, тогда в объезд к мосту, а это еще два часа езды.
— Ого, в какой ты медвежий угол забрался, но это хорошо, — добавил Игорь, — подальше от мира, искаженного человеческой неправдой.
— Что же ты думаешь, за речкой одни праведники живут? Нет, Игорь, все мы в Адаме согрешили, все.
Дом отца Аркадия Игорю очень понравился.
— Давно я мечтал в деревянном доме пожить, — входя на крыльцо, говорил Игорь.
В доме, увидев русскую печь, он подбежал и стал с восторгом поглаживать ее рукой:
— Я ведь только на картинках в книге видел такую, а здесь настоящая. Мама мне рассказывала, как она в детстве на русской печи спала, даже говорила, что в печи они мылись! Где же тут можно мыться?
— Для мытья у нас банька есть, а спать можешь на ней, сам я лично предпочитаю свою кровать.
Зайдя в горницу и осматривая стены из обтесанных деревянных брусьев, Игорь продолжал восхищаться:
— Красота да и только, а у нас кругом один бетон. Боже мой, как мне надоел этот бетон!..
— Ну, хватит причитать, — оборвал его восторги отец Аркадий, — мой руки — и к столу, посмотрим, что тут нам баба Нюра наготовила.
Не успели они поужинать, как в дверь постучали. Вошел высокий мужчина лет тридцати пяти. Пышные черные волосы обрамляли продолговатое лицо с небольшой, аккуратно подстриженной черной бородой. Крупный прямой нос снизу опирался на чапаевские усы, а сверху, уже на нос, опирались густые сросшиеся на переносице брови. Завершал его портрет пронзительный взгляд темно-карих, глубоко посаженных глаз и плотно сжатые губы. Словом, весь облик свидетельствовал о решительном и властном характере. Такого хотелось спросить: Вы в каком полку служили?
Он подошел к отцу Аркадию под благословение, метнув недобрый взгляд в сторону Игоря. Тот ответил широкой добродушной улыбкой. Отец Аркадий представил его:
— Мой друг, врач-хирург Игорь Львович Шульман. А это, — обратился он к Игорю, — наш псаломщик Михаил Юрьевич Иволгин.