Добавить комментарий

— После экранизации «Дозоров» о вас узнали многие люди, до этого фантастикой не интересовавшиеся. В том числе, и православные. Мнения по поводу ваших произведений разделились. Кто-то в восторге, а кто-то находит в ваших книгах чуть ли не пропаганду сатанизма. Откуда могло взяться такое понимание «Дозоров»?

— Дело в том, что фантастика — это литература условная, и никто из фантастов не пытается убедить читателя, что мир, им описанный, существует на самом деле. Разумеется, не существует ни магов, ни вампиров, ни оборотней, это все исключительно художественные образы. Точно также Льюис, описывая Нарнию, населяет ее ведьмами и минотаврами. Очевидно, что для него это также было лишь художественным приемом, причем использует он этот прием, чтобы рассказать как раз о Христианстве в максимально популярной форме.

Непонимание имеет место, когда православный человек начинает судить художественное произведение исключительно с точки зрения религии. Тогда и возникают такие мнения, о которых вы говорите. И Антон Городецкий, главный герой «Дозоров», подозрительный персонаж. И, если разобраться, Колобок тоже явно творение диавольское.

Надо понимать, что есть религия, а есть художественное творчество, которое всего-навсего пользуется другим инструментарием.

— Вы начинали писать «Дозоры» в 1997 году, еще не будучи крещенным. А «Последний дозор» вы написали уже после крещения. Как, на ваш взгляд, крещение повлияло на романы?

— Я не думаю, что эта ключевая перемена в моем мироощущении как-то отразилась на «дозорном» цикле. Начиная писать «Дозоры», я понимал, что магическая тематика является весьма скользкой для верующих людей, хотя сам я тогда еще верующим человеком не был, скорее агностиком. И я решил сознательно убрать из текста все возможные упоминания о Боге и диаволе, да и всю религиозную составляющую в целом. На самом деле, это не совсем получилось, несколько упоминаний о религии в «Дозорах» все-таки есть, там где это необходимо вытекает из контекста.

Как бы там ни было, явно сказаться на тексте мое крещение не могло, так как я изначально дистанцировал своих героев от религии.

— Итак, вы сознательно исключили религиозную тематику из «Дозоров». Но в 2003 году В. Каплан написал повесть, где поместил в мир дозоров верующего христианина, разрывающегося между очевидно неприемлемым для него дневным дозором, олицетворяющим темные силы, и ночным дозором, который для христианина тоже есть сила нечистая.

— Да-да, помню. Очень талантливая вещь. На мой взгляд, это действительно христианское произведение, которое исследует именно то, от чего я сознательно уходил в «Дозорzalozhnikах», то есть поведение верующего человека, который внезапно сталкивается с миром магии. Для этого человека одна из противоборствующих сторон — абсолютное зло, но и другая сторона, сторона светлых магов из Ночного дозора, — тоже зло. Он не может встать ни на одну из сторон, но жизнь заставляет его соприкасаться с этим миром и делать какой-то выбор.

Это очень интересное, по-настоящему христианское исследование, которое, я надеюсь, скоро будет переиздано. К сожалению, в 2003 году его публикация не состоялась по вине издательства.

— На ваш взгляд, насколько вообще этично использовать виртуальный мир, созданный чужим воображением, для решения собственных творческих задач?

— Мне кажется, это вполне можно делать в ряде случаев. Бывает, что такой «фанфик» является чем-то вроде литературного комплимента. Например, я писал нечто подобное по мирам братьев Стругацких.

Иногда писатель создает мир и сам приглашает коллег поучаствовать в нем. Например, так поступил писатель Хаген в известном цикле о космических кораблях. А бывает, что мир, созданный каким-либо автором, становится настолько популярен, что вокруг него возникает большое количество «фанфиков», как содержательных, так и абсолютно ерундовых. Главная опасность для автора подобных вещей заключается в том, что он может стать «профессиональным подражателем», ведь любой начинающий автор проходит такой этап. Чаще всего, конечно, невольно. Важно не застрять в этом этапе, ведь подражание, как правило, хуже оригинала.

— Вы сами сейчас сказали, что специально исключали из «Дозоров» упоминания о религии. Да и в целом эта тема несвойственна вашему творчеству. А возможно ли, что вы однажды напишите книгу, основой которой было бы описание внутреннего мира верующего человека?

— Я никогда заранее не знаю, о чем будет моя следующая книга, так что мне сейчас сложно ответить на ваш вопрос. Так или иначе, тема отношений Бога и человека присутствует во многих моих рассказах, но посвятить этой очень сложной проблеме целый роман пока не готов.

— Современную православную художественную литературу часто обвиняют в излишней назидательности, зашоренности, «лубочности». В чем вы видите путь к преодолению этих закоренелых недугов? Какой бы вы хотели видеть православную литературу?

Может это и банальность, но в пример современным православным писателям я бы привел своего любимого автора — К. С. Льюиса. Он продемонстрировал очень большой набор вариантов того, как можно писать на религиозные темы, начиная от детской сказки и заканчивая философским трактатом. Главная проблема современной православной литературы заключается в ее чрезмерной ортодоксальности. В современных православных книжках слишком много догм и ограничений и слишком мало живой, настоящей веры и непосредственного творчества. В результате получаются абсолютно верные с точки зрения христианской догматики вещи, которые, правда, совершенно неинтересны и предсказуемы для невоцерковленного человека. Возникает литература, которую могут оценить только те, кто уже в Церкви. Мне хотелось бы увидеть миссионерскую, а не назидательную литературу. Миссионерство — это не только твердость в вере, но и умение понять другого человека, встать на его место и вместе с ним заново пройти путь от неверия к вере.

— А если ли, по вашему мнению, какие-то православные произведения, которые сумели бы выйти за рамки только воцерковленной аудитории?

— Я, пожалуй, не могу назвать ни одного. Конечно, я не так внимательно слежу за современной православной литературой, чтобы четко сказать: «Нет, таких вещей не было». Возможно, просто мне они не попадались.

— С чем, на ваш взгляд, связан повышенный интерес к инореальным и апокалиптическим сюжетам в современных массмедиа? Только за последние месяцы вышло множество фильмов и книг, посвященных этим темам, например, «2012» и «Аватар».

— Мне не кажется, что интерес к эсхатологической тематике свойственен только нашей эпохе. Людей всегда занимала тема конца Мира. То же самой относится и к бегству от реальности. В начале XIX века от реальности пытались убежать романтики: Байрон, Шелли и т. д., сейчас эта тенденция благополучно перекочевала в кинематограф и фантастическую литературу. Несомненно, нездоровый интерес к виртуальным мирам связан, помимо всего прочего, с глубоким кризисом, который сейчас испытывает западная цивилизация. Мне кажется, мы подсознательно ждем конца света, но не библейского Армагеддона, а просто конца существующего мирового порядка. И, конечно, люди бегут от реалий общества потребления в инореальные миры книг, кино, Интернета и компьютерных игр, где все проще, все честнее, где звенят мечи и побеждает Добро. Это, по сути, детская мечта о том, что «я убегу и буду жить среди индейцев». Конечно, это проще, чем пытаться преобразить реальность вокруг себя. Подобные тенденции имели место всегда, но сейчас они особенно обострились, чему поспособствовало фантастически быстрое развитие интернет-среды.

— По поводу ухода в Интернет от проблем реальной жизни: писатель Сергей Минаев утверждает, что Интернет есть «сообщество неудачных», не сумевших реализоваться в жизни и потому ушедших в Интернет.

— Я в Интернете видел много разных людей, в том числе и в реальной жизни вполне состоявшихся (по крайней мере, в материальном смысле). Встречал и успешного бизнесмена, телеведущего и писателя Минаева. Я бы не сказал, что приведенная вами цитата — это абсолютно правильная формула. Речь может идти о том, что Интернет стал пристанищем в том числе и для таких людей. Интернет — это в первую очередь возможность надеть маску, стать не тем, что ты есть на самом деле, и, конечно же, этим пользуются люди, чувствующие неудовлетворенность своей жизнью. Они находят отдушину в Интернете, где могут доказать себе, что они чего-то стоят. Но точно так же в Сети есть и вполне состоявшиеся люди, для которых Интернет — своего рода возможность поиграть по другим правилам, отдохнуть и расслабиться. Сейчас очень модно такое явление как «дауншифтинг», когда люди бросают все, уезжают на берег океана и лежат там, глядя в небо и питаясь на один доллар в день. Так вот, Интернет может выполнять функции своеобразного «мини-дауншифтинга».

— Вы, вероятно, имеете довольно полное представление о православной блогосфере. Как вы оцениваете это явление?

— Да, я, разумеется, не раз сталкивался с представителями православной блогосферы. Скажу сразу: православная интернет-тусовка кажется мне чересчур замкнутой, причем как в кругу друзей, так и в кругу врагов. Православные блоги, к сожалению, составляют единое целое с блогами воинствующих атеистов, ультраправых мусульман и сектантов, так как каждый здесь живет исключительно тем, что ругает соседа и яростно отбивает его нападки. Мне очень жаль, что православных блоггеров это касается в такой же, если не большей, степени, чем представителей других конфессий. Многие православные и блог-то заводят исключительно затем, чтобы устроить в сети «holy war», как насмешливо окрестили это явление англичане. И порой я испытываю очень большую неловкость, видя блоги православных, которые призваны рассказывать о Боге, Любви и Милосердии, а в основном занимаются тем, что проклинают окружающих в полной уверенности, что они выполняют свой долг. Я сейчас не буду называть имен, но, к сожалению, это бывают и представители духовенства.

— Блоги, будучи анонимным пространством, располагают к предельно искреннему и открытому общению. Не могут ли они стать важным инструментом проповеди Христианства?

— Сложный вопрос… Мне кажется, блоги дают не легкость общения, а иллюзию легкости общения. Это как вагонные разговоры, когда в купе сходятся четыре совершенно незнакомых человека и часто рассказывают друг другу какие-то вещи, которые они бы не рассказали даже близким друзьям, потому что они понимают, что через несколько часов разойдутся и больше никогда друг друга не увидят. А если увидят, то им будет неловко, так как один вспомнит, как он рассказывал про свои семейные проблемы, другой вспомнит, как рассказывал про свои проблемы на работе и так далее. То же самое в Интернете: сознавая свою анонимность, люди позволяют себе высказывания гораздо более резкие, чем в обычной жизни. Да, возможно, в Интернет-общении гораздо больше искренности, но это искренность, которая проистекает не из открытого сердца, а от закрытого лица.

— Сейчас имеет место тенденция приглашать блоггеров-тысячников вести колонки в СМИ или писать книги (так как тиражи уже обеспечены). Как вы к этому относитесь?

— Почему бы и нет? Если человек создал очень популярный блог, то это, как правило, означает, что у него есть свой интересный стиль, и есть круг людей, которым этот стиль интересен. Кстати, далеко не у всех популярных блоггеров получается создать что-то за рамками блогосферы, и есть люди, которые могут писать интересно лишь в формате блога.

Но если оказывается, что тот или иной блоггер может продолжать пользоваться спросом и в рамках статьи, журнальной колонки или книги, то это прекрасно. Не вижу в этой тенденции ничего плохого.

— В последние годы на каждом углу кричат о недостатке молодых талантливых писателей. Вы ощущаете такой недостаток?

— Скорее да, чем нет. На самом деле, авторов-то очень много. Но это, как правило, производная второго или третьего порядка. Писатели, появившиеся в литературном мире пятнадцать-двадцать лет назад, были в основном воспитаны на классической литературе. Мы могли эту литературу не любить и даже противопоставлять себя ей, но при этом мы ее хорошо знали. А поколение писателей, пришедшее после нас, воспитано уже на наших книгах. То есть, Куприна, Экзюпери и Бредбери они знают лишь по упоминаниям. И в этом заключается большая ловушка.

Авторы старшего поколения, к которым я уже не без некоторого содрогания отношу и себя, по крайней мере знали, на чем стоят, знали, где их корни. А молодые ребята, идущие нам на смену, думают, что стоят на наших плечах. А на чем стоим мы, даже не догадываются.

Так что есть явный недостаток молодых эрудированных авторов, которые бы понимали, что они живут в рамках определенного культурного пространства, которому надо соответствовать. Например, многие не понимают, что надо прочесть Библию, даже если ты неверующий. Не понимают, что, не прочтя Библию, ты не поймешь добрую половину мировой литературы. Не прочтя Библию, они не смогут понять, например, почему книга Саймака называется «Вся плоть — трава». В литературу приходит все меньше и меньше серьезно образованных людей. Приходят те, кто вырос на популярных фантастических книжках, на компьютерных играх, на боевиках Джеймса Кэмерона. И когда видишь в таких людях настоящий, большой талант, с ужасом понимаешь, что они вряд ли смогут его реализовать, просто потому, что они не знают, на каком фундаменте строится литература.

— А как вы можете прокомментировать распространенное мнение, согласно которому интерес к чтению в России по сравнению с СССР колоссально упал?

— Я думаю, что все-таки интерес к чтению в целом упал. Я вспоминаю свои школьные годы, прошедшие в глухой провинции Советского Союза. Ходил в обычную школу на окраине города, и класс был самый обычный, но читали там практически все. Кто больше, кто меньше, но все.

Дело в том, что в Советском Союзе имел место очень большой информационный голод: нет Интернета; телевидение — это два, максимум три канала; в кинотеатрах если есть какой-то западный фильм, пусть даже второго-третьего разряда, то считай, что тебе повезло. Поэтому, книга, открыв которую можно было погрузиться в другой мир, была настоящим сокровищем. Например, для меня, семиклассника, такой книгой был «Властелин колец» Толкина.

По сути, книги были единственной отдушиной. Сейчас для подростков эту отдушину заменили другие развлечения: в первую очередь, компьютерные игры и кино. Каждый день в любом кинотеатре идут десятки боевиков, а если лень идти, то можно их моментально скачать на торрентах и посмотреть тут же: быстро, бесплатно и удобно, хотя и не совсем законно. Количество общедоступных развлечений огромно. Причем я уж не говорю о том, что вместо чтения можно ведь и выпить пива, и покурить (не всегда даже и табак) с друзьями.

Даже абсолютно нормальная молодежь, дети интеллигентных родителей сталкиваются с таким информационным изобилием, что книга, которую надо купить, открыть и разбирать потом на бумажке какие-то закорючки, далеко не так востребована, как раньше. И ведь надо самому все себе представить, а не сидя в кресле смотреть, как на экране летают медузы и прыгают синие туземцы. Понятно, что книга проигрывает войну другим носителям информации. Книга фактически превращается в элитарное развлечение для немногих. Слава Богу, что пока в нашей стране таких «немногих» миллионы.

Раньше мы очень любили иронизировать над Америкой и ее «культурой комиксов». И это была ирония «по делу». Но вот сейчас комиксы заменяют книги у нас тоже, и хорошо еще, если ребенок будет хотя бы комиксы читать.

Процесс «элитаризации» книги, к моему глубочайшему сожалению, неизбежен. То же самое произошло с театром, когда появилось кино.

— Несмотря на общее падение интереса к чтению, ваши книги остаются популярными. Почему?

-То, что я пишу это достаточно увлекательные произведения. Они интересны и просто написаны. Читаются мои книги легко, «картинка» в голове встает яркая. Так что их с увлечением читает и современная молодежь, чему я очень рад. Может быть, когда они прочитают две-три моих книги, то они заинтересуются чтением и перейдут к классической литературе, ведь в моих книгах немало ссылок на нее. Они втянутся и, может быть, будут много читать до старости. Рассуждаю, как торговец наркотиками (смеется). Также популярности моих книг способствовали экранизации «Дозоров», вызвавшие очень большой информационный шум в свое время.

— Можете ли вы назвать какие-нибудь удачные сетевые литературные проекты?

— Чисто сетевых — нет. Как правило, если в Сети появляется что-то по-настоящему интересное, то через очень небольшой промежуток времени автор приходит в издательство, там его текст берут и выпускают. Любой сетевой автор стремится однажды быть напечатанным. Я не знаю ни одного автора, который бы отказался от возможности быть изданным.

Так что сетевая литература — это либо стартовая площадка для авторов, которые хотят заявить о себе, либо прибежище некоммерческих произведений, которые не могут быть изданы. «Некоммерческих» совсем не обязательно значит «неудачных». Просто их аудитория слишком мала или слишком разбросана в пространстве, поэтому издателям невыгодно их публиковать.

— Сейчас все более популярным становится такое явление как микроблоги. На ваш взгляд, возможно ли создавать что-то ценное с художественной точки зрения, используя этот формат?

В ста сорока символах, конечно, можно создать забавный рассказ, но не более. Есть такой писатель-фантаст Святослав Логинов. Воинствующий атеист — единственное, что могу сказать о нем плохого. Кстати, он автор нескольких, на мой взгляд, очень христианских по духу романов. Так вот, он очень любит жанр экстракороткого рассказа, иногда из одного предложения.

Как «игра ума», тренировка, искусственное ограничение объема произведения интересно. Но точно такой же тренировкой пера может быть любое другое ограничение, например: написать ямбом о любви и закате солнца. Конечно, такие вещи нельзя воспринимать всерьез. Это не более, чем игра. Через какое-то время она приедается всем участникам, и ее бросают.

— Но существует мнение, что буквально через несколько лет «твиттер» полностью вытеснит остальные формы сетевой жизни. Более того, некоторые боятся, что все человечество будет мыслить постами по сто сорок символов.

— Пятьдесят лет назад все пророчили, что телевидение скоро вытеснит книги, кино и театр. Однако, все эти виды искусства живы. Я не люблю давать предсказания, но сейчас дерзну: через пять лет слово «твиттер» будет прочно забыто большинством интернет-пользователей.

— Еще одна спорная тенденция, получающая все более широкое распространение, — электронные книги. На ваш взгляд, стоит ли отказаться от бумажной книги в пользу электронной?

— Честно говоря, я не совсем понимаю, почему из-за электронных книг разворачивается такая дискуссия. По моему мнению, текст есть текст, неважно, написан он на бумаге или на экране. У меня нет электронной книги, но просто потому что никак руки не доходят купить. Разумеется, хотим мы того или нет, электронная книга займет очень большую долю книжного рынка. Я думаю, что лет через пять с электронных носителей будет читаться где-то 70% текстов.

Единственное негативное последствие замены бумажных книг на электронные это, на мой взгляд, финансовый урон, который понесут издатели и авторы. Если не будет осуществлена полноценная защита авторских прав в Интернете и если книги будут незаконно выкладываться в Сети без разрешения авторов, как это происходит сейчас, то писательство элементарно не будет кормить авторов.

Кто-то будет писать в свободное от работы время, а кто-то превратится в журналистов, сценаристов, криэйторов и так далее. Кстати, все эти профессии уже сейчас приносят гораздо больший доход, чем писательство. А через десять лет вполне возможно, что автор будет получать десять тысяч писем от благодарных читателей и тысячу рублей гонорара за свою книгу. Так что какой-то процент писателей, несомненно, уйдет в смежные отрасли.

Но по своему и чужому опыту я знаю, что когда автор становится по-настоящему популярным, то ему уже очень тяжело совмещать писательство и основную работу.

— А не повысится ли качество литературы из-за ухода в другие отрасли большого числа не очень значительных писателей?

— Нет, это никак не взаимосвязанные вещи. Я слышал такую точку зрения: останутся только те, кто пишет действительно ради искусства. Все это — разговоры «в пользу бедных». Чтобы были киты, в море должен водится планктон. Для того, чтобы были хорошие авторы, нужно определенное количество литераторов, из которого естественным образом выделяются лучшие. Упадет общее количество — упадет качество. Яркий пример — наше современное кино. Сейчас в России снимается в год в десять раз меньше фильмов, чем в Советском Союзе. И хотя каждый фильм имеет гораздо больший бюджет, чем раньше, это вовсе не привело к тому, что шедевров стало больше. Скорее, наоборот.

— Чего вы хотели бы пожелать порталу «Православная Книга России» и его читателям?

— Я думаю, ваш портал должен нести то, чего так не хватает Рунету: любовь, включающую в себя и милосердие, и понимание, и умение прощать, и сочувствие. Хотелось бы, чтобы православный человек в Интернете не был агрессивен и нагл. При том, что его будут провоцировать, обижать, смеяться над ним. К сожалению, православные в Интернете пока что предпочитают не подставлять вторую щеку, а развернуться и дать сразу с ноги обидчику. Я думаю, если бы ситуация изменилась, это привело бы к интересным и неожиданным результатам. Так что я желаю вам и вашим читателям любви, даже к тем ближним, которых вы встречаете в Интернете.

Беседовал Серафим Ореханов

www.pravkniga.ru