Страницы
— Ты, доченька, постой, помолись, сейчас читают шестопсалмие. Ходить по храму нельзя, вот закончит читать, начнут петь, тогда пойдешь и поставишь свечи.
Света зажала свечи в руке, встала около колонны и так стояла, прислушиваясь к словам читаемых молитв. Понять она их не смогла, так как читали на церковнославянском, но отдельные фразы, входя, помимо ее сознания, прямо в сердце, приносили некое умиротворение душе.
Когда закончили читать шестопсалмие, она пошла к заупокойному канону, зажгла сразу все шесть свечей и сказала: «За здравие Вячеслава и Марины», — затем затушила их и уже хотела поставить фитилями вниз на канонный столик, как учила ее колдунья, но что-то остановило ее. Хотя никого рядом с ней не было и можно было все сделать незаметно, но ее не покидало ощущение, что кто-то на нее смотрит. Женщина подняла голову и вздрогнула: на нее пристально глядел святой, написанный на колонне, что была как раз напротив. «Господи, — подумала она, — ну как он может смотреть, если нарисован?» Она обошла столик, на котором ставят свечи за упокой, и встала с другой стороны, так, чтобы колонна оказалась сбоку от нее. Но ощущение, что на нее смотрят, не пропало. Светлана подняла глаза и опять встретилась со взглядом того святого. Святой держал в одной руке меч, в другой — храм. Старец с иконы смотрел не то чтобы строго, но внимательно. Его взгляд как бы говорил: «Не делай этого. Не делай того, о чем будешь жалеть всю свою жизнь».
И она поняла, что не сможет сделать то, от чего ее предостерегает святой. Подойдя к иконе, зажгла все свечи, поставила их о здравии за Славу и свою соперницу Марину и, заплакав, выбежала из церкви. Когда она пришла домой, на душе было легче оттого, что она не послушалась колдуньи.
Через два дня, возвращаясь с работы домой, Светлана заметила, что в ее почтовом ящике что-то белеет. Открыв ящик, обнаружила там шесть обожженных свечей и листок белой бумаги, посередине которого стояло только одно слово, отпечатанное жирным курсивом: «Поставь!»
Женщина в страхе разорвала записку и, смяв свечи в большой комок, кинула их в мусоропровод. Когда на следующий день она пришла с работы, то старалась не смотреть в сторону почтового ящика, а сразу поднялась к себе в квартиру. Рядом с ее дверью лежал восковой шарик, скатанный из церковной свечи, из которого торчал клок волос. Приглядевшись внимательно, женщина, к своему ужасу, увидела, что это ее волосы. Светлана отшвырнула шарик ногой и, вбежав в квартиру, разрыдалась. Затем стала сквозь всхлипы набирать номер телефона подруги Татьяны. Та приехала сразу.
— Не реви, — властно сказала она, — давай все по порядку.
Выслушав Светлану, констатировала:
— Ну и вляпалась же ты, Светка! Я думаю, что ты попала на колдунью, которая занимается черной магией, а надо было идти к знахарке, которая занимается белой. Тебе понятно?
— Непонятно, — замотала головой Светлана, — какая разница, черная или белая магия?
— Какая же ты, Светка, бестолковая! Черная — это злая магия, а белая — добрая магия.
— Ты знаешь, Таня, я понимаю, когда есть белое пальто, а когда — черное пальто. На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет. Но между двумя этими пальто нет никакой разницы, кроме цвета. Служат они для одного и того же — прикрыть тело от холода. Не пойду я больше ни к каким магам и колдунам.
— Дуреха ты, Светка, сравнила пальто и магию. Тебя же теперь эта Клара не отпустит. Надо клин клином вышибать. Пойдем к одной знахарке, она белой магией занимается, одними молитвами лечит, и порчу, и сглаз снимает.
Светлана вспомнила, каких страхов она натерпелась за последние дни, и поняла: надо что-то делать. Подумав немного, она согласилась: «Хорошо, пойдем».
Татьяна привела ее в частный сектор. Они подошли к домику из красного кирпича и позвонили. Калитку открыл мужчина средних лет, чуть лысоватый, его взгляд настороженно изучал Светлану и ее подругу.
— Вы к кому?
— К Елизавете Петровне, мы по рекомендации Юлии Гавриловны, — ответила бойко Татьяна.
— Тогда проходите, — взгляд мужчины сразу потеплел.
Света с Татьяной прошли в чистенький уютный домик, предварительно разувшись на пороге. В горнице, куда их провел мужчина, сидела за столом пожилая женщина в косынке и раскладывала на белой скатерти карты. Когда подруги зашли, она, улыбаясь, устремилась им навстречу.
— А я карты раскинула, вижу, две дамы: одна — червовая, другая — трефовая. Значит, у одной сердечные дела, а у другой, трефовой, — переживательные за червовую даму.
— Правда Ваша, — сказала Татьяна, — надо помочь моей подруге.
— Помогу, помогу, голубушка. Что сама не смогу, то карты подскажут. Первый прием у меня пятьсот рублей, зато остальные — по двести пятьдесят. Бесплатно не могу, нынче жизнь дорогая. А мне еще налоги платить.
— Кому же Вы платите налоги? — удивилась Татьяна. — Государству, что ли?
— Зачем — государству, и без него есть кому собирать. Ну, давайте посмотрим, — перетасовав колоду, она стала раскладывать карты и, проделав с ними какие-то манипуляции, покачала головой. — Да, плохи Ваши дела, видите, Вас преследует пиковая дама, бойтесь ее, она может здорово Вам навредить, если уже не навредила. Как Вы думаете, кто это?
— Это, наверное, та, из салона красоты, — вставила Татьяна, — Кларой ее зовут.
— Так Вы знакомы с Кларой Негодиной?
— Да, я у нее была, но не выполнила то, что она мне говорила, и теперь меня эта Клара преследует, потому и пришли к Вам. Вы же мне поможете? — с надеждой в голосе спросила Светлана.
После этих слов Елизавета Петровна помрачнела: