Из цикла «Ехидные сказки»

Начинается сказка сказываться… Да не простая сказка, а православная.

В некотором царстве, в некотором государстве, а именно в том, в котором мы живем, жила одна бабушка. Между прочим — православная детская писательница. И была у нее любимая внученька. Вот укладывает бабушка свою внученьку спать-почивать…

— Бабушка, расскажи сказочку. — просит девочка.

— Какую такую сказочку? — настораживается бабушка, вспоминая «Положение о рецензировании разных видов изданий» Издательского Совета РПЦ… В самом деле, ведь православному ребенку не всякую сказочку рассказывать дозволяется, а только душеполезную, православную.

— Про Колобка-а… — сонно тянет внучка.

— Что ты, что ты… то есть, Господи, спаси-помилуй. — пугается бабушка, истово осеняя себя крестным знамением. — Про Колобка нельзя. Колобок не православный. Издательский Совет не благословляет. Лучше я тебе расскажу про… просфору.

…Жил-был батюшка, отец Иоанн. Такой благостный, такой молитвенный, что прямо, как Ангел Божий, только что без крылышек. Вот раз призвал он к себе просфорню, инокиню Марфу, да и говорит ей:

— Испеки-ка мне, матушка, просфор. Хочу завтра Литургию служить.

Поклонилась ему инокиня Марфа в пояс и смиренно промолвила:

— Благословите, батюшка!

— Бог благословит! — ответил отец Иоанн инокине. И пошла матушка Марфа исполнять святое послушание: печь просфоры для завтрашней Литургии.

Вот пришла она в просфорню. Перво-наперво помолилась, сто земных поклончиков перед «Хлебенным» образом Божией Матери положила. Потом восковой свечкой, от лампадки затепленной, русскую печь разожгла. Тесто для просфор на святой воде замесила, а пекла их с Иисусовой молитвой на устах. На славу удались просфоры. Вот что значит батюшкино благословение! А, как испеклись они, сложила их матушка Марфа в корзину и отнесла в Божий храм, к батюшке Иоанну.

Одну из тех просфор дал отец Иоанн Дарье-псаломщице за то, что прочла она в тот день третий, шестый и девятый часы без единой ошибки… Положила Дарья просфору в чистый мешочек домотканого холста, на котором крестиком был вышит Честной Животворящий Крест. А мешочек сунула в карман своего сарафана. Там просфора и прослушала всю службу: и что певчие пели, и как регент Диодор Борисович им тон задавал, и о чем отец Иоанн проповедь говорил. А говорил он о том, как сказал Господь Своим ученикам: «шедше, научите вся языцы»… (Мф. 28, 19). И надумала просфора отправиться в мир, дабы всем, во грехах погибающим, истину и благочестие проповедать. Ибо «обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак. 5, 20).

Вот, как закончилась служба, отправилась псаломщица Дарья домой. Да по дороге встретилась ей благочестивая прихожанка старица Ольга, и повели они душеспасительную беседу, зело пространную, как то у женщин в обычае ведется. Тем временем просфора выскочила из Дарьина мешочка, выкатилась из Дарьина кармана, да и покатилась по дорожке. Поди догони!
Катится она, катится, а навстречу ей — скок-поскок! — серый заинька. Увидел просфору и аж подпрыгнул от радости:

— Привет, Колобок! Сколько лет, сколько зим тебя не видал!

— Ты что, косой, совсем окосел? — обиделась просфора. — Какой я тебе колобок?

— Так кто ж ты тогда будешь? — спрашивает заинька. — Зверь али птица, али какое чудо заморское?

А просфора ему в ответ:

— Я просфора, просфора,
Я из церкви ушла,
Я от батюшки ушла,
Я от матушки ушла,
Я от регента ушла,
И от Дарьи ушла…

— А зачем ты это сделала? — удивился заинька.

— Чтобы тебя, косого-лопоухого, благочестию научить! — отвечает просфора.

— А что я должен делать? — опять спрашивает заинька.

— Перво-наперво, не бегать, не прыгать неподобно, аки козля, а ходить чинно и смиренно, уставив очи долу. — говорит просфора. — По чужим огородам не бегать, капусту-морковку оттуда не таскать, а то, что прежде было украдено, вернуть хозяевам сторицей и перед ними слезно покаяться и попросить прощения…И впредь жить паинькой…

— Нет, такая жизнь не по мне! — отвечает заинька. — Ску-учно так жить… Так что катись-ка ты, просфора, своей дорогой. А я, пожалуй, к деду Макару на огород наведаюсь. Что-то мне после твоих речей захотелось морковочки погрызть…

— Ну и скачи, куда хочешь, грешник нераскаянный! — обиделась просфора. — Только помяни мое слово: допрыгаешься… до огня гееннского!

Только заинька тех грозных слов уже не услышал: поскакал к деду Макару на огород за морковкой. А просфора дальше покатилась. Катится, катится, а навстречу ей — ежик, колюч от головы до ножек. Увидел просфору, обрадовался:

— Здравствуй, Колобок! Давненько я тебя не видал…

Обиделась просфора. В самом деле, сколько можно ее, просфору, с благословения батюшки испеченную, на святой воде замешанную, целую обедню в храме пробывшую, за какого-то там не православного колобка принимать?

— Какой я тебе колобок? — говорит она ежику. — Ты что, никогда православных не видал? К твоему сведению…

Я просфора, просфора,
Я из церкви ушла,
Я от батюшки ушла,
И от матушки ушла,
Я от регента ушла,
И от Дарьи ушла,
И от зайца ушла…

— А зачем же ты от них ушла? — спрашивает ежик.

— Чтоб тебя, колючего, благочестию научить! — отвечает просфора.

— И что я должен делать? — полюбопытствовал ежик.

— Перво-наперво покаяться в злобе и гордыне. — говорит просфора. — Иголки свои повыдергать и стать белым и пушистым. А затем поспешить в храм, пока к вечерне не зазвонили…

Призадумался ежик.

— Так-то оно так…в храм… Только вот скажи мне: отчего ты сама не в храм, а из храма катишься?

— Да как ты смеешь меня осуждать? — вскинулась просфора. — Да кто ты такой? Сразу видно, что не православный…

— А я и в самом деле не православный. — признался ежик. — Я же не человек, а ежик… Но я знаю и почитаю Того, Кто меня сотворил. И каждый день Его славлю. А еще год назад я со своим другом Богомолом в Оптину пустынь ходил…

— Нашел наставника! — вскинулась просфора. — Мало ли сейчас псевдостарцев развелось? Да кто он такой, этот твой Богомол? Разве Богомол — это христианское имя? В святцах такого нет… Этот Богомол, поди, и в церковь не ходит! Зато я — прямиком оттуда… Да только, видно, правду говорят: не мечите бисер перед свиньями… Что ж, катись своей дорогой, колючий…только помяни мое слово — докатишься!

Ничего ей ежик не ответил — только свернулся клубочком да ощетинился иголками — поди тронь! А просфора дальше покатилась. Катится-катится, а навстречу ей — лисичка-сестричка. Увидела она просфору, принюхалась-облизнулась и спрашивает:

— Ой, да кто же это такой хорошенький? Да кто ж это такой пухленький? Да кто ж это такой сладенький?..

Обрадовалась просфора, что наконец-то встретился ей некто понятливый: не спутал ее с не православным колобком.

Подбоченилась она и говорит лисе:

Я просфора, просфора,
Я из церкви ушла,
Я от батюшки ушла,
Я от матушки ушла,
Я от регента ушла,
И от Дарьи ушла,
И от зайца ушла,
И от ежика ушла…

— Ах, сколько же вы всего повидали! — умилилась лисичка. — Какие же вы мудрые! И куда же, позвольте спросить, вы направляетесь?

— К тебе! — говорит просфора. — Чтобы тебя, плутовку рыжехвостую, благочестию научить!

— Ой, как это интересно! — оживилась лиса. — Значит, вы станете моей наставницей! Ах, как я этому рада! И-и…что я должна делать?

— Перво-наперво кур-гусей у мужиков не таскать! — отвечает просфора. — Ибо это грех против восьмой заповеди: «Не укради».

Тут лиса как запричитает:

— Да разве ж я знала, что это грех? Да разве ж меня учили, как жить по правде? Вот спасибо, что ты мне глаза открыла… И чтобы я отныне: хоть курочку, хоть гусочку…ни-ни…вот не сойти мне с этого места… только травкой буду питаться да свои грехи оплакивать… Только, сделай милость, сядь мне на верхнюю губу, чтобы я твои речи лучше слышать могла. Видишь ли, на ухо я малость туговата…

Подпрыгнула просфора и села лисице на верхнюю губу. И ну ее дальше благочестию учить:

— …А то, что прежде тобой украдено было, должна ты сей же час хозяевам вернуть сторицей и чистосердечно перед ними покаяться…

— Ох, верну! — клянется лиса. — Непременно верну! Все сделаю, как ты скажешь! А теперь, яви милость, сядь мне на язычок. Ибо мне твои мудрые наставления слаще меда и сота…

Села просфора лисе на язычок, а та ее — хам! — и съела!

…Сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок: никогда не уходи из Церкви на страну далече. Даже с такой благой целью, как проповедь благочестия. Ибо вне Церкви — нет спасения.