В Обском доме престарелых лежала слепая бабушка, Таисия Гавриловна Хмелинина. Она регулярно причащалась, и мы общались. Как-то раз она рассказала удивительное. В ее селе советская власть храм закрыла, батюшку куда-то увезли, но богослужебные книги были спасены. Церковный староста Алексей Арефьевич их где-то схоронил.

Сельчанам храма не хватало, и написали они письмо Сталину, мы-де люди уже старые, помирать скоро, дозвольте нам, дорогой Иосиф Виссарионович, самим в церкви молиться. На удивление, им разрешили. Как раз приближалась Пасха 1941-го года. Храм почистили-помыли, Алексей Арефьевич принес книги, и вечером Великой Субботы верующие собрались в церкви. Между прочим, неверы тоже не спали, почти все село гуляло. Только начали читать, как вдруг в окне храма вспыхнул яркий-яркий свет. Народ ахнул: «Жгут нас, горим!» Но Алексей Арефьевич громко сказал: «Спокойно, православные, спокойно. Сейчас выйдем, посмотрим, кто нам окошко осветил.» Выходят, видят, от храма к опушке леса идет мальчик в белой-белой одежде. И гулявшие тоже смотрят. Дошел он до опушки, и его охватило пламя. («А какого размера?», — не выдерживаю я.) Да с копешку сена. И в этом пламени он стал возноситься на небо. Так и вознесся. Что тут началось! Верующие на колени упали, бабы заголосили, коммунисты партбилеты рвать стали, сам председатель порвал и сказал: «Пусть меня хоть посадят, но как можно после такого в Бога не верить, когда мы все своими глазами видели!». А Алексей Арефьевич сказал: «Не к добру это Божие видение. Будет война.».