Желание уединения и чувство одиночества — спутники моей жизни. Порой эти два состояния переходят из одного в другое, порой взаимодополняют или взаимозаменяют друг друга. Иногда они мучают меня, иногда — приносят упокоение.

Я не очень общительный человек. Нет, я люблю людей, люблю общение, добрые разговоры, люблю открывать для себя в другом человеке что-то новое, что-то близкое, что-то родное или, наоборот, узнавать в собеседнике что-то совершенно отличное от моего мира. Я люблю разговоры по душам, лицом к лицу с одним или парой друзей. Но от множества людей я устаю. Устаю от множества слов. От пустых бесед или от навязчивых исповедей. В большой компании я обычно теряюсь, ухожу в уголок, одним словом — я прячусь.

Ещё я люблю быть одной. Вернее, одиночное времяпровождение не тяготит меня. Более того порой мне необходимо побыть наедине с собой и я ищу уединения. Уединение помогает мне собраться с мыслями, прийти в себя, успокоиться, обратиться к Богу.

Однако бывают и такие моменты, когда меня начинает грызть одиночество. Это чувство или даже состояние оставленности, иногда — непонимания, холода. Иногда — какой-то безмерной ответственности, неразделимой ни с кем. Иногда — болезненное состояние приунылой души.

Друзья, семья, дети, забота о ком-то, милосердие не всегда спасают от этого чувства. Даже порой одиночество, испытанное в материнстве мучительнее (по крайней мере, для меня), потому что, во-первых, его нельзя оправдать своим положением, а во-вторых — больше груз ответственности и меньше возможности принять и пережить это состояние наедине с собой.

Недавно я читала один очерк об иконе Входа Господня в Иерусалим. И посреди прочитанного меня удивила мысль, высказанная вскользь автором. В воскресение Своего торжественного въезда в Иерусалим Христос был одинок. Христос — одинок!

Я стала думать об одиночестве Богочеловека. Я стала читать и перечитывать Евангелие и поняла, что ведь, правда, одиночество, как и моменты уединения, сопутствовали жизни Христа. Он, Бог и человек, родился в заброшенной пещере, и потом долго жил среди людей, но неузнанный людьми как Сын Божий. К тридцати годам Он ушел в пустынь, где сорок дней провел в наедине с Собой, пока Его там не стал искушать диавол. Во время Своего служения людям Христос довольно часто Сам искал места для уединения, а к началу Своего Крестного пути, все чаще испытывал настоящее чувство одиночества. Одиночества от непонимания людей, от бремени, ложившегося на Его плечи от греха людского, одиночество от знания предательства учеников и предстоящих Ему Страданиях. А в момент смерти Он испытал даже одиночество от Богооставленности.

Христос пил Чашу одиночества без уныния, без злости, без показной грусти и тоски. Он, порой, бывал резок, особенно с близкими учениками, потому что всегда говорил и творил только Правду, но людям — обычным людям, обращающимся к Нему за помощью, Он всегда помогал. И даже, когда в редкие минуты уединения, к Нему набегала толпа, Он выходил к народу и снова исцелял, проповедовал, учил. Он не гнал от Себя. Не жалел Себя. Не противился желанию людей быть с Ним рядом. Не гнушался людей. И не осуждал. Да, Он испытывал чувство, наверное, близкое к досаде, при виде, что ученики заснули, когда Он просил их бодрствовать в Гефсиманском Саду, (а ведь именно в тот момент чувство одиночества мучило Христа, и близость учеников и их поддержка были необходимы Богу), но Он не упрекнул их, не обиделся, не прогнал от Себя. Он всегда относился с терпением к немощам людским. С терпением и милосердием.

Христос был одинок. Одинок в Своей жизни, а когда Его распяли, градус Его одиночества был настолько велик, что вряд ли кто из людей когда-то испытывал подобное в жизни. Что наше саможаление с Его предстоянием наедине пред смертью?

Мысли об одиночестве Христа приводят меня в ужас и трепет. Но и вселяют надежду. Упование. Бог знает, что такое одиночество. Он его испытал в полной мере. И Своим примером Он показал нам, как можно достойно переносить это состояние. А значит, с Ним мы, да что тут — я сама — могу пережить и вынести из одиночества хоть малую толику для своей души. И не сломаться от его гнета.