ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О том, как была поделена Римская империя
Кумиром моих школьных лет был император Диоклетиан. Вот кто стал для меня настоящим божеством!
Заметив где-нибудь статую с его изображением, я бежал к ней с такой прытью, как не всегда спешил к родному отцу.
Перед изваянием Диоклетиана в нашем домашнем ларарии, я произнес все свои детские клятвы, и не раз украдкой целовал край его каменной тоги.
Цезарь Гай Аврелий Валерий Диоклетиан Август… Даже само имя казалось мне похожим на какое-то грозное заклинание. И больше всего на свете я желал бы повторить его судьбу.
Никому не известный солдат Диокл из местечка Диоклеи стал императором великой Римской империи! Первые годы своего правления Диоклетиан провел в пограничных войнах, что принесло ему новое победное имя: «Германский Великолепный».
Впрочем, довольно скоро он понял, что не в силах в одиночку контролировать и расчищать от врагов огромные территории империи. И тогда Диоклетиан провозгласил соправителем своего боевого товарища — Максимиана Геркула.
Сначала он дал Максимиану титул цезаря, а после успешного подавления им крестьянского восстания в Галлии — более высокий титул августа Италии и Африки, даровав равные с собой права. Теперь в стране стало два августа, хотя Диоклетиан все же считался старшим.
К этому времени я уже сменил своих деревянных солдатиков на самодельные военные карты, и часами разглядывал разделенную на две части империю. Воображая себя императором, я по своему усмотрению передвигал западные и восточные границы, придумывал названия новым городам, собирал налоги, прокладывал дороги, и не забывал из медных пуговиц чеканить монеты со своим изображением.
А, узнав, что у Диоклетиана есть дочь, я то и дело, спасал её из рук воображаемых дикарей, рискуя жизнью. После чего, разумеется, она становилась моей женой.
Теперь я более внимательно прислушивался к разговорам взрослых, особенно если они касались политики.
«Даже орех нужно с опаской колоть на две половинки, — осторожно высказался как-то за столом наш сосед Руфиний. — А то как бы ядро ненароком не выскочило…»
И я догадался, что он имел в виду вовсе не орех, а поделенную на две части империю.
Мне исполнилось двенадцать лет, когда в империи произошло новое разделение.
Диоклетиан учредил тетрархию — власть четырех, провозгласив цезарями двух полководцев. Отныне они находились в подчинении августов, считаясь их младшими соправителями и преемниками власти.
Одним из цезарей стал племянник Диоклетиана по имени Галерий, которого старший август предварительно усыновил. Когда-то великий Цезарь тоже так поступил со своим внучатым племянником — будущим императором Августом, установив преемственность власти через усыновление. И вдруг Диоклетиан решил стряхнуть вековую пыль с давно забытых законов.
Вторым цезарем был провозглашен успешный полководец Констанций Хлор — его выдвинула сама армия. К этому времени он уже одержал множество побед над пиктами и алеманами, и ему по праву достались в управление расчищенные им от варваров западные римские провинции — Британия, Испания и наша Галлия.
Но для всех нас стало неожиданностью, когда западный цезарь пожелал сделать своей резиденцией Треверы, разместив здесь также и монетный двор.
Таким образом, наш город по воле Фортуны становился столичным.
«Я покинул столицу, но Рим сам ко мне пришел», — эту поговорку в Треверах до сих пор приписывают Корнелию Римлянину, хотя при мне он никогда не изрекал ничего подобного.
В те дни отец выглядел помолодевшим и полным воодушевления, потому что ему сразу прибавилось работы. Он бегал по городу в развевающейся на ветру тоге, и нигде не могли обойтись без него.
Члены городского совета теперь заседали до глубокой ночи: ведь надо было утвердить множество новых порядков.
Отныне все указы в государстве должны издаваться от лица четырех императоров — но как это будет выглядеть на деле? Нужно ли во время императорских жертвоприношений в храмах выставлять изображения всех четырех правителей, или только старшего августа? И справятся ли со своей работой чеканщики, которым теперь придется размещать на монете сразу четыре профиля?
Под утро новые указы вывешивались на стенах базилик, и возле них все время толпился народ. Люди пытались понять главное: куда ведут все эти перемены? К лучшему, или к худшему?
— … И все-таки страна — не пирог, который можно разделить на части и всем досыта наесться, — задумчиво произнес как-то за обедом отец, глядя на яблочный пирог с корицей — Как бы такая дележка не привела к гражданской войне. Ведь у каждого из четырех императоров есть законные наследники, и всем этим василевсам тоже когда-нибудь захочется сладкого пирога…
Наверное, именно тогда я услышал впервые это слово — василевс.
В прежние времена так называли царей, которые получали власть по наследству. И сын вольноотпущенника Диоклетиан вдруг вдохнул в него новую жизнь.
Все свободное от школьных занятий время я проводил на ипподроме или стадионе, тренируя свое тело. Многие уже могли позавидовать моей силе и выносливости, а в метании дротиков мне вообще не было равных. Это легкое двухметровое копье с острым наконечником во время состязаний словно становилось моей третьей рукой.
Я заплакал только один раз, да и то от разочарования, узнав, что для укрепления родства Диоклетиан выдал свою единственную дочь замуж за цезаря Галерия. Мою воображаемую возлюбленную теперь звали Валерией Галерией. И она без всякой моей помощи стала женой цезаря. Что же тут хорошего?
На самом деле, просто пришло время прощаться с моими детскими мечтами.